Текст книги "Виртуальный оргазм"

Автор книги: Михаил Шахназаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Это мои друзья, – Кирилл кивнул в сторону собутыльников. – Серега еще спит. Захар вот встал недавно.

– Очень приятно. А меня Вадим зовут. Времени, к сожалению, не так много. Поэтому объясню, зачем, собственно, и пожаловал. В нашей газете рубрика появилась. Посвящена она санитарам улиц, то есть дворникам. Но дворники должны быть с местной пропиской, стаж работы иметь. А сейчас, сами знаете, в основном таджики и туркмены улицы метут. В общем, к статье нужно фото.

– Ты уже Клавку нафотографировал, – усмехнулся Кирилл. – Да и чем мы лучше таджиков? Что у нас зенки с замочную скважину, что у них.

Не согласиться с Кириллом Вадик не мог. Такие физиономии хороши для рубрики «Горькая хроника».

– Выход всегда найти можно. Глаза спрятать за очками. Ну, или шапочку с козырьком надеть. Если договоримся, с меня бутылка «Агдама» в нагрузку.

– Вот это совсем другой разговор, – отозвался Захар.

Фотосессию Вадим решил провести у подъезда. Кирилл позировал в очках и шляпе «пирожок». Захару Вадим одолжил свою куртку и бейсболку. Прощаясь, заключили соглашение: за двух новых «дворников» Кирилл получает бутылку водки.

То, что совсем недавно Вадим ласково называл «жидким хлебом», перекочевало в разряд «отравы». За две недели Кирилл получил шесть бутылок пойла. Вадик мог спокойно работать. Он сделал два объемных интервью. Одно – с женщиной-штангисткой, второе – с инженером, поневоле ставшим водителем автобуса. Написал три заметки о жизни спальных районов. Байку о дедушке, приютившим полтергейст, решили на время отложить. В редакции Вадим появлялся чаще. Главред встречал с улыбкой, изредка хвалил перед коллегами.

Прошло два месяца, и Вадим снова попал в разряд благонадежных. На редакционных вечеринках ему наливали только сок. Перестали звонить товарищи по запоям. Он снова обрел популярность у читателей и женщин…

Морозным утром пятницы Вадик зашел в редакцию. У копировального аппарата стоял Зобов, что-то увлеченно рассказывая Ирине. Положив на стол девушки шоколадку, Вадим направился к главному. Александр Сергеевич увлеченно играл в игрушку «Lines». Появление Вадика заставило Стельнова сместить очки на лоб. Приветствие ограничилось кивком головы.

– Вадик, скажи мне… Скажи мне: кто это? – Сергеич протянул газету.

– Это? Тут же написано: клинер из 24-го ЖЭКа. То есть дворник из 24-го ЖЭКа. Зовут Афанасий Свиридов.

– Мда… Все тайное становится явным, Вадик. Гениальная и в то же время простая истина, которую ты продолжаешь игнорировать, – злоба в голосе главного редактора не звучала. – Это не клинер, Вадик, и не дворник из 24-го ЖЭКа по имени Афанасий Свиридов. Это чудовище в тулупе – беглый алкоголик Иван Сапроненко.

– Как это беглый алкоголик? Я в принципе знаю, что не трезвенник. Но беглый… Из зоны бежал? – Вадим решил не ерничать и не отпираться.

– Нет, не из зоны. Из дому он бежал. Уже два месяца как. Обворовал родственницу жены из Клина и сбежал к забулдыгам. И если посмотреть на вещи трезво, что тебе в принципе последнее время удается, то выходит, сотворил ты благо. Нашел совсем пропащего человека. Органы не нашли, а ты нашел. Следопыт, б-дь. Но можно посмотреть на вещи трезво и с другого ракурса. Люди шлют sms. Они голосуют, тратят заработанные деньги. И на что они тратят заработанные деньги, Вадик? На что?

– На sms… – пробурчал Вадим.

– На алкашей они тратят свои деньги! На мифических подметальщиков! И трое из них должны получить ценные призы: путевку в Турцию, телевизор и стиральную машину. А я же просил тебя: дворники должны быть живыми, а не «мертвыми»! А эти…

– Эти живее всех живых, Александр Сергеич. Их в кунсткамеру без колбы можно выставлять. Они насквозь проспиртованы.

– Юморист… Рубрику я у тебя отбираю. Света Колчина вести будет. Подойдешь к ней и расскажешь, сколько было настоящих дворников, а сколько ты синюшников привлек. Чтобы они, не приведи Господь, в финал не пробрались. Кстати… А сколько было настоящих, Вадик?

– Двое их было.

– Прямо как в подворотне. Вот и писать ты теперь будешь о подворотнях, – нараспев произнес Стельнов. – О подворотнях, разбоях, грабежах, убийствах… У Прокопьева проблемы со здоровьем, ему требуется операция.

– Не на мениске, случайно? А то мне уже делали…

– Не строй из себя дурачка, Вадик. Даже редакционная уборщица знает, что не на мениске. На время отсутствия Прокопьева возглавишь отдел криминала. То есть, как у всех нормальных людей, рабочая пятидневка.

Известие, способное обрадовать многих, Вадима расстроило:

– Александр Сергеич, вы сами говорили, что я человек с тонкой организацией души. А там сплошная чернуха. Трупы, изнасилованные девственницы, обгоревшие тушки собак и кошек… Александр Сергеевич, я не ерничаю. Но, честное слово, меня может вновь потянуть к алкогольной зависимости.

– А ты сделай все, чтобы тебя к ней не тянуло.

Пожав руку Стельнову, Вадим вышел из кабинета. Зобов стоял на том же месте. Он снова пил чай. Ирина с тоской в глазах смотрела на его неумелую жестикуляцию. Наклонившись, Вадик шепнул ей о своем назначении. Поцелуй оставил на щеке розовый след от помады.

Такси Вадим поймал быстро. Заняв место рядом с водителем, долго смотрел перед собой. По стенам домов разбегались разноцветные струи неона. Вдали мелькала вывеска ночного клуба «Ориноко».

– В «Галактику».

– Новый клуб?

– Наркологическая клиника на Миклухо-Маклая.

Сочинение

У стенда с репортажем о субботнике стояла Ира Лазаренко. Ира похожа на Пушкина. Смоляные, напоминающие разбросанные пружины, волосы, заостренный подбородок. Впрочем, больше от Пушкина ничего не было. Учителя говорили, что Ира – это вторая Софья Перовская. Наверное, Софья была такой же стервой. С выпускной контрольной Ира мне не помогла. Послала с издевательской ухмылкой. Время до экзамена еще было, решил пообщаться:

– Ириша, а помнишь, как мы последний раз ездили в колхоз?

– Помню. А тебе какое дело?

– А помнишь, как нас повели на ферму? Помнишь грустных буренок, забавного дедка, который вместо «вот» говорил «оть»?

– И действительно, дедок был забавным… Помню, – Ира улыбнулась и отвела взгляд от стенда.

– Иришка, а помнишь доярок? Одна собиралась домой после утренней смены и что-то весело рассказывала двоим, что помоложе.

– Да, они такие румяные были, развеселые.

– Ага… Румяные, развеселые и упитанные такие. Я такие сиси, как у этих доярок, только у тебя во всей школе и видел, Иришка. Все думаю, почему ты их для удобства во время уроков на парту не кладешь?

– Придурок несчастный… Всю башку об лед отбил?! Дебил зловредный…

Слово «дебил» Ира произносила нараспев, через «э», и употребляла его достаточно часто, потому как Иру за ее высокомерие подначивал не один я.

Из туалета, с горящими глазами, вышел Алик Капитонов. Этот с ролью клоуна давно смирился. Разок его поймали в отхожем месте за рукоблудием. Потом физрук засек нюхающим клей в раздевалке. Я зашел в туалет. «Моментом» не пахло.

Через несколько минут всех пригласили в зал. Длинные ряды парт, у входных дверей – два ведра воды с черпаками. Наверное, чтобы жаждущие перезаразили друг друга гриппом. Стол для директрисы и завучей – на возвышении. Переносная доска с выведенными темами сочинений. Толстого я не читал, с творениями Тургенева был знаком мимолетно, Пришвиным не болел. Вот Лазаренко распишется. Классиков она к дебилам не относила, но любила во время устных ответов выдать что-нибудь наподобие: «На мой взгляд, Лев Николаевич поторопился…» Если бы Лев Николаевич поторопился, его творения по объему затмили бы современные интернет-энциклопедии. В самом конце списка разместилось мое спасение: «Памятники воинам-освободителям Латвии». В 1982-м было понятно, что освободителям от гитлеровских войск. Сейчас по-другому. В латышских школах пишут о воинах-освободителях от коммунистического террора, в русских – тема звучит более протяжно: «Памятники воинам-освободителям Латвии от немецко-фашистских захватчиков».

Начать можно с маршала Баграмяна. Земляк, почетный гражданин Риги. Памятник тоже имеется. Вагон-салон с портретами Ленина, Сталина и Жукова, стоящий на запасных путях. В самом вагоне я не был, а вот через занавесочку разок заглянул. На столе – книги, чернильница. Книги, наверняка, с творениями вождей мирового пролетариата. Дивана я не разглядел. Но раз вагон-салон, то диван с креслами быть должен. Карта театра военных действий, само собой, висит. Скорее всего, висит как раз с той стороны, с которой я в вагон и заглядывал. Еще напишу о серебряном подстаканнике и маленьком пейзаже родной Армении.

Есть еще братская могила под Олайне. Но в этом случае не распишешься. Гранит, высеченные золотом фамилии, венки. Об истории боев в тех местах я не знал.

Сквозь шелест листков донеслось с шипением сказанное: «С-с-сука». Директриса выпрямилась подобно сурикате. Кто-то неумело сымитировал чих. Нужно от всего этого отвлечься. Я бросил взгляд на грудь Лазаренко и начал писать.

«…Посреди болота мы увидели небольшой островок. Лукошки уже были почти наполнены сыроежками и груздями, но мы решили посмотреть, что на этом маленьком, окруженном болотами пятачке. К островку вели деревянные доски, перекинутые через топь. Оставив лукошки, мы двинулись к поросшему мхом бугорку. Шли осторожно, балансируя на прогибающихся досках. По спине пробежал холодок. Небольшой окоп и пожелтевшая от времени табличка: «На этом месте в 1943-м году рядовой Павел Бажов вел ожесточенный бой со взводом немецких захватчиков…»

После того, как патроны у Павла Бажова кончились, он получил предложение сдаться, и немцы двинулись к последнему оплоту бойца. Подпустив извергов поближе, солдат подорвал три гранаты и героически погиб, уничтожив семь фашистов. Сначала я хотел написать, что гранаты было четыре, а фашистов пятнадцать, но, подумав, решил, что война это все же не соцсоревнование.

С кегумских болот я переместился на болота под Тукумсом, а закончил повествование на болотах у границы с Литвой. Рукопись я сдал раньше всех.

Директриса попросила вернуться на место. Я достал плевательную трубку, сделанную из дефицитного японского фломастера, хорошенько прослюнявил обрывок тетрадного листа и зажмурил правый глаз. Снаряд шмякнулся прямо в заушину. Пурпурная Лазаренко обернулась и пропела свое коронное: «Дебилы». После того, как второе «ядро» отскочило от затылка, школьная Софья Перовская начала тянуть руку.

– Инна Михайловна, кто-то безобразно плюется.

Как будто плеваться можно небезобразно. Директриса сказала, что если Ирочка поднимет руку во второй раз, всех мальчиков обыщут. Главное, чтобы Ирочке не захотелось по-маленькому. А то приспичит, а нас все равно обыщут.

И тут Инна Михайловна подозвала меня. Она сделала это по-заговорщически – шепотом. Понурив голову, я подошел к столу. В последние годы я подходил к учителям исключительно с виноватым видом. Времена, когда меня хвалили за грамоты от РОНО Латвийской ССР, остались в приятных воспоминаниях родителей.

– Миша, молодец! Просто умница. Редко тебя хвалю, но сейчас заслужил. Мы читали с восхищением. Очень понравилось про Павла Бажова. Полный тезка автора «Хозяйки Медной горы».

– Да, а я и не подумал как-то.

– Понравилось, что ты до мелочей описал вагон-салон своего земляка, великого маршала. Была там два раза, а все так скрупулезно не помню… Знаешь, мы тут обсуждали твою работу и пришли к выводу, что мало, очень мало мы проводим экскурсий по местам боевой славы. И к стыду, к стыду своему даже не знали о тех местах, которые описал ты. За содержание – пятерка с плюсом; за грамматику – четыре. И вот что. Давай ты после экзамена зайдешь ко мне в кабинет и подробно опишешь, как добраться до мест, которые ты так красочно описал в своем сочинении. И еще раз повторю: мо-ло-дец.

После экзамена зашел к директрисе и еще раз восемь услышал, что я молодец. Инна Михайловна с усердием записывала маршруты.

– Доезжаете до указателя «Кегумс». Слева – переезд. Первый поворот направо после переезда и километра четыре вглубь. Увидите домик лесника. От него двигаетесь налево. Но если лесник будет дома, то он обязательно покажет…

По дороге домой я представил картину. Полные автобусы школяров в резиновых сапогах и нейлоновых куртках, исполненные чувством долга учителя. Инна Михайловна произносит:

– Дети! Сегодняшний наш поход состоится благодаря бывшему ученику нашей школы Михаилу Шахназарову, который, по счастливой случайности, выбрал темой своего выпускного сочинения тему о воинах-освободителях нашей республики. Вперед, друзья! К неизведанным нами местам подвига и чести!

А через три-четыре часа хождения по болотам мокрые от дождя, чешущиеся от комариных укусов школьники, с одышкой и наперебой произносили:

– Ну и сука этот бывший ученик нашей школы Михаил Шахназаров. Хорошо, если мы теперь дорогу к автобусам найдем.

И да прости Господи душу мою грешную, если было это действительно так.

Смелый «вампир»

За обычным канцелярским столом, напоминающим школьную парту, сидел тщедушный человечек, похожий на урода-карлика из сказок о мрачных замках и клыкастых чудовищах. По радио крутили «Ландыши», человечек раскачивался в такт музыке и барабанил крохотными пальчиками по крышке стола. Изредка он косился на свои узенькие плечи, которые украшали погоны с майорскими звездами. В эти моменты по его лицу растекалась неприятная улыбка. Майора начальнику штаба части Колосову присвоили месяц назад, и другой на его месте давно бы успокоился и пообвыкся с новым рангом. Но, видно, не мог поверить Колосов, что дошагал до столь высокой ступеньки в военной иерархии. Максимум, на что тянуло это убогое во всех отношениях создание по кличке «вампир», было звание пожизненного капитана. А тут – на тебе – майор. Так, смотришь, и до подполковника дослужиться можно. Ухватить две больших звезды и пребывать в небезосновательной уверенности, что не зря выбрал стезю военную.

Колосов снял трубку телефона и споро накрутил трехзначный номер:

– Иришенька… Иришенька, а мама, вот, что делает? Спит? Ах, чита-а-ает! Нет, нет, не зови. Пусть себе читает… Не зови, не зови, доча! Пусть себе читает, мамочка наша. И ты перед сном почитай, дочура. А я попозже наберу, попозже, прутик мой ивовый.

Колосов посмотрел на часы. Большая стрелка приближалась к одиннадцати. В казарму идти бессмысленно. Стоит шагнуть из дверей штаба, как в роте тут же будут знать о его приближении, и все безобразия, творящиеся после «отбоя», разом прекратятся. А смысл идти в казарму, если там нет безобразий?

После «Ландышей» в динамике ожил Леонтьев. Потомок затерявшихся в тундре оленеводов пел о зеленом светофоре. Майору нравилась эта песня. Яркая, цветная, про любовь. «Ну почему, почему, почему был светофор зеленый, да потому, потому, потому, что был он в жизнь влюбленный…» – гундосил военный. Красивая песня, жизненная. И его жизнь – как светофор. Зеленый цвет – это похвалы от вышестоящего начальства. Желтый – это ожидание вздрючки. Красный – вопли комбата: «Вы позорите нашу часть, Колосов! Вы хреновый офицер! Нужно не жрать водку, а подавать пример и не уподобляться свиньям!»

Неожиданно «вампир» резко поднялся со стула. Он подошел к зеркалу и начал танцевать. В отражении извивалось маленькое уродливое тельце с большой головой, и если бы не военная форма, Колосова вполне можно было принять за юродивого. Выделываемые им коленца наверняка озадачили бы опытного врача-психиатра.

«Светофор» отмигал, и по заявке какого-то пенсионера включили классику. «Классика – это не барабанная дробь, это не трубящие сбор горны, это не батальон на марше», – подумал офицер и, подойдя к столу, вновь набрал номер домашнего телефона.

– Иришенька! Ну, как там мама, Иришенька? Спит?.. До сих пор читает? Ну, пусть читает. Книжка, наверное, интересная, вот и зачиталась наша мама. Нет, не зови, не зови, березонька моя ветвистая…

Голос майора был очень похож на голос актера Миллера, прославившегося благодаря перевоплощениям в киношную нечисть. А дочку он почему-то любил сравнивать с деревьями. Называл то ивушкой, то осинушкой, то кипарисушкой. На самом деле она была похожа на корабельную сосну. Такая же длинная, ровная и тупая.

Накинув китель, Колосов похлопал ладошками по зеленоватым щекам и, покинув штаб, уверенно направился в сторону свинарника. Инспектировать работу вечно сонных и насквозь пропитавшихся запахом сала и помоев свинарей было одним из любимых занятий «вампира». На эти «почетные» должности обычно назначали либо селян, либо полных дебилов, непонятно каким образом проскочивших призывную комиссию.

Рядовой Артемий Личко до призыва работал в совхозе дояром-автоматчиком. Парнем он был недалеким и добрым. Почти на все вопросы отвечал стандартно: «А хрен ли, коли жисть кидает, мать ее в качель». Один раз я спросил у Артемия, ждет ли его на гражданке девушка. Артемий насторожился, сделал лягушачьи глаза и ответил: «А хрен ли… Ждет, не ждет. Ей другого жениха не найтить. Больно уж страхотлива. Но в хозяйстве сгодится».

В напарниках у Артемия ходил идиот Вася Клитов. Говаривали, что ходил Вася и по свиньям, то есть занимался скотоложеством. Правда это или нет, сказать с уверенностью не могу, но то, что Васе отказала в половой близости местная сумасшедшая Люся, не имеющая возраста, – факт. Люся постоянно ошивалась у ворот КПП и виляла непропорциональным задом. Одна ягодица у девушки была меньше другой, да и вообще пятая точка была квадратной. Издалека это кокетство напоминало раннюю форму церебрального паралича. Обычно ухаживания изголодавшихся военных Люся принимала с охотой в окаймляющем забор густом кустарнике. Но Васе отказала. Он принес ей горсть ирисок «Тузик», шесть ромашек и с серьезным выражением лица погладил кишащую вшами голову Люсьены шершавой ладонью. Люся испугалась. Васе улыбнуться надо было, глазками моргнуть, а он смотрел на нее взглядом неподвижным, в котором читалась сексуальная агрессия, копившаяся в душе и организме с рождения. Ни до, ни во время службы близости с женщинами у Клитова не было. Умалишенная отпрянула, упала, как подстреленная, и зашлась в истерике, суча похожими на бидоны из-под молока ножками. Клитов долго смотрел на истеричную Люсьену, а потом запустил ей в голову ирисками, скомкал ромашки и убежал в свинарник. Говорят, Вася потом тоже плакал и сказал, что если бы ему доверили автомат, то он бы непременно застрелился. Но автомат Васе во избежание несчастных случаев с летальным исходом никто доверять не собирался, и он часто брал грабли так, будто это было смертоносное оружие, водил ими в стороны, изображая автоматные очереди и пыхтел: «Ту-ту-ту-ту-ту».

«Вампир», заткнув двумя пальцами нос, крадучись, вошел в свинарник. Нос он именно заткнул, а не зажал. В темноте разбавленной светом луны, пробивающимся сквозь фигурные дыры в шифере, начало раздаваться недружелюбное похрюкивание, в воздух с жужжанием поднялись триллионы мух зеленого перламутра, и Колосов довольно улыбнулся. Жизнь продолжается. И она прекрасна в любых формах.

– Подъем! – неприятно взвизгнул инспектирующий.

Свиньи на команду не отреагировали.

В глубине прохода зажегся свет, и в дверном проеме появился облаченный в белые кальсоны и просторную рубаху Вася Клитов. Вася был со сна. Один глаз съехал к правой ноздре, левое ухо неестественно оттопырилось. Одной рукой он чесал плоский затылок, второй рукой наводил дисциплину в паху.

– Здравия желаю, товарищ капитан… – сонным голосом просипел Вася.

– Капитан?.. Я капитан?.. Отстали от жизни, рядовой Клитов! Время бежит, а не лежит, как свиньи. Время летит со скоростью метко пущенного снаряда, отстрелянной гильзы и свистящей над головой неприятеля мины. Время – это порох. И чем больше пороха, тем быстрее время! – взвился Колосов. Вся его жизненная философия сводилась к действиям, которые можно провести с взрывчатыми веществами. Может, он был пироманом.

– Виноват, товарищ майор, – извиняющимся голосом пробурчал Клитов.

– Виноват… Вы виноваты, что появились на свет, товарищ солдат. Где рядовой Личко? – «вампир» запустил в щель между зубов обгрызенный ноготь мизинца и выудил размякшую перловку. Сплюнув, он вытер палец о галифе.

– В лазарете, товарищ майор. Вчера как забрали, – отрапортовал Клитов.

– Обкурился, небось? Или опять стригущий лишай? – Колосов прищурился.

– Никак нет. Понос, товарищ майор. Кровью позавчера всю ночь срал.

– Ваш сослуживец не срал, рядовой Клитов. А справлял с кровью естественные надобности в жидкой форме. Понятно? И не хер из одних яслей с хавроньями жрать. Не будет тогда жидких надобностей, то есть… то есть диарейного процесса, сдобренного кровяными тельцами, как говорят медики. Понос – это прежде всего инфекция. А инфекция – это пренебрежение правилами гигиены. Понос с кровью – это острая инфекция. И Личко может умереть. Кровь зальет желудок, и тогда придется вам, рядовой Клитов, нести службу за преждевременно ушедшего из жизни товарища, – «вампир» был явно доволен своими познаниями в медицине.

– Так точно, товарищ майор. Придется нести. А пока его несет.

– А почему у вас свинья не спит, рядовой Клитов? Время уже позднее, а свинья не спит. Она же, бодрствуя, теряет вес. Таким небрежным отношением к распорядку свиного дня вы лишаете своих товарищей мяса, – вкрадчивым голосом сказал майор.

– Так она спать больше не хочет, товарищ майор. Весь день храпела, – оправдывался Клитов.

– Что значит – не хочет?.. И свинья не храпит. Свинья хрюкает. Вот вы же хотите спать в такое время, товарищ солдат? Хотите. Потому как уже спали, когда я пришел. И я спать хочу, потому как еще не ложился. Значит, и свинья должна хотеть спать. Распорядок дня одинаков и для свиней, и для солдат, и для офицерского состава… Я приду ровно через полчаса. Если свинья не будет спать, вы получите три наряда вне очереди, рядовой Клитов. Понятно?

– Так точно, товарищ майор!

– Время пошло.

До идиота Клитова не доходило, что два года, проведенные в свинарнике, это не три наряда вне очереди, а все семьсот тридцать нарядов, да еще и помноженные на два. И поэтому, как только кривые ножки «вампира» ступили на дорожку, ведущую к штабу, Василий накинулся на ничего не подозревающую свинью. Жалость, как и многие другие чувства, в душе этого солдата отсутствовала, и, взяв в руки здоровенную дубину для перемешивания пищевых отходов, он принялся охаживать несчастное животное. Хавронья к такому повороту событий готова не была.

«Вампир» вернулся в кабинет, приглушил радио и еще раз набрал домашний номер. Три гудка тянулись как вечность.

– Иришенька, ну как там наша мама?.. Вот так… да-а-а?.. И где это она такую книжку интересную достала? Обязательно перечитаю после нее… А я задерживаюсь, задерживаюсь… Дела срочные… Учения небольшие… Ну, пусть читает мама… Я еще позвоню, елочка ты моя пушистая!

Колосов взял со стола журнал «Вооружение стран блока НАТО» и начал перелистывать цветной глянец. Взгляд остановился на страничке, посвященной авиации. Голубое полотно неба острыми пиками антенн разрезали «Фантомы», «Скайларки» и «Питфайтеры». Проклятые ястребы мирового империализма. Крылатые душители идей Ленина и Октябрьской революции. Жалкие наймиты… Колосов представил себя в кабине Су или Мига. Руки крепко сжимают штурвал, тело напряжено, как пружина, перед глазами – мигающая разноцветными огнями приборная доска. В шлемофоне раздается голос командира эскадрильи: «Эдельвейс, Эдельвейс. У вас в хвосте звено американских истребителей F-16. Задайте им жару, Эдельвейс!» «Вижу, товарищ полковник. Спокойно. Захожу на маневр», – ровным голосом отвечает Колосов. Бравый пилот резко бросает машину вправо и уходит в пике. Перегрузка, в глазах темнеет. Но Колосов чувствует своего железного друга, ощущает каждый стальной его нерв. Он неожиданно выныривает за спиной у американских асов. Вот они в перекрестье его прицела. Одну за другой он хладнокровно поражает грозные цели. Небо, окрашенное багровыми всполохами, черный дым, парящие обломки, разрисованные звездно-полосатыми флагами… В шлемофоне вновь раздается голос командира эскадрильи: «Отлично, Колосов! Вы настоящий герой. Такую атаку не проводил еще ни один пилот в мире, и мы назовем этот маневр «Смертельным заходом Колосова». Возвращайтесь на базу». С улыбкой поправляя шлем, Колосов отвечает: «Служу Советскому Союзу, товарищ полковник. Они даже не успели катапультироваться. Победа будет за нами». Мягкая посадка… Колосов нажимает кнопку, и фонарь кабины медленно поднимается вверх. К истребителю бегут товарищи по оружию с озаренными улыбками лицами. В руках девушек из взвода аэродромной обслуги букеты полевых цветов. Колосов медленно спускается по ступенькам трапа, его тут же подхватывают на руки и начинают качать. Слава, награждение орденом, фотографии на первой полосе «Красной звезды» и американских газет с заголовками: «Новый Покрышкин» или «Летчик по имени Смерть».

А тем временем в свинарнике продолжалось избиение ни в чем неповинной свиньи, или, если хотите, родео с участием свиноадора Васи Клитова и хавроньи Люси, названной так в отместку сумасшедшей за отказ совокупиться. Еще немного, и Люся вполне могла стать живой иллюстрацией к обложке диска «Pigs on the Wings» группы «Pink Floyd». Но прыжки давались животине с трудом, а крылья вырастать не хотели. Вдоль загона челноком носился размахивающий дубиной Вася, проводивший экзекуцию в уже порядком заляпанных кальсонах, а над территорией части разносился жуткий визг и вопли: «Отбой, сука! Отбой, б-дь, сказал!..» Но свиньи, как, впрочем, и другие одомашненные животные, не понимают команды «отбой». Не понимают они, и когда их пытаются заставить спать силой. Охаживаемая дубиной Люся сообразила, что если ей не удастся покинуть злосчастный четырехугольник, умрет она не от меткого удара ножом в сердце, а будет до смерти забита солдатом, интеллект которого ничем не превосходит ее собственный. И Люся пошла в контрнаступление.

«Вампир» поджег сигарету и, мусоля пальцами фильтр, пустился в размышления:

«Вот с чем можно сравнить сигаретный фильтр? Его вполне можно сравнить с войной. Сигаретный фильтр задерживает своими волокнами вредные для человеческого организма смолы. Но часть этих смол все же попадает в легкие, оказывая на них губительное действие. Так и на войне. Плохие солдаты погибают, а хорошие остаются в живых, нанося смертельный вред противнику. Но рано или поздно хорошие солдаты тоже погибают, и им на смену приходят другие. Иногда хорошие, иногда не очень. Их фильтрует война, и они дымом стелются над полями жестоких сражений… Херня какая-то получается… Время позднее, не до философии…»

Колосов посмотрел на часы. До конца отведенных Клитову тридцати минут оставалось всего семь. Встав со стула, майор потянулся, смачно рыгнул и направился к выходу из штаба. Уже на пороге здания «вампир» замер и вжал голову в плечи.

На всю часть раздавался вытягивающий душу визг, а из окон казармы слышался хохот. В лунном свете Колосов увидел, как по спортивной площадке носится белое привидение с дубиной, пытаясь настичь прыткую для своего веса свинью. Иногда удары достигали цели, визг становился громче и пронзительнее, а хохот в казарме грохотал все сильнее.

«Вампир» бросился в тревожную ночь. Правда, кому помогать – он соображал туго. То ли избиваемой свинье, то ли «охотнику» Клитову. Появление на горизонте Колосова Люся расценила как наступление новых сил противника и, понимая, что терять ей нечего, бросилась на «вампира». Удары по хребту, методично наносимые Василием, еще больше раззадорили наступающую хрюшку, и, вспомнив, что эти твари жрут даже шифер, майор Колосов бросился в сторону казармы. Ему больше не хотелось рулить Мигом или Су, заходить в тыл «Фантомам» и «Скайларкам», совершать «смертельные заходы Колосова». Его встреча с рассвирепевшей Люсей могла стать если не смертельной, то воистину роковой. А травмы и сопровождающую их боль «вампир» не любил. Задачей Колосова было во что бы то ни стало убежать от свиньи. Он несся к дверям казармы, жалел, что отлынивает от кроссов, и проклинал позднюю инспекцию свинарника.

Ворвавшись в казарму, «вампир» обматерил стоявшего на тумбочке узбека и, собрав последние силы, заорал:

– Рота, подъе-е-е-м! Тревога!

Через минуту личный состав, давясь от смеха, слушал приказ Колосова. Мытье плаца тряпками, покраска жухлой травы в зеленый цвет перед визитом командующего округом – все это было и уже давно никого не удивляло. Но вот охота на свинью в ночных условиях была посильнее, чем то же ночное вождение или ночные стрельбы. Когда же Колосов сказал, что солдаты должны видеть перед собой не свинью, а воображаемого противника, ржать начали даже самые выдержанные. И рота со смехом пошла в атаку. «Так бы и на войне, – подумал Колосов. – Впереди – свиньи империализма, а они идут в бой с улыбками».

Скрестив руки на груди, майор стоял на пригорке, который венчал канализационный люк. С видом прославленного французского военачальника Колосов наблюдал, как сто человек взяли в кольцо вконец изможденное животное и гонят его по направлению к свинарнику. В гуще мелькала белая фигура Васи Клитова с занесенной над головой дубиной…

Операция закончилась плачевно. Имелись потери: четверо воинов были покусаны, и их тут же отправили в санчасть. Люся, чудом выдержав кросс и побои, чуть не отдала душу свиному Богу. По пути к месту дислокации она врезалась в баскетбольный щит, который получил значительный крен. Неуправляемой тушей были снесены две скамейки и большой стенд с одним из бессмертных высказываний вождя мирового пролетариата. Но в целом проведенной операцией Колосов был доволен. Клитову он дал распоряжение свинью не забивать до соответствующей проверки животного на предмет бешенства. По мнению «вампира», так могло себя вести только существо психически ненормальное. Поблагодарив личный состав роты за успешно выполненную задачу, «вампир» присел на одну из уцелевших скамеек. Утерев со лба пот, он задумался. Все же не зря ему дали майора. А если бы свинья вырвалась за пределы части и очутилась на станичных улицах? Она же бешеная… А бешеная свинья – это то же самое, что получивший свободу лев или тигр. То есть, со знанием дела организовав операцию по поимке Люсьены, Колосов спас не одну жизнь мирных жителей.

Вернувшись в штаб, он снова позвонил домой. В трубке послышался заспанный голос дочери.

– Ну, заснула мама, Иришенька? Спит, значит… Все спят… И свинья Люся спит, и мама Вера спит, и солдатики тоже спят… Да это я так, про себя, Иришенька. Это я про себя, ольхушечка ты моя листвяная. Ну, все, иду домой. Раз мама спит, иду домой.