Текст книги "Запретные страсти великих князей"

Автор книги: Михаил Пазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Если о романе Елизаветы Алексеевны с Адамом Чарторыжским судачили все, кому не лень, то о втором ее романе почти никто не догадывался. Упоминаемый нами выше историк великий князь Николай Михайлович в своем труде о Елизавете Алексеевне напрочь отрицал ее связь с князем Адамом, но о ее любви к Охотникову написал целую главу под названием «Единственный роман императрицы». Оказалось, что личный дневник императрицы хранился в деревянной шкатулке, которая была обнаружена в Зимнем дворце после ее смерти. Николай I ознакомился с содержимым шкатулки в 1826 году, посоветовался со своей матерью, Марией Федоровной, и с женой, и чтобы не компрометировать венценосное семейство, сжег его. Однако, неосторожно ознакомив свою супругу с содержимым писем, он не учел, что она переписала самые яркие из них себе в дневник. Не будь этих свидетельств, тайная любовь императрицы Елизаветы так и канула бы в вечность. Другая шкатулка была при Елизавете Алексеевне во время ее кончины в Белеве. В ней находились все любовные записки Охотникова, миниатюрный портрет кавалергарда, его волосы, а также локон волос их дочери. Все это Николай I тоже лично сжег.

Вот этими дневниковыми записями Александры Федоровны (жены Николая I), а также полными намеков мемуарами придворных дам и пользовался Николай Михайлович при написании главы о романе Елизаветы Алексеевны. Он назвал ее «секретной» и показал в 1909 году Николаю II. Тот, дабы «щадить память о предках», повелел уничтожить набор, оставив лишь три экземпляра.

Через двести лет произошла почти детективная история. Как-то на одном из европейских аукционов было выставлено на продажу женское бюро XVIII века, якобы принадлежавшее жене Павла I императрице Марии Федоровне. Никакой особенной антикварной ценности оно не представляло, находилось в плохом состоянии и было продано задешево. Новые хозяева, желая отреставрировать бюро, отдали его в мастерскую. Вот тогда в потайном ящике бюро и были найдены дневниковые записки Елизаветы Алексеевны, вернее, клочки бумаги, на которых она день за днем вела свой интимный дневник. Как они оказались в этом бюро – неизвестно, наверное, оно принадлежало самой императрице Елизавете. Все сомнения в том, что она вступила с Охотниковым в любовную связь и родила от него дочь, тут же отпали. Как тут не воскликнуть: «Рукописи не горят!»

Фабула грехопадения Елизаветы Алексеевны, исходя из этих материалов, была такова. 1805 год. Россия вступила в войну с Францией на стороне Австрии. Император Александр I вместе со всей гвардией отправился на поля сражений. Александр Павлович давно оставил жену. Сердце Елизаветы Алексеевны искало сочувствия и поддержки, которых она не находила у мужа. Казармы гвардии в Петербурге опустели. В них остались только тыловики. Среди последних был штабс-ротмистр Алексей Охотников, казначей Кавалергардского полка. По современной военной терминологии – начальник финансовой части, а попросту говоря – начфин. Его послужной список был короток, как и жизнь: в 1801 году поступил на службу эстранд-юнкером, в 1802 году получил чин корнета, а в 1804-м был назначен полковым казначеем. В 1806 году в свои 26 лет он уже стал гвардейским штабс-ротмистром (по Табели о рангах – армейский капитан). Быстрый рост в чинах объяснялся просто – родная тетка Алексея Охотникова, княгиня Голицына, была доверенным лицом Елизаветы Алексеевны. Молодой кавалергард был хорош собой, умен, остроумен, имел успех у женщин. Благодаря своим связям Охотников был хорошо известен в свете, часто бывал на приемах.

После окончания русско-французской войны 1805 года были многочисленные награждения; их получили все офицеры, кроме Охотникова. Если ему и приходилось выезжать в действующую армию, то только для раздачи жалованья, а это, согласитесь, не такой уж и подвиг. Это раньше императрицы и великие княгини влюблялись в овеянных порохом сражений, увешанных орденами и медалями отчаянных кавалерийских рубак, а Елизавета Алексеевна выбрала тыловую крысу. Пока Александр I насмерть бился с Наполеоном, переживал позор Аустерлица, Охотников забрался в его постель. Это как у Владимира Высоцкого поется: «Я был батальонный разведчик, а он – писаришка штабной, я был за Россию, ребята, ответчик, а он спал с моею женой…»

Их любовь продолжалась два года – с 1805-го по 1807-й. Правда, Елизавета Алексеевна обратила внимание на Охотникова еще раньше, где-то в 1803 году. Два года они ни разу не встречались, а лишь обменивались многозначительными взглядами на балах или когда он стоял в карауле. Например, она пишет, что из окна увидела коляску Охотникова: «Он смотрел в сторону набережной, но это мгновение произвело во мне извержение вулкана, и часа два потом кипящая лава заливала мое сердце». Значит, Елизавета Алексеевна заприметила его первой. И влюбилась первой.

Однажды он подал ей руку, когда она выходила из кареты. Их глаза встретились – и они были сражены любовью. Сначала они обменивались записками и письмами, а потом, когда императрица летом проживала в Каменноостровском дворце, Охотников стал залезать к ней в окно и проводить с нею по два-три часа. Наградой ему была сумасшедшая, необузданная страсть воздержанки. Он называл ее своей женушкой, своим Богом, своей Элизой, а она его – самым дорогим ей человеком. До встречи с Охотниковым императрица чувствовала себя несчастной. Муж – бабник, к жене равнодушен. И она влюбилась! Двадцать пять лет – это ли не возраст для большой и пылкой любви? Кто посмел бы бросить в Елизавету Алексеевну, соломенную вдову, камень? В нее был влюблен сам А. С. Пушкин, а уж кавалергардский казначей…

Как же развивались события дальше? Александр I, прибыв с войны, к своему удивлению, обнаружил, что его жена «немножко беременна». В последние месяцы он в интимную близость с Елизаветой Алексеевной не вступал и потребовал объяснений. По другой версии, как-то на балу Нарышкина опять похвасталась Елизавете, что ждет ребенка. Выходка зазнавшейся любовницы привела в негодование императрицу, и она в отместку сообщает мужу, что тоже беременна. Гневу Александра не было предела! Скандал получился страшный – Елизавета Алексеевна даже стала собирать чемоданы, чтобы вернуться в свой Баден. Однако Александр Павлович ей этого не позволил – позор был бы на всю Европу.

«Кто он, гнусный соблазнитель?» – в гневе вопрошал царь. Довольно скоро выяснилось, что это казначей Алексей Охотников. Что делать? Как поступить с жалким прелюбодеем?

А дальше начинается темная история. В глухую октябрьскую ночь 1806 года Алексей Охотников вместе со своим приятелем поручиком Прокудиным выходил из Большого театра. Они прошли всего несколько шагов по направлению к карете, как вдруг из темноты вынырнула фигура какого-то бродяги. Он подбежал к Алексею сзади, со всего размаху всадил ему в спину кинжал и растворился в темноте; Охотников вскрикнул и стал падать на брусчатку, поддерживаемый растерянным Прокудиным. Охотников попросил отвезти его поскорее домой. В пути он шептал: «Я знаю, кто нанес мне этот удар. Но пусть они не торжествуют. Я еще буду жить, буду жить». Домой Алексея привезли уже в бессознательном состоянии. Прислуге строго-настрого приказали не болтать о случившемся. Слугам объяснили, что их хозяин ранен на дуэли (а дуэли были тогда запрещены) и, чтобы не навредить барину, они должны молчать. Вызвали личного доктора Елизаветы Алексеевны, который знал об их отношениях. Сделав перевязку, он остался ночевать, а среди ночи решил осмотреть пациента, но в кровати его не нашел. Врач поднял тревогу, и Алексея нашли в кабинете лежащим без чувств. На столе было письмо, написанное им возлюбленной. Зная, что завтра по городу поползут слухи о покушении, он успокаивал беременную женщину. Все эти подробности мы знаем из записок гувернантки Охотниковых. В один из вечеров императрица навестила своего любовника. Перед этим он приказал убрать свою комнату цветами и надел парадный мундир. Смертельная рана измучила Алексея; он был неузнаваем. О чем они говорили в тот смертный час? Одному Богу известно… Вероятно, императрица каялась, что не сумела уберечь своего ненаглядного Алексея от подлых убийц. Расставаясь, Елизавета поцеловала его в губы. При этом он сказал: «Я умираю, но дайте мне что-нибудь, чтобы я смог унести с собой в могилу». Елизавета Алексеевна взяла ножницы, отрезала свой локон и вручила его Охотникову.

Нападавшего так и не нашли и, судя по всему, не очень-то и искали. Более того, это дело старались поскорее замять. Никакого следствия по поводу ранения Охотникова не было. Однако ходили слухи, что к этому инциденту причастен младший брат императора Константин. Он якобы тоже был влюблен в Елизавету Алексеевну и из ревности приказал покончить с ее любовником. Однако это маловероятно – у Константина были совсем другие пристрастия. Скорее всего, Константин или другие близкие императору люди, не желая, чтобы Александр носил рога, наняли наемных убийц, чтобы те зарезали влюбленного офицера.

Охотникову так и не удалось поправиться после предательского удара кинжалом. Состояние осложнялось прогрессирующей чахоткой. Через месяц он был уволен в отставку по болезни, а через два с половиной месяца скончался от полученной раны. (Загадка в том, что в собственноручных записках Елизаветы Алексеевны нет ни намека на ранение Охотникова от рук наемных убийц. А вот то, что он болен туберкулезом, она знала еще с 1803 года. Возможно, что он скончался от банальной чахотки, а версия о покушении придумана впечатлительным историком Николаем Михайловичем.)

Теперь уже ни от кого не таясь, плюнув на условности, Елизавета Алексеевна снова посетила дом Охотникова в вместе со своей сестрой. Очевидцы рассказывали, что она долго стояла на коленях перед гробом покойного, молилась и плакала. Поднявшись с колен, она поцеловала Алексея в лоб и удалилась. Его похоронили на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. Прямо как в песне поется: «Кавалергарда век не долог…»

Елизавета Алексеевна через месяц после покушения на Охотникова родила девочку, которую назвала Лизанькой. Малышка прожила всего два года и была похоронена рядом с первым ребенком императрицы, Марией, в Благовещенской церкви той же лавры. Спустя шесть месяцев после кончины Охотникова Елизавета соорудила на могиле своего возлюбленного мраморный памятник. Он изображал плачущую женщину на скале перед урной; рядом находилось разбитое молнией дерево. Надпись на урне гласила: «Здесь погребено тело Кавалергардского полку Штабс-ротмистра Алексея Яковлевича Охотникова, скончавшегося января 30 дня 1807 года на 26 году от своего рождения». Он и сейчас там стоит, несмотря на то, что со времени трагедии прошло ровно двести лет. Современники рассказывали, что императрица часто навещала могилы своих дочек в Благовещенской церкви, от которой до могилы Охотникова было рукой подать. Она срывала растущие на его захоронении анютины глазки и брала с собой на память. Трагедию, которую пережила Елизавета Алексеевна, трудно передать – гибель любимого человека, а потом и смерть рожденной от него дочери. Императрица горевала страшно.

Потом ее еще не раз интересовали некоторые свитские офицеры (время лечит), причем это ясно отражалось на их карьере. И отражалось самым парадоксальным образом. Если кого-то из них Александр I отсылал от двора в какой-нибудь дальний гарнизон, то другого повышал в чинах, отмечал наградами, чтобы окружающие не думали, что он ревнует. Теперь императрица предоставила Александру Павловичу полную свободу действий, не ревновала и не пилила за измены.

Император был глуховат на одно ухо (как-то раз при Павле I в Гатчине он стоял близко к стреляющим пушкам). Он был красив – не зря скульптор Орловский изобразил его в виде ангела на Александрийском столпе. К лицам своей свиты он обращался почти с фамильярной добротой, к пожилым дамам – с почтением, к молодым особам – с безграничной грацией, с тонким, чарующим взглядом. Прогрессирующая глухота заставляла его наклонять голову, при этом в глаза бросалась обширная плешь. Этот недостаток петербургские модники тут же превратили в достоинство, и в моде тут же появилась прическа «а-ля император»: высокий лоб и бакенбарды. Склоняющий перед дамами голову император – как можно в него не влюбиться! И Александр пользовался этим вовсю! Он не был бы собой, если бы перестал замечать вокруг себя хорошеньких женщин. Женщины были без ума от Александра – голубоглазый, светловолосый, умевший сочетать величественность с очаровательной простотой в общении. Он был признан самым элегантным монархом Европы. А еще его называли «первым любовником Европы». В основе его отношений с дамами лежал нарциссизм, самолюбование, желание нравиться и очаровывать. При этом если у него иногда не получалось «шармировать» очередную «мамзель», то он не очень-то на этом и настаивал.

В Вене он пользовался ласками множества женщин, но особенно приударял за графиней Юлией Зичи, княгиней Эстергази и принцессой Леопольдиной Лихтенштейн. По Вене ходила тогда такая острота: «Баварский король пьет за всех, вюртембергский король ест за всех, а русский царь любит за всех». В Варшаве он затащил в постель Софью Замойскую и еще многих молоденьких полек. Вообще, по замечанию мемуаристов, Александр I «ради развлечения любил делать утренние визиты дамам, не предупреждая их заранее», и заставал их то в «китайском капоте», то с «непричесанными волосами». Оригинальный был человек этот император! Представляю, как смущались женщины, когда он заставал их без макияжа и непричесанными! А может, он и не уходил от них до утра? В Петербурге Александр I особенно «отмечал» княгинь Варвару Долгорукую и Софью Трубецкую; актрис Жорж и Шевалье. Забрасывал цветами и дорогими подарками жену историка Карамзина Екатерину Андреевну. «Вполне возможно, что с названными русскими и не русскими красавицами Александр I не только кокетничал и любезничал, но и имел близкие отношения», – пишет современный беллетрист. Имел, и еще как имел! Любовные похождения Александра были чрезвычайно многочисленны, и в своих чувствах он был очень непостоянен. В 1908 году в Лондоне вышла запрещенная в России книга «Александр I, его личность, правление и интимная жизнь». В ней утверждалось, что серьезную конкуренцию Марии Нарышкиной составляла графиня Бобринская. Она была женой одного из внуков графа Бобринского. Своеобразный роман у Александра I случился с Анной де Пальмье. Будучи взрослой, 34-летней дамой, она привлекла внимание 29-летнего императора. Александр стал демонстративно проезжать мимо ее дома и, увидев ее в окне, учтиво кланялся и улыбался. Так продолжалось целую неделю. Анна де Пальмье была помимо того что девицей, так еще и мужененавистницей. Она задернула шторы на своих окнах и перестала отвечать на поклоны Александра. Еще через неделю любвеобильный повеса понял, что Анна не хочет отвечать на его призывы, но в соседнем окне заприметил молодую пригожую купчиху Бахарахтову и «удовлетворился» ею. Конечно, обо всех связях императора не расскажешь – так много их было. Вероятно, он и сам не помнил имен всех своих кратковременных любовниц. А. Герцен сказал, что он любил всех женщин, кроме своей жены.

Для себя же Александр вывел кредо: «Я виноват, но не до такой степени, как можно думать. Когда домашнее мое благополучие помутилось от несчастных обстоятельств, я привязался к другой женщине, вообразив (разумеется, ошибочно, что теперь ясно понимаю), что поскольку наш брак заключен по соображениям внешним, без нашего взаимного участия, то мы соединены лишь в глазах людей, а перед Богом свободны…» Ошибался, оказывается, Александр Павлович, но поздно это осознал…

Постепенно Александр I стал впадать в мистицизм. Перелом произошел в 1819 году. К 1822 году относится его разговор с одной француженкой, которая рассказала ему об увлечениях своего короля. «Как… в шестьдесят семь лет у… Людовика XVIII – любовницы?!…Мне сорок пять лет… Я все это бросил». В общем, нагулялся парень.

В последние годы Александр I с Елизаветой Алексеевной опять сблизились. Она часто болела, и император стал больше времени проводить с нею – даже приказал поставить в ее спальню свой рабочий стол. Только в конце жизни Александр и Елизавета стали близки друг другу.

Александр I скончался в возрасте 48 лет в 1825 году в Таганроге, а Елизавета Алексеевна пережила мужа всего лишь на полгода: умерла в 1826 году в городе Белеве Тульской губернии на обратном пути из Таганрога в Петербург.

Да, Александр Павлович был тот еще «ходок»! Он не был счастлив ни на государственном поприще, ни в личной жизни. Он не имел настоящих друзей и не оставил наследника. «Нечаянно пригретый славой» – это об Отечественной войне 1812 года. Если бы не она, Александр так бы и остался мелким правителем, при котором в России не происходило ничего существенного, и вообще его царствование было каким-то безликим, скучным и малоинтересным. Наполеон как-то высказался о нем: «Во всем и всегда ему чего-то не хватает». А. С. Пушкин охарактеризовал его еще и такими словами: «К противочувствиям привычен, в лице и жизни арлекин».

Человек эпохи Возрождения
Великий князь Константин Павлович

Этот человек как будто не в тот век родился. С одной стороны, он был отъявленным мерзавцем, пьяницей и развратником, с другой – руководствовался благородными побуждениями. Это его качество было присуще не утонченному XIX веку, а позднему Средневековью. Если первую половину своей жизни он провел в грязных, бурных и пышных страстях эпохи Возрождения, то вторую половину – в семейном блаженстве, окруженный заботой жены и детей. Великий князь Константин Павлович был яркой и популярной личностью – недаром после его кончины появилось несколько Лжеконстантинов.

Константин Павлович появился на свет в 1779 году, и Екатерина II забрала его, так же как старшего – Александра, у родителей для воспитания. Теперь у нее было уже два внука. Обоим августейшая бабка прочила великую судьбу: Александр должен был стать правителем России, а Константин – императором… Византии! Да, да, именно Византии! Как же так, спросите вы, ведь Византийская империя пала еще в XV веке. А вот как. Россия вела постоянные войны с Османской империей за выход к Черному морю. Военные действия русских войск при Екатерине II оказались столь успешными, что императрица замахнулась на большее – отвоевать у османов юг Балканского полуострова и возродить на нем Византийскую империю, ранее захваченную турками. В императоры возрожденной Византии она прочила своего младшего (на тот момент) внука. Она дала ему имя в честь основателя Византии Константина Великого, а Стамбул решила переименовать опять в Константинополь. В честь рождения внука даже была отчеканена медаль с изображением храма Святой Софии в Константинополе (переделанного османами в мечеть) между фигурами Веры, Надежды и Любви. Соответственно, Екатерина II приставила Константину окружение из греков – его кормилицей была гречанка, воспитатели и сверстники происходили из них же. Екатерина II даже начала готовить военные кадры для будущего Византийского государства – основала Греческий кадетский корпус. Так что великий князь Константин Павлович сызмалу знал греческий язык наравне с русским.

Однако этот амбициозный проект Екатерины Великой не был осуществлен, и Константин выбрал себе военную стезю. Начало его службы относится к 1795 году, когда он был назначен полковником Преображенского полка, а закончилась служба только с его смертью в 1831 году. Тридцать шесть лет службы – пора уже было ему и медаль давать – «Ветеран Вооруженных Сил»! Надо сказать, что командиром он был требовательным, отличился во многих сражениях, обладал личной храбростью.

Однако об этом позже, а пока… Екатерина II в последний год своей жизни решила женить своего 17-летнего внука. Как только Европа узнала о намерениях Екатерины, предложения начали поступать с разных сторон. Такую завидную партию было грех упустить. Король Обеих Сицилии (когда-то было такое карликовое государство в раздробленной Италии) Фердинанд ГУ и его супруга Каролина вознамерились пристроить за Константина одну из своих многочисленных дочерей. Начались переговоры об этом с русским послом в Неаполе графом Скавронским, но тот вскоре возьми и умри. Тогда Каролина, властная и циничная особа, решила пойти другим путем. В то время в Вене русским послом был граф Андрей Разумовский, тот самый, о котором мы рассказывали в главе о Павле I – любовник Натальи Алексеевны. За что, собственно говоря, и был выслан за границу «на дипломатическую работу». До этого Разумовский несколько лет был посланником в Неаполе, а заодно и «сердечным другом» сластолюбивой королевы Каролины. Теперь Каролина решила использовать их былую связь и поручила Разумовскому похлопотать в Петербурге о своем намерении выдать за Константина одну из своих дочерей. Граф принялся действовать в интересах своей бывшей подруги, которая, не сомневаясь в ответе, поставила предварительные условия: Константину и его неаполитанской супруге после свадьбы из состава России должно быть выделено независимое государство! Потрясающая самоуверенность и наглость! Екатерина II, конечно вспылила, весьма неодобрительно отозвалась о неаполитанском семействе, которому «пришла охота весьма некстати наградить нас одним из своих уродцев», и назвала отпрысков Каролины и Фердинанда «дряблыми, подверженными падучей болезни, безобразными и плохо воспитанными» детьми. Кроме того, Екатерина II знала о сомнительной репутации Каролины, ее распущенности и ветрености. Она напрочь отказала неаполитанскому двору, написав: «…их величества могут выдать принцесс дочерей своих за кого им вздумается».

Екатерина II была немкой и считала, что самые лучшие принцессы цветут в германских княжествах. А их было множество – разных там герцогств, графств, маркграфств, курфюршеств, ландграфств и крошечных королевств. По ее понятиям, девушка из провинциального княжества не будет задирать нос, выйдя замуж за русского принца. При этом она сама решала, какая принцесса хороша для внука, а какая нет. Самого Константина никто не спрашивал, да и невесту тоже. Позже это привело к печальным последствиям. В Германию в поисках невесты для Константина был отправлен генерал Будберг. Но вот незадача – он заболел и остановился для лечения в небольшом городке Кобург, где находился замок местных герцогов. Вызвали доктора. В стародавние времена лечили не только лекарствами, но и словом. И вот за неспешными беседами доктора с генералом последний узнал, что у герцога Кобургского есть три дочери на выданье. Эскулап горячо рекомендовал их. Решив, что от добра добра не ищут и ему не надо никуда ехать, Будберг сообщил в Петербург, что невеста найдена. Так слепой случай повлиял на супружескую жизнь Константина. Екатерина II сама проверила, правда ли это. Рекомендации оказались благоприятными донельзя. У герцога Франца Саксен-Кобург-Заальфельдского и его жены Августы дети были хорошо воспитаны, да и сами они отличались умом и образованностью. Когда герцогиня Августа узнала от Будберга о намерении Екатерины II женить на одной из принцесс своего внука, то была на седьмом небе от восторга. Она тут же согласилась выехать в Петербург с тремя своими дочками, чтобы Константин смог выбрать себе одну из них в жены.

Долго ли, коротко ли, но по настоянию царственной бабушки Константин выбрал себе младшую принцессу – Юлиану Генриетту Ульрику Саксен-Кобург-Заальфельдскую. Мемуарист писал: «Через три недели принудили великого князя Константина сделать выбор. Мне кажется, что он не желал жениться». Принцессы Кобургские не особенно нравились Константину, но императрица настояла, и несчастный юноша должен был подчиниться. Герцогиня Августа описывала их обручение так: «Он вошел в комнату бледный, опустив глаза, и дрожащим голосом сказал: „Сударыня, я пришел у вас просить руки вашей дочери“… Послали за Юлией… „Не правда ли, вы со временем меня полюбите?“ – спросил Константин. Юлия взглянула на него так выразительно и сказала: „Да, я буду любить вас всем сердцем“.» Вот такое «объяснение» в любви. Семнадцатилетний Константин надеется, что девушка полюбит его, а четырнадцатилетняя принцесса обещает это. Бессмыслица, да и только.

В общем, дети. Ситуация повторилась точь-в-точь как и с женитьбой старшего внука, Александра. Надо ли им было такое счастье? Екатерина II об этом явно не задумывалась.

Итак, Константин и Юлиана стали женихом и невестой. Герцогиня Августа с оставшимися двумя дочками по настоянию императрицы покинула Россию. Перед отъездом Екатерина II щедро наградила их – подарила жемчуга, бриллианты, роскошные драгоценности, Кроме того, в Лейпциге они могли получить в банке приличные деньги. После отъезда матери принцесса-невеста стала жить с сестрами Константина; также она подружилась с его старшим братом Александром и его женой Елизаветой Алексеевной, которые симпатизировали ей. Что касается жениха, то по замечанию современников, «она подвергалась и его грубостям, и его нежностям, которые были одинаково оскорбительны. Он иногда заламывал ей руки, кусал ее, но это было только предисловие к тому, что ожидало ее после замужества». Константин приходил завтракать к своей невесте в б часов утра. Он приносил с собой барабан, трубы и заставлял ее играть на клавесине военные марши, аккомпанируя на этих шумных инструментах. Так он выказывал свою любовь к ней. Кто знает петербургские зимние ранние утра, тому известно, что это такое. Темно и сыро, отчаянно хочется спать, а тут Константин со своим барабаном!

Принцессу Юлиану обучили Закону Божьему и русскому языку. В начале 1796 года состоялся ее переход в православие, и теперь она стала называться Анной Федоровной. Через две недели они обвенчались. Екатерина II подарила на свадьбу своему внуку Мраморный дворец. Со свадьбы новобрачные поехали в свое новое жилище, чтобы начать там неведомую им семейную жизнь. Когда все гости разъехались, придворные дамы проводили Анну Федоровну на ее половину, переодели в ночную сорочку, оставили одну и стали ждать Константина. Его все не было. Прошел час, другой. Наконец, муж появился. Оказалось, когда великий князь поднимался по лестнице в комнаты своей жены, один солдат, стоявший в карауле, не так отдал ему честь. Константин взорвался и стал отчитывать бедолагу в присутствии всей свиты. В страшном раздражении он орал на него, понося последними словами. Продолжалось все это безобразие довольно долго, и когда он взошел на брачное ложе, то «не смог уделить юной жене должного внимания». Так деликатно выражались современники, а на самом деле он ничего не смог, поскольку его мысли были заняты тем, что случилось на лестнице. Как известно, женщина любит ушами, а мужчина – головой. В том смысле, что у них в голове возникают разные эротические фантазии, но голова у Константина в эту ночь была забита другим. Уже в пять часов утра он вышел во двор Мраморного дворца, чтобы муштровать солдат. Экзерциции с ними занимали Константина больше, чем его жена. Он выполнил желание своей бабки Екатерины II, женился – что супруге от него еще надо? Уже знакомый нам по предыдущей главе Адам Чарторыжский писал: «Молодая принцесса была отдана молодому князю, едва вышедшему из детства, неистовый характер которого и какие-то странные, жестокие наклонности уже дали пишу не одному разговору». Однако на разговоры Константину было наплевать. Он был сыном своего отца Павла I, удивительно похожим на него не только внешне, но и безрассудным характером. Даже его старший брат Александр отмечал: «…он меня часто огорчает; он теперь горяч более, чем когда-нибудь, весьма своеволен и часто прихоти его не согласуются со здравым рассудком. Военное ремесло вскружило ему голову, и он иногда жестко обращается с солдатами своей роты…» Да что там с солдатами – он отвел холодную комнату в Мраморном дворце (что-то типа карцера), чтобы сажать туда своих нерадивых придворных!

Великий князь Константин Павлович был жестким и бесцеремонным юношей. Его часто посещали вспышки раздражения, которые сопровождались приступами необузданной злобы. При этом припадки вспыльчивости у него проявлялись настолько быстро и неожиданно, что предупредить их было невозможно. Однажды он избил палкой одного майора, да так, что тот был вынужден жаловаться самой императрице. Как-то еще до женитьбы на одном из приемов у Екатерины II он вздумал бороться с пожилым графом Штакельбергером. Не рассчитав своей силы, он грохнул графа об пол так, что сломал ему руку. Он сам писал о себе в 12-летнем возрасте так: «Быть грубым, невежливым, дерзким – вот к чему я стремлюсь». И это свое стремление он выполнил до конца!

Однажды в Петербург приехал шведский король Густав IV, чтобы посвататься к сестре Константина, Александре. Екатерина II приказала всем вельможам давать балы в его честь. На балу у генерал-губернатора Самойлова Константин подошел к королю (они были ровесниками) и заявил: «Знаете ли, у кого вы находитесь? У величайшего… в городе». При этом он употребил матерное слово. После этого Екатерина II написала воспитателю великого князя: «Скажите ему от меня и именем моим, чтоб он воздержался вперед от злословия, сквернословия и беспутства… Мне известно бесчинное, бесчестное и непристойное поведение его в доме генерал-губернатора, где он не оставлял ни мужчину, ни женщину без позорного ругательства… что даже шведы без содрогания и омерзения слышать не могли». Думаете, Константин одумался после этого? Куда там! На следующем приеме он спросил у шведского короля: «Знаете, кто моя бабка?» – и обозвал ее последними словами. Это немедленно дошло до ушей императрицы, и она посадила внука под арест. Только после этого Константин утихомирился – он так испугался, что даже заболел.

Так он себя вел по отношению к посторонним лицам. А каково приходилось Анне Федоровне, молодой жене Константина? Он с невероятным цинизмом рассказывал своим собутыльникам все интимные подробности их медового месяца. Как-то в Петербург приехала знаменитая французская художница Элизабет Виже-Лебрен. Екатерина II заказала у нее портрет Анны Федоровны, и та стала позировать ей. Пока шли эти занятия, Константин Павлович развлекался по-своему – он вздумал стрелять в манеже Мраморного дворца из пушек, заряженных… дохлыми крысами! Однако вскоре ему это надоело, и он придумал новую забаву. Ему захотелось чего-то особенного. Недолго думая, он прервал сеанс Анны Федоровны у портретистки и со смехом отвел ее в вестибюль, где стояли огромные напольные китайские вазы. Перепуганная Анна Федоровна только и успела спросить: «Что вы хотите делать?», как муж поднял свою миниатюрную жену за талию и посадил в одну из ваз. Затем, отойдя на некоторое расстояние, он принялся стрелять по вазе из пистолета! Ваза – вдребезги! Анна Федоровна – в ужасе! Хорошо, что у вазы были толстые стенки, и пули не прошили ее насквозь. Анна Федоровна не пострадала, но сильно испугалась, стала кричать, а потом упала в обморок. С тех пор тяжелые обмороки преследовали ее всю оставшуюся жизнь. Такая ненормальная жизнь и постоянное напряжение в ожидании очередных выходок мужа измотали нервную систему 15-летней жены, она заболела и слегла в постель.