Текст книги "Мелочи архи..., прото... и просто иерейской жизни"

Автор книги: Михаил Ардов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

На духу

Ну уж Бог с ней – такая она паче ума и естества многословная.

Н.Лесков. Заметки неизвестного

Надо сразу признаться, что в практике современной исповеди “многословие” явление сравнительно редкое, по большей части из теперешних верующих каждое слово приходится вытаскивать. (Исключение составляют образованные женщины, эти уж действительно вещают “паче ума и естества”.)

Для начала старинный церковный анекдот.Батюшка исповедует. Неподалеку от него стоит несколько женщин и один мужчина.Подходит очередная исповедница.Священник спрашивает:– Как ваше имя?– Катерина.– Е-катерина, – поправляет священник.Следующая к нему приближается.– Имя?– Лизавета.– Е-лизавета, – говорит священник.Подходит мужчина.– Как ваше имя?– Е-тит.

Вот самый распространенный вариант начала исповеди.Подходит к священнику женщина, улыбается во весь рот.– Батюшка, всеми грехами грешна...– Ну, а чего же ты улыбаешься? Ведь плакать надо...(Один священник на подобное заявление о “всех грехах” отвечал так:– А вот я тебе сейчас все какие только есть епитимьи назначу!)

А вот еще вариант.Женщина подходит, молчит.– Ну, – спрашиваешь, – грехи у тебя есть?– Нет, батюшка, никаких грехов у меня нет...Тогда я говорю:– Ну, раз нет грехов, тогда не нужно исповедоваться. Это ведь только для грешных людей...– Ну как же, батюшка?– А вот так же... Все мы, люди, до одного грешные, а ты только одна – без греха...– Нет, батюшка, есть грехи...– Ага. Значит – есть. Ну, вот теперь давай о них с тобой и поговорим...

Еще одна подходит. Начинает:– Живу одна. Абортов не делала, душ не губила, не воровала...Перебиваю:– Ты мне рассказывай не о том, чего ты не делала, а о том, что ты делала...

– А что я делала?– Сплетничала, ругалась, осуждала...– Ну, не без этого...

Часто вместо грехов начинают перечислять болезни.– Вот у меня операция была... Ногу я ломала...– Подожди, – говорю, – ты мне про грехи рассказывай... Может быть, у тебя на душе есть что-нибудь особенное?..– Вот, батюшка, живот у меня внизу очень болит... Там, наверно, у меня что-нибудь особенное...

Спрашиваешь:– Ну, как? Посты соблюдаешь?– Нет, – говорит, – батюшка, у меня зубы болят...

Подходит. Улыбается и молчит.Я говорю:– Ну, что ты улыбаешься?Она:– Я – такая...

Подходит мужчина.Спрашиваю:– Вы в Бога верите?– Верю. Конечно, верю. Ну, не так, конечно верю... Некоторые верят, ну, прям взахлеб...

Иногда выясняется поразительное невежество.Некий батюшка во время исповеди почувствовал, что прихожанка о христианстве имеет самое смутное понятие. Тогда он указал ей на лежащий на аналое Крест.– Вот посмотри сюда. Кто здесь распят?– Я, – отвечает, – батюшка, без очков. Не вижу...

Приходит на вид очень бойкая.– Как зовут? – спрашиваю– Святая великомученица Евдокия.– Что?! Какая же ты – великомученица?– Я, батюшка, всегда так про себя говорю: святая великомученица Евдокия...

Еще одна, остановила меня посреди храма.– Батюшка, мне с вами надо поговорить. Только долго.– Пожалуйста, говори. Я слушаю.– Батюшка, мне все время кажется, что я – т и г р а, и сына своего я хочу растерзать...– Так, – говорю, – а зовут тебя как?– Мария.– Хорошо, я за тебя помолюсь... Но ты на всякий случай еще сходи к психиатру...

Весьма трудно исповедовать современных детей – за редчайшими исключениями. Так внушаешь им необходимость быть добрыми и терпимыми...Протоиерей Борис Старк рассказал мне, как в Париже русский батюшка исповедовал ребенка из эмигрантской семьи.– Ты ни с кем не ссорился?– Нет.– Ты никого не обидел?– Нет.– И тебя никто не обидел?– Нет.– Ну, может быть, у тебя какая-нибудь неприятность была?– Лягушку видел...

Во многих церквях существует одна весьма сомнительная треба, так сказать, примыкающая к исповеди и даже ее заменяющая. В просторечии это именуется “Молитва от аборта”, а в требнике – “Молитва жене, егда извержет младенца” (то есть когда происходит непроизвольный выкидыш). По смыслу своему читаться эта молитва должна вовсе не в храме, а дома, у постели больной женщины. Однако же предприимчивые наши клирики читают ее не там, где положено, и не тому, кому следует. За это берется плата – обыкновенно рубль. Практика эта, распространившаяся почти повсюду, приносит огромный вред, ибо у людей сравнительно далеких от Церкви создается впечатление, что аборт отмолить легко и просто – достаточно прийти в храм, выслушать эту молитву, внести рубль – и грех прощен.(Для несведущих надо заметить, что Церковь рассматривает аборт как убийство. За это преступление на женщину должна быть наложена строгая епитимия – отлучение на 10 лет.)Е. как-то предложил переименовать самое чинопоследование и впредь называть его так:– Молитва жене, егда извержет рубль.

И завершим эту главку подлинной историей, которая произошла в церкви села Лукина под Москвою (станция Переделкино). К тамошнему иеромонаху на исповедь пришла старушка.– Батюшка, – говорит, – я грешница... Сейчас пост, а я колбасу ела...– А какую же ты колбасу ела?– По два двадцать.– Ты не грешница, – сказал иеромонах, – ты – мученица...

Богова родня

Богова родня – берегись как огня.

Народная пословица

;

А что до духовенства, то попишки наши, конечно, худы,;

но поверьте, они по нашему времени такие и надобны.;

И это не от крови, а от тьмы века сего – от духов злобы поднебесной.

Н.Лесков. Русское тайнобрачие

;

Благодаря орловской Монастырской слободке я знал,;

что среди страдающего и приниженного духовенства русской Церкви;

не все одни "грошевики, алтынники и блинохваты",;

каких выводили многие повествователи, и я дерзнул написать "Соборян".

Н.Лесков. Мелочи архиерейской жизни

В пятидесятых годах в Троице-Сергиевой лавре на балюстраде Трапезного храма стоял лоток, с которого продавали иконки. В те времена они были особенно непривлекательны – бумажки, наклеенные на картон, сами изображения весьма примитивны, да к тому же безвкусно раскрашены. Торговал ими иеромонах, один из братии монастыря. Как-то к нему по дошло несколько простых деревенских женщин. Одна из них сказала:

– Батюшка, что же у тебя иконки-то какие плохонькие? Ты бы нам хороших продал, деревянных, старых...

Иеромонах ей отвечал:

– Какие вы молитвенники – такие вам и иконы.

Ответ этот поражает меня своею простотою и глубиною.

Какие мы молитвенники – такие нам и священники... Какие мы молитвенники – такие нам и архиереи. Священнослужители не опускаются с небес на землю, а берутся из самого народа. А народ наш в подавляющем своем большинстве вполне советский – то есть трусливый, безответный, заискивающий перед власть имущии. И я не только не склонен осуждать теперешних клириков и иерархов, я наоборот удивляюсь, что при том, в каких условиях существовала и существует Церковь в этой стране, среди духовенства столь высок процент людей весьма достойных и разумных.

Н.Лесков в «Соборянах» писал: священнику необходимо «купить себе хибару и возрастить тыкву, тогда спокойнее можно о строении дела Божия думать». И это когда еще замечено...

А что же сказать о наших бедственных временах, если государственной политикой стало стремление превратить священника в батрака, который на птичьих правах вынужден ютиться в церковной сторожке, а под старость должен стать вообще бездомным?

И это при том, что в отличие от "простых советских людей" клирики в большинстве своем многочадны... Решится ли разумный человек обвинять их в стяжательстве? В том, что вопреки воле гонителей своих они все же стремятся "купить хибару и возрастить тыкву"?

Эх, да что там! Как говорила мне старая псаломщица:

– Что нам попов судить? На то есть черти!

Однако же переменим тональность. Начнем с профессионального «поповского» анекдота. (Тут необходимо для несведущих сделать предварительное замечание. Священнослужитель перед совершением Божественной литургии обязан трезвиться, вычитать молитвенное правило и ничего – даже воды – не вкушать после полуночи.) Так вот был на каком-то приходе престольный праздник, и по этому случаю туда съехались несколько батюшек. Они соборне отслужили всенощную и сели ужинать в доме настоятеля. Разговоры, обильные возлияния... Опомнились сотрапезники далеко за полночь...

– Что же мы натворили? – воскликнул кто-то. – Ведь уже второй час, а мы все едим и пьем... Кто же завтра будет литургию служить?

– А вот отец Василий, – отвечают ему, – он у нас с десяти вечера лежит под столом, ничего не ест и не пьет...

Одна из непременнейших и важнейших обязанностей любого священника – проповедь. Но – увы! – при общем довольно низком образовательном уровне нашего духовенства многие батюшки вообще не проповедуют. В лучшем случае они зачитывают в храме вслух проповеди, которые публикуются в «Журнале Московской Патриархии». Впрочем, существуют еще и машинописные сборники поучений на разные дни церковного года.

Надо сказать, что после войны в Москве некоторые проповедники даже славились – Митрополит Николай (Ярушевич), протопресвитер Николай Колчицкий, такие священники, как Александр Смирнов, Павел Цветков, Николай Успенский... Среди интел лигенции долгие годы был очень популярен покойный настоятель Никольского храма "в Кузнецах" отец Всеволод;Шпиллер. Бывало, образованные дамы смотрят ему в рот, а бедные замоскворецкие старушки не могут понять ни одного слова. Стоит отец протоиерей на амвоне и произносит, слегка грассируя:

– Эссенсуальная сущность бытия...

Вообще же отец Всеволод Шпиллер был одним из самых замечательных священников своего времени. Весьма многие достойнейшие клирики наших дней признают себя его учениками и духовными чадами. Один из них – теперь настоятель московского храма – передал мне тонкую и горькую шутку отца Всеволода. Ему как-то сказали об одном священнике, дескать, тот «находится в прелести». На это отец Всеволод возразил:

– Прелесть – состояние духовное. А в этом батюшке ничего духовного нет...

Коли речь зашла об отце Всеволоде, нельзя не вспомнить один поразительный эпизод, с ним связанный. В пятидесятых, кажется, еще годах, при Патриархе Алексии решено было перевести протоиерея В.Шпиллера из церкви «в Кузнецах» на другой приход А туда был назначен новый настоятель – отец Константин Мещерский. (Из обновленцев, притом такой, на котором пробы было ставить негде.) Этот батюшка сел в такси и, имея на руках указ Святейшего, поехал «в Кузнецы» принимать настоятельство. Автомобиль подъехал к Никольскому храму и остановился. И тут водитель с ужасом увидел, что пассажир его – мертв... История эта произвела впечатление, и больше попыток переводить отца Всеволода никогда не было. Так он и скончался в 1984 году в должности настоятеля Никольского храма «в Кузнецах».

Вернемся, однако же, к теме проповеди. Покойный протоидакон Александр Пижицкий рассказывал мне, что в Ростове-на-Дону он знавал священника, который проповедовал примерно так. Он выходил на амвон и начинал:

– Братья и сестры...

(В это время на глаза его навертывались слезы.)

– Сегодня мы празднуем Введение Пресвятой Девы Марии во храм...

(Тут уже слезы текли по его щекам.)

– Пресвятая Дева... ее праведные родители...

В этот момент его начинали душить рыдания, и он не мог уже произнести ни одного слова... Но, глядя на батюшку, начинали плакать присутствующие в храме... Так продолжалось еще некоторое время, и, наконец, батюшка, плачущий, удалялся в Алтарь.

И прихожане в один голос утверждали, что лучше этого священника не проповедует никто.

И еще о слезах на проповеди – история, напоминающая анекдот. Батюшка проповедует, а вся паства от умиления плачет. Некто, случайно вошедший в храм, видит, что одна старушка стоит с сухими глазами. Он спрашивает:

– А ты почему не плачешь?

– А я не из этого прихода.

Мой приятель несколько лет тому назад был в церкви города Сочи на день тезоименитства покойного Патриарха Пимена. Отец настоятель окончил праздничную проповедь буквально такими словами:

– И вот все мы, чада Русской Православной Церкви, под водительством Святейшего Патриарха Пимена, идем в Царствие Небесное!

И все же кое-где звучит с амвона и живое слово проповеди. Иной раз еще как звучит! Вот мне пере сказывали речь одного из московских священников, который обращался к своей пастве в день поминовения усопших.

– Добрая половина ваших покойников – все эти ваши пьяницы – сидят в Преисподней... Вы пришли сегодня помолиться за них... Это хорошо, это неплохо... Это как вот если кто-то в тюрьме сидит, и вдруг приходит письмо из дома... Срок твой оно не сокращает, а все-таки приятно – помнят о тебе...

В заключение – еще один церковный анекдот.

Батюшка выходит на амвон и начинает проповедь:

– Братия и сестры! Жизнь наша...

В это время он сует руку в карман подрясника, чтобы достать приготовленный текст своего поучения...

– Жизнь наша..., – машинально повторяет проповедник, но не находит своей шпаргалки.

– Жизнь наша..., – опять произносит он, судорожно проверяя все свои карманы, – Жизнь наша...

Но текста нет нигде, и проповедник, махнув рукой, произносит:

– В старых штанах осталась...

С этими словами он удаляется с амвона.

В Америке мне рассказали такую историю. В свое время некий молодой советский офицер, конечно же, комсомолец, попал в плен к гитлеровцам. Когда война кончилась, он решил не возвращаться на родину, и ему удалось попасть в США. Там он присоединился к Русской Зарубежной Церкви, а затем поступил в семинарию в Джорданвилле. Его рукоположили в священники и отправили служить на один из приходов. А, надо сказать, община, которую он был призван возглавить, почти сплошь состояла из офицеров Белой Гвардии...

И вот настала первая служба. По окончании Божественной литургии новый пастырь вышел на амвон, чтобы сказать проповедь. И по старой комсомольской привычке он начал так:

– Товарищи!..

Что тут началось – описать невозможно! Ведь почти все прихожане жизни свои положили на смертельную борьбу с "товарищами"... Словом, злополучного батюшку едва не убили... И епископу пришлось убрать его с этого прихода.

А теперь от темы «проповеди» перейдем к иной – «награды». В Церкви есть целая система награждений – от права ношения, например, скуфьи или камилавки, до возведения в следующий сан – диакона в протодиаконы, священника – в протоиереи. Клирики относятся к наградам по-разному. Кое-кто равнодушно, а некоторые этого ревностно добиваются, и тут уже дело не обходится без взаимной зависти и даже интриг. Вот история весьма красноречивая.

Некий архиерей во время службы в соборе подозвал одного из священников и "возложил" на него очередную награду. Это произошло так неожиданно, что батюшка не сразу нашел подобающие слова для выражения благодарности... Позднее, уже на обеде в архиерейском доме, Владыка задал ему вопрос:

– Скажи-ка мне, отчего это ты прежде чем благодарить меня, несколько задумался?

– А я, – отвечал батюшка, – в этот момент делал выбор между вашей наградой и своими друзьями...

Награждение обыкновенно происходит ко Дню Святой Пасхи, но бывают и экстраординарные случаи, такие как вышеописанный. Вот еще одна история в этом роде, только гораздо более драматическая.

Некий весьма горячий и вспыльчивый архиерей в сослужении многочисленного духовенства совершал посреди своего собора торжественный молебен. Стоящие вокруг люди подавали батюшкам записки о здравии, что, по мнению Владыки, несколько снижало праздничность богослужения. И он тихонько распорядился:

– Записок не брать!

Однако же один из священников этого распоряжения не выполнил и продолжал шуршать поминальными листками... И вот, когда он в очередной раз развернул записку, Владыка в сердцах ударил его по руке своим металлическим жезлом. Удар был такой сильный, что рука тут же опухла, и клирику понадобилась медицинская помощь.

Вечером того же дня архиерей появился в больничной палате, куда поместили злополучного батюшку. Владыка просил прощения за свою горячность и надел на больного "крест с украшениями" – награду весьма высокую.

Следующая после «креста с украшениями» награда – право служения в митре. Тот, кто удостоился этого, получает новый титул – впредь именуется «митрофорным протоиереем». В старой России это была очень высокая честь, митрофорных протоиереев можно было буквально по пальцам сосчитать. В наше время произошла изрядная девальвация всех наград, и права ношения митры теперь удостаиваются многие.

Некий протоиерей из дальних, как помнится, мест поехал с несколькими своими прихожанками помолиться в Троице-Сергиеву лавру. Вернувшись оттуда, он стал служить в митре. Это дошло до архиерея, и батюшка был вызван в епархиальное управление.

– Ты почему в митре служишь? – спросил его Владыка.

– Меня Святейший Патриарх благословил, – отвечал тот.

– Как он тебя благословил? – изумился епископ. – Когда?

– А вот я в лавру ездил... А Святейший там выходил на балкон... А я стоял под тем балконом, и вот так в руках митру держал... А Патриарх двумя руками всех нас и благословил... И мою митру в том числе...

Говорят, что архиерей много смеялся и, кажется, представил этого батюшку к награждению митрой.

Во времена недавние, когда на приходах, в особенности на городских, верховодили не священники, а старосты, произошел такой случай. Владимирскому преосвященному донесли, что молодой еще совсем иерей, у которого, естественно, не было никаких наград, служит в митре. (А надо сказать, что он был назначен настоятелем в храм большого города.) Владыка вызвал этого батюшку и говорит:

– Правда, что ты в митре служишь?

– Служу, Владыка... Только я не виноват... Это – староста...

– А при чем тут твоя староста?

– А она мне так говорит: " Я ваших этих делов не знаю... Я только одно знаю: у меня тут все в митрах служили, так и ты у меня в митре служить будешь!.."

И архиерей только рукой махнул...

Встретил я как-то настоятеля одной московской церкви, которому только что исполнилось пятьдесят лет. Спрашиваю:

– Чем же вас, батюшка, к юбилею наградили?

Он отвечает:

– Отверстием.

Это означает, что он получил право служения литургии "с отверстием Царских врат до херувимской". А следующая награда – то же самое вплоть до молитвы "Отче наш". Надо сказать, награда эта клириками ценится, поскольку не влечет за собою никаких затрат. Наградят тебя крестом с украшениями или митрой – изволь, покупай себе этот предмет за свои кровные денежки.

«Отверстие» – награда высокая, дается после митры, а потому имеющих право так служить не очень-то много. Мне известен такой случай. Отец архимандрит М., бывший в свое время наместником монастыря, был несправедливо удален с этой должности и назначен на маленьких сельский приход. К этому времени у него были почти все награды и в том числе право служения литургии при отверстых вратах до «Отче наш».

После первой его службы на новом приходе одна деревенская старушка горестно сказала другой:

– Надо же, какого батюшку прислали! Даже не знает, что на обедне Царские врата надо закрывать...

К некоему правящему архиерею обратился с письмом клирик его епархии. В письме говорилось:

"Ваше Преосвященство, дорогой Владыка! При Вашем предшественнике я был награжден митрой и правом служить литургию при отверстых Царских вратах до "херувимской". Теперь меня наградили правом отверстия Царских врат до "Отче наш". Меня интересует вопрос: какой же теперь у меня титул?"

Архиерей будто бы ответил так:

"Ваше Высокопреподобие, дорогой батюшка! Ваш титул теперь такой: "митрофорный протоиерей с двумя отверстиями".

Еще будучи мирянином, я иногда задавался вопросом: что такое упоминаемый в молитвах грех «мшелоимства»?.. Мне уже тогда казалось, что это должно иметь ко мне какое-то отношение. Так оно и вышло, ибо мшелоимство – страсть к дорогим изящным вещам, у монахов – держание в келье ненужных в обиходе предметов.Ваш титул теперь такой: «митрофорный протоиерей с двумя отверстиями».

Весьма забавно переделал это слово покойный ныне отец Г.К., в свое время он был секретарем Митрополита Ярославского Иоанна: "мышеловимство". (От выражения "ловить мышей".)

По своей должности о. Г. частенько сопровождал архиерея при посещении храмов епархии, и если видел какую-нибудь старинную утварь или ценную икону, выпрашивал их у настоятеля. Вот это и было его – "мышеловимство".

У покойного митрополита Бориса (Вика) был иподиакон, которого звали Жора. В конце концов Владыка посвятил его в сан, он стал «отцом Георгием» и был отправлен на приход. Через некоторое время при встрече Владыка спросил у него:

– Ну, как у тебя там дела? Как с доходом?

На это бывший иподиакон сказал:

– Есть такие вопросы, Владыка, на которые даже духовнику не отвечают.

Теперь этот отец Георгий служит в Московской епархии. Мой знакомый батюшка побывал у него на богослужении и увидел, что тот благословляет народ по-архиерейски, не одной рукою, а обеими. После службы он сделал о. Георгию замечание на сей счет. Тот отвечал простодушно:

– А я вообще много чего у Владыки Бориса взял...

Что же касается «бестактного вопроса» о доходах священнослужителя, то мне вспоминается примечательный диалог, который произошел в Париже между отцом Борисом Старком и Митрополитом Евлогием (Георгиевским). После посвящения он послал о. Бориса настоятельствовать в небольшую эмигрантскую общину. При первой же встрече Владыка спросил батюшку:

– Ну, как приход?

– Это – не приход, – отвечал отец Борис, – это – сплошной расход...

В семидесятые годы в одном московском храме были нестроения, и клирикам то и делоприходилось торговаться со старостой и казначеем, чтобы получать приличное вознаграждение. Однажды некий батюшка, разгоряченный разговором на эту тему, вошел в Алтарь и с возмущением обратился к прочим клирикам:

– О чем они думают? Что, я им ради Христа тут служить буду?

И вспоминается мне горькая шутка одного моего друга, тоже священника:

– У нас есть такие батюшки, которые вполне были бы готовы отречься от Христа, если бы им при этом оставили Церковь...

Как-то одна женщина подошла к амвону и сказала, что хочет поговорить с батюшкой. Я вышел из Алтаря. Она мне сказала:

– Я хочу заказать годовое поминовение по моей матери.

– Очень хорошо, – сказал я, – подойдите к ящику, заплатите, и там запишут.

– Нет, – возразила она, – я хочу отдать деньги вам. Так – доходнее...

Я невольно усмехнулся. На самом-то деле она хотела сказать, что так "доходчивее", так как молитва скорее дойдет до Бога, но оговорилась она весьма примечательно.

Существует мнение Святого Иоанна Кронштадтского, который утверждал: деньги, предлагаемые священнику за требу, следует брать непременно. Я и на собственном опыте убедился в правоте этого суждения. Сколько раз я пытался отказаться от платы, которую мне давала какая-нибудь нищая больная старуха в грязной нетопленой избе... И пенсия-то у нее была от силы рублей тридцать... А деньги брать приходилось, ибо она рассуждает так: раз платы не берет, значит, не за что... Значит, или таинство недействительно, или обряд совершен небрежно... И приходится брать эту скомканную, замусоленную трешку...

Богослужение в Православной Церкви бывает общественное и частное. Общественное – круг суточных служб, которые отправляются в монастырях и храмах, это – полуночница, утреня, часы, литургя, вечерня... А частное (в просторечии требы) – крестины, браковенчание, отпевание покойников, молебны, панихиды, соборование и причащение больных на дому. Именно требы всегда были и остаются основным источником существования духовенства. А посему следующие главки моего повествования будут посвящены богослужению частному.

В заключение этого раздела приведу две профессиональные поговорки:

– Июль да июнь на попа хоть плюнь.

(Тут требуются пояснения. В летние месяцы количество молящихся в храмах резко снижается. В городских церквях оттого что многие уезжают на дачи, а в сельских – по причине сезонных работ – огороды, сенокос и т.д.)

– Спина мокрая, а в кармане сухо.

Это, я полагаю, в комментарии не нуждается.