Текст книги "Рассказы"

Автор книги: Михаил Михеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава четвертая

Залом заседания Совета КВОМов была крохотная круглая комнатка, выбитая в толще базальта. Стены ее, выложенные свинцовыми листами, защищали радиоприемники КВОМов от электропомех работающих машин.

В комнатке не было ни стульев, ни столов. Да и зачем садиться – стоящий КВОМ расходовал энергии столько же, сколько и сидящий. КВОМы обменивались информацией, пользуясь ультракоротковолновой связью, как это делается в телевидении.

Председатель Совета прошел на небольшое возвышение в центре комнаты. Двенадцать членов Совета расположились вокруг. Кто-то стоял за спиной Председателя, но это никого не беспокоило, так как им не требовалось произносить слова вслух, а разговорные селекторы работали на любых скоростях, то КВОМы переговаривались несравнимо быстрее, чем это могли бы сделать люди.

Первым выступил КВОМ с голубой полосой на корпусе – до катастрофы он работал в Институте Звездоплавания. На заводе КВОМов ему присвоили номер К-13/29-Д, а люди называли его просто – Кэд.

Доклад его продолжался целых две минуты, и это был самый длинный доклад на Совете. За две минуты Кэд сделал столько сообщений, что членам Совета дважды понадобилось подключать к приемным селекторам запасные ячейки памяти. Затем выступили остальные члены Совета.

Председатель суммировал все предложения. Через четыре минуты заседание было закончено.

Трансляционное устройство передало по всему Убежищу условный сигнал. Все КВОМы тотчас настроили свои приемники на нужную волну.

Вот что было сказано в постановлении Совета: "После Катастрофы прошло три пятилетия. Радиация на поверхности Планеты уменьшилась на восемь процентов. Пройдет не менее десяти пятилетий, прежде чем она уменьшится настолько, что станет безопасной для белковой молекулы и, следовательно, для людей.

В Убежище осталось в живых сто тридцать шесть человек. Яд проникающей радиации, от которой мы не можем их защитить, отравляет им кровь, разрушает клетки головного мозга. Они чахнут и теряют разум.

Они слабеют от искусственной пищи и умирают от неизвестных нам болезней.

Сигма-энергия наших аккумуляторов на исходе. До сих пор нам не удалось восстановить биокатализаторы для их заряда. Мы снимаем аккумуляторы с запасных КВОМов. Этого хватит еще на несколько лет, а там придется перейти на обычную электроэнергию. Это сразу нарушит работу киберлогики, мы потеряем контроль над сложными машинами Убежища, остановится завод синтетической пищи. Те люди, которые еще не умрут от радиации, погибнут от голода.

Людям нужно покинуть зараженную Планету.

Только это сохранит им жизнь.

За последнее столетие перед Катастрофой люди исследовали все доступные планеты в галактике. Они непригодны для жизни: высокая температура, ядовитая атмосфера, радиация. Незадолго до Катастрофы в созвездии Х-18 астрономы обнаружили планету Новую. Гамма-спектральный анализ показал, что на поверхности ее возможна белковая жизнь, а в атмосфере имеется свободный кислород. Вот карта звездного неба... вот точка нахождения планеты... вот запись спектральных анализов... Расстояние до Новой – тысяча пятьсот восемнадцать световых лет. Был построен специальный звездолет с фотомезонными двигателями для разведки Новой планеты. Но отправить его не успели. Звездолет стоит на стартовой площадке ракетодрома. Идя на околосветовых скоростях, он достигнет Новой за четыре с половиной абсолютных года... Вот расчеты полета...

Совет принял решение: Переделать внутренние отсеки корабля, увеличить площадь пассажирской кабины. Посадить людей – сто тридцать шесть человек. Погрузить запасы пищи и воды.

Останется место для одного астронавигатора – КВОМа. Он и поведет корабль к Новой планете.

Четыре с половиной года – это очень долгий срок для ослабевших людей. Корабль пойдет по неизведанной трассе – это очень опасный путь.

Но другого выхода нет.

Здесь, в Убежище, люди погибнут неизбежно. Если сумеют долететь до Новой планеты, то начнут там новую жизнь.

Корабль поведет астронавигатор Кэд.

Глава пятая

Подземный синтетический завод, загрузив машины до предела, готовил запасы пищи на четыре года для ста тридцати шести человек.

Каждый КВОМ в Убежище работал за четверых.

На переделке корабля были заняты в основном монтажники и плазмосварщики. Все запасные КВОМы Планеты сдали свои аккумуляторы с остатками энергии в Бюро техпомощи, а сами лежали на складах и просто под открытым небом, с потухшими экранами, неподвижные, сложенные штабелями, как дрова.

День и ночь гудели плазменные горелки на космодроме.

Переделать корабль оказалось трудно. КВОМы никогда не рассчитывали и не строили кораблей с фотомезонными двигателями. Ими занимались только люди.

КВОМам не хватало интуиции, технического воображения, которое помогало бы сразу найти нужное, минуя длинные расчетные и опытные конструкции. Они шли к результату постепенно, с железной логикой осваивая каждую ступеньку, прежде чем подняться на следующую. На это уходило много времени и, главное, сигма-энергии из аккумуляторов.

Запасы ее уменьшались с каждой секундой.

Работающий КВОМ вдруг начинал останавливаться на ходу, движения его делались прерывистыми и неуверенными. Реле бдительности посылало тревожный сигнал. Дежурный КВОМ техпомощи спешил к ослабевшему и менял его разряженный аккумулятор на запасной.

Наконец корабль был готов.

Его очистили ионизированным воздухом от проникающей радиации. Пристроили двойные, герметизированные входы, чтобы при погрузке не внести радиацию внутрь. В свинцовых контейнерах подняли из Убежища запасы пищи и воды и погрузили на корабль.

Разместили в жилых отсеках людей.

Запасных аккумуляторов уже не было. Бюро техпомощи не работало. То один, то другой КВОМ, израсходовав последние крохи энергии, вдруг с грохотом валился на кремнелитовые плиты ракетодрома.

Упавшего отодвигали в сторону, чтобы не мешал другим.

Когда начали поднимать людей, КВОМов оставалось около десятка. Когда посадили последнего человека, осталось двое – Председатель Совета и Кэд.

Они прощались.

– У тебя все готово? – спросил по радио Председатель Совета.

– Все, ответил Кэд.

– Полезай в люк. Я помогу его закрыть.

Тяжелые створки люка захлопнулись. Изнутри щёлкнули клиновые затворы. Председатель Совета обошел стартовые фермы, проверил, спущены ли на них держатели.

– Включай! – передал он.

У него не вовремя заело правый коленный сустав, он не успел спуститься в укрытие, когда из кормовых дюз стартового двигателя с нарастающим ревом хлестнули белодымные струи пламени.

Огненным вихрем его сбило с ног. Он покатился по кремнелитовым плитам космодрома, громыхая, как пустое ведро.

Он так и лежал, раскинув для устойчивости руки и ноги, пока над спиной бушевала буря из дыма и пламени, покрывая его корпус слоями копоти.

Потом все затихло, и он повернулся на спину.

Белое дрожащее пятнышко таяло в прозрачной синеве неба.

Он выдвинул антенну дальней радиосвязи. Послал в передатчик последние остатки энергии. И бросил вслед улетающему кораблю: – Люди... должны... жить... Кэд!..

Будут жить...

Глава первая

Тишину рулевой будки наполняло еле слышное тиканье секундомера.

За пятислойной обшивкой корабля, мимо броневого покрытия из космической стали, с немыслимой для человеческого воображения быстротой проносилась Пустота.

Корабль проходил миллион километров за четыре секунды. Кэд сидел за командирским пультом, тяжелый, неподвижный, мертвая глыба из полированного метапластика.

Он отключил все генераторы чувств и анализаторы событий, оставив только реле бдительности, которое при необходимости могло включить все его двигатели за сотую долю секунды.

Он экономил энергию аккумулятора где только мог.

Его руки висели вдоль кресла, они не умещались на подлокотниках. Кресло рассчитывалось на человека нормального телосложения, а Кэд был шире раза в полтора и весил на пару центнеров больше любого звездолетчика. Он не стал переделывать кресло перед отлетом. Перегрузок, которые могли бы сломать позвоночник пилоту в неподогнанном кресле, он не боялся, так как позвоночника у него вообще не было, а корпус мог выдержать и не такие нагрузки...

Будь он один, он бы вел корабль с колоссальными ускорениями и уже был бы на Новой.

В жилом отсеке лежали люди. Сотня слабых, измученных полетом существ.

Лишняя перегрузка могла погасить в них еле теплящийся огонек жизни.

За три с лишним года полета умерло тридцать восемь человек. Самые пожилые. И самые слабые. При торможении опять начнутся перегрузки, сколько он привезет живых людей на Новую, Кэд не знал.

Он старался вести корабль плавно и осторожно и ухаживал за людьми как умел.

Он не мог уделять им много времени – энергии в аккумуляторе осталось так мало...

На экране переднего локатора грубой ориентировки курсовая точка мелко подрагивала возле прицельного перекрытия – корабль вошел в зону притяжения неизвестной планеты, она отклоняла корабль с курса, и автоматы включили рулевые двигатели.

Иногда поле экрана пересекали светящиеся черточки. Они или исчезали незаметно, или ярко вспыхивали.

Это космические пылинки ударялись о силовое поле защиты. Корабль весил многие тысячи тонн, пылинки не весили ничего. Но огромная скорость встречи освобождала и огромное количество энергии, и приборы регистрировали эти удары.

Все это были нормальные условия полета, реле бдительности Кэда никак не реагировало на происходящее.

– Пять часов... пять часов... Пять часов утра... – пропел автомат времени.

Музыкальный женский голос принадлежал диктору Центрального Телевидения Планеты. Конструкторы корабля еще перед Катастрофой попросили ее напеть сигналы времени корабельного автомата, чтобы там, в полете, в чужбинах космоса, этот милый женский голос напоминал звездолетчикам о далекой родной Планете.

Диктор телевидения погибла одной из первых при Катастрофе...

Кэд помнил эту женщину – изображение ее и голос надежно хранились в ячейках его памяти.

В Институте Звездоплавания он начал работать в отделе астронавигации, где учился управлять кораблями в условиях многократных перегрузок, которых не выдерживали люди. Многие из работников института любили музыку, литературу и живопись. На товарищеском совете отдела было решено, что Кэд должен, даже обязан разбираться хотя бы в основах искусства. Все усиленно взялись за его образование. Его водили на художественные выставки, концерты, литературные диспуты. Он слушал и смотрел. Ему помогали, объясняли. Многим даже нравилось с ним работать – ему не нужно было повторять дважды. Машинная память навечно запоминала все, что он видел и слышал. Киберлогика тутже пробовала выдавать какие-то оценки. Поэтому его гуманитарное образование оказалось выше, чем у любого рядового КВОМа.

Когда Телевидение решило познакомить зрителей с последними моделями завода КВОМов, на телестудию был послан именно Кэд.

Там он и встретил Главного диктора Телевидения.

Он стоял с ней вдвоем перед объективами телекамер. Она представила его зрителям. Задавала ему вопросы. Он отвечал. Тут Кэду пригодились его познания.

Конечно, он не мог иметь своего мнения, ведь он был все же машиной, но диктор умело вела разговор. Кэда выручала безошибочная память, и он не посрамил конструкторов завода КВОМов...

Потом Кэд простился со зрителями солидным поклоном – так его научили в институте. Она пожала ему руку.

На другой день в адрес института, на имя Кэда, пришло с полсотни бобинок фонопочты. Зрители выражали восхищение способностями Кэда. Киберлогика Кэда сделала вывод, что письма нужно отправить конструкторам, на завод КВОМов.

Однако сотрудники института сказали, что завод заводом, но он, Кэд, уже далеко не такой, каким его выпустили с конвейера, что письма адресованы ему, он их заслужил лично.

Письма поступали еще несколько дней. Потом их не стало.

Все закончилось в одну ночь...

В момент удара солнечного протуберанца институт Кэда находился на теневой стороне. Город мирно спал.

Никто не ведал о смертельной опасности, которую несла волна космического излучения по поверхности Планеты. От ионизации воздуха нарушились все энергосистемы, замолчало радио, нельзя было передать предупреждающий сигнал.

В эту ночь Кэд работал в институте. У него были смонтированы чувствительные индикаторы излучения, и он первым в городе уловил начало Катастрофы. Киберлогика тотчас включила основную НАДпрограмму, Кэд тут же присоединился к радиолинии жилых коттеджей, зычные динамики проревели в сонную тишину ночи, чтобы люди немедленно бежали в космическую лабораторию Института.

Их собралось человек пятьдесят, полуодетых, дрожащих, не понимающих, что происходит.

Объяснять было некогда, волна приближалась с каждой секундой.

Кэд распахнул двери спецкамеры, где проводились опыты по защите от сверхжесткого излучения. В нее поместились только пять женщин и десяток детей.

Кэд успел задвинуть тяжелые свинцовые двери, мужчины бросились в подвал института – как вдруг на выступающих частях железной арматуры выросли шипящие разряды фиолетовых молний, и люди вокруг Кэда начали валиться на пол.

Топот каблуков, пронзительные крики, страшное хрипение умирающих. Потом все стихло...

Немногих спасенных, в том числе детей и женщин, закрытых в спецкамере, с великими трудностями опустили в Убежище свинцового рудника.

От миллиардного населения Планеты осталось менее двухсот человек.

Глава вторая

Тонкое тиканье секундомера заглушили громкие рыдания и всхлипывания.

Реле включило все генераторы Кэда. Он шевельнулся, оперся руками о подлокотники и встал.

На приборы корабля он не смотрел. Там все в порядке. Корабль – звездолет первого класса – имел дублированную систему всех ответственных узлов. Пока работал один узел, другой находился в резерве и вступал в действие автоматически.

Только в одном отсеке не стояло автоматов. Только один отсек управлялся вручную, самим Кэдом.

Он открыл туда дверь и вошел.

Теплую полутьму отсека наполняло тяжелое дыхание сотни спящих людей. Они лежали рядами в желобчатых ячейках из пневмолита, степень упругости которого регулировал сам Кэд. Они спали голые, их одежду он давно выбросил в утилизатор. Столько хлопот было с ней, чтoбы держать ее в чистоте.

Измученным людям было уже все равно.

В дальнем углу, привалившись к пневмолитовой стенке отсека, сидела на корточках худенькая девушка с копной спутанных пепельных волос – расчесывать их Кэд тоже не успевал. Что-то, вероятно, почудилось ей во сне, какое-то видение далекого прошлого – она родилась уже в Убежище – испугало ее и заставило проснуться. Она всхлипывала жалобно, слезы текли по ее впалым щекам и падали на пневмолитовый пол.

Осторожно ступая громадными подошвами, перешагивая через спящих, Кэд приблизился к ней.

Когда дело касалось ремонта или управления кораблем, реакция Кэда была быстрой, и действия – единственно верными. Киберлогика безошибочно руководила его мощным механизмом. Он всегда знал, что делает то, что нужно и необходимо.

В отношении к людям у Кэда такой уверенности не было. Он стоял в нерешительности над плачущей девушкой. Киберлогика выдавала импульс за импульсом и тут же глушила их, прежде чем они попадали в исполнительную цепь.

...Однажды сотрудники Института попросили Кэда посетить их детский сад. Просто встретиться с детьми.

Малышам это будет интересно.

Конечно, он пришел. Крохотные существа обступили его – он стоял среди них, умный и беспомощный, так как совершенно не представлял, как себя вести.

Воспитательница объяснила детям, кто это такой, как его зовут. Дети уже привыкли к кибернетическим игрушкам и не очень удивились, увидев взрослого искусственного дядю.

Воспитательница предложила сыграть с ним в мяч.

Тут Кэд оказался на высоте. Мячи он ловил любые, cамые трудные, ловил их молниеносно и ни разу не промахнулся. Сама воспитательница – известная спортсменка – попробовала соревноваться с ним и проиграла. Дети пришли в восторг. Они не хотели идти обедать без него. Кэд сел с ними за стол, и они попытались накормить его манной кашей.

Потом его попросили рассказать сказку.

Кэд не знал сказок, ведь он родился взрослым и серьезным. Но вовремя вспомнил слышанную им по телевизору арию из детской оперы и так точно воспроизвел ее, что окончательно завоевал симпатии и детей и их воспитательницы.

Все игрушки в саду были заброшены, дети не отходили от Кэда. Его посадили на пол и долго и тщательно разглядывали все сочленения. Тыкали пальчиками, стараясь что-либо открыть, чтобы узнать, что у него внутри... Только солидность заводской конструкции спасла Кэда от опасности быть разобранным на составные части.

Аварийный выключатель он заблокировал – боялся, что какой-нибудь особо предприимчивый малыш доберется до него, и тогда он, Кэд, сразу превратится в недвижимую груду метапластиковых деталей, дисков и рычагов... За несколько часов пребывания в детском саду он израсходовал энергии больше, чем если бы таскал тяжеленные свинцовые контейнеры в Институте.

...Девушка продолжала плакать.

Кэд присел около нее, погладил по спутанным волосам. Пальцы его могли смять водопроводную трубу, но сейчас прикосновение их было легким.

Если бы это сделал человек, то сказали бы, что оно было нежным.

Потом он осторожно поднял ее на руки. Так женщины успокаивали плачущих детей.

Девушка доверчиво прижалась к его метапластиковрй груди. Кэд включил в говоритель песенку, которую киберлогика разыскала где-то в отдаленных блоках памяти.

Эту песенку он услыхал случайно. Он, конечно, мог стереть ее, чтобы освободить ячейку памяти для более нужных вещей; но не стер сразу, а потом, после Катастрофы, запоминать было уже нечего, и Кэд оставил песенку, на всякий случай..

Он не успел допеть до конца. В рулевой рубке загудел сигнал, призывающий пилота к командирскому пульту.

Кэд почувствовал, как девушка на его руках стала тяжелой, и поспешно опустил ее на мягкий пневмолитовый пол.

Корабль начал торможение...

Глава третья

«...тысяча шестьсот восемнадцатые сутки полета!» пропел мягкий голос автомата времени.

Корабль неподвижно висел над планетой.

Притяжение пока было невелико, легким давлением плазмы в рулевых двигателях Кэд удерживал корабль от падения. Энергия главного ходового двигателя вся ушла на торможение, еe хватило в обрез. Последние минуты Кэд тормозил уже рулевыми двигателями, включив их на полную мощность.

Он начал тормозить давно, стараясь постепенно гасить неимоверную скорость корабля. Эти дни он не отходил от пульта управления. Корабль мчался мимо целой системы необжитых миров, среди которых находилась и та планета, к которой он летел. Вокруг нее кружилась маленькая юркая планетка, она внезапно выскочила перед кораблем, прямо по курсу, и нужно было тормозить всей мощностью рулевых моторов, чтобы она успела пролететь мимо.

Пятикратные перегрузки вдавили людей в пневмолитовый пол. Почти все они потеряли сознание и сейчас лежали с отечными, посиневшими лицами.

Кэд обошел жилой отсек. Приводить людей в чувство он не стал. Им предстоит еще одно испытание, последнее. Посадку придется делать на рулевых двигателях, а плазмы в них на пять минут работы. Он будет садиться на воду, но все равно сила удара будет велика.

Кэд убавил давление в пневмолите, и каждый человек погрузился в него, как в воду...

Девушка с пепельными волосами лежала, закрыв глаза, неловко и безжизненно запрокинув голову. Он коснулся ее щеки пальцем, в кoгорый был вмонтирован датчик биоанализатора. Сердце билось еле-еле, готовое остановиться, как и двигатели его корабля.

Он поднял девушку и вынес ее из отсека.

В рубке он усадил ее в свое пилотское кресло, пристегнул ремнями, включил амортизаторы.

Он старался двигаться размеренно и осмотрительно. Энергия его аккумулятора тоже была на исходе.

Индикатор заряда давно уже подавал тревожные сигналы. Кэд выключил его, чтобы не мешал...

Поверхность планеты медленно проплывала на экране видеолокатора.

Он уже облетел ее кругом. Вода, все вода – три четверти поверхности покрыты водой... Зеленовато-коричневые пятна материков. Белые пятна льда на полюсах. Пролетая над сушей, Кэд увеличивал мощность видеоэкранов, но нигде не обнаружил ни городов, ни искусственных построений, говорящих o какой-то цивилизации. На открытых участках суши, да и на воде Кэд замечал какие-то движущиеся точки, на большом расстоянии не различались детали. Очевидно, это были живые существа.

Кэд хотел выпустить зонд, который принес бы ему точные сведения о составе aтмосферы и биологическом составе почвы. Но киберлогика уничтожила этот импульс решения встречным импульсом – нет надобности. Что бы их ни ожидало на поверхности, нужно садиться.

Лететь больше некуда и не на чем.

Вокруг только мертвые, либо раскаленные солнцем, либо замороженные космическим холодом пустынные миры.

Новая планета будет людям либо новой родиной.., либо могилой...

Кэд убавил давление плазмы, и корабль начал опускаться, кормовыми дюзами вниз.

Кэд знал, что удар будет сильный, и ухватился за ручки возле пульта. Он мог обойтись и без кресла. Никакой толчок не сорвет его с места, разве только рулевая рубка разлетится на куски.

Корабль падал все быстрее и быстрее. Зеленый массив суши стремительно рос на экране. Остатками плазмы Кэд наклонил корабль... на экране появилась полоска воды... она распахнулась во весь экран...Двигатели замолкли.

Корабль с громоподобным гулом врезался в воду.

Что-то лязгнуло в рубке. Кэда рвануло в одну сторону... потом в другую... потом все стихло.

Корабль плыл по воде.

Кормовая часть его была тяжелее, и он плыл в вертикальном положении, как поплавок.

Очень много импульсов хлынуло сразу в киберлогику. Кэд повернулся к девушке, потрогал ее щеку биоприемником – девушка была жива. Тогда он выбрался в носовой защитный отсек. Высунул наружу щуп анализатора. Быстро подсчитал: ультрафиолетовых лучей – норма, космического излучения – следы, радиации – почти нет, в воде раствор безвредных солей.

Он опустил держатели люка.

Люк прикипел к пластмассовым уплотнителям. Кэд ударил его плечом, и он распахнулся, люк, который Председатель Совета закрыл четыре с половиной года тому назад.

А по часам космодрома Планеты прошло почти две тысячи лет...