Текст книги "Клим Драконоборец и Зона Смерти"

Автор книги: Михаил Ахманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 6
От дремучих лесов до поднебесных гор

Когда завершилось царствие лемуров и пришли на смену им другие существа, жестокие и злобные, решили последние лемуры уйти в тайное место и забыться вековечным сном. Место сие выбрано было в высоких горах, покрытых льдами и снегами, в темных пещерах, не доступных ни людям, ни эльфам, ни иным народам. К северу же и к югу от гор лежат непроходимые леса, и там лемуры оставили двух стражей, избранных ими, чтобы запечатать их пещеры и не пускать в те леса чужаков, особенно людского племени. Говорят, что Страж Севера все еще бродит в лесу, ибо век лемуров много дольше эльфийского и, возможно, смерти они вообще не подвластны. А что стало со Стражем Юга, о том никому не ведомо.

Тайный трактат Кришнамуйши Кхаманга, иундейского летописца

Что-то шерстистое щекотало под носом. Упорно, настойчиво – можно даже сказать, нахально… Клим чихнул, стремительно выбросил руку и вцепился в длинный кошачий хвост. Тут же раздался возмущенный вопль:

– Ммняу! Говоррил – хвост ммне тррогать! Что за фамильяррности!

– А не надо его совать под нос королю, – буркнул Клим и окончательно проснулся.

День шел к вечеру. Мерцало пламя небольшого костра, над углями жарилось на прутиках что-то аппетитное, шкварчащее, испускающее вкусный запах. Црым поворачивал прутья, сопел, шумно принюхивался, разравнивал палкой угольки. Кот, отодвинувшись от Клима подальше, тер бока, морду и грудь лапами, отряхивал кору и сосновые иглы. Над хатуль маданом плавно кружился Бахлул ибн Хурдак, драл волоски из бороды и постреливал искрами в докучных комаров. Заметив, что повелитель проснулся, он взлетел повыше и произнес:

– О шахиншах, душа и сердце мира! Какое счастье мы испытали, обнаружив тебя живым, а злодеев – в виде гниющих трупов! Тут была девушка… Я думал, она из разбойной ватаги, но, к радости своей, ошибся. Эта юная ашуб и лалегун[4]4
  Ашуб – волнующая душу, лалегун – подобная тюльпану (персидск.).


[Закрыть] сказала, что ты, очнувшись, разорвал веревки и сразил нечестивцев могучей рукой. Воистину ты абулфатх[5]5
  Абулфатх – победоносный (арабск.).


[Закрыть], и нет пределов твоей силе и власти! Ты…

– Кончай песни петь, – прервал его Клим. – Лучше скажи, куда вы смылись, ты и этот серый крендель.

– Мы не смылись, о потрясатель вселенной, мы отправились за помощью, – с достоинством промолвил джинн. – Можешь быть спокоен, если бы тебя убили, злодеев постигла бы страшная месть. Даже ифриты, коих Сулейман ибн Дауд – да будет мир с ними обоими! – низверг в чистилище, не позавидовали бы их участи. Он расчленил бы нечестивых с той же легкостью, с какой обрывают лепестки цветка.

– Кто – он? – спросил Клим, подсаживаясь к огню. – И почему я здесь его не вижу?

Шут сунул ему прутик с жареными грибами и флягу с водой. Шляпки грибов были сочными, упругими, огромными, размером в две ладони. Клим откусил и принялся с наслаждением жевать.

– Подожди немного, повелитель, и он придет, мы с ним договорились, – пообещал Бахлул, опустившись на королевское колено. – Он обитает в ночи. Дневной свет ему не нравится, но он не прочь погреться у костра.

Клим прикончил грибной шашлык. Шут выкопал из золы запеченные птичьи яйца и поднес ему на широком листе лопуха. На других лопухах лежали орехи и горка лесной земляники.

– Откуда провиант? Сам промыслил? – поинтересовался Клим, очищая яйцо. Яйца были мелкими, и он глотал их целиком.

– Нет, величество, Мата натащила, потом ушла. Вроде бы отправилась выполнять твое повеление… Серьезная девка. Не простая! Вороны над ней так и кружили, так и кружили!

– Вороны! – Клим с мрачным видом приступил к орехам. – Нам бы сейчас не воронов стаю, а ковер-самолет. Куда мы без сапог? – Он покосился на плотную стену деревьев. – Тут идти месяцы и месяцы… К эльфам, может, вернуться? Вдруг найдут ковер или что-то еще подходящее?

– На коврре ммне полечу, – сообщил хатуль мадан. – Знаем мы эти коврры! По крраям пррогнили, в серредине дырра. Прровалишься, и тррындец!

– Воистину так, – согласился джинн. – Были ковры, мой господин, да истлели. Летать на них ненадежно.

– Зато быстро, – сказал Клим. – А что ты можешь предложить?

Бахлул задумался. Вырвал волос из бороды, прошептал «трах-тибидох», свернул волосок колечком и отправил в костер, заставив пламя вспыхнуть ярким пурпуром. Затем предложил:

– Не вызвать ли мне ифрита из глубин преисподней? Могу попытаться… Сядем и полетим! Плечи у него могучие, спина широкая, шея крепкая.

– А пасть – зубастая, – добавил Црым. – Так что первым делом он нас схарчит. Соображай, мудрейший, что говоришь.

Тем временем стемнело. На краю пригорка – там, где лежали трупы разбойников, – наметилось некое шевеление. Кто-то порыкивал и фырчал, шуршали сухие иглы под чьими-то лапами, вспыхивали и гасли красные глаза. Потом шуршание стало заметнее и к нему добавился треск костей – мертвых потащили в лес, разрывая по дороге на части.

Пива нет, – с тоской подумал Клим. Можно капнуть зелье в воду, но подействует ли? Известный ему рецепт гласил, что зелье принимают с пивом и никак иначе. Без него с хищником не справиться – тем более что под деревьями орудовала целая стая, то ли волки, то ли медведи, а может – упаси Господь – шерданы. Нож, топор и рогатина – плохая защита, надо жечь огонь…

Клим подбросил сухую ветвь в костер и заметил при вспышке пламени, как из лесного мрака выступает огромная фигура. Ссутулив плечи, существо направилось к огню, переваливаясь на толстых коротких ногах; руки его с кривыми когтями свисали ниже коленей, лицо заросло диким волосом, тело покрывала густая шерсть. Тролль? Йети? Или леший? В общем, здоровый перец! – решил Клим и потянулся к рогатине.

– Не надо, государь, – тихо шепнул Бахлул ибн Хурдак. Взмыл в воздух и со значением добавил: – Он! Явился, как и было обещано!

Существо приблизилось, село у огня и повернуло к Климу голову размером с трехведерный котел. Патлы длинных волос закрывали уши, борода струилась до пояса, на плоской физиономии торчал нос с широкими ноздрями и посверкивали крохотные глазки. Пахло от него лесом, чистыми запахами сосновой хвои и смолы. Сидя, гигант был выше Клима на добрый метр, и на его плечах мог бы улечься матерый медведь. Каким-то шестым чувством Клим ощущал, что перед ним древнее создание, никак не связанное с родом человеческим, с эльфами, гномами, орками и прочими племенами, населяющими мир.

Под деревьями все еще слышались чавканье, звериный рык и хруст костей. Существо вытянуло мохнатую длань с ладонью не меньше лопаты, сгребло орехи с лопуха и закинуло в пасть. Захрустело, выплюнуло в костер шелуху.

– Прости, Хозяин, нечем тебя угостить по-настоящему, – промолвил Клим, ткнув пальцем в лопух с ягодами. – Вот земляника, еще грибы… Хочешь?

Огромная голова дернулась, – кажется, грибов и ягод он не хотел. Потянулся когтистыми лапами к огню, погрел ладони, довольно фыркнул и что-то проворчал – неразборчиво, непонятно. Попробовал сказать снова, хрипло выдохнул и поманил к себе кота. Баюн капризничать не стал, уселся рядом с мохнатым коленом.

Снова фырканье и невнятные звуки. На сей раз речь Хозяина длилась долго, минут пять.

– Он тебя благодаррит, – пояснил хатуль мадан.

– За орехи?

– Ммнет. За то, государрь, что ты пррикончил злодеев. Он мог бы сделать это сам или послать волчью стаю, но лить крровь ему прротивно. Топить в болотах тоже. Он говоррит: люди, когда погибают, так жалобно крричат… Это надррывает ему серрдце.

– Значит, сердце все же есть. Это меня радует, – молвил Клим, стараясь не прислушиваться к тому, что творилось под деревьями. – Скажи, баюн, ты верно его понял? Как ты вообще разбираешь, что он говорит?

– Талант у меня, твое величество, – с явной насмешкой отозвался кот. – Всякую тваррь понимаю, даже твоих хайборрийцев.

– Поониаает… – вдруг произнес Хозяин и прикоснулся кривым когтем к спинке кота. Потом прижал к груди огромную пятерню и гулко выдохнул: – Даавноо нее гоовориил с меелкиими… Труудноо…

В горле у него свистело и клокотало, каждый членораздельный звук рождался с усилием. Мелкие… – подумал Клим. Да, против него все мы мелкие – и люди, и эльфы, и гоблины. И наши страны тоже, ибо его держава – отсюда и до океанских вод. Почти треть мира и уж точно не меньше четверти.

Гулкий голос раздался снова:

– Скаажии, чеегоо тыы хоочеешь… скаажии…

Он проворчал что-то еще, и кот перевел:

– Ему ммне нрравится, когда в лесу люди. Лес только для птиц, зверрей и волшебных созданий.

– Я здесь не останусь и твой покой не нарушу. Клянусь в том жизнью сына и жены! – торжественно промолвил Клим. – Мне нужно лишь пересечь твой лес, добраться до Поднебесных гор и Иундеи и сделать это быстро.

– Быыстроо… – эхом откликнулся Хозяин. – Поомогуу… Ждии, приишлюю коосматыых… Каак сяадеешь, креепчее деержиись заа шеерсть…

Лесной владыка поднялся, и Клим тоже встал. Огромное существо возвышалось над ним точно крепостная башня; вытянув руку, он смог бы дотянуться только до пояса великана.

– Поклонись ему, о шахиншах, – пискнул над ухом Бахлул. – В том нет ущерба для твоего величия. Ты в его стране, и здесь он – господин.

Клим склонил голову. Был ли Хозяину ведом этот знак почтения? Он не ответил ни словом, ни жестом – отвернулся и побрел в лес. Его гигантская фигура растаяла во тьме, замер шорох шагов, а с ним и звуки пиршества хищников. Только потрескивал костер да шелестели в вышине кроны сосен.

Шумный вздох Црыма нарушил тишину. Он пошевелился, вытер пот со лба и произнес:

– Ушел… Наконец-то ушел. Скажу тебе, мой государь, у меня поджилки тряслись и екало в животе. Вот, думаю, призовет он сейчас волков или шерданов, и от бедного гнома даже костей не останется, как и от его величества. А кота сжуют на закуску.

– Глупая мысль, совсем неверрная, – промурлыкал хатуль мадан. – Вас, может, и съели бы, только ммне меня. Как существо магическое, я вписываюсь в местный антурраж.

Глядя в темноту, Клим все еще видел огромное лицо странного гостя и слышал его гулкий голос. Лесной Хозяин, так назвала его Дезидерада… Но властвовал он не только над медведями – весь этот лес являлся его вотчиной, запретной для людей. Похоже, шансов для экспансии на восток у Хай Бории не было – разве что в далеком будущем, с появлением бензопил, бульдозеров и лесовозов.

Отметив данный факт геополитики, Клим сказал:

– Не по велению ли Сулеймана ибн Дауда – мир с ними обоими! – очутился наш гость в этих чащобах? Спрашиваю, ибо с неугодными был Сулейман крутоват: псоглавцев сослал в Иундею, ифритов – в преисподнюю, а джиннов упаковал в бутылки.

– Нет в том воли Сулеймана, мой блистательный господин, – ответил Бахлул. – Со всем почтением к нему скажу, что, когда эти создания владели миром, никто не ведал о Сулеймане, о Дауде и их пращурах. Ибо сотворил Господь таких существ на заре вселенной, и время их иссякло.

– К нашему счастью, – буркнул Црым. Он приподнялся, бросил взгляд на темный лес, и вдруг лицо его побледнело. – Посмотри, твое величество! Кажется, нас все-таки съедят! Бедные мои кости! Бедная наша королева и бедный малютка принц! Останется он сиротой с пеленок!

Из леса вышли три медведя – огромные, как гора. Пасти разинуты, шерсть встопорщена, глаза горят огнем, зубы точно кинжалы… Двигались они неторопливо и поводили головами, словно прикидывая, с кого начать, с гнома или с человека.

– Мрр… Без паники, сударри мои! – произнес хатуль мадан. – Сказано было: жди косматых. И еще сказано: сядешь, кррепче дерржись за шеррсть. Где моя коррзина? Надеюсь, государрь, ты меня ммне потерряешь?

Медведи остановились у костра. Пламя отражалось в их мерцающих зрачках.

– Вот и транспорт. Ночь уже, но я думаю, подобная мелочь их не смущает, – молвил Клим. – Собираем имущество, и в дорогу! Только костер нужно залить.

– Я сбегаю за водой, – с готовностью предложил скоморох.

– Не стоит. Есть, мой друг, хороший дедовский способ. Не хватит у нас – медведи помогут.

Они охотно помогли.

Как мчались эти звери! Быстрее любых рысаков, быстрее, чем единороги эльфов, быстрее, чем ветер и молния! Вцепившись в шерсть, подскакивая при каждом гигантском прыжке, Клим не мог различить ни деревьев, ни пней, ни поваленных стволов – все тонуло во мраке и сливалось с ним при стремительном движении.

Корзина, привязанная к поясу, толкала его в ребра, и временами он различал страдальческий вопль кота; фляга и рукоять топорика били по бедрам, а на голову и плечи сыпались иглы, шишки и кора. Дороги тут не было, но в ней медведи не нуждались, перепрыгивали через ручьи и груды валежника, проламывались сквозь кусты и каким-то чудом избегали столкновений со стволами. Не обычные это звери, думал Клим, медведь, даже кадьякский, не так огромен, и уж тем более не может нестись час за часом с такой скоростью. Конечно, не семимильные сапоги и не экспресс Москва – Питер, но грех жаловаться. Прут, как танки, а танки грязи не боятся…

Он задремал, а когда очнулся, едва смог пошевелись сведенными судорогой пальцами.

Светало. Деревья, уже заметные в сером рассветном мареве, стремительно убегали назад, но ему казалось, что ели и сосны сменяются высокими березами, кленами и дубами. Сзади раздавался мягкий топот, и, оглянувшись, Клим увидел шута, распластанного на медвежьей спине. Третий зверь, бежавший без седока, мчался в арьергарде – возможно, охранял их компанию или служил сменным скакуном. Но и тот, что нес Клима, признаков утомления не выказывал, и могучие мышцы под мягкой шкурой работали словно поршни. Прыжок, прыжок, еще прыжок… Под этот мерный ритм Клим снова погрузился в сон, но неглубокий – чувствовал, как солнце греет плечи и как от медвежьей шкуры поднимается пар.

Остановку они сделали за час-полтора до полудня. Место было чудесным; светлая березовая роща, а перед нею – травянистый берег речной заводи, над которым гудели пчелы. Сияло утреннее солнце, на воде покачивались кувшинки, и на другом берегу широкой реки виднелась живописная возвышенность с тремя устремленными к небу пиками. Впрочем, к этим красотам природы Клим остался равнодушен. Он сполз с медвежьей спины, снял крышку с корзины и принялся подпрыгивать и приседать – ноги совсем занемели. Эти упражнения он делал под стоны шута и кота. Црым лежал ничком в траве, проклиная себя, лесного владыку и все медвежье племя, а хатуль мадан то вытягивал лапы с жалобным воплем, то заводил грустные песни. Джинн Бахлул пытался утешить кота мудрыми сентенциями о скоротечности земных бед и радостей.

Один медведь остался на страже, двое отправились выше по течению, где вода клокотала на перекатах. Залезли в реку, застыли, как пара огромных бурых глыб, потом разом ударили лапами и выбросили на берег крупных лососей. Рыбины трепыхались в траве, сверкая чешуей.

После утомительного странствия река манила Клима. Решив, что нужно освежиться, он расстегнул пояс, сбросил сапоги, снял куртку, штаны и рубаху. Вода была теплой и ласкала кожу, точно девичья ладонь. Раздвигая кувшинки, зашел поглубже, лег на спину и закрыл глаза. Над берегом неслись тоскливые кошачьи рулады:

 
Сижу за ррешеткой в темнице сыррой,
Вскоррмленный в неволе оррел молодой!
 

Что-то совсем баюн скис, мелькнула мысль. Надо бы в корзинку травы постелить, а то все бока отобьет…

Приподняв веки, он увидел медведя, тащившего пару лососей. Бросив их около Црыма, зверь ткнул его носом, развернулся и вновь отправился рыбачить. Вот и завтрак, подумал Клим.

Внезапно тонкие пальчики коснулись его спины, игриво пробежали по ребрам и успокоились на животе. Клим вздрогнул и повернул голову. Прелестная дева явилась ему: голубые глаза, пухлые алые губы, бледное личико в обрамлении прядей цвета травы.

Девица была обнаженной – сквозь воду просвечивали аппетитные грудки с розовыми сосками и стройный стан, переходивший в хвост. Две ладошки легли ему на плечи, и, оглянувшись, он увидел еще одну красавицу, зеленоглазую, нагую и тоже с хвостом. Пощекотав его шею, она прошептала:

– Мужчина! Настоящий! Я тебя хочу!

– Я тоже! – сообщила голубоглазая.

Клим похлопал ее пониже спины, там, где нежная кожа сменялась чешуей.

– И как вы это себе представляете? Я не дельфин, а у вас нет ножек.

– В воде нет, – уточнила та, что с зелеными колдовскими глазами. – А как вылезем на травку, ножки и появятся.

– Об этом не беспокойся, красавчик, – добавила голубоглазая. – Ножки будут первый сорт!

– Я здесь не для того, чтобы заводить шашни с русалками, – строго произнес Клим, высвобождаясь из их влажных объятий. – Но если не терпится, там, на травке, сидит гном. Тоже, между прочим, мужчина.

– Гном! Фи! – Зеленоглазая небрежно повела плечиком. – Недомерок! Такого нам не надо.

– Не надо, – подтвердила ее подруга.

– Ну была бы честь предложена, разборчивые мои, – сказал Клим и погреб к берегу.

Там уже пылал костер, Црым ловко разделывал лосося, а Бахлул ибн Хурдак кружил над ним, давая полезные советы.

Кот с довольным урчанием впился в другую рыбину, оторвал изрядный кусок, быстро проглотил и принялся терзать добычу, напевая приятным тенорком:

 
Отворрите мне темницу,
Дайте мне сиянье дня,
Черрноглазую девицу,
Черрногрривого коня!
 

Настроение хатуль мадана явно пошло вверх. Образованный! – думал Клим, натягивая штаны и слушая кошачьи рулады. И с Пушкиным знаком, и с Лермонтовым… Впрочем, что удивляться. Кто его самого сочинил, вместе с дубом и русалками? Солнце нашей поэзии!

Спустя недолгое время путники сидели на берегу, насыщались жареной рыбой и поглядывали на медведей – те тоже завтракали с большим аппетитом. Русалки вылезли из воды и, забравшись на ветви плакучей ивы, болтали в воздухе ножками и строили глазки Климу. Из березовой рощи высунула нос костлявая сгорбленная тварь, не иначе как кикимора, но сторожевой медведь рявкнул на нее, и тварь исчезла. По воде тут и там шли круги, и временами появлялась в них зеленая пучеглазая рожа речного хозяина. Путников он игнорировал, но, похоже, был недоволен русалками – грозил им перепончатой лапой и что-то булькал.

В путь отправились после полудня. Клим набил травой корзину, бросил сверху пустой мешок, и кот с довольным урчанием залез внутрь. Медведи зашагали к перекатам, где пенилась и бурлила вода. Осторожно ступая с камня на камень, они пересекли реку, обогнули трехглавый холм, вошли в лес с дубами и кленами и припустили было бегом, но вдруг зверь, охранявший путников, зарычал и остановился. Гибкое стремительное тело мелькнуло за деревьями, послышался хриплый клекот, и на прогалину, точно желтая молния, выпрыгнул шердан. Он не промедлил и доли секунды – раскрыл клюв и бросился на медведя.

Шерданы, твари на редкость свирепые, охотились на все, что движется, не отличая человека от кролика или оленя. Телом они походили на крупных львов с желтой в темную полоску шкурой, но с огромной птичьей головой, увенчанной пучками перьев. Когтистые лапы и мощный широкий клюв с заостренным концом делали такого монстра серьезным противником даже для гигантского медведя; к тому же шердан был драчлив, упрям и компромиссов не признавал – либо его убивали, либо он расправлялся с противником.

Получив увесистую затрещину, тварь с визгом покатилась по траве, выдирая когтями зеленые стебли. Миг, и хищник снова вскочил на ноги. В его глазах с вертикальными зрачками вспыхнул багровый огонь, перья на голове встопорщились, клюв сомкнулся с резким звуком и тут же опять приоткрылся. Медведь зарычал. Рык был низким, грозным и, как почудилось Климу, повелительным, словно их страж пытался лишь отогнать шердана. Но тот предупреждению не внял и бросился вперед снова.

Обхватив лапами хищника, медведь прижал его к земле и, не выпуская из захвата, наклонил голову. Распахнулась пасть с клыками длиною в ладонь, хрустнули ребра и позвонки, шкуру шердана окрасила кровь. Приподняв обмякшее тело, огромный зверь швырнул его в кусты. Потом коротко рявкнул – без злобы, как бы сообщая, что путь свободен.

Медведи бежали до самого вечера, распугивая по дороге лосей, кубелов, кабанов и прочую живность. Хвойные деревья, бурелом и трясины исчезли, уступив место березам, дубам и зарослям лесной малины. Лиственный лес иногда сменялся широкими светлыми прогалинами, где паслись стада оленей и странных животных, похожих на кабанчиков с меховым воротником на загривке. Становилось теплее, путь временами пересекали ручьи и мелкие речки, на полянах гудели над травами пчелы. Благодатный край, думал Клим, покачиваясь на медвежьей спине и озирая окрестности. Здесь хватило бы земель и вод для трех Хай Борий и всех стран, лежавших на запад от его королевства. Придет ли сюда человек? Не сейчас, но когда-нибудь? И что станется с этим девственным лесом?..

Ответа у него не нашлось, – возможно, ответа и не было. Мир, в который он попал, во многом отличался от его родной реальности, ибо здесь действовали силы, способные ограничить предприимчивость людей, их тягу к захвату новых пространств и уничтожению всего, что противостоит экспансии. Вряд ли Лесной Хозяин пустит сюда поселенцев, размышлял Клим, вспоминая слова Дезидерады. Она говорила о беспокойных душах, которых тянет туда, где никто не бывал, о мечтающих увидеть далекие края, даже если это грозит опасностью… Что ж, десяток-другой таких чудаков Хозяин, не любящий крови, мог пощадить, но не сотни, не тысячи колонистов. Стоит ли торопить события? Надо ли непременно двигаться к эпохе бензопил и нефтяных вышек? Клим не был в этом уверен. На Земле пошли этим путем, но, кажется, он вел в тупик.

Когда солнце склонилось к западу, медведи сделали остановку. Недолгую, только для того, чтобы напиться воды из ручья и перекусить. Мохнатые звери принюхались, потом уверенно зашагали к деревьям, и вскоре Клим услышал треск ветвей, шорох коры, сдираемой когтями, и возмущенный пчелиный гул. Один медведь вернулся, опустил в траву комок золотистого меда и снова отправился в лес, довершать разорение. Мед разделили на троих, ибо хатуль мадан, наевшись утром рыбы, сладко почивал в своей корзине. Кот был прожорлив, но запах меда его не соблазнил.

Стремительный бег продолжался всю ночь, под луной и звездами, свершавшими свое странствие в темных небесах. Мягкий топот медвежьих лап и плавное покачивание усыпляли. Клим задремал, а проснувшись, обнаружил при первом свете дня, что пейзаж разительно переменился. Леса отступили к северу, и только на холмах виднелись рощи каких-то незнакомых деревьев с раскидистыми темно-зелеными кронами. В долине меж холмов синело озеро, над ним плыл утренний туман, плакучие ивы окунали ветви в воду, а вокруг лежала луговина с сочной травой и яркими цветами всех оттенков радуги. Здесь повсюду порхали бабочки и стрекозы, воздух был прохладен и свеж и вливался в легкие целительным бальзамом. Вдали, над другими озерами, поднималась туманная дымка, а за нею зубчатым силуэтом вставал горный хребет с отвесными склонами. Всматриваясь в них, Клим не видел зелени, только пепельное и коричневое, серое и фиолетовое. Горы возносились до небес, и вершины их были покрыты сверкающим на солнце льдом. Они казались башнями замка, возведенного племенем великанов, украсивших каждую вершину алмазной шапкой.

Попетляв среди озер, медведи остановились на лугу, вблизи холма, поросшего деревьями. До гор отсюда было рукой подать, они вырастали из этой зеленой земли и хрустальных вод словно защитный барьер сказочного царства. Клим спрыгнул в траву, выпустил хатуль мадана из корзины, прошелся, разминая ноги. Бахлул ибн Хурдак, сидевший на его плече, крутил головой и восторженно бормотал:

– Воистину сад Эдема, о владыка вечности! Цветущая джанна![6]6
  Джанна – буквально: «сад», одно из образных наименований рая у арабов.


[Закрыть] Так и кажется, что вот-вот слетят с небес прекрасные гурии, подхватят нас под руки и поведут в шатры к накрытым столам, мягким постелям и прочим наслаждениям. И мы выпьем шербет из их лилейных ручек, отведаем плов и шаурму, цыплят на вертеле, суп харчо и павлина в гранатовом соусе!

– Хочу харчо! – сказал Црым, облизываясь и причмокивая. – Никогда не пробовал. Самое время позавтракать!

– И пообедать, – промурлыкал кот. – Я бы мышей наловил, да ммнет их здесь, ммне чую запаха, одни бабочки, а их я ммне ем. Так что ммне откажусь от павлина, но без грранатового соуса. К чему порртить хоррошую еду?

– К павлину нужен гранатовый соус, о мудрейший из котов, – заметил Бахлул ибн Хурдак. – Павлин без соуса все равно что красавица в чадре. Глаза видно, а больше ничем не полюбуешься.

– Я согласен на павлина в любом виде, – отозвался скоморох. – Павлин, цыплята и что там еще обещано… Съем все, что подадут, даже мед с печеной рыбой! Вот только шатров и столов я здесь не разгляжу.

Мед и печеная рыба были уже для Клима давним воспоминанием. Он огляделся, тоже не увидел ни шатров, ни столов и подвел итог дискуссии:

– К сожалению, кушать хочется гораздо чаще, чем выдают зарплату. Что ж, друзья мои, вверимся заботам наших кормильцев. Может, они найдут что-то съестное.

Но медведи никакой активности не проявляли. Двое улеглись на землю, опустили огромные головы и вроде бы заснули. Третий остался на ногах – стоял, задрав морду к небесам, нюхал воздух, разглядывал облака и пофыркивал. Лезть в горы медведи явно не собирались.

– Пчелы, – сказал Црым. – Тут полно пчел! Можно проследить, куда они летят. Клянусь кайлом и лопатой, в ближайшей роще полно меда!

– Стоит проверить, – согласился Клим. – Вдруг там растут плодовые деревья! Я бы не отказался от банана или ананаса.

– Если твое величество скажет, на что похожи эти плоды, я туда сбегаю. – Шут с печальным видом провел рукой по животу. – Мед – это прекрасно, но пчелы… Хоть я и гном, но шкура у меня не медвежья.

– Банан длинный и желтый, ананас как здоровая шишка, – пояснил Клим. – Но их искать не обязательно, заботливый мой. Бери мешок и тащи все, что найдется.

Скоморох успел сделать лишь два шага – медведь рыкнул и сбил его наземь, толкнув тяжелой лапой. Потом снова застыл как скала, глядя в небо. Там плыли облака, тянулись белоснежным караваном к горному хребту, и только одно висело над равниной. Странное облако – чудилось, что эта тучка двигается против ветра и цвет у нее не белый, а розовый, лиловый, голубой. Пестрый, решил Клим и произнес:

– Кажется, нам велено стоять на месте. Подождем, вдруг еда упадет прямо с неба. – Он прищурился, рассматривая горы, – блеск ледяных шапок слепил глаза. Потом спросил: – Это и есть Поднебесный хребет, баюн? Очень впечатляет! Хотел бы я знать, как перебраться на другую сторону.

– Террпение, террпение, – мурлыкнул кот. – Сначала завтррак. Вам – трри коррочки хлеба, а мне – каррась в сметане. Впррочем, сметану можно отдельно.

Он принялся что-то напевать, но Клим не слушал, посматривая то на пеструю тучку, то на горы. Хребет находился в том же месте планетарного сфероида, что земные Гималаи, и, наверное, он смог бы пересечь его в своих чудесных сапогах за сотню шагов. Но где те сапоги! Если Мата найдет похитителя, будут ждать его в столице, а пока…

– Что-то с неба ничего не падает, – заметил Црым. В животе у него урчало. Он с опаской покосился на медведя и добавил: – Если ты, величество, придержишь зверюгу, я доберусь до рощи. Или пошлем туда Бахлула. Много он не притащит, но вдруг найдет шатры с гуриями.

– Мышей тут ммнет, а вот гуррии уже близко. Кррутые баррышни! – Сверкнула золотая цепь, и кот двинулся по кругу, мурлыкая сочным баритоном: – Не обещайте деве юной любови вечной на земле…

Пестрое облако уже висело над ними, раздаваясь вширь, и в нем мельтешили крохотные фигурки. Словно пляска фей в лазурных небесах, подумал Клим. Что они делают? Просто веселятся или стоит ждать десанта?

Внезапно фигурки посыпались вниз, увеличиваясь в размерах, обретая форму и объем. Сотни девушек верхом на метлах, с длинными развевающимися волосами, голоногие, в разноцветных туниках и серебристых поясах… Секунда-другая, и луг расцвел алым, синим, розовым, лиловым, словно путники очутились посреди огромной клумбы. Медведь довольно рыкнул, опустился в траву и закрыл глаза. Кажется, он считал свою миссию завершенной.

– Кто такие? – спросил Клим, поворачиваясь к коту. – Если гурии, зачем им метлы?

– Рразумеется, чтобы летать, твое недогадливое величество, – сообщил баюн. – Что я тебе говоррил прро эти места? В болотах кикиморры, в озеррах ррусалки, а еще ведьмы. Вот они самые и есть. Не такие, как ваша госпожа Хоколь, – настоящие, летучие!

– Еще вопрос, кто тут настоящий, – буркнул Црым, но тут же стушевался при виде высокой темноволосой красавицы. Хоть была эта дама в венке из полевых цветов, но казалась истинной королевой.

Она выступила из толпы девиц, окруживших путников, окинула Клима пренебрежительным взглядом и молвила:

– Вот баклан, коего, по велению Хозяина, нужно отправить за горы. Кто полетит? Хорошо бы Эльвира и Сесилия. Метлы у них новые, крепкие.

– Как прикажешь, владычица Пилар, – хором промолвили две юные ведьмы.

Црым начал багроветь.

– Не баклан, а его величество король Хай Бории, победитель орков, гоблинов и драконов! Великий маг и воин! Имей почтение, чертовка!

– Может, он действительно король, а не самозванец, – сказала Пилар, надменно оттопырив алые губки. – Но король он в вашей Хай Бории, а здесь – навоз из-под безрогого козла. Пусть будет благодарен, что мы…

Клим шагнул к ней, опустился на одно колено и поцеловал руку.

– Я и правда король, моя госпожа. Знаешь, как отличить настоящего короля от самозванца? Король всегда вежлив с женщинами, даже с теми, кто его оскорбляет. Король обид не держит.

– Не держит, ибо ты подобна розе среди тюльпанов, и даже резкое слово, слетевшее с твоих прекрасных уст, ласкает слух! – воскликнул маленький джинн. – О гульбахар, афсунгар, анар и гаухаршад![7]7
  Гульбахар – весенний цветок, афсунгар – чарующая, анар – гранат, гаухаршад – смеющийся жемчуг (персидск.).


[Закрыть] Ты милее царицы Савской, соблазнившей Сулеймана ибн Дауда – да будет мир с ними обоими!

Пилар вздрогнула, опустила взгляд и залилась краской. Эльвира и Сесилия хихикнули, ведьмы загомонили, застучали метлами. Медведь поднял голову, обвел их сонным взглядом, фыркнул и снова задремал.

Владычица Пилар хоть покраснела, но руки не отняла.

– Целуй еще… это так приятно, так необычно… Значит, ты король? В самом деле король?

– Король и рыцарь, – подтвердил Клим, снова приложившись к ее ручке. – Я женат, госпожа, но, если бы сердце мое было свободно, я остался бы здесь с тобой. Навсегда! Ты выходила бы на балкон, а я дарил бы тебе цветы и пел серенады.

– Ну это совсем не обязательно… хотя я была бы рада услышать, как ты поешь, – сказала Пилар и повернулась к девушкам. – Эльвира и Сесилия, вы готовы? Тогда в путь!

Раздался пронзительный кошачий вопль.

– Ммняу! Как в путь? Какой путь, сударрыня? Мышей нет, а я есть хочу! Завтрракать!

– Мудрейший кот проголодался, о прекрасные пери со светлыми лицами. Мы, кстати, тоже, – сообщил Бахлул ибн Хурдак. – Не раскинуть ли вам шатры гостеприимства с яствами вашей щедрости? Не поднести ли шербет странникам, истомленным дорогой? А коту… – Он запнулся. – Мудрейший, чего ты желаешь? Помнится, упоминался карась в сметане?