Текст книги "Вся кремлевская рать. Краткая история современной России"

Автор книги: Михаил Зыгарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Военный император мира

2 ноября 2004 года в США прошли президентские выборы. Это случилось всего через три дня после первого тура выборов на Украине и за 20 дней до второго тура, который и положил начало выступлениям на Майдане. В резиденции американского посла в Москве Александра Вершбоу был прием. Мониторы показывали прямой эфир CNN, в большом зале были установлены картонные фигуры Джорджа Буша и Джона Керри, с которыми с удовольствием фотографировались гости. В ту пору на приемы в американское посольство приходили почти все московские селебрити, в том числе депутаты Госдумы и журналисты государственных каналов. Только через десять лет это станет абсолютным моветоном, а у входа гостей будут караулить корреспонденты все тех же государственных каналов с вопросом: «За сколько вы продались американцам?»

Но 2 ноября 2004 года в Спасо-хаусе собрался весь политологический бомонд, в том числе те, кто только что прилетел из Киева. Они гордо гуляли по залу, излучая полную уверенность в том, что кампания Януковича под их чутким руководством идет блестяще, дело почти сделано и их кандидат практически победил. Внук сталинского наркома иностранных дел Вячеслава Молотова, политолог Вячеслав Никонов, который спустя несколько лет возглавит фонд под названием «Русский мир» и станет депутатом Думы, потягивал виски и шутил про то, что вот, мол, какая в США нестабильность – в день выборов неясно, кто победит: Буш или Керри. Другое дело на Украине – заранее понятно, что выиграет наш, Янукович.

Эта бравада очень скоро рассеялась. Джордж Буш убедительно победил. Реальный расклад голосов был всего 51 % против 48 % в пользу республиканца, но на Кремль победа Буша произвела колоссальное впечатление. Он переизбрался на второй срок, а заодно получил полный контроль над обеими палатами конгресса. Он производил впечатление абсолютного хозяина всего мира, «военный император» – так называли его в Кремле.

Долгое время Джордж Буш был для Владимира Путина моделью идеального президента, считает Глеб Павловский: «сильный лидер, ломающий правила». Он относился к Бушу с завистью и уважением и в то же время со страхом.

В январе 2005 года в своей второй инаугурационной речи Буш заявил: «Политика Соединенных Штатов – искать и поддерживать ростки демократических движений и институтов в каждой стране и каждой культуре. Наша главнейшая цель – покончить с тиранией по всему миру». Это называлось «доктриной Буша» – новый для американской политики подход, при котором США фактически становились мировым жандармом, прикрываясь словами о борьбе за демократию и права человека.

«В Кремле было ощущение, что очень скоро мы увидим господина Буша в России, – была паническая реакция, – говорит Павловский, – это, конечно, была переоценка роли и значимости Джорджа Буша. У нас было полное ощущение, что Буш уже никуда не уйдет. Его избрали на второй срок, и теперь он навсегда. Во всем мире была тогда такая атмосфера, что это не казалось удивительным. Мы были уверены, что надо консолидироваться, укреплять силы, создавать актив, который будет противостоять их активу».

Но даже в такой ситуации Путин все еще надеялся на восстановление отношений с Джорджем Бушем. Ему нравился «военный император», он хотел бы установить честные партнерские отношения, обязательно равноправные. И очень обижался, что Буш не отвечал ему взаимностью. На двусторонних встречах президент США всякий раз убеждал его, что все хорошо. Но как только президенты расставались, опять что-то шло не так: революция на Украине, Иран, Ирак, американские разведчики на Кавказе или планы США по развертыванию ПРО в Европе. Поэтому на следующую встречу Путин приезжал с набором претензий: у него даже были заведены специальные карточки с перечнем всех упреков Джорджу Бушу. Во время откровенных переговоров он доставал шпаргалку и начинал выяснение отношений.

Традиционный набор аргументов Путина сводился к тому, что в международных отношениях Россия все время уступает. Путин первым поддержал Буша в его войне против мирового терроризма в 2001 году, тогда же Россия закрыла свои зарубежные базы – во Вьетнаме и на Кубе – как ненужные. Россия проглотила выход США из договора по ПРО и вторую волну расширения НАТО на Восток – альянс подошел к российским границам, когда в него в 2004 году вступили три бывшие советские республики, Эстония, Латвия и Литва.

В ответ Путин ждал знаков уважения, протянутой руки и взаимных уступок – но их не было. США не отменяли поправку Джексона – Вэника, введенную в 1974 году и ограничивающую торговлю с СССР до тех пор, пока Москва препятствует отъезду евреев в Израиль. Уже нет СССР, все евреи давно уехали, а многие даже вернулись, а поправка по-прежнему не отменена, злился Путин.

Следующими претензиями было нежелание Буша ратифицировать Договор об обычных вооружениях в Европе (ДОВСЕ), стремление развернуть противоракетную оборону в Европе (якобы против Ирана) и, наконец, перспектива включения в НАТО новых членов из числа бывших советских республик – на этот раз Грузии и Украины. Вместо благодарности за сотрудничество все, что слышит Путин, – это одни упреки: из-за свободы слова, дела ЮКОСа, Чечни и т. д.

Буш терпеливо выслушивал все это, но его советники негодовали. Они были убеждены, что Путин не имеет права вмешиваться в дела других государств, например Украины или Грузии, – пусть лучше сначала разберется у себя дома. Окружение Буша вовсе не разделяло симпатии своего президента к Путину.

60 лет без войны

Глеб Павловский рассказывает, что примерно до 2005 года в Кремле продолжали всерьез надеялись на приглашение в НАТО. И обсуждали, при каком раскладе это приглашение примут.

Еще до избрания президентом в феврале 2000 года, на первой же встрече с генсеком НАТО Джорджем Робертсоном Путин спросил: когда альянс планирует пригласить Россию вступить. Робертсон был совершенно не готов к такому повороту и ответил, что существует процедура – каждая страна, которая хочет присоединиться, должна подать заявку. Путин был обескуражен. Он был убежден, что Россия не должна подавать заявки и стоять в очереди – напротив, НАТО должно попросить Россию о присоединении.

Совет Россия – НАТО был создан еще в 2002 году, его придумал итальянский премьер Сильвио Берлускони как промежуточную ступень, предваряющую полноценное присоединение России к Североатлантическому альянсу. Ради реализации этой идеи Берлускони даже организовал роскошный саммит в Риме. С этого момента представитель России получал место за общим столом наряду с остальными членами. На закрытых встречах все время обсуждалось, как преодолеть последнее препятствие, какие условия должны быть выполнены, чтобы НАТО могло безбоязненно впустить Россию, а Россия чувствовала бы, что ее уважают и ценят по достоинству.

Присоединение к НАТО восточноевропейских стран, в том числе Прибалтики, о котором Путину сообщили постфактум, стало первой серьезной проблемой. «Цветные революции» стали второй. В 2005 году провозглашение доктрины Буша и превращение Кремля в осажденную крепость поставили крест на этих надеждах.

В апреле 2005 года Путин выступил с традиционным посланием к Федеральному собранию – эта речь была символичной. Самая яркая фраза, которую процитировали все мировые СМИ, прозвучала в самом начале: «Крушение Советского Союза стало крупнейшей геополитической катастрофой века». Впрочем, больше реваншизма и ностальгии в речи не было. Наоборот, Путин (очевидно, вслед за главным кремлевским идеологом Сурковым, готовившим речь) говорил о том, что Россия – европейская страна, европейские ценности для нее – это «определяющий ценностный ориентир», на протяжении 300 лет Россия «шла рука об руку с европейскими нациями», в том числе и в борьбе за права человека. Более того, Путин рассказывал унылым и скучающим чиновникам и депутатам, что, мол, «в наши планы не входит передача страны в руки неэффективной коррумпированной бюрократии», а «находиться в ответственном диалоге с обществом политически целесообразно».

«Для современной России ценности демократии не менее важны, чем стремление к экономическому успеху или социальному благополучию людей», – разъяснял он, добавляя, что «наши ценности определяют и наше стремление к росту государственной самостоятельности России, укреплению ее суверенитета». Именно после второй реплики скучающие чиновники в зале разразились аплодисментами[24]24
  Послание Федеральному Собранию Российской Федерации // Официальный сайт президента России, 25.04.2005.


[Закрыть].

Закончил свое послание Путин воспоминанием о Великой Отечественной войне – через месяц, в мае 2005 года, наступала 60-я годовщина Победы. Но все высказывания Путина были крайне скромными и вовсе не ура-патриотическими:

«Победа была достигнута не только силой оружия, но и силой духа всех народов, объединенных в то время в союзном государстве. Россия, связанная с бывшими республиками СССР, а ныне независимыми государствами, единством исторической судьбы, русским языком и великой культурой, не может оставаться в стороне от общего стремления к свободе.

Отстаивая российские внешнеполитические интересы, мы заинтересованы в развитии экономики и укреплении международного авторитета государств – наших ближайших соседей, заинтересованы в синхронизации темпов и параметров реформаторских процессов в России и государствах Содружества и готовы перенимать действительно полезный опыт наших соседей, а также делиться с ними своими идеями и своими результатами в работе».

Никаких аналогий между Великой Отечественной войной и современностью Путин не провел – странным образом они ни ему, ни Владиславу Суркову не приходили в голову.

60-летие Победы было для Путина важным испытанием. 9 Мая в постсоветской России осталось единственным советским праздником, который не только не умер (как главные праздники в СССР – 1 Мая, День трудящихся, или 7 Ноября, День революции), а наоборот, приобрел статус «святого». Кроме того, этот праздник символизировал решающую роль Советского Союза в победе над фашизмом, а значит, и уважение, которое должны испытывать все страны мира по отношению к России. (Спустя десять лет государственная пропаганда даже изобрела лозунг для этого праздника: «Помнит мир спасенный».) Для Путина особенно это было очень важным и своевременным: ему требовалось, чтобы зарубежные партнеры продемонстрировали максимум уважения ему и России в целом.

Перед глазами был пример Бориса Ельцина десятилетней давности: в 1995 году Россия переживала тяжелые времена, но 50-летие Победы отпраздновали с помпой. Специально к этому дню в Москве был построен новый мемориал – Поклонная гора, где и провели основные торжества (включая парад военной техники). На традиционном месте парадов, Красной площади, состоялась лишь первая, «историческая» часть парада: прошли колонны ветеранов (которых на тот момент оставалось в живых еще довольно много). В качестве почетных гостей на 9 Мая в Москву приехали все лидеры стран СНГ и почти все лидеры «Большой семерки», включая Билла Клинтона и Джона Мейджора, председателя КНР Цзян Цзэминя, генсека ООН Бутроса Гали.

Путин решил ничего специального к 60-летию не строить, а сосредоточиться на торжествах на Красной площади. Никакой современной военной техники не было – только ветераны. 2500 человек проехали по площади на военных грузовиках, еще столько же сидели на трибунах.

Что касается высоких гостей, то цель перещеголять 1995 год была достигнута. В Москве одновременно оказались более полусотни действующих и бывших президентов, премьер-министров и канцлеров, Генеральный секретарь ООН и генеральный директор ЮНЕСКО. Зарубежные гости, которые должны были приехать, чтобы продемонстрировать уважение, показали почти стопроцентную явку: вся «Восьмерка» была в сборе, кроме Тони Блэра. Бывший ближайший друг Путина просто не мог себе позволить приехать после недавнего скандала со «шпионским камнем» и публичным унижением британских дипломатов на российском телевидении.

Буш вел себя ровно так, как хотелось Путину: сидел рядом на трибуне, вставал под гимн, смахивал слезу при виде ветеранов, говорил проникновенные слова про вклад русского народа в общую победу. Но впечатление все равно было подпорчено. И дело даже не в том, что буквально накануне 9 мая группа конгрессменов внесла законопроект об исключении России из «Восьмерки» за систематические нарушения прав человека. На подобные выпады в Кремле привыкли не реагировать. Расстроил сам «друг Джордж».

По дороге в Москву он умудрился заехать на два дня в Ригу, да еще заявил там в телеинтервью, что собирается поднять перед Путиным вопрос о признании факта оккупации стран Балтии. А из Москвы (даже пропустив торжественный ужин в Кремле) отправился в Тбилиси, где его ждал по-настоящему исторический прием. На главной площади грузинской столицы Буша встречали 150 000 человек, размахивавшие американскими флажками – такой прием президент США мечтал бы видеть в Ираке, но этому не суждено было случиться. Выступая перед толпой, он назвал «революцию роз» торжеством демократии, а Грузию – «маяком свободы» на постсоветском пространстве и во всем мире. По окончании визита президент Михаил Саакашвили переименовал улицу, по которой ехал Джордж Буш из аэропорта, назвав ее именем американского президента.

Все это подтверждало вечные претензии Путина в адрес американцев: они все время лицемерят, в глаза говорят одно, а за глаза другое. Окончательно маски были сброшены год спустя, в мае 2006 года, когда вице-президент США Дик Чейни прилетел в Вильнюс, чтобы произнести там программную речь о демократии, свободе и неприятии российского авторитаризма. А оттуда он отправился в Казахстан, вести переговоры с авторитарным президентом Нурсултаном Назарбаевым, руководившим своей республикой на тот момент уже 16 лет, о будущем взаимодействии в нефтяной отрасли. Путина это и разозлило, и рассмешило: «Товарищ волк знает, кого кушать. Кушает и никого не слушает» – так отозвался он о прежних американских друзьях на следующей неделе.

Суверенная демократия

В своей борьбе против воображаемой «цветной революции» Сурков и его команда держали в голове вполне конкретную дату, на которую эта революция могла быть назначена, – 2008 год, окончание второго президентского срока Владимира Путина.

«В 2008 году мы либо сохраним суверенитет, либо будет внешнее управление», – говорил Сурков на партийном собрании в Красноярске. «Мы будем с “Единой Россией”, мы просим вас быть с нами, потому что будет борьба, даже не как в 1993 году», – пугал Сурков. В 1993 году в Москве шла настоящая гражданская война и танки расстреливали парламент. Аудитория не очень понимала, но чувствовала, что ситуация серьезная.

По конституции Путин не имел права выдвигаться президентом на третий срок. Это означало, что перед ним открывалось множество путей. Прежде всего он должен был решить, собирается ли остаться на своем посту на третий срок. Именно так сделали многие его коллеги из других стран СНГ.

К примеру, президент Белоруссии Александр Лукашенко (избранный впервые в 1994 году) в 1996 году изменил конституцию, поэтому с 2001 года тогда и начал новый отсчет своих президентских сроков. В 2004 году он провел референдум, отменивший ограничение сроков президентства. В 2006 году избрался на третий, а в 2010-м – на четвертый срок.

Президенты Казахстана и Узбекистана Нурсултан Назарбаев и Ислам Каримов поступали похожим образом: Назарбаев регулярно вводил конституционные поправки, продлевавшие его президентские сроки, а Каримов в середине нулевых просто перестал обращать внимание на конституционное ограничение и даже не потрудился сообщить, чем объясняется продление его полномочий.

Несмотря на такое количество примеров под боком, Путин вовсе не собирался становиться еще одним «последним диктатором Европы», как называла пресса Лукашенко. Как юристу Путину было очень важно, чтобы с правовой точки зрения все его действия выглядели безупречно. Несмотря на то что ближайшее окружение то и дело предлагало Путину задуматься о третьем сроке, он был тверд в мнении, что на третий срок ему идти не следует.

В оставшееся до очередных выборов время Путину предстояло определиться со сценарием передачи власти. Сценарии разрабатывал Сурков и приносил их шефу. Тот анализировал и ничего не отвечал, какой сценарий кажется ему наиболее удобным. Путин тянул с принятием решения.

Обязательным условием для спокойной передачи власти был послушный парламент, который в случае чего не станет поддерживать «цветную революцию». Для этого Сурков, во-первых, радикально изменил избирательную систему, а во-вторых, создал партию власти, которая смогла бы разрешить «проблему-2008» – так в Кремле называли предстоящие президентские выборы.

Важнейшим элементом «суверенной демократии» стало изменение избирательной системы. Во-первых, произошло резкое сокращение числа партий и ужесточение правил регистрации – по сути, только марионеточные партии, одобренные в администрации президента, получали возможность быть допущенными к выборам. Во-вторых, было решено, что отныне парламентские выборы будут проходить не по смешанной системе (половина – по пропорциональной системе, вторая половина – по мажоритарной, т. е. по одномандатным округам), а только по партийным спискам. Иначе говоря, независимые кандидаты, не входившие ни в одну из зарегистрированных партий, баллотироваться в парламент больше не смогут. Это отсекало от участия в выборах кандидатуры, не согласованные с Кремлем.

Новая избирательная система больше всего устраивала «Единую Россию» – творение Суркова, новую правящую партию, слепленную им из двух прежних заклятых врагов: пропутинского «Единства» и «Отечества – вся Россия» Примакова – Лужкова. В апреле 2005 года Сурков начал подготовку к предстоящим выборам. Превратить правящую партию «Единая Россия» из сборища безыдейных бюрократов во что-то более осмысленное оказалось намного сложнее, чем с нуля построить контрреволюционную молодежную организацию.

Сурков решил, что в партию надо привлечь как можно больше ярких личностей, более того, надо поощрять внутрипартийную дискуссию. Чтобы политический процесс происходил не в борьбе между партиями, а внутри правящей партии – примерно так, как была в течение многих десятилетий устроена политическая жизнь в Японии, где баталии разворачивались внутри Либерально-демократической партии.

С этой целью Сурков создал внутри партии два крыла: либеральное и консервативное. А также провел масштабную чистку в партийном руководстве. Из руководящих органов были изгнаны пожилые и малоэффективные выходцы из спецслужб, давно знакомые с Путиным. Вместо них Сурков расставил на ключевые посты лично им отобранных карьеристов. Они должны были сделать партию более управляемой – разумеется, им самим. На ключевую должность секретаря президиума генерального совета партии Сурков назначил Вячеслава Володина, тогдашнего вице-спикера Госдумы, а в прошлом руководителя фракции примаковского ОВР.

Вступая в должность нового руководителя партии, Володин провозгласил несколько принципов, которых намерен придерживаться в своей работе. В том числе такие: «единороссы – сторонники европейских ценностей», «либерализация партийной жизни», «развитие партийной дискуссии», «широкая разъяснительная работа с населением», «жесткая борьба с оппонентами, которые должны прекратить пудрить мозги гражданам». Тезисы абсолютно сурковские по духу.

По иронии судьбы именно Володин спустя шесть лет скинет своего патрона. Из своих тезисов он к тому моменту сохранит только последний: жесткую борьбу с оппонентами. С идеологическим наследием Суркова он поступит творчески: борьбу с внешним врагом (как эффективный и крайне популярный в народе способ консолидации сил) он возведет в абсолют, а с зачатками внутрипартийной дискуссии покончит навсегда. Более того, разовьет его идеи: все то, что Сурков тестировал на одних лишь «Наших», будет применено в национальном масштабе.

Глава 7
В которой помощник президента Игорь Шувалов придумывает, как сделать Россию империей

Игорь Шувалов производит впечатление «графа Шувалова». Среди путинских чиновников Шувалов довольно сильно отличается от всех – он как бы немного над и немного вне; оставаясь крайне лояльным шефу, он кажется человеком с особой миссией. Он, кажется, ощущает себя органичной частью власти: он мог бы занимать этот кабинет (не в Белом доме, так в другом месте) и 100 лет назад, и через 100 лет. Для Шувалова как будто бы нет никакой дилеммы, морально или нет то, что делает режим, может ли он еще отстаивать свои убеждения. Он не выбирал, быть или не быть путинским фельдмаршалом, – так решила судьба.

Вспоминая в разговоре Екатерину II или Александра II, он делает это так деловито и непринужденно, как будто говорит о коллегах или ближайших предшественниках, которые недавно покинули кормило власти, чтобы уступить ему место. Кстати, в разговоре он резко возражает, когда я называю его чиновником. «Я не чиновник. Я государственный деятель».

Среди журналистов существует шутка, что он вместе с Сечиным составляет пару «ангел – демон», сидящую на плечах Путина: мол, Игорь Иванович Шувалов дает хорошие советы, а Игорь Иванович Сечин – плохие. А еще есть такой анекдот. Будто бы Путин однажды попросил секретаря соединить его с Игорем Ивановичем. «С Шуваловым?» – переспросил секретарь. «Нет, с настоящим», – ответил Путин.

Как граф Шувалов, кстати, точно не настоящий – все потомки рода, который находился при власти, начиная с императрицы Елизаветы Петровны, эмигрировали после 1917 года. Он однофамилец.