Текст книги "Белый снег России"
Автор книги: Михаил Вострышев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Александр Куприн
Белый снег России
Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
© Вострышев М.И., состав, предисловие, комментарии, 2020
© ООО «Русская книга», 2020
© ООО «Издательство Родина», 2020
Об авторе
Александр Иванович Куприн родился 26 августа (7 сентября) 1870 года в уездном городе Наровчате Пензенской губернии (в 1981 году в Наровчате открыли Дом-музей А.И. Куприна). Его отец Иван Иванович Куприн служил в чине коллежского регистратора письмоводителем в канцелярии мирового посредника, но 19 октября 1869 года по собственному прошению уволен в отставку без повышения в чине и без пенсии. Он скончался в возрасте 37 лет от холеры 22 августа 1871 года, когда Александру еще не исполнилось и года. Мать, Любовь Алексеевна, происходившая из древнего, но оскудевшего рода татарских князей Кулунчаковых, осталась почти без средств существования с двумя дочерями (десятилетней Софьей и семилетней Зинаидой) и годовалым сыном Сашей. В 1874 году она переехала с детьми в Москву, где вместе с сыном поселилась во Вдовьем доме в Кудрине (его атмосферу Куприн воспроизвел в рассказе «Святая ложь»), а дочерей устроила в казенные закрытые учебные заведения.
Куприн рассказывал своей первой жене: «Я очень рано привык к тому, что я некрасив. В гостях я постоянно слышал об этом от бонн, прислуги и старших детей. Так же очень рано я понял и то, что я беден. Мать шила мне костюмчики из своих старых юбок, шила она их неумело, и они безобразным мешком висели на мне. Притом она делала их еще и на вырост. Я казался в них неуклюжим и неловким. Дети недружелюбно критически осматривали меня. Бедность рано изощряет детскую наблюдательность. Каждый косой иронический взгляд меня болезненно колол. Я стыдился своего платья, своей наружности».
С лета 1876 года Александр воспитывался в Александровском сиротском училище (Разумовский пансион). Тридцать лет спустя он напишет: «Там классные дамы, озлобленные девы, все страдавшие флюсом, насаждали в нас почтение к благодетельному начальству, взаимное подглядывание и наушничество, зависть к любимчикам и – главное – тишайшее поведение».
В августе 1880 года он выдержал экзамен и поступил во Вторую московскую военную гимназию. Два года спустя она была преобразована в кадетский корпус, по окончанию которого Александр в начале сентября 1888 года был направлен для продолжения обучения в московское Третье Александровское военное училище.
С детских лет Куприн имел характер энергичного и предприимчивого лидера, обладал силой воображения и фантазии. Он рано проявил интерес к художественной литературе, начал сочинять стихи, в 19 лет стал автором первого опубликованного рассказа «Последний дебют» («Русский сатирический листок», 3 декабря 1889 года). Его сюжетом послужил известный факт самоубийства провинциальной актрисы Е.П. Кадминой. Публикация повлекла за собой наказание гауптвахтой, поскольку учащиеся не имели права самовольно сотрудничать с печатными изданиями. Но азарт к литературному творчеству теперь уже невозможно было остановить.
Окончив Александровское училище в августе 1890 году, юнкер Куприн был произведен в подпоручики и начал военную службу в 46-м пехотном Днепровском полку, расположенном в городке Проскурове Подольской губернии, неподалеку от границы с Австрией. Солдатская муштра, офицерские попойки и полное отсутствие духовной жизни в захолустье могли породить только уныние. Вместо привычной в училище жизни в коллективе, среди товарищей, наступает одиночество. Отрадой было лишь то, что Куприн продолжает писать и публиковать рассказы, посвященные, главным образом, армейскому быту. Летом 1893 года в журнале «Русское богатство» появилась его первая повесть «Впотьмах» – своеобразный гимн пессимизму, безверию в возможность существование счастливой жизни. Любовь оказалась лишь выдумкой, и ее итог – нервное истощение.
Тем же летом 1893 года Куприн приехал в Петербург поступать в Академию Генерального штаба, но экзамена не сдал. Надежды на скорую и блистательную военную карьеру исчезли. Позже Куприн любил рассказывать, что его не приняли в академию из-за драки с полицейскими чинами, учиненной им по дороге в Петербург – в Киеве. Скорее всего, он лукавил.
Летом 1894 года в чине поручика 24-летний Куприн вышел в отставку. На первых порах он поселился в Киеве, публикует мелкие заметки и рассказы не только в киевской прессе, но и в газетах Житомира, Самары, Ростова-на-Дону, Новочеркасска, Одессы – городах, которые часто посещает. Не получив никакой гражданской профессии, он зарабатывает на жизнь, временно устраиваясь грузчиком, кладовщиком, лесным объездчиком, землемером, корректором, псаломщиком, даже попытался освоить профессию зубного врача. Обладая удивительной наблюдательностью и отличной памятью, он впитывает в себя уникальные знания об особенностях профессий и психологии людей, что послужило источником дальнейшего творчества.
Правда, эмигрантский писатель Марк Алданов (кстати, в жизни редко встречавшийся с Куприным) считал утверждение, что Александр Иванович подрабатывал физическим трудом, «развесистой клюквой», уверяя, что он зарабатывал на жизнь исключительно литературной работой. Во всяком случае, Куприн пишет много, но за гроши, и часто разъезжает по России. Из-за недостатка культуры и литературных навыков его очерки и рассказы нередко оказываются традиционной душещипательной мелодрамой, изобилующей газетными штампами. В 1901 году он сам высмеял свое раннее творчество в очерке «По заказу».
Хотя Куприну и не хватало культуры, но у него был особый талант. Д.Н. Мамин-Сибиряк говорил: «А вот Куприн. Почему он большой писатель? Да потому, что он – живой. Живой он, в каждой мелочи жизни. У него один маленький штришок – готово: вот он весь тут, Иван Иванович… Кстати, он, знаете, имеет привычку настоящим образом, по-собачьи, обнюхивать людей. Многие, в особенности дамы, обижаются. Господь с ними, если Куприну это нужно». Тоже подметила Н.А. Тэффи: «Вы обратите внимание, как он всегда принюхивается к людям! Потянет носом, и конец – знает, что это за человек». Надо заметить, что и в описаниях природы у Куприна на первом месте – запахи.
В последние годы XIX века Куприн часто меняет место своего жительства – Ялта, Одесса, Сумы, Таганрог, Москва, Коломна, село Луховицы Зарайского уезда Рязанской губернии, снова Ялта… Скитания приносят жизненный опыт, но отнюдь не материальное благополучие. Да и беллетристика отставного поручика далека от совершенства, в своем подавляющем большинстве это искусственные сюжеты, посвященные сумрачным болезненным «загадкам» жизни и смерти, в которых постоянно звучит надрывный пессимистический сентиментальный тон повествования. Такова и его книга «Миниатюры», изданная в Киеве в 1897 году. Гораздо удачнее оказался сборник очерков «Киевские типы» (1-е издание – Киев, 1896, 2-е издание – Петербург, 1902), в которых проявилось мастерство художественной типизации, изображены характерные черты городских жителей различных профессий.
Наиболее удачным произведением Куприна 1890-х годов называют повесть «Молох», напечатанной в декабрьской книжке журнала «Русское богатство» за 1896 год, где показана жизнь рабочих металлургического завода. В повести прозвучали острое недовольство автора социальной действительностью, поклонению золотому тельцу и пошлости современной цивилизации.
В конце 1890-х годов появляется и другая замечательная сторона таланта писателя – умение изображать величие дикой природы, ее благодатное воздействие на человека (повесть «Олеся», рассказы «В лесной глуши», «На глухарей»).
В мае 1897 года Куприн знакомится с И.А. Буниным, в 1900 году – с А.П. Чеховым, осенью в 1902 года – с М. Горьким. Бунин и Горький стали для него друзьями, Чехов – учителем.
В конце ноября 1901 года Куприн вместе с Буниным приехал в Петербург, где стал заведовать беллетристическим отделом популярного «Журнала для всех», затем перешел на ту же должность в журнал «Мир Божий». Как ни странно, в этом журнале с религиозным названием печатались, в основном, марксисты (социал-демократа), не верящие ни в бога, ни в черта..
В начале февраля 1902 года Куприн обвенчался с Марией Карловной Давыдовой, приемной дочерью владелицы журнала «Мир Божий» и покойного директора Петербургской консерватории. У них 3 января 1903 года родилась дочь Лидия. Семейная жизнь шла с переменным успехом – муж время от времени запивал, попадал в неприятные истории, а жена выручала его из полицейского участка и спасала от суда.
Журнальные иллюстраторы наперебой публиковали карикатуры на разгулявшегося Куприна, в петербургских салонах пересказывали стишок:
Водочка откупорена,
Плещется в графине.
Не позвать ли Куприна
По этой причине?
Но он умел не только прикладываться к водочке, но и работать. Куприн с 1902 года входит в круг литераторов издательства «Знание», где главной фигурой был М. Горький. Александр Иванович печатает в журналах свои рассказы и очерки, которые вызывают значительный интерес, как у читателей, так и у литературных критиков: «В цирке» (1902), «Болото» (1902), «Трус» (1903), «Белый пудель» (1904) и другие.
В 1900 году Куприн опубликовал автобиографическую повесть «На переломе (Кадеты)», написанную под впечатлением учебы в кадетском корпусе, в которой изобразил, как калечат детскую душу нравы военной школы.
Тема армейской провинциальной жизни была знакома Куприну лучше других. И он обличал во многих своих произведениях то плохое, что присутствовало в повседневном военном быту, особенно в глухом захолустье, где сам служил подпоручиком. Это ему злобно припомнили в эмиграции белогвардейские офицеры, ностальгически воспевавшие российские военные порядки накануне крушения монархии.
В 1904 году Куприн живет на даче в городке Балаклава под Севастополем. Он пишет жене: «Нигде во всей России, – а я порядочно ее изъездил по всем направлениям, – нигде я не слушал такой глубокой, полной, совершенной тишины, как в Балаклаве… Тишина не нарушается ни одним звуком человеческого жилья. Изредка, раз в минуту, едва расслышишь, как хлопнет маленькая волна о камень набережной. И этот одинокий мелодичный звук еще более углубляет, еще более настораживает тишину. Слышишь, как размеренными толчками шумит кровь у тебя в ушах. Скрипнула лодка на своем канате. И опять тихо. Чувствуешь, как ночь и молчание слились в одном черном объятии».
Куприн трудится здесь над очередным художественным произведением. Правда, его «стиль работы» резко отличается от литературного труда большинства талантливых писателей. Ф.Ф. Фидлер, встретивший его в Балаклаве 26 ноября 1904 года, записал свои впечатления:
«На мой вопрос, чем он занимается, Куприн ответил:
– Пью, развратничаю, пишу.
– Как же ты можешь при этом писать?
– Могу! Обливаюсь холодной водой и пишу. Сейчас пишу повесть – ого! Когда она появится, это будет для публики как винт в задницу. Четыре листа готовы[1]1
Лист составлял 16 книжных страниц.
[Закрыть], осталось написать еще шесть. Я напишу их здесь.
– А долго ты здесь пробудешь?
– Еще месяц!
– Ты хочешь написать за месяц шесть листов?
– Я могу писать по листу в день».
Продолжением цикла произведений из военного быта стала написанная, в основном, в Балаклаве и опубликованная в мае 1905 года в шестой книге сборника «Знание» повесть «Поединок», основанная на воспоминаниях автора о своей службе в 46-м Днепровском полку. В ней чувствуется сильное влияние на автора М. Горькому, которому и было посвящено произведение. Оно было встречено читателями как злободневная публицистика, бичующая современное государственное устройство, отчего и стала популярной в объятой революцией России. Автор напихал в нее все модные течения своего времени – толстовство, анархизм, ницшеанство, эсеровщину. Известность Куприна резко взметнулась вверх.
Теперь он все чаще пишет статьи – отклики на текущие политические события первой русской революции и ее последствий. Появляются также благосклонно принятые читателями и критиками рассказы «Штабс-капитан Рыбников» (1906), «Река жизни» (1907), «Гамбринус» (1907).
В 1905 году писатель поддержал восстание лейтенанта Шмидта в Севастополе, с которым познакомился лично. На тот момент Куприн проживал в Балаклаве. Он активно выступал в поддержку восставших и даже помог скрыться от расправы матросам крейсера «Очаков». После выхода очерка Куприна «Севастопольские события» командующий Черноморским флотом и портов Черного моря вице-адмирал Г.П. Чухнин отдал приказ о выселении революционно настроенного писателя из пределов Севастопольского градоначальства и заведении на него уголовного дела.
В конце декабря 1905 года Куприн вернулся в Петербург. Корней Чуковский, посетивший его с целью выпросить статью для своего сатирического журнала «Сигнал», вспоминал: «Куприн мне очень понравился. Так как он пьянствует, то жена поселила его не в своей квартире, а в другой – специально для этой цели предназначенной. В особнячке, куда можно пройти через кухню Марьи Карловны. Там – обрюзгший, жирный, хрипящий – живет этот великий человек, получая из хозяйской кухни – чай, обед, ужин».
Несколько по-иному Корней Иванович описал Куприна в воспоминаниях для широкого читателя: «В то время Александр Иванович производил впечатление человека даже чрезмерно здорового: шея у него была бычья, грудь и спина – как у грузчика; коренастый, широкоплечий, он легко поднимал за переднюю ножку очень тяжелое старинное кресло. Ни галстук, ни интеллигентский пиджак не шли к его мускулистой фигуре: в пиджаке он был похож на кузнеца, вырядившего по случаю праздника. Лицо у него было широкое, нос как будто чуть-чуть перебитый, глаза узкие, спокойные, вечно прищуренные – неутомимые и хваткие глаза, впитывавшие в себя всякую мелочь окружающий жизни».
В январе 1907 году Куприн отправился «подлечить нервы», а скорее спрятаться от собутыльников, в Финляндию. Здесь он прочитал десять томов Дюма-отца и семь томов Гюго и написал лишь путевые заметки «Немножко о Финляндии». Сопровождала 36-летнего писателя в поездке 25-летняя Лиза Гейнрих, младшая сестра гражданской жены писателя Д.Н. Мамина-Сибиряка.
Вернувшись в феврале 1907 года в Петербург, Куприн окончательно расстался с первой женой, да последние два-три года они и не жили вместе, окончательно рассорившись из-за бурных загулов мужа. В письме дочери Лидии в 1921 году Мария Карловна попыталась объяснить причину их семейного разлада: «Я очень любила твоего отца, Лидинька, и решиться разойтись с ним было очень трудно… Я порвала с ним, и это было лучше для нас обоих, потому что каждый устроил свою дальнейшую жизнь по-своему, и мы перестали, наконец, мучить друг друга с ожесточением, на которое способны только страстно любящие люди».
В марте 1907 года гражданской женой Куприна становится Елизавета Морицовна Гейнрих (любовный роман с ней начался еще летом 1906 года). В 1908 году у них родилась дочь Аксинья (Ксения), год спустя вторая – Зинаида. Через месяц после получения развода с первой женой, 16 августа 1909 года Александр Иванович и Елизавета Морицовна обвенчались. Однако и после развода Мария Карловна осталась другом писателя, и они не прекращали переписки даже после того, как он покинул родину, а она осталась в советской России.
На 70-м году жизни 14 июня1910 года скончалась мать Куприна (похоронена в Москве на Ваганьковском кладбище), женщина, по свидетельствам современников, энергичная и волевая, сумевшая, несмотря на собственную нищету, вырастить и дать образованием и дочерям, и сыну. Сын горевал об ее утрате и вспоминал, что она обладали редким «инстинктивным вкусом» и тонкой наблюдательностью. «Расскажешь ли, или прочтешь ей что-нибудь, она непременно выскажет свое мнение в метком, сильном, характерном слове. Откуда только она брала такие слова? Сколько раз я обкрадывал ее, вставляя в свои рассказы ее слова и выражения…»
Первой жене щедрый, но отнюдь не богатый Куприн оставил домик в Балаклаве и право на гонорары от всех своих произведений, написанных до 1907 года, когда они расстались. Сам же с молодой женой вел кочевой образ жизни, сменяя Петербург на Житомир, потом на Одессу, опять на Петербург. Но, в конце концов, переезды утомили, надо было остепениться…
Куприн часто летом подолгу гостил у своего товарища художника Павла Щербова в Гатчине. Этот городок под Петербургом ему нравился, и в мае 1911 года он покупает здесь на Елизаветинской улице в рассрочку на четыре года деревянный домик в пять комнат с земельным участком. Александр Иванович, считавший садоводство своим вторым призванием, с жадностью принялся благоустраивать дачный участок, копаться в земле. Позже он с гордостью рассказывал знакомым, сколько ежегодно собирает пудов картофеля, репы и «египетской свеклы» со своего огорода. Появились хозяйственные пристройки, развели гусей и кур.
Дочь Ксения вспоминала: «Летом отец часто уходил писать в сад, в самый тенистый уголок. Там густо росли деревья, тополя, ели, рябина, сирень. Посредине маленького пятачка стоял врытый в землю грибовидный стол из толстого сруба и полукруглая скамейка. Там, запасшись холодным квасом, отец часами просиживал вместе со своим стенографом Комаровым. В дождливую погоду они устраивались на террасе. Когда отец работал, весь дом замирал, кажется, даже собаки переставали лаять. Зимой он запирался в своем кабинете, где ходил взад и вперед по диагонали, из угла в угол, быстро диктуя. Он также любил работать ночью один за своим огромным письменным столом из белого ясеня»
Конечно, жизнелюбивый Куприн не забывал и развлечений. С местным священником отцом Александром нередко за полночь засиживался за преферансом, любил с удочкой уходить на целый день на речку, частенько пропускал несколько рюмочек водки в единственной местной харчевне вместе с ее хозяевами братьями Варевкиными, часами мог играть с многочисленными домашними животными – кошками, собаками и даже с курицами или козами, участвовал в гатчинских любительских спектаклях… Вдруг Куприну надоедала эта однообразная жизнь, тогда он срывался с места и пропадал неделю в чаду петербургской литературной и артистической богемы.
В Гатчине к Куприным часто заезжали гости – знакомые литераторы, архитекторы, художники. Один из них, поэт Саша Черный, вспоминал в 1926 году о празднование Пасхи в дореволюционной Гатчине у Куприна:
Из мглы всплывает ярко
Далекая весна:
Тишь Гатчинская парка
И домик Куприна.
Пасхальная неделя —
Беспечных дней кольцо.
Зеленый пух апреля,
Скрипучее крыльцо…
Нас встретил дом уютом
Веселых голосов
И пушечным салютом
Двух сенбернарских псов.
Хозяин в тюбетейке,
Приземистый, как дуб,
Подводит нас к индейке
Склонившей набок чуб…
Он сам похож на гостя
В своем жилье простом…
Какой-то дядя Костя
Бьет в клавиши перстом…
Гатчинский купринский дом 1913 года описал журналист Н.К. Вержбицкий: «В кабинете все просто и скромно. На окнах стоят цветы и висят лиловые занавески. Они придают комнате ласковое освещение. На сосновом, гладко выструганном простой плотницкой работы столе (Куприн всюду, где бы он ни жил, заказывал себе для работы такие “немудрящие”, простые, с тяжелыми верхними досками столы) – старинная фарфоровая чернильница, стопка книг, приготовленных для чтения, и справа – фотографический портрет с размашистой надписью внизу: “Александру Ивановичу Куприну – Лев Толстой”. По стенам развешены офорты и акварели – подарки знакомых художников… В углу купринского кабинета – украшенный резьбой оливковый ящик, где в виде небольшой библиотечки собраны переводы “Поединка” – по-испански, по-польски, по-итальянски, по-чешски, по-французски, по-английски, по-японски, по-немецки… всего около двадцати томиков. В специальном ящике у Куприна находятся “человеческие документы” – письма, на которые он всегда аккуратно отвечает, считая, что каждый писатель до тех пор нужен своей стране, пока с ним переписывается и о нем думает массовый читатель. Убранство кабинета дополняет большой темно-красный хоросанский ковер, разостланный на полу».
Нередким гостем в Гатчине была и дочь Александра Ивановича от первого брака Лида. Отец ее очень любил и переживал, когда она надолго пропадала. Отчим ее, Николай Иванович Иорданский, социал-демократ, примыкавший в дореволюционные годы сначала к меньшевикам, потом к большевикам, в 1923–1924 годах служил дипломатическим представителем СССР в Италии, затем до своей кончины в 1928 году работал в Госиздате. Лида скончалась в 1924 году, а мать ее Мария Карловна Куприна-Иорданская – в 1966 году…
В начале 1912 года Куприна посетило очередное горе – умерла от воспаления легких младшая дочь Зинаида. Вскоре после этого печального события (в апреле) Куприн с женой и четырехлетней дочерью Ксенией отравился в свое первое заграничное путешествие – на юг Франции и в Италию. Впечатления от четырехмесячного путешествия легли в основу путевых очерков «Лазурные берега». Приглашал их к себе на Капри и М. Горький, но они не смогли заехать, о чем Куприн сообщил ему письмом: «Дорогой Алексей Максимович! Верьте, не верьте, а я только потому не приехал к Вам, что у нас на троих было ровно два франка и 50 сант. Теперь дела поправились…»
Любитель всего необычного, отчаянного, Куприн вместе с летчиком Сергеем Уточкиным поднимается в небо на воздушном шаре, с борцом и летчиком Иваном Заикиным совершает полет на аэроплане, опускался также и как водолаз в глубины моря.
Творчество писателя становится все разнообразнее, он создает ряд высокохудожественных произведений. Среди них повести о романтической любви «Суламифь» (1908) и «Гранатовый браслет» (1911), очерки и рассказы о рыбаках, военных летчиках, путевые заметки, рассказы о животных, цикл лирико-философских миниатюр, напоминающих стихотворения в прозе. В новом для него жанре написана научно-фантастическая повесть «Жидкое солнце» (1913).
Долго и мучительно рождалась повесть «Яма» (первую часть он опубликовал в 1909 году, а заключительную – в 1915 году), в которой автор описывает жизнь провинциального публичного дома. Писатель стремился обратить внимание общества на язвы стремительно развивающейся проституции. «К сожалению, перо мое слабо, – признавался Куприн по окончанию работы над повестью, – я только пытался правильно осветить жизнь проституток и показать людям, что нельзя к ним относиться так, как относились до сих пор».
В 1912 году в издательстве А.Ф. Маркса выходит «Полное собрание сочинений» Куприна в восьми томах. Девятый том с окончанием «Ямы» вышел в 1915 году.
В начале 1-й мировой войны писатель занимает патриотическую позицию, В своем гатчинском доме Куприны открывают небольшой госпиталь на десять коек для раненых солдат. За ними ухаживала Елизавета Морицовна, семилетней Ксении тоже сшили платье сестры милосердия, и она приходила к солдатам рассказывать им сказки и играть с ними в шашки.
Куприн в очерке «О войне» описывает те же пороки у немцев, что в повести «Поединок» подметил десятью годами раньше у своих соотечественников: «Пропасть между прусским офицером и его солдатом стала огромной, и связи подчиненного с начальником в германской армии, кроме кулака, нет решительно никакой. Там офицерство обращается с солдатами, как со скотами…»
Куприн в октябре 1914 года возвращается в армию, некоторое время в Финляндии он командует ротой и занимается обучением ополченцев. В апреле 1915 года Александр Иванович попал в госпиталь из-за осложнений с сердцем и вскоре демобилизуется по состоянию здоровья. Он возвращается в Гатчину. Его не отпускают мысли о скорой победе русского духа над немецкой машиной: «Да, мы победим, и не потому только, что мы сильнее духом немцев, но оттого, что немцы сошли с ума и сохранили при этом логическое мышление, направленное исключительно на увеличение количества пушек и жертв. Писать об этой войне я не могу, ибо происходящее огромнее и неизмеримее всяких творческих вымыслов, и никакая писательская фантазия не сможет преодолеть той правды боевой, что происходит там…»
Из-за заражений тифом гатчинский лазарет пришлось закрыть на карантин, и больше он не возобновлял работу. Несмотря на тяготы войны, в 1916 году семья супруги Куприны вместе с дочкой побывали на Кавказе, где Александр Иванович выступал с патриотическими лекциями, перемежающимися с рассказами о русской литературе.
Февральскую революцию 1917 года Куприн приветствовал, хотя и с большим «но»… Его потряс своим безумием на фоне не прекращающейся войны с немцами Приказ № 1 Петросовета от 1 марта 1917 года о введение в армии выборных комитетов, равенстве прав нижних чинов и офицеров и ряд других «демократических реформ».
В течение нескольких месяцев он сотрудничает с петроградскими газетами «Свободная Россия», «Вольность», «Петроградский листок», симпатизируя политическим взглядам эсеров и гневно обличая произвол царского самодержавия. Одновременно заканчивает работу над повестью «Звезда Соломона», в которой творчески переработал классический сюжет о Фаусте и Мефистофеле, поднял вопрос о свободе воли и роли случая в человеческой судьбе.
Более сдержанно Куприн встретил Октябрьскую революцию. Написал даже статью в защиту младшего брата свергнутого императора Николая II, великого князя Михаила Александровича, в которой пытался доказать, что, в отличие от других великих князей, он – хороший человек, и у него отсутствуют наследственные черты характера царской династии Романовых. Следственная комиссия большевиков за «публичное восхваление личности Михаила Александровича» и подготовку почвы «для восстановления в России монархии» постановила привлечь Куприна к уголовной ответственности. У писателя 1 июля 1918 года был произведен обыск, и его заключили под стражу. Проведя двое суток в одиночной камере выборгской тюрьмы «Крест», он был оправдан Революционным трибуналом, заседавшим в бывшем дворце великого князя Николая Николаевича, как человек «абсолютно не верящий в восстановление монархии». В доказательство того, что его не зря выпустили, Куприн уже 8 июля в газете «Эра» публикует отклик на смерть убитого эсерами большевика Володарского, в котором уверяет, что он, Володарский, «твердо верил в то, что на его стороне – огромная и святая правда. Большевизм, в обнаженной основе своей, представляет бескорыстное, чистое, великое и неизбежное для человечества учение».
А жить в Гатчине становилось все тяжелее из-за своеволия красноармейских патрулей и наступающего голода. Да еще до писателя доходили слухи, что в этом безумие виноват больше всего он, автор повести «Поединок», пестовавший ненависть к славной российской императорской армии. Вот теперь и пожинает свои плоды.
Но положение Куприна было не совсем безнадежно. В организованном М. Горьким новом издательстве «безработному писателю» предлагают написать вступительную статью к собранию сочинений Дюма-отца. Куприн вспоминал: «Труд этот был бескорыстен. Что я мог бы получить за четыре печатных листа в издательстве “Всемирной литературы”? Ну, скажем, четыре тысячи керенками[2]2
Керенки — народное название денежных купюр, номинированных в золотых российских рублях, но не имевших реального золотого обеспечения. Выпускались Временным правительством России в 1917 г. и Госбанком РСФСР.
[Закрыть]. Но за такую сумму нельзя было достать даже фунт хлеба. Зато скажу с благодарностью, что писать эту статью… было для меня в те дни… и теплой радостью, и душевной укрепой».
По протекции М. Горького 25 декабря 1918 года Куприн вместе с журналистом М. Леонидовым (он же поэт Олег Шиманский) был принят в Кремле В.И. Лениным для обсуждения проекта издания газеты для крестьян «Земля». Куприн вспоминал об этой встрече, которая длилась всего несколько минут: «Просторный кабинет. Три черных кожаных кресла и огромный письменный стол, на котором соблюден чрезвычайный порядок. Из-за стола поднимается Ленин и делает навстречу несколько шагов. У него странная походка: он так переваливается с боку на бок, как будто хромает на обе ноги; так ходят кривоногие, прирожденные всадники. В то же время во всех его движениях есть что-то “облическое”, что-то крабье. Но эта наружная неуклюжесть не неприятна: такая же согласованная, ловкая неуклюжесть чувствуется в движениях некоторых зверей, например медведей и слонов. Он маленького роста, широкоплеч и сухощав. На нем скромный темно-синий костюм и очень опрятный, но не щегольской белый отложной мягкий воротничок, темный, узкий, длинный галстук. И весь он сразу производит впечатление телесной чистоты, свежести и, по-видимому, замечательного равновесия в сне и аппетите… Зрачки у Ленина точно проколы, сделанные тоненькой иголкой, и из них точно выскакивают синие искры. Он указывает на кресло, просит садиться, спрашивает, в чем дело. Разговор наш очень краток. Я говорю, что мне известно, как ему дорого время, и поэтому не буду утруждать его чтением проспекта будущей газеты: он сам пробежит его на досуге и скажет свое мнение. Но он все-таки наскоро перебрасывает листки рукописи, низко склоняясь к ним головой. Спрашивает, какой я фракции. “Никакой, начинаю дело по личному почину”. – “Так, – говорит он и отодвигает листки. – Я увижусь и переговорю с товарищами…” Все это занимает минуты три-четыре».
Из наивной затеи с новой газетой ничего не вышло из-за протеста председателя Моссовета Л.Б. Каменева. В субсидии, необходимой для издания газеты было отказано, а лично Куприну было предложено участвовать в еженедельнике «Красный пахарь». Огорченный, писатель от предложения отказался и покинул Москву.
Куприн яростно выступает против продразверстки, политики «военного коммунизма». Рассказ «Старость мира» (июль 1918 года) полон трагизма. Нет ничего хорошего в жизни, мир идет к вырождению цивилизации, неизвестно, что делать, как жить. По просьбе Федора Шаляпина для нового народного театра Куприн с подстрочника переводит «Дон Карлоса» Шиллера, но эта работа, отняла только время и оказалась никому не нужной. Завтрак, обед и ужин семьи Куприных теперь часто состоят лишь из сухарей и ключевой воды. Лето 1919 года ушло в уходе за огородом, который к осени дал неплохой урожай картофеля и капусты.
В середине октября 1919 года Гатчина, где жил Куприн, была занята войсками генерала от инфантерии Н.Н. Юденича, выступившего против большевиков. Куприн, как офицер запаса, был мобилизован в чине поручика в Северо-Западную армию и становится редактором газеты «Приневский край», издаваемой штабом этого белогвардейского войска. После неудачного наступления на Петроград армия Юденича в начале ноября 1919 года отступила на эстонскую территорию, и вместе с ней покинул Россию с женою и дочерью Куприн. В Ревеле (ныне Таллин) им удалось получить визу в Финляндию, и они отправились в ее столицу.
Полгода они прожили в Гельсингфорсе (ныне Хельсинки). Куприн в это время сотрудничал в издававшейся в столице Финляндии эмигрантской газете «Русская жизни» (позже – «Новая русская жизнь»). Секретарь газеты Юрий Григорков вспоминал: «Семья Куприных производила впечатление дружной и тесно сплоченной. Говорили, правда, что Куприн очень тяготился опекой над собою властолюбивой жены своей. Говорили, что он часто убегал из дому, пьянствовал и буйствовал, и что жена искала его тогда по разным притонам. Вероятно, что это так и было, но только в прежнее время, до революции. В мое время этого не было. Я работал с Куприным в течение года[3]3
На самом деле, в течение полугода.
[Закрыть], встречался с ним за это время ежедневно и ни разу не видел его пьяным».