Текст книги "Ответный удар"

Автор книги: Михаил Ахманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Никогда не видел… Просто куча грязи… – медленно повторил Коркоран. – Ну, эксперты, что еще скажете толкового? Чем порадуете?

С Клаусом Зибелем и пилотом Серым их было пятеро. Облаченные в скафандры, они находились в челноке, под прозрачным панцирем кабины, загроможденной приборами Сван, дешифраторами, оптическими и акустическими датчиками и всевозможными сигнальными устройствами. В километре от них, нацелив на чужака орудия, висел «Коммодор Литвин», а прямо по курсу застыла та самая груда пыли или грязи, которая, вероятно, являлась кораблем чужих или прятала его под серой шкурой с множеством наростов и морщин. Если это была маскировка, то совсем нелепая – объект заметно отличался от астероидов, каменных и металлических глыб, поблескивающих острыми гранями в свете далекого солнца.

– Егор, – сказал Коркоран пилоту, – давай-ка облетим вокруг и снимем все в подробностях. Только сбрось прожектора… Думаю, четырех достаточно.

– Слушаюсь, командир.

Четыре капсулы вылетели из обоймы над кабиной, разошлись в стороны и вспыхнули, заливая яркими лучами странную конструкцию. Катер начал неторопливо огибать ее, держась на расстоянии пары сотен метров. Тихо застрекотали голокамеры.

– Двигатель, – в явном замешательстве молвил Асенов. – Владыка Пустоты, где у этой хреновины двигатель? Должна ведь она как-то перемещаться…

– На сигналы не реагирует, – сказала Хельга Сван, склонившись над своими приборами. – Тишина на всех частотах, кроме диапазона ИК[24]24
  ИК – инфракрасное, или тепловое, излучение.


[Закрыть].

– Профиль?

– Нормальное распределение[25]25
  Нормальное, или Гауссово, распределение – кривая, формой напоминания колокол. Так, например, распределены скорости и кинетические энергии молекул воздуха, причем максимум кривой (т.е. наивероятнейшие скорость и энергия) соответствует температуре.


[Закрыть]. Температура примерно сто двадцать градусов Кельвина. Пол, может быть, подойдем поближе, поищем шлюз? Я прозондирую поверхность интраскопом, и тогда…

– Не нужно, – вдруг произнес молчавший до этой минуты Зибель. – Не нужен интраскоп, коллега. Перед нами корабль сильмарри, и вон тот холмик, что смотрит в сторону от звезды, – стыковочный узел. Если немного поднять температуру, мы сможем пробраться внутрь.

– Скажи «сезам», и дверка отворится… – Асенов хотел почесать в затылке, но рука наткнулась на шлем. – Откуда вы это знаете, Клаус?

– Из отчета коммодора Литвина и протоколов, в которых зафиксированы собеседования с Йо. Вы что же, Иван, с ними не знакомились? У вас ведь высшая форма допуска!

– Конечно, я их просматривал. – Вид у Асенова был слегка ошеломленный. – Просматривал, однако не помню…

– Читать надо было, внимательно читать, а не просматривать. Фаата враждуют с сильмарри и накопили о них порядочно информации, – сухо заметил Зибель. – С твоего разрешения, Пол… Если мы подойдем к тому бугорку, похожему на японскую шляпу, и посветим на него прожектором, лучше двумя, то шлюз раскроется и мы попадем в корабль. Думаю, это вполне безопасно.

Секунду Коркоран колебался, затем кивнул пилоту:

– Выполняй, Егор. Подтяни туда все прожектора.

Катер двинулся к коническому выступу. Два светящихся шара плыли за ним, два – впереди, освещая серую неровную поверхность, будто слепленную из глиняных комьев.

– Как у этих сильмарри с защитными системами? – спросила с нервной улыбкой Хсльга Сван. – Есть какая-то оборонительная автоматика? Сторожевые компьютеры, роботы или что-то ещё?

– Корабль имеет мощное вооружение, но, если я не ошибаюсь, там нет привычных для нас средств защиты.

– Почему?

– Потому, моя дорогая, что сильмарри не люди, мыслят иначе и не нуждаются в компьютерах и роботах. Защита корабля – его экипаж… если быть совсем уж точным, коллективный разум его обитателей.

Пара светильников придвинулась к вершине шлюза. Эта часть корабля находилась в тени; его массивный корпус, половина километра в поперечнике, загораживал солнечный свет, и оттого казалось, что звезды сияют особенно ярко.

Коркоран наклонился над пультом, щелкнул клавишей интеркома.

– Праа? Это капитан. Пытаемся проникнуть на их корабль.

– Поняла, сэр. Мы в боевой готовности.

Форма конуса внезапно изменилась, он начал вытягиваться вверх и загибаться, став похожим на клюв хищной птицы. По корабельной обшивке покатились волны, конус, будто впитывая их, вырастал на глазах, делался шире и длиннее, затем его поверхность по обе стороны от вершины прорезали черные линии. «Клюв» неторопливо раскрывался; нижняя половина отъехала, словно подвешенная на шарнирах челюсть, и лучи прожекторов осветили просторную камеру. Челнок мог бы поместиться в этом шлюзе, но Коркоран, поймав вопросительный взгляд пилота, покачал головой.

– Нет. Оставайся здесь, Егор. В случае чего подстрахуешь нас.

Прозрачный колпак над кабиной сдвинулся. Теперь их отделяли от пустоты лишь шлемы и гибкая прочная ткань рабочих скафандров. В отличие от боевых они были не такими громоздкими, лишенными экзоскелета, не требующими специальных навыков. Пожалуй, только Коркоран сумел бы нормально перемещаться в боевом скафандре да еще, быть может, Зибель. Но он о своих умениях распространялся редко.

Закрепив на плече голокамеру, Коркоран оттолкнулся и перелетел в раскрытую пасть шлюза. Его движения были уверенными, изящными и четкими, как у любого астронавта, привыкшего к невесомости, где не шагают, не бегают, а прыгают и летят. Один из прожекторов, висевших за кормой катера, подчиняясь команде, притушил свой яркий блеск и последовал за ним.

Прыгнул Зибель, потом Асенов. Хельга Сван, вцепившись в спинку пилотского кресла, глядела, как они исчезают в шлюзе инопланетного корабля. Страх сковал ее; Коркоран ощущал это так же отчетливо, как нерушимое спокойствие Зибеля и любопытство Асенова. Ему припомнились рассказы дяди Павла, отрывочная информация о сильмарри, которую передал Литвину квазиживой механизм или, возможно, существо, что управляло прибывшим с Новых Миров звездолетом. Согласно этим сведениям, сильмарри были странной расой – гигантские черви, не обладавшие индивидуальностью и не имевшие ни глаз, ни конечностей, ни легких, ни желудка. Но, несмотря на это, они странствовали в космосе и были далеко не безобидны, о чем могли поведать многие, включая пилотов фаата – тех, что пережили встречу с ними.

– Хельга, если не хочешь, ты можешь с нами не идти, – мягко промолвил Коркоран. – Останься на катере с Егором.

– Я пойду.

Словно бросаясь в омут, она стремительно скользнула сквозь разделяющее их пространство. Теперь они, все четверо, стояли в шлюзе – обширном помещении цилиндрической формы, тянувшемся в глубь корабля на сорок-пятьдесят шагов. Вдоль его стен извивались спиралью шесть широких желобов, сходившихся в дальнем конце у округлого клапана, похожего на плотно стиснутые мясистые губы.

– Запирающий сфинктер, – сказал Зибель. – Думаю, надо на него посветить.

Световой шар, разгораясь, двинулся к клапану.

– Не стоит слишком поднимать температуру. Вот так, достаточно… Здесь очень чувствительные механизмы.

– Желоба, – произнес Асенов, озираясь. – Если они перемещаются в этих желобах, то масса тела будет побольше, чем у человека. Я бы сказал, значительно больше, на порядок.

– Не исключено. – Зибель глядел, как медленно раскрывается мясистый зев, растягиваясь в кольцо. – Коммодор Литвин, видевший записи на корабле фаата, оценивает их размеры как метров шесть в длину и метра полтора в диаметре. Но тело их может сильно вытягиваться, достигая…

– Огромные змеи! – вздрогнув, прервала его Хельга Сван. – Любого из нас проглотят как кролика!

– Чушь, – буркнул Зибель – Как глотать, если нет ни глотки, ни пищевода? У них кожное питание.

Коркоран в этой дискуссии не участвовал, а, напрягая свой внутренний слух, пытался уловить хотя бы отзвук ментальной волны. Но тщетно! Ни визуальной, ни звуковой информации, ни даже ощущения тепла, которое несет прикосновение к чужому разуму… Он мог поклясться, что корабль пуст или дрейфует среди астероидов с мертвым экипажем.

Через кольцевой клапан они проникли в следующее помещение. Оно оказалось огромным – вероятно, занимало практически весь объем корабля, простираясь на сотни метров вверх, вниз и в стороны. Тонкие, прозрачные, хрустальной чистоты пластины разнообразных форм, сияющие в свете прожектора, были соединены в хаотическую, невероятную для человеческой логики конструкцию; они пересекались и сочленялись друг с другом под острыми или тупыми углами, образуя трехмерный лабиринт из сотен или, быть может, тысяч камер. Эти ячейки не имели ни пола, ни стен, ни потолка, а лишь обрамляющие поверхности, испещренные множеством дыр – круглых, ровных, диаметром около метра. Тут и там от наружной обшивки вдоль сочленения пластин тянулись гибкие шланги или кабели из более темного вещества, раскрываясь на концах широкими глубокими чашами, похожими то на огромные тюльпаны, то на лилии с округлыми лепестками и несколькими усиками. Сквозь эту заполнявшую объем структуру, казавшуюся бесконечной, хрупкой и призрачной, точно астральное видение, просвечивал центральный стержень, массивный, длинный и как бы отлитый из черного граненого стекла, поглощающего свет. Вероятно, он пронзал корабль от носа до кормы, если здесь были такие понятия.

– Тебе хотелось взглянуть на двигатель? – Зибель притронулся к локтю Асенова. – Кажется, это он и есть. Та черная труба.

Ксенолог кивнул:

– Согласен. Раз труба, значит, контурный привод, и значит, они перемещаются в Лимбе. Вот только как рассчитывают направление и длину прыжка? Я не вижу…

– Экранов, молекулярных чипов, датчиков, сенсоров и так далее? – с усмешкой прервал его Зибель. – Накрытого столика тоже нет, и нет фанфар в честь нашего прибытия. Это не люди, Иван, не забывай! Не люди, а существа совсем иной природы.

– Ты это мне говоришь? Ксенологу? – Усмехнувшись в свой черед, Асенов задрал голову и уставился на хрустальные пластины. – Вытягивая свои тела, они, очевидно, могут перемещаться через эти отверстия… но, разумеется, в невесомости… а полусферические конструкции на темных жгутах или жилах похожи на органы управления… Ты как считаешь, капитан?

– Никак. Я только фиксирую обстановку и выводы специалистов.

Коркоран коснулся камеры на своем плече. Но, против воли, в его сознании возникла ясная, четкая картина: огромные черви быстро и плавно скользят в хрустальном лабиринте, то сжимаясь в белесый комок, то вытягиваясь в длину на десять-пятнадцать метров, склоняются над чашами-тюльпанами, суют в них безглазые головы, а может, хвосты, и замирают, став единым, способным к действию, одаренным разумом существом. Он почти не сомневался, что это не игра фантазии, а отзвук реальности; его уверенность подкреплялась тем, что видение походило на Сон, только промелькнувший наяву. Правда, оснований для него в генетической памяти не было и быть не могло – трудно поверить, что какой-то его предок наблюдал живых сильмарри, да еще в их корабле. Вероятно, его наследственный дар не ограничен Снами и ментальным восприятием, а способен к чему-то большему…

В руках Хельги Сван защелкал анализатор.

– Тут есть атмосфера, но разреженная, – сказала она. – Азот, окись углерода, метан, инертные газы и органика… странная органика, прибор не может ее определить… Их пища?

Она взглянула на Зибеля, но тот лишь пожал плечами:

– Возможно. Не знаю. У нас мало информации, только из тех источников, о которых я сказал. О сильмарри вообще мало известно. К примеру, лоона эо, наши друзья-приятели, ничего о них не ведают и не стремятся что-то узнать. Просто пропускают их через свой сектор и никогда не конфликтуют с червяками,

– Выходит, нам повезло, – сказал Асенов. – У нас большой материал для изучения – целый корабль, наверняка покинутый.

Клаус Зибель хмыкнул, бросил взгляд на Коркорана, но тот едва заметно покачал головой – мол, ничего не чувствую, не ощущаю.

– Ошибочное заключение, Иван. Сильмарри не покидают своих кораблей, ибо нет у них другого мира, иного пристанища. Они галактические странники… В каждом корабле – семейная ячейка, и если мы как следует поищем, то найдем ее.

– Мне что-то не хочется их искать, – побледнев, выдавила Хельга Сван. – Пожалуй, я принесу из катера свои приборы и займусь анализами.

– Разумно. Ну а мы все-таки поищем.

Зибель оттолкнулся носком башмака и проскользнул в отверстие в косо нависавшей переборке. Коркоран и Асенов поплыли следом, то придерживаясь о закраины дыр, то подпрыгивая на прозрачных пластинах, оказавшихся не твердыми, а гибкими и упругими, как полотнище батута. Они поднимались и опускались, минуя камеру за камерой, прослеживая направление темных жил, заглядывая в полусферические ниши, усеянные присосками, – возможно, то были контактные устройства. Казалось, Зибель знает, куда их вести, и, следуя за ним, Коркоран вдруг начал понимать, что эти камеры-отсеки странных форм и различных размеров, небольшие, точно кают-компания на «Литвине», или величиною с трюм, вовсе не являются, как у людей, местом локального обитания, комнатой или каютой, где кто-то работает или живет. Таким пространством был сам корабль, а эти прозрачные упругие поверхности играли ту же роль, что нити паутины, давая опору телам обитавших в пей существ и линиям связи, что соединяли их друг с другом и, вероятно, с поверхностью корабля, двигателем, шлюзами и прочей машинерией. Озарение пришло к нему внезапно, как и мысль о том, что все это судно, и наполняющая его паутина, и шахта гиперсветового привода, и чаши, подобные цветам, являются скорее биологическими объектами, а не устройствами из металла, керамики, пластика.

Откуда он это узнал? Вопрос не праздный, однако оставшийся без ответа. Знание не могло объяснить само себя.

Они продвинулись метров на двести от шлюза, когда Зибель остановился и, призывая к вниманию, поднял руку. Гибкая пластина под их ногами сочленялась еще с пятью или шестью – они шли наклонно, образуя некое подобие пирамиды в три человеческих роста; в соседних камерах такой же величины на концах темных стеблей распускались чаши-лилии, а наверху маячила граненая поверхность разгонной шахты – как показалось Коркорану, самый интересный объект в ближайшем окружении. Но Зибель глядел вниз, туда, где простиралась обширная полость, днище которой было затянуто белесоватым туманом. Присмотревшись, Коркоран заметил, что эта облачная масса словно бы распадается на отдельные фрагменты, то вытянутые в длину, то свернутые кольцами, как если бы мгла была зернистой, составленной из отдельных, довольно больших частиц. Они, все трое, плавали в невесомости над этим образованием, словно пассажиры взмывшего над облаками стратолета.

В шлеме, донесенный рацией, раздался шумный вздох Асенова.

– Вот они какие… целая стая или стадо… не меньше нескольких сотен…

– Не стая и не стадо, а семейная ячейка, – возразил Клаус Зибель. – Разумное существо, коллеги. Достаточно разумное, чтобы переселиться в космос, когда на Земле кроманьонцы выслеживали мамонтов у подножия вюрмских ледников[26]26
  Имеется в виду вюрмский ледниковый период. 30–40 тысячелетий назад.


[Закрыть]. Создания, отринувшие твердь планет и сотворившие свой мир таким, как им хотелось. – Зибель оглянулся и плавно повел рукой. – Не стремящиеся к контакту с другими расами, не агрессивные, не воинственные, если их не задевать. Но если кто-то их ущемляет, уничтожает корабли или препятствует их движению… Словом, лучше этого не делать.

– Отринувшие твердь планет… – задумчиво повторил Асенов. – Ну, в этом они не оригинальны, лоона эо тоже обитают большей частью в космосе. Хотя, конечно, поселения лоона и это лежбище гусениц… – Он уставился вниз, потом метнул тревожный взгляд на Коркорана. – Пол! Ты снимаешь, Пол?

– Каждую мелочь, – успокоил его Коркоран, разглядывая сбившихся в огромную кучу хозяев корабля. – Хотел бы я знать, что это с ними. Полная неподвижность, инертность, отсутствие связи с внешним миром, ни чувств, ни мыслей, ни реакции на вторжение… Спят? Залегли на зимовку? Или умерли?

– Заняты важным безотлагательным делом: ожидают потомство, – объяснил Зибель. – Они очень уязвимы в такой момент. Но, как было сказано, лучше их не трогать. Закончится этап воспроизводства, и они исчезнут, уйдут тихо-мирно, никого не беспокоя. Так и доложи Врбе и Диксону.

– И это все?

– Ну почему же… Теперь мы знаем о них немного больше – твои записи, анализы, которые делает Хельга, и наши общие наблюдения. Люди в Галактике новички, можно сказать чечако, и главная для нас проблема – выяснить, кто представляет угрозу, а кто нет. В чем бы ни заключалась цель существования сильмарри, людьми они не интересуются. В этом я полностью уверен.

– Они воюют с фаата, – заметил Коркоран.

– Воюют. И как ты думаешь, кто первый начал? – Краешек рта у Зибеля приподнялся – то была не усмешка, а лишь намек на нее. – Вот что, коллеги, давайте-ка выбираться отсюда. Нехорошо подглядывать в чужой спальне.

Сквозь бесконечную череду отверстий они поплыли к Хельге Сван и сиявшему у шлюза прожектору.

* * *

«Коммодор Литвин» поджидал эскадру за орбитой пятой планеты. Идти к Гондване было лишней тратой времени; крейсера, освободившись от грузов, двигались к периферии системы, чтобы совершить последний в этом походе прыжок. Любое место подходило для погружения в Лимб, но точку старта обычно выбирали подальше от звезды – при сильных полях тяготения область финиша размывалась. Искусство навигатора состояло в том, чтобы попасть на окраину звездной системы и чтобы группа кораблей, стартующих совместно, не оказалась разбросана на световые месяцы. Контурный привод сделал возможным полеты на очень большие расстояния, но наведение на цель требовало сложных вычислений с поправками на все мешающие факторы. Задача упрощалась, если точка старта находилась подальше от центрального светила и планет, где-нибудь в районе облака Оорта.

Итак, «Литвин» ждал, зависнув в темной холодной пустоте, экипаж отстаивал вахты, специалисты – Зибель, Асенов и Хельга Сван – просматривали записи, сделанные на корабле сильмарри, а капитан предавался раздумьям. Что-то происходило с ним, рушились некие стены в сознании, падали барьеры, раскрывались двери; незримый ментальный поток сносил обломки препятствий и увлекал его с собой, все дальше и дальше, быстрей и быстрей – но куда?.. Этого он не знал, но относился к свершавшимся переменам без страха. Такое уже было – в детстве, когда он начал ловить обрывки мыслей, воспринимать эмоции, сопереживать, попадая против желания и воли в метапсихический резонанс с чужими разумами. Тогда он испугался и, если бы не Клаус Зибель, жил бы в ужасе долгие месяцы, возможно – годы… Тогда, в детстве! Но теперь он был зрелым человеком, и перемены вызывали не испуг, не ужас, а любопытство.

В чем состояла их причина? Возможно, он достиг подходящего возраста, в котором новая мутация стала неизбежной; возможно, этот полет к Новым Мирам явился чем-то вроде пускового механизма – сам полет или то необычное, странное, что он увидел на корабле сильмарри. Его способность к восприятию ментальных образов как будто не усилилась, и Сны посещали его с прежним постоянством, однако начал проявляться новый дар: предметы, веши, окружающая обстановка вдруг заговорили с ним. Их голос был тих, видения то смутны, то отчетливы, но кратковременны, как вспышка молнии в ночи. Первый раз – хрустальный лабиринт и гибкие тела сильмарри, скользящих в сумеречном пространстве, затем другие миражи, являвшие то маму, то Йо, то дядю Павла, но приходили они не такими, как на портретах и фотографиях, а в эпизодах и ситуациях, которых в памяти Коркорана не было и быть не могло. Скажем, в тесной и темной каморке: мама опирается о стену, Йо склонилась над ней, а дядя Павел, словно защищая их обеих, стоит, закованный в боевой скафандр. И все они молоды, как будто время обратилось вспять, вернув их снова пленниками на звездолет фаата…

Эскадра миновала третий пояс астероидов и ожидалась через сутки. Утреннюю вахту несла Селина Праа; на корабле и в его окрестностях царило нерушимое спокойствие. Сменившийся с дежурства Коркоран, прищурив глаза и вытянув ноги, сидел в каюте Зибеля. Она была такой же крохотной, как его собственная, капитанская, но вместо дублирующих пультов здесь находился узкий длинный стол с парой голографических проекторов, стопкой книг, покетпьютом и растянутым над ним пленочным экраном. Стол украшала какая-то безделушка, похожая на крохотного осьминога из разноцветной пластмассы или стекла. Видимо, этот сувенир был дорог Клаусу – его защищал полупрозрачный колпак, гасивший цвета и размывавший контуры.

– Это все? – спросил Зибель.

Коркоран кивнул. Взгляд его то и дело возвращался к безделушке под колпаком, порождавшей вспыхивающую на мгновение картину: что-то завернутое в ткань на узкой, с четырьмя пальцами ладони. Рука лоона эо, автоматически отметил он.

– Интересные вещи ты рассказал… – На переносье Зибеля прорезалась глубокая морщина. – В прошлые века это называли ясновидением. Прикосновение к предмету раскрывало судьбу его хозяина – ну, например, взяв в руки ботинок, снятый с трупа, ясновидец мог изобличить убийцу. Конечно, чушь, ерунда! Но занимательно.

– Изобличать мне некого, – промолвил Коркоран. – С трупами у нас напряженка, и эта новая моя способность мне не подчиняется.

– В том смысле, что ты не можешь ею управлять?

– Да. Мелькают всякие странные эпизоды, но исключительно по своему желанию… – Он протянул руку к штуковине под колпачком. – На каракатицу или осьминога похоже. Позволь взглянуть?

– Нет. – Клаус отодвинул колпак подальше, за голопроектор. – Вещица не из тех, которые разглядывают. Как-нибудь я тебе объясню, в чем ее секрет, а сейчас, будь добр, повтори, что ты видел в корабле сильмарри. Под запись, со всеми подробностями.

Коркоран повторил. Затем поискал глазами «осьминога», убедился, что его не видно за корпусом проектора, и, насупившись, буркнул:

– Все у тебя тайны, Клаус, даже стекляшка на столе, и та секретная. Не говоря уж о тебе самом.

Тонкие губы Зибеля дрогнули в усмешке.

– Такая служба, Пол. Мы оба, ты и я, личности таинственные. Ты человек наполовину, а я… – он снова улыбнулся, – я, быть может, вообще не человек.

С минуту Коркоран молчал, обдумывая это заявление. Шутка, розыгрыш? Но, несмотря на усмешки Зибеля, ни шуткой, ни розыгрышем тут не пахло. Определенно не пахло! Наоборот, он ощущал некую твердую решимость, словно его другу надоело притворяться. Казалось, маски, скрывавшие лицо, душу и разум Клауса Зибеля, были готовы спасть.

Какая-то мысль билась в сознании Коркорана, словно он прозревал уже сущность, спрятанную под всеми масками.

– Сильмарри, – медленно вымолвил он, – сильмарри… ты слишком много знаешь о сильмарри. Откуда, Клаус? Йо о них точно не говорила. Вся информация – в отчетах Литвина, и я ее неплохо помню, в отличие от Асенова. Есть там про коллективный разум, про вражду с фаата и про корабль, уничтоженный в зоне Юпитера. Еще описание внешнего вида, без указания размеров… Больше ничего.

– В самом деле? – Зибель с иронией приподнял брови. – Ну, и чего там нет?

– Ни слова о том, как попасть в их корабль, о механизмах, чувствительных к теплу, о кожном питании сильмарри, об их воспроизводстве и странствиях в Галактике, – перечислил Коркоран. – Ты мне, Клаус, очки не втирай, я тебе не простодушный Асенов! Этого нет в отчетах и быть не могло – думаю, по той причине, что ни один фаата не видел живого сильмарри.

– Фаата не видел, но мы – я про Секретную службу говорю – куда любопытней. Это ты учитываешь, Пол? Может быть, сильмарри мы встретили не в первый раз, только не все об этом знают. Не каждый офицер космофлота, скажем так.

– Ксенологи были бы в курсе… и Врба… – Коркоран смолк на секунду, потом, улыбнувшись, коснулся пальцами виска. – Кого ты хочешь обмануть, Клаус? Телепата? Ты закрыт, я не воспринимаю твои мысли, но вот эмоции – другое дело, их за барьер не упрячешь… И если уж начистоту, не попадались мне люди, умеющие ставить ментальный блок. Никто и никогда, кроме одного сотрудника Секретной службы!

Зибель рассмеялся, но взгляд его был серьезен, даже печален.

– Ну, будем считать, что ты меня разоблачил. Может быть, не сегодня, а давным-давно, и если так, я ценю твою деликатность. Но мир движется вперед, вращаются колеса судеб и, независимо от нашего желания, подталкивают к этому или к тому… Когда-нибудь такой разговор должен был случиться, так почему не сейчас? Время вполне подходящее, особенно если представить, что нужно коммодору.

– Врбе?

– Да. Что ему нужно от тебя, зачем на твой корабль погрузили модуль, и для чего ты в этой экспедиции… Ты думал об этом?

– Вообще-то я парень догадливый, – сказал Коркоран.

– Не сомневаюсь. Ну, смотри!

Зибель потер лицо ладонями, и его черты вдруг стали расплываться, лоб и щеки потемнели, нос сделался шире, с глубоким вырезом ноздрей, губы оттопырились, а волосы, темные, как ночь, завились тугими кольцами. Хотя Коркоран был готов к чему-то подобному, он невольно вздрогнул и в изумлении приоткрыл рот. Магия, чертовщина! Над щуплыми плечами Зибеля торчала голова гиганта-негра – крупный череп, кожа цвета шоколада, мощные надбровья, выступающие скулы… Этот человек был еще молод и удивительно красив, красив той благородной красотой, какую дарила своим сыновьям Черная Африка.

– Кто? – прохрипел Коркоран. – Кто?

– Умконто Тлуме, дипломат, бывший представитель Свободной Территории Зулу в Совете безопасности. Именно так записано в досье Гюнтера Фосса, в секретном документе номер 112/56–AD… На Фосса хочешь посмотреть? Или на Роя Банча, Лю Чена, Николая Кривина? Есть и другие фигуранты… Показать?

Коркоран с шумом выдохнул воздух.

– Хватит, пожалуй. Я, конечно, не совсем человек, но для любой из моих половин зрелище жутковатое. Могу я попросить… да, так хорошо. Негр из тебя красивый, но к Клаусу я все-таки привык.

– Насчет половинки человека я пошутил, – с серьезным видом произнес Зибель. – Прости, если это тебя обидело. Что земляне, что фаата – люди, и сам ты – лучшее тому свидетельство. А я… даже я… вроде бы стал человеком. Почти.

Они сидели в тесной каюте небольшого корабля, заброшенного на окраину звездной системы Гондваны, смотрели друг на друга и улыбались. Потом Коркоран спросил:

– Расскажешь, Клаус?

– Расскажу. Это, Пол, долгая, очень долгая история…