355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Черненок » Последствия неустранимы » Текст книги (страница 2)
Последствия неустранимы
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 02:00

Текст книги "Последствия неустранимы"


Автор книги: Михаил Черненок



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

3. Редкий случай

Выходной день для сотрудников уголовного розыска – понятие относительное. Несмотря на воскресенье, Антон Бирюков пришел в РОВД с самого утра. Вскоре стали подходить другие участники следственно-оперативной группы. Собрались в кабинете подполковника Гладышева. Последним явился судебно-медицинский эксперт. Вид у него был усталый, словно он не спал всю ночь. Поздоровавшись, Медников передал прокурору заполненный на машинке стандартный бланк и грузно опустился на стул рядом с Бирюковым.

– Чем порадуешь, эскулап? – спросил Антон.

Борис вздохнул:

– Радости нет. Пришлось приглашать на помощь специалистов из Новосибирска, чтобы срочно сделать химическое исследование. Случай крайне редкий, почти уникальный… Отравление гранозаном.

– Гранозаном?.. Которым предпосевную обработку семян проводят?

– Угадал, сыщик.

– Это точно?

– Как в аптеке на весах.

Подполковник Гладышев сосредоточенно нахмурился:

– Расскажи, Боря, подробнее. Что это за штука, гранозан?

– Ртутьорганический препарат против грибковых и бактериальных болезней растений. В чистом виде – белое кристаллическое вещество со специфическим запахом. Выпускается обычно подкрашенным дустом. Среднесуточная гигиеническая норма в атмосферном воздухе не должна превышать одну десятитысячную миллиграмма на кубический метр… – Медников сделал паузу, встретился с подполковником взглядом и добавил: – А кушать гранозанчик, Николай Сергеевич, категорически запрещено – помереть можно.

– Каким образом Головчанский его «скушал»?

– С коньячком-с… Судя по наличию в желудке потерпевшего алкоголя и ртути, яд был растворен в коньяке, а товарищ Головчанский неосторожно изволил тот коньяк выпить. Происшедшие в организме тяжелые изменения позволяют сделать вывод: доза яда была значительна и смерть наступила в считанные минуты. Случилось это вчера, между шестью и семью часами утра.

– По-твоему, можно предполагать, что Головчанский выпил отравленный коньяк на даче Туманова и там же скончался?

– Не исключено.

Следователь Лимакин недоверчиво проговорил:

– Куда в таком случае коньячная бутылка исчезла?..

– По бутылкам я не специалист, – буркнул Медников.

Лимакин повернулся к эксперту-криминалисту Семенову:

– Мы ведь все закутки и даже овощные грядки на даче обшарили…

– Ключа там не нашли? – спросил Бирюков.

– Нет… Не могла же бутылка испариться. Значит, кто-то унес ее…

– Шерше ля фам, – опять пробурчал Медников.

– Что, что, Боря? – недослышал Лимакин.

– Как говорят французы – ищите женщину.

– По неприбранной постели на месте обнаружения трупа судишь?

– Постель – пустое место. На правом плече потерпевшего сохранился характерный синячок, вроде бы от крепкого поцелуя.

Прокурор передал медицинское заключение подполковнику Гладышеву:

– Придется возбуждать уголовное дело и раскрывать преступление.

Подполковник быстро прочитал машинописный текст, положил листок на стол перед собою и обвел взглядом присутствующих.

– Наверное, надо обсудить вопрос, чем мы располагаем на сегодняшний день, и прикинуть версии, которые следует отработать в первую очередь?..

– Надо бы, Николай Сергеевич, попытаться найти чемодан, с которым, по словам Олега Туманова, Головчанский хотел ехать в отпуск, – сказал Бирюков.

– Разумное предложение, – согласился Гладышев. – Где, по-твоему, его искать?

– Логически рассуждая, если Головчанский решил отложить отъезд, допустим, до утренней электрички, то самым удобным для него было – оставить вещи в вокзальной камере хранения.

– Правильно! – поддержал Бирюкова следователь Лимакин. – Дома, во всяком случае, Александр Васильевич не появлялся. Вчера, вернувшись с происшествия, я разговаривал по телефону с его женой. Она уверена, что муж уже отдыхает в Крыму. Кстати, любопытная деталь – жене, как и Олегу Туманову, Головчанский сказал, что вылет из Новосибирска в субботу утренним рейсом. На самом деле авиабилет у него был на субботний вечерний рейс. Значит, ехать в Новосибирск в пятницу Головчанскому крайней необходимости не было… – Лимакин чуть помолчал. – Мне думается, Александр Васильевич не случайно обманул жену и своего шофера. Он заранее планировал заночевать в райцентре и, видимо, с любовницей…

Гладышев задумался:

– Мне казалось, что Головчанский не ловелас.

Следователь быстро достал из портфеля обнаруженные в карманах пиджака Головчанского брелок с золотистой русалкой и авторучку, в прозрачном корпусе которой потягивалась обнаженная красотка.

– Видите?.. Судя по этим вещицам, их владелец был неравнодушен к женским прелестям.

– Возможно… – Гладышев посмотрел на Антона. – Кому из оперативников поручим поиск чемодана?

– Славе Голубеву.

Подполковник по селектору передал распоряжение дежурному. Возобновляя прерванный разговор, обратился к капитану Семенову:

– Что эксперт-криминалист скажет?

– Ничего.

– Даже отпечатков… – Гладышев пошевелил пальцами, – на крышке кухонного стола не осталось?

– На дактилопленку удалось снять единственный отпечаток правой ладони потерпевшего. И тот несколько смазан. Все другие отпечатки со стола стерты.

– Ну а общее впечатление?

– Преступление совершено предусмотрительным человеком.

– Наверняка этот человек – женщина! – громко сказал Лимакин.

Борис Медников, усмехнувшись, ткнул локтем в бок Бирюкова:

– Подбросил я следователю версию… – И заговорил серьезно: – Нельзя, друг мой Петя, безоговорочно брать на вооружение крылатую французскую фразу насчет женщины. Головчанский перед отъездом мог целоваться с законной супругой…

Разговор невольно переключился на чету Головчанских.

…Александр Васильевич приехал работать в райцентр с дипломом инженера-строителя сразу после окончания института. За каких-то шесть-семь лет он уверенно прошагал служебную лестницу от начинающего мастера до начальника крупнейшей в районе строительной ПМК. К моменту смерти это был физически крепкий тридцатипятилетний мужчина: обаятельный в общении со всеми людьми, любящий острую шутку, часто подтрунивающий над собой и никогда не обижающийся на справедливую критику. В случае же несправедливости умел дать достойный отпор. Возглавив Сельстрой в ту пору, когда ПМК еле-еле сводила концы с концами, Головчанский быстро сумел вывести «фирму» из прорыва в число передовых организаций района, что убедительно говорило о его незаурядных способностях руководителя.

Приехав в район, Головчанский вскоре женился. Прокурору и подполковнику Гладышеву приходилось встречаться с четой Головчанских на официальных праздничных торжествах, поэтому оба они были знакомы и с женой Александра Васильевича. Софья Георгиевна Головчанская была полной противоположностью мужу. Невзрачная с виду – кожа да кости, – она постоянно маялась какими-то болезнями, а на ее худом продолговатом лице держалась вымученная, неестественная улыбка.

– На месте Головчанского я отбил бы супругу у личного шофера, – неожиданно сказал Борис Медников.

Бирюков посмотрел на судмедэксперта:

– Ты знаешь Надю Туманову?

– Она в хирургическом отделении сестричкой работает. Премиленькая хохотушка.

– А в ее поведении за последнее время заметных изменений не произошло?

– Чего ей меняться?

– Олег сказал, что Надя на третьем месяце беременности…

– Эка невидаль для молодой замужней женщины!

– Меня интересует: происходят ли в этот период беременности какие-либо серьезные изменения в женском организме?

– Женись – мигом узнаешь все изменения.

– Давай серьезно, Боря. Я почему этот разговор завел… Вчера, когда мы с Олегом заявились к нему домой, Надя в обморок упала. Может это случиться от какого-то психического расстройства, связанного с беременностью?

– При трехмесячной беременности психовать еще рано.

– Боря, а по каким каналам преступник мог раздобыть гранозан? – спросил следователь.

Медников пожал плечами:

– Его в любом колхозе и совхозе, когда Сельхозхимия ведет предпосевное протравливание семян, без всяких каналов хоть пруд пруди. К сведению, ушлые огородники всяческими неправдами умудряются доставать гранозан и тоже применяют его, чтобы овощи лучше росли.

– Хочешь сказать, и в кооперативе «Иня» этот ядовитый препарат мог запросто оказаться?

– Почему бы нет…

Следователь поморщился:

– Загадал Александр Васильевич нам загадку…

Подполковник Гладышев еще раз пробежал взглядом заключение медицинской экспертизы, задумался:

– Что-то не могу припомнить случая, чтобы до Головчанского в нашем районе умирали от гранозана.

Медников повернулся к нему:

– Смертельный исход от этого ядохимиката наблюдается крайне редко.

– Умышленное отравление?

– Не берусь утверждать…

Зазвонил телефон. Голубев доложил подполковнику, что чемодан Головчанского обнаружен в ячейке номер 18, закрытой кодом В-319, автоматической камеры хранения ручного багажа на железнодорожном вокзале. Софья Георгиевна Головчанская в присутствии понятых уверенно опознала не только чемодан, но и находящиеся в нем вещи.


4. Крутой разговор

В понедельник Антон Бирюков начал рабочий день с посещения конторы ПМК Сельстрой. О смерти Александра Васильевича Головчанского, как выяснилось, здесь уже знал чуть ли не каждый сотрудник. Сохранить тайну столь серьезного происшествия в небольшом городке оказалось практически невозможным.

В роскошном кабинете с табличкой «Начальник ПМК» Бирюкова принял молодой полнолицый главный инженер, исполняющий обязанности руководителя организации. О своем бывшем начальнике он сразу заговорил в превосходной степени: «Прекраснейший человек был! Талантливейший строитель! Умел выполнять производственные задания в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях. Бескорыстно внедрил в производство уйму всяческих рацпредложений. С подчиненными жил душа в душу, но трудовую дисциплину в коллективе держал на уровне. Его слово для рабочих было законом…»

Когда же Антон поинтересовался, на каких условиях работает в ПМК наемная бригада Хачика Алексаняна, главный инженер с внезапной озабоченностью принялся перебирать на столе бумаги, как будто хотел найти в них что-то позарез нужное.

– Откровенно говоря, к этой бригаде лично я не имею ни малейшего отношения, – неожиданно сказал он.

– Как же так? – возразил Бирюков. – Насколько известно, должностная инструкция предписывает главному инженеру командовать производством. Вы непосредственно отвечаете за расход фонда заработной платы и, следовательно, обязаны контролировать работу всех бригад.

– Жизнь часто не укладывается в рамки инструкций. У меня чрезвычайно большая нагрузка. Вдобавок, нынче с самой весны зашились на вводном животноводческом комплексе в совхозе «Победитель». Ну прямо не передохнуть… – Главный инженер наконец бросил перебирать бумаги. – Поэтому Александр Васильевич взял строительство дома, где занята бригада Алексаняна, под свой контроль. Не могу же я не доверять начальнику ПМК. Правильно?..

– Неужто даже об условиях, на каких нанята бригада, Головчанский вам не сказал?

– Ни слова не говорил.

– Странно…

– Как вам сказать… В строительных делах много странного.

– Вы не присутствовали в пятницу при разговоре Головчанского с представителем Облсельстроя?

– Нет, в пятницу я весь день находился в «Победителе»… Собственно, представитель еще не уехал от нас, пригласить?..

– Пригласите.

Главный инженер через секретаря передал распоряжение. Очень скоро в кабинет без стука вошел солидный высоколобый мужчина лет под пятьдесят.

– Глеб Гаврилович Русаков, начальник отдела труда и заработной платы областного управления, – представился он Антону. – Кстати, ваш земляк, уроженец села Заречного.

– Назар Гаврилович кем вам доводится? – чуть подумав, спросил Антон.

– Родным старшим братом. Знаете его?

– В прошлом году довелось познакомиться.

– Наверное, когда магазин в Заречном обворовали?

– Да.

– Рассказывал Назар, как по бездумью какого-то паренька чуть жизни не лишился. – Русаков передвинул поудобнее стул, спокойно уселся и, облокотясь на стол, сказал: – Понимаю, что не ради прошлогоднего случая меня пригласили. Чем могу быть полезен уголовному розыску?

– Расскажите, Глеб Гаврилович, о чем вы говорили с Головчанским в пятницу, – попросил Антон.

– Крутой разговор у нас состоялся… – Русаков потер ладонью подбородок и повернулся к главному инженеру. – Позови Окунева. Иван Иванович был свидетелем того разговора, может уточнить, если я что-то запамятовал.

– Окунев – начальник нашего отдела труда и зарплаты, – пояснил главный инженер и коротко бросил заглянувшей в кабинет белокурой секретарше: – Ивана Ивановича – срочно!

Сутулый Окунев появился на пороге кабинета бесшумно. Перед собою он держал, как щит, потертую кожаную папку. Тихо поздоровался и с виноватым видом, будто предчувствуя нахлобучку, сел поодаль от Русакова. Русаков сразу заговорил:

– Хотя и неловко вспоминать о мертвом с негативной стороны, но приходится… Очень крутой разговор состоялся у меня в пятницу с Головчанским. Соль вот в чем… ПМК строит для своих рабочих восьмиквартирный дом. Головчанский заключил договор с наемной бригадой, установив заработную плату в тридцать тысяч рублей. Мы знаем, что наемным бригадам часто переплачивают, но тридцать тысяч за восьмиквартирный дом – это, извините меня, не лезет ни в какие ворота. Я приказал Головчанскому ликвидировать прежний договор с Алексаняном и пересчитать все по расценкам с аккордно-премиальной доплатой в сорок процентов, плюс премия за ввод, плюс премия по хозрасчету. Признаюсь, такие условия слишком щедрые, но и то… сумма зарплаты оказалась меньше двадцати пяти тысяч. Таким образом, более пяти тысяч рублей Головчанский хотел выплатить Алексаняну, мягко говоря, ни за что. Вот об этом я и сказал Головчанскому. Более того, спросил прямолинейно: «Не греешь ли ты, Александр Васильевич, на этом доме собственные руки?» Головчанский вспылил, но, когда я намекнул, что дело пахнет вмешательством ОБХСС и прокуратуры, стал оправдываться, как нашкодивший ребенок… – Русаков сурово глянул на Окунева: – Так, Иван Иванович, было?

Окунев угодливо кивнул:

– Все правильно, Глеб Гаврилыч.

– Разве Головчанский вправе был заключать договор на явно завышенную сумму? – спросил Антон.

Русаков указал пальцем на съежившегося Окунева:

– Вот кто первый должен был одернуть его!

Окунев виновато кашлянул:

– Я ведь объяснял, Глеб Гаврилыч, что когда Александр Василич приказал мне набрать Алексаняну тридцать тысяч по зарплате, я возражал: «Тридцать – много». Он не посчитался с моим возражением, сказал: «Дом по плану нынче не вводный. Надо вводить, чтобы поселить людей. Своими силами строить – пять лет проваландаемся, армяне же за сезон сделают. Когда введем дом – фонд зарплаты Обсельстрой добавит, никуда не денется».

– Почему о таком купеческом растранжиривании государственных средств не сообщил мне?! – повысил голос Русаков.

– Я ведь объяснял, Глеб Гаврилыч, что год до пенсии остался. Не рискнул напоследок вступать в конфликт с Александром Василичем.

– Прикажу полностью лишить тебя премиальных – забудешь про пенсию!

– Воля ваша…

– Моя воля – государственную копейку беречь! Кстати, и тебе следует этим заниматься, пока работаешь, а не о пенсии думать.

В разговор вклинился главный инженер:

– Не в собственный же карман хотел положить эти пять тысяч Головчанский…

Русакова словно укололи:

– Серьезно?! Ты, главный инженер, искренне веришь в то, что руководитель предприятия бескорыстно выкидывает псу под хвост такую кругленькую сумму?..

Полное лицо главного инженера порозовело:

– Алексаняну не жалко переплатить – строит добротно.

– Клуб в Березовке он строил в прошлом году?

– Кажется, он.

– Не кажется, а точно – он! Сколько там перерасходовали по зарплате?.. Забыл?.. Подскажу: пятнадцать тысяч! Я специально вчера и позавчера объехал с Окуневым все ваши стройки. Ой, лихо разбазариваете деньги! Ой, разбазариваете… – Русаков сокрушенно покачал головой. – И вот еще что я заметил. Алексанян у вас окопался крепко, третий год по весне, как грач, сюда прилетает из теплого края. И каждый объект у него с перерасходом зарплаты в пять, десять, пятнадцать тысяч. Представляешь, сколько он из ПМК дармовых денег высосал?..

– Не забывайте, Глеб Гаврилович, что Алексанян и материалы сам добывает, которых у нас нет, – робко проговорил главный инженер.

Русаков поморщился:

– Не ищи лазейки. Уж кому-кому, а мне не заливай про белого бычка. Нашли добытчика – Алексаняна! Этот добытчик, будет тебе известно, уже посадил одного нашего начальника ПМК на восемь лет с конфискацией имущества. Сам выкрутился, доказал на суде, что взятки у него вымогали. Теперь здесь золотую жилу откопал. Я не случайно восьмиквартирным домом заинтересовался. Как увидел в договоре фамилию «Алексанян», мигом сердце екнуло… – Русаков внезапно обратился к Антону: – Председатель березовского колхоза Игнат Матвеевич – ваш однофамилец или родня?

– Это мой отец.

– Да?.. Тем лучше – у него можете уточнить. Знаете, что Игнат Матвеевич мне рассказал? Мало того, что Головчанский переплатил Алексаняну пятнадцать тысяч по зарплате, он еще и у колхоза три с половиной тысячи выцыганил, вроде как поощрение наемной бригаде за досрочный ввод клуба в эксплуатацию. Впечатляющие цифры!.. – Русаков задумался и понизил голос: – С Головчанского теперь, как говорится, взятки гладки, но Алексаняна надо потрясти. Я, например, не удивлюсь, если окажется, что этот шабашник – основной виновник смерти Александра Васильевича. По-моему, чего-то они не поделили между собой.

– Ясно, Глеб Гаврилович, чего: зарплату ведь по дому при пересчете на пять тысяч урезали, – вставил Окунев.

– А сколько всего этот дом стоит? – спросил Антон.

– Сто пятнадцать тысяч.

Главный инженер посмотрел на часы:

– Ух, времечко куда ускакало! Извините, мне надо срочно ехать в «Победитель» – там областная комиссия на комплексе должна собраться…

– Поезжай, – устало сказал Русаков и перевел взгляд на Окунева: – Ты, Иван Иванович, тоже делом займись. К концу дня – кровь из носа – закончи подробную справку по вводным объектам. И запомни: без очковтирательства!..

Едва только главный инженер и Окунев вышли из кабинета, Русаков словно обмяк. Лицо его сделалось грустным. Тыльной стороной ладони он потер высокий выпуклый лоб, виновато глянул Антону в глаза и заговорил:

– Сгустил я краски, рассказывая о Головчанском. В целях профилактики хотел припугнуть главного инженера, чтобы не вздумал по традиции разбазаривать фонд зарплаты, да, кажется, увлекся…

– Хотелось бы, Глеб Гаврилович, знать истинное лицо Головчанского, без «профилактических целей», – заметил Антон.

– Понимаю…

Русаков вздохнул и заговорил без начальственного апломба: спокойно, рассудительно. И сразу в представлении Антона начал складываться иной образ бывшего начальника ПМК – деятельного, эрудированного и грамотного инженера, умеющего ладить с подчиненными. Вот только не нравилось Русакову, что в последние годы Александр Васильевич увлекся наемными бригадами, хотя особо предосудительного в этом как будто и не было. Строят такие бригады, как правило, быстро и добросовестно. Иными словами, переплачивая порою шабашникам в зарплате, ПМК выигрывает на досрочном вводе объектов в эксплуатацию, а это при современном размахе строительства – немаловажный положительный фактор.

– Выходит, наемные бригады – не столь уж плохое дело? – спросил Антон.

– В принципе – да. Шабашники часто нас выручают. Но и подводят тоже нередко, поскольку их деятельность, говоря спортивным языком, постоянно на грани фола. Тут и завышенные объемы, и приписки. Подобные факты порой приводят нечистоплотных на руку людишек к взяточничеству и хищениям.

– Это вы и имели в виду, когда говорили, будто Алексанян с Головчанским что-то не поделили?

– Сказать-то такое сказал, да вот пораскинул умом и засомневался. Признаюсь, в начальники ПМК Головчанский вышел по моей протекции. Я постоянно к нему приглядывался, сурово распекал за малейшие производственные грешки, но никогда не замечал за Александром Васильевичем корыстных нарушений. Не мог же он так маскироваться…

Антон решил досконально выяснить, как формируются и работают наемные бригады. Русаков прекрасно знал «систему шабашников». Сколачивает такое добровольное объединение пройдоха-бригадир, который умеет и выгодный договорчик заключить со строительной организацией и при необходимости различными плутовскими махинациями раздобыть для стройки недостающие материалы. Он же подбирает людей в бригаду. Берет обычно пять-шесть человек с высокой квалификацией, а остальных – случайно подвернувшихся, для черновой работы: землю копать, стройматериалы подносить, бетонный раствор приготовить и так далее и тому подобное.

– Словом, «бичи» делают самую грязную и малооплачиваемую работу, – с усмешкой сказал Русаков.

– Как им платят?

– Зарплата каждому из наемной бригады начисляется согласно тарифам и отработанному времени по табелю. Потом бригадир распределяет общую сумму между шабашниками в соответствии с предварительной договоренностью.

– Почему бы не выдавать им деньги в кассе? Каждому, персонально…

– После первой же подобной выдачи развалится вся бригада. Тут весь секрет заключается в чистоплотности бригадира. У нас есть стабильные наемные бригады, работающие добросовестно на протяжении многих лет, но попадают и хапуги типа Алексаняна.

Антон поинтересовался, когда и какую сумму получал последний раз в ПМК бригадир Алексанян. Приглашенная Русаковым кассир – худенькая, похожая на школьницу смуглянка – заявила, что на основании частично закрытого аккордного наряда в прошлую пятницу Алексаняну было выдано на бригаду пять тысяч рублей. По просьбе Антона она даже вспомнила, что большую часть этой суммы составляли сторублевые купюры, совершенно новенькие. В этот же день, по словам кассира, около трехсот пятидесяти рублей отпускных получил и Головчанский.

– Они вместе получали? – спросил Антон.

Кассир чуть задумалась:

– Нет. Александр Васильевич получил отпускные утром, как только я из банка приехала, а Хачик Алексанян – поздно вечером, перед самым концом рабочего дня.

Поблагодарив кассира за информацию, Бирюков заканчивал разговор с Русаковым наедине. После, так сказать, деловой части Антон поинтересовался у Глеба Гавриловича поведением Головчанского в быту и семейными отношениями. Русаков ничего определенного об этом не знал.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю