Текст книги "Дневник кузнечика Кузи"

Автор книги: Михаил Пляцковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Михаил Пляцковский
Дневник кузнечика Кузи

Предисловие к дневнику кузнечика Кузи

Недавно я прогуливался по широкому разноцветному лугу возле станции «Одуванчики» и вдруг заметил в траве какой-то неизвестный предмет. Я наклонился и поднял его. Это оказался дневник кузнечика Кузи.

Кузю я лично не знаю. Но его записки мне понравились. И я решил опубликовать их без разрешения автора, адрес которого пока не установлен.

Думаю, что кузнечик Кузя на меня не очень обидится, а читатели смогут узнать о его необычайных, я бы даже сказал, удивительных приключениях.

Для того чтобы прочесть все страницы, мне пришлось как следует потрудиться, потому что почерк у кузнечика на редкость неразборчивый. Предлагая читателям этот дневник, я не вычеркнул ни одного Кузиного слова и лишь значительно увеличил между словами количество знаков препинания (точек, запятых и тире!), которых в дневнике почему-то было невероятно мало.

Жук Харитон,

редактор газеты «Луговые новости»

ВТОРНИК 10 кап-капреля

У меня – крупная неприятность. Получил двойку по чистописанию. И это – перед самыми летними каникулами!

Подумать только: завтра утром не надо идти в школу. И так – целых три месяца!

Но как сказать папе про двойку? По дороге из школы домой я думал, думал и придумал: скажу ему эти неприятные слова шиворот-навыворот, а он и не поймет ничего. Прихожу домой, говорю:

– Урап личулоп я!

Что означало: «Я получил пару!»

И вдруг он мне на том же самом перевернутом языке отвечает:

– Розоп и дытс!

Что означало: «Стыд и позор!»

Досталось мне, конечно. По первое число. Точнее – по десятое…

СУББОТА 16 травгуста

Сегодня совершил три благородных поступка.

Поступок первый.

Уступил место в траволейбусе одной пожилой мухе.

Я теперь даже бабочкам и стрекозам место уступаю.

Каждый кузнечик должен быть вежливым. Это я знаю.

Поступок второй.

Прогнал двух комаров, которые к незнакомой букашке приставали и дергали ее за крылышки.

Поступок третий.

Научил своего маленького братца считать до десяти. Он сразу хныкать перестал – и знай себе ромашки считает. А мама не поймет, в чем дело, удивляется.

ВОСКРЕСЕНЬЕ 13 цветября

Это воскресенье я запомню на всю жизнь. Ведь с него-то и начались все мои необычайные приключения.

Приключение № 1

Рядом с нашим лугом железная дорога проходит. Железная дорога – это рельсы такие длинные-предлинные. И неизвестно, где они начинаются и где – кончаются. А по железным рельсам железные поезда на железных колесах в разные города и страны катятся друг за дружкой. Катятся и поют: «Тук-тук-перестук!»

Возле железной дороги всегда пасется корова по имени Муренка. Огро-о-омная такая. Это, конечно, на мой взгляд.

Мы, честно говоря, с нею мало знакомы. Встретимся – поздороваемся. Вот и все. А сегодня я почему-то не только поздоровался с нею, но решил проявить вежливость до предела – и крикнул:

– Уважаемая Муренка! К вашей левой ноге репей прицепился!

– Почему-му-у? – спрашивает корова.

– Откуда мне знать? – отвечаю. – Прицепился. Может, ему покататься на вашей ноге захотелось?

– Почем-м-му-му-му? – снова протяжно так и задумчиво интересуется Муренка.

«Не слышит, бедняга», – думаю. Прыгнул я к Муренке на макушку, чтобы в самое ухо крикнуть сове мнение. А она испугалась – и хвостом меня хвать! Ну, вот… Про железную дорогу я вначале не зря упоминал…

В это время, как назло, поезд мимо мчался. И меня за мою же любезность неуклюжая Муренка прямо на ступеньку вагона смахнула. Я даже пискнуть не успел. А спрыгнуть – побоялся. Так на ступеньке и прикатил безбилетным пассажиром на конечную остановку – в большой-пребольшой Город, в котором никто меня вовсе не ждал…

Приключение № 2

Город – это не Васильковый луг, где мне каждая ромашка знакома. В городе заблудиться – ничего не стоит. Там одних улиц сколько! Не говоря уже о переулках. А дома такие высокие, что прямо шея устает: голову-то все время задирать приходится. Устал я скакать по городу и присел на какую-то цветочную клумбу отдохнуть. Вдруг один шустрый такой, в штанишках выше колен, подбегает ко мне и кричит:

– Сейчас я его поймаю!

Я не стал ждать, пока он меня поймает. Прыгнул в сторону – и прямо в чей-то портфель угодил.

Портфель туда-сюда, туда-сюда, как будто на качелях качаюсь. А в портфеле – темнотища, ничего не видно. Не заметил, как заснул.

Проснулся и слышу: что-то гудит. Высунул голову из портфеля, вижу: подо мной – кресла в несколько рядов, а в креслах кто спит, кто жует, кто газетой шелестит. И все почему-то ремнями привязаны.

Тут по радио чей-то приятный голос объявляет:

– Граждане пассажиры! Наш самолет находится на высоте восемь тысяч метров!

Мне сразу страшно стало, потому что я прежде на самолетах никогда не летал. Только в книжках читал про них. И еще мне потому очень страшно стало, что я не знал даже, в какую сторону этот самолет направляется. И еще мне потому совсем-пресовсем страшно стало, что папа и мама уже, наверное, весь наш Васильковый луг на лапки подняли в поисках своего пропавшего сыночка Кузи. Меня, то есть.

Они ищут, а я в самолете лечу.

И куда лечу? Неизвестно!

Эх, Муренка-шустренка! Что ж ты наделала своим некультурным хвостом!

Я чуть было не заплакал, словно самая обыкновенная бабочка из нашего класса, как вдруг тот же знакомый голос прощебетал:

– Граждане пассажиры! Идем на посадку. Под крылом самолета – Жарафрика.

Ой, мамочка! Жарафрика! Может, мне показалось? Нет, я хорошо расслышал: Жараф-ри-ка. Мы ее в школе по арифметике проходили. Или – по чистописанию. А может, даже по географии. Забыл, в общем, со страху. Помню только, что в этой Жарафрике, кроме жары, еще полным-полно всяких тигров, слонов и этих… рогоносов. Нет, кажется, носорогов. А больше ничего не помню.

Пассажиры стали к посадке готовиться. А я снова в портфель юркнул.

Приключение № 3

– Здравствуй, Жарафрика! – крикнул я, выпрыгнув из черного кожаного портфеля на мягкую зеленую травку. Осмотрелся по сторонам – всюду самолеты. Много самолетов. Точно таких, как тот, на котором я прилетел.

Вдруг у одного из них винты как завертятся, как затарахтят, как затрещат! И такой от этих винтов ветер поднялся – ого! Подхватила меня струя ветра, как будто пушинку, и понесла куда-то. Закрыл я глаза – и лечу. А когда меня обо что-то стукнуло, я понял, что – живой. Вот только лапки подогнулись и запутались. Насилу их распутал.

Открыл глаза: вокруг какие-то неизвестные, невиданные деревья. Смешные какие-то. Представьте: ствол высоченный, мохнатый, а на самой макушке длиннющие листья, как веер, свисают. Потом я узнал, что эти деревья пальмами называются.

И тут я вижу: мимо меня незнакомая бабочка летит. Яркая. Разноцветная. Я таких бабочек красивых никогда не видывал. По крайней мере, в нашей школе!

– Привет, бабочка! – кричу.

– Здравствуйте. Но я не бабочка. Я – птичка Колибри… – вежливо отвечает незнакомка.

– А я – кузнечик Кузя! Про меня даже в одной песенке поется: «И кузнечик запиликает на скрипке!» Не слыхали?

– Нельзя ли петь потише, Кузя? – шепотом спрашивает эта самая Колибри.

– А что, у вас в лесу тихий час? – интересуюсь.

– Хуже. И потом – не в лесу, а в джунглях.

– В джунглях так в джунглях. Но, может, вы все-таки объясните, что здесь происходит?

– Объясню. Только сначала скажите, что вы умеете делать?

– Кузнечики все могут. Я бы вам даже на скрипке сыграл, но она у меня дома осталась.

– Выходит, вы – скрипач?

– Что-то в этом роде.

– А смогли бы вы, Кузя, совершить героический поступок?

– Еще бы! – говорю. – Благородные поступки я много раз совершал. Можно и героический совершить.

– Прекрасно! – обрадовалась Колибри. – Тогда пойдемте!

– Куда? – спрашиваю на всякий случай.

– Я вам покажу, где живет знаменитая очковая змея Окулярия.

– А для чего мне знать, где живет эта… Окулярия?

– Для того, чтобы вы ее смогли прогнать из джунглей.

– Прогнать? Зачем?

– От нее никому житья нет. Она очень вредная. Все звери и птицы боятся ее – и спрятались, кто куда.

– А при чем тут я?

– Неужели вы не хотите помочь нам? Или, может, вы боитесь очковых змей?

– Ни капли не боюсь. Я их даже никогда не видел.

– Вот и прекрасно! Сейчас увидите!..

Так я попал еще в одну историю – и мы отправились на поиски вредной Окулярии. По дороге нам никто, совершенно никто не встретился. Было тихо. Казалось, что эти… как их… джунгли опустели.

Вдруг Колибри приложила лапку к своему клюву и произнесла:

– Тс-с-с-с-с…

А это на всех языках мира означает: «Тише-е-е-е-е…»

Потом Колибри показала разноцветным крылышком на высокое корявое дерево и шепнула:

– Видите дупло?

– Ну, вижу, – отвечаю. – Из него еще чей-то хвостик торчит.

– Это и есть Окулярия. Я сейчас спрячусь, а вы гоните ее оттуда!

«Хорошенькое дело – гоните! А как? Нужно сначала на разведку сходить», – решил я и стал подкрадываться к дуплу. Заглянул осторожненько: ничего не видно. Только очки блестят в темноте.

Что же делать? Как прогнать эту вредину и самому невредимым остаться?

Думал я, думал – и придумал.

Отыскал неподалеку обыкновенную лужу, обмакнул в нее пучок травинок – вместо кисточки – и принялся за работу.

Мне повезло. Окулярия крепко спала и ничегошеньки не слыхала. Теперь осталось подождать, пока грязь на очках засохнет.

Колибри спряталась среди густых веток: наблюдает за мной, а понять мою затею никак не может.

Вдруг большое корявое дерево затряслось, закачалось – из дупла показалась змеиная голова, похожая на букву «Ф».

– Ч-ч-что случччилось? – прошипела Окулярия. – Ничччего не вижу!

– Зато я тебя вижу! И никого обижать больше не позволю! – громко сказал я, набравшись храбрости.

– Знаешь ли ты, несчасссстный, что говоришшшь?

– Я тебя не боюсь. Убирайся отсюда!

– За такие слова ты поплатишшшшься жжжизззнью! Задушшшу! Униччччтожжжжу! – возмутилась Окулярия и стала сползать на землю. Тут я не на шутку испугался. Никогда бы не подумал, что она может оказаться такой длинной и страшной. Но делать было нечего – и я продолжал атаку.

Окулярия не видела меня и ползла на мой голос. А я уводил змею все дальше и дальше от ее логова, пока не заметил старый заброшенный колодец. Я заглянул внутрь: колодец был такой глубокий, что у меня закружилась голова. Это было то, что нужно.

– Эй, Окулярия! Ты слышишь? Сейчас я с тобой разделаюсь! – снова крикнул я.

Змея сжалась, как пружина, и со свистом бросилась в мою сторону. Этого-то мне и нужно было. Я, конечно, тут же отскочил от своей змееловки, а Окулярия со всего размаха плюхнулась вниз. Из колодца ей теперь ни за что не выбраться! Перехитрил я все-таки эту злюку!

Подлетела Колибри и чмокнула меня в темечко.

– Ура! Мы спасены! – запищала она. – Нет больше в джунглях этой ужасной Окулярии!

И все звери и птицы услыхали тонкий голосок Колибри. Прибежали обезьяны и пантеры, притопали зебры и антилопы. И сразу стало в джунглях шумно и весело.

– Вот кто прогнал Окулярию! – прощебетала Колибри, указывая крылышком на меня. – Его зовут Кузя. Он – кузнечик.

– Тррребуй любую нагррраду! – рявкнул тигренок Полосатик.

– Хочу домой, – сказал я. – А больше мне ничего не надо.

– Может, ты с нами останешься? – спросила Колибри. – Разве у нас плохо?

– У вас хорошо. Даже замечательно. Но дома, на родине, всегда лучше!

– А где находится твой дом? – поинтересовался Полосатик.

– На Васильковом лугу, возле станции «Одуванчики».

– У меня есть геогр-р-рафическая кар-р-рта! – неожиданно вспомнил попугай Эйты.

– Где же она? – раздался дружный хор голосов.

– Сейчас пр-р-ринесу!

Когда попугай Эйты принес в клюве карту, мы разложили ее на траве и стали все вместе искать станцию «Одуванчики». На карте было столько разных названий, что просто глаза разбегались. Наконец тигренок Полосатик торжественно объявил:

– Порррядок! Вот она, твоя станция…

И он показал лапой на крохотную точку, возле которой красовалось такое дорогое моему сердцу слово – Одуванчики.

– Погодите, погодите! – оживился молчавший до этой поры слоненок Лус. – В этом же направлении завтра отбывает мой двоюродный брат Бимба.

– На самолете? – спросил тигренок Полосатик.

– Что ты! В двери самолета он только голову просунуть может. А все остальное не проходит. Поэтому Бимба только на кораблях путешествует…

А попугай Эйты гордо пояснил мне:

– Бимба работает в цирке. Он – всемирно известный артист.

– Нужно попросить Бимбу, чтобы он захватил с собой нашего доброго спасителя Кузю! – забеспокоилась Колибри.

– Я сегодня же с ним переговорю, – сказал слоненок Лус. – Думаю, что брат согласится. Он у нас покладистый.

А дальше было так, как предполагал слоненок. Его брат оказался очень симпатичным слоном и с удовольствием пригласил меня в свою каюту, честно предупредив при этом, что немного храпит по ночам. Но это не имело никакого значения. Главное, я возвращаюсь домой!

Утром пришли на пристань, чтобы проститься со мной, тигренок Полосатик, слоненок Лус, а еще – пять носорогов и три льва. Честное слово!

И конечно, прилетела птичка Колибри вместе с попугаем Эйты.

Я им сказал:

– До свидания, друзья!

И они мне сказали:

– До свидания, Кузя! Пиши нам письма!

Я крикнул, что обязательно напишу. Но мои слова заглушила пароходная труба:

– У-у-у-у-у-у-у-у-у-у!!!

Корма стала быстро-быстро удаляться от берега. Я еще видел моих друзей, но они меня уже различить не могли, хотя я на цыпочки вставал и вовсю шевелил усами. Вот когда я в первый раз пожалел, что вырос таким маленьким!

Приключение № 4

Мы плыли по Слонтлантическому океану. За стеклами иллюминаторов (это окошки такие круглые!) плескались волны. Слон Бимба угощал меня печеньем и лимонадом и заводил на магнитофоне веселую песенку с такими словами:

 
От улыбки станет всем теплей —
И слону и даже маленькой улитке.
Так пускай повсюду на земле,
Будто лампочки, включаются улыбки!
 

Нам обоим эта песенка нравилась, потому что в ней и про слона, и про кузнечика сказано.

После завтрака мы с Бимбой обычно играли к «крестики-нолики», а перед ужином – в шашки.

Все шло хорошо. Но однажды… Даже сейчас, когда я пишу эти строки, у меня дрожат коленки при одном воспоминании о том, что случилось тогда.

Я вышел на верхнюю палубу подышать свежим морским воздухом. Потом долго искал свою каюту. Вернее, нашу со слоном Бимбой каюту. И почему-то попал на камбуз.

Камбузом на пароходе кухня называется. И повар на камбузе не повар, а кок. На нашем камбузе коком был шимпанзе Замри. Его так назвали потому, что он обожал с детства игру «замри-отомри».

Так вот. Зашел я на камбуз. И хотел прыгнуть на стул. Но не рассчитал немного и попал прямо в торт, который на столе стоял. Но это бы еще полбеды. Хуже было то, что я сделанную из крема розу сломал. Красивую такую красную розу. Над нею кок Замри, наверно, полдня колдовал, не меньше. Что тут началось!

– Это ты мой торт испортил? – возмутился шимпанзе Замри. И давай за мной гоняться. Бежит и кричит на всю палубу: – Я старался, старался, а ты вон как! Мокрого места от тебя не оставлю!

Он за мной, я – от него.

Я от него, он – за мной.

Вот уже кок этот в белом своем колпаке совсем близко.

Еще одна секундочка – и… И тут я нахально так ему кричу:

– Замри!

Шимпанзе и замер по привычке. Остановился как вкопанный. А я тем временем за угол юркнул. Заметил маленькую щелочку под дверью и шмыгнул в нее. Опомнился Замри, но уже поздно было. Когда он мимо двери промчался как угорелый, я перевел дух и услыхал какие-то непонятные звуки:

– Ту-ту, ту-ту-ту! ту-ту, ту-ту-ту!

Оказывается, я в радиорубку заскочил. Сидит себе дятел-радист в наушниках и что– то выстукивает на телеграфном аппарате:

– Точка-тире, точка, точка-тире, две точки, два тире, точка…

Вот так: .—..—..–...–..—..—....–.—.—..–....–...

А они, эти точки и тире, по антенне поднимаются и улетают куда-то. И захотелось мне верхом на каком-нибудь тире прокатиться. Но такое только в сказках возможно!

А тем временем, слышу, шимпанзе Замри уже к радисту в дверь стучится. Вот-вот ворвется.

От страха я до самого потолка подпрыгнул. Что-что, а прыгать я умею!

На мое счастье, под потолком у дятла на ниточке воздушный шарик висел. Для красоты, наверно. Веселый такой желтый шарик.

Заскочил Замри в каюту радиста так стремительно, что от сквозняка шарик сорвался с гвоздя и вылетел в открытое круглое окошко. И не один вылетел, а вместе со мной, поскольку я за ниточку крепко-крепко уцепился.

Закрыл я глаза, чтобы вниз не смотреть: внизу-то, подо мной – океан. Ой, хоть бы какая-нибудь твердая земля показалась! И куда бы, вы думали, примчал меня мой желтый шарик? Ни за что не догадаетесь!

Прилетел я на этом воздушном транспорте в… Снегарктиду. На самый Вьюжный полюс.

В Снегарктиде, сказать по правде, ужасно холодно. Кругом – снег, снег, снег. И вдобавок – лед, лед, лед. Хорошо, что я упал в мягкий сугроб, а не то бы разбился.

Сижу на снегу. Весь дрожу от мороза. И чуть не плачу. И свой дом вспоминаю. Мама, наверно, вкусный пирог испекла. А папа, наверно, газету «Луговые новости» читает…

Мечтаю вот так, а глаза почему-то сами собой слипаются, слипаются, слипаются, слипа…

Остальное произошло будто во сне. Надо мной наклонился кто-то в белой сорочке и черном фраке. В таких фраках обычно артисты и дирижеры в нашей концентории выступают… Ну, вот. Наклонился, значит, незнакомец надо мной и обращается к кому-то:

– Эй, Понг! Иди-ка сюда! Я тут обнаружил кое-что. («Кое-что» – это, между прочим, я, Кузя!)

Подошел второй, тоже во фраке, посмотрел на меня и говорит:

– Никогда не встречал, братец Пинг, у нас в Снегарктиде ничего подобного. Может, это – зверь, может, птица, а может, вообще – насекомое. Поскольку, поскольку он… она… оно… все равно… замерз… замерзла… замерзло… давай отправим ее… его… к нашим давним друзьям в Академию Всевсяческих Наук!

– Вот удивятся академики! – закричал Первый Тот-Что-Во-Фраке. – Запечатаем его… ее… ну, в общем, вот это… в коробочку – и отправим по почте!

– Правильно, – сказал Второй Тот-Что-Во-Фраке. – Только не забудь написать в конце письма: «Горячий привет от пингвинов холодной Снегарктиды…»

Больше я ничего не слыхал.

Больше ничего не помню.

Приключение № 5

Проснулся я от какого-то шума. Открыл глаза. Темно. Ничего не видно. Где я? Ага, вспомнил: в коробочке, как видно. В той самой, в которой меня по почте отправили.

Вдруг раздались чьи-то голоса:

– Посмотрим, что это нам за посылочку прислали. Поглядим. Жаль, что обратный адрес неразборчиво написан. И подпись адресата непонятная. Не то «Пинг. Понг», не то «Пинг. Пинг»…

– Это, видно, сокращенно написано, дорогой коллега. А полностью звучит, вероятно, так: «Пингвин Понг» и «Пингвин Пинг». Ну, конечно, это посылка от наших старых друзей из Снегарктиды.

Распечатали академики коробочку, открыли, а я – прыг в окошко. Только меня и видели. Оставаться-то в коробочке мне ни к чему было. Ведь в этой Академии Всевсяческих Наук, наверно, кузнечиков, вроде меня, знают как облупленных. Пожалуй, только в Снегарктиде нас, кузнечиков, не встретишь…

На улице я чуть-чуть под какие-то колеса не попал. Еле успел увернуться. А потом от удивления рот открыл, когда увидел вдруг знакомый скверик. И снова за мной тот же шустрый, в штанишках выше колен, увязался. Гоняется и приговаривает:

– Сейчас я его поймаю! Сейчас я его накрою! Сейчас я его сцапаю!

И чего ему от меня надо? Я ведь его даже лапкой не тронул!

Гонялся он за мной, гонялся – и на какой-то миг загнал. Загнал – и чуть было сачком не накрыл. Хорошо, что я вниз не побоялся прыгнуть.

А под мостом как раз поезд проезжал. И я на крышу самого последнего вагона угодил.

Везет меня поезд, а куда – не знаю.

Одна станция.

Третья.

Седьмая.

Вдруг вижу на платформе надпись: «Станция Одуванчики».

Я даже глазам не поверил.

Неужели это правда? Неужели дома? Вот здорово!

И точно. Я увидел наш Васильковый луг. Я увидел знакомых бабочек и стрекоз. Я увидел неуклюжую корову Муренку, из-за которой мне пришлось испытать столько разных приключений на земле, в небесах и на море.

Я спрыгнул с крыши вагона, сказал поезду «спасибо» и поскакал к себе домой.

От радости у меня в голове все слова перепутались, и я закричал:

– Здравствуй, мапа! Здравствуй, пама! Здравствуй, бадушка! Здравствуй, дебушка!

Папа, мама, бабушка и дедушка тоже очень обрадовались, когда увидели меня живым и невредимым. А больше всех обрадовался мой меньший брат, которого я давно ничему не учил. Мама накормила меня моим любимым клеверным супом и ромашковой кашей. А после вкусного обеда я стал рассказывать о своих необычайных странствиях.

Бабушка вздыхала и охала. Дедушка от волнения шевелил усами.

Мама качала головой.

Брат смотрел на меня с восторгом.

А папа… А папа сказал, что я это все придумал. Но я ничего не придумывал. Все, что тут написано, чистая правда. Не будь я кузнечиком Кузей!