Текст книги "Гончаров и сатанисты"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– А ты что ж, мент? Или, может быть, прокурор? Отчего вдруг такой интерес?

– Я не мент, не прокурор, просто не люблю убийц, а тем более орудующих у меня под боком.

– Скажи на милость, интересно, а кто это десять минут назад обещал выбить мои мозги, не ты ли, а может, мне все приснилось?

– Конечно, пистолет у меня газовый, просто взял тебя на понт. Но ты не дергайся – паралитик нормальный. Скукожит, как в материнском брюхе.

– Ничего я не знаю, ты получил свое и убирайся к едрене фене, а меня оставь в покое.

– Ты, Дьяконов, покрываешь убийц, а значит, заодно с ними. Их я найду все равно, и тогда ты будешь иметь бледный вид и макаронную походку. Какая уж тут Дума, на свободе бы остаться...

– Но я действительно встретился с ними случайно. В Центральном бассейне. Изложил суть проблемы, выдал аванс, вот и все.

– Ладно, от тебя больше ничего не требуется, иди домой и спи спокойно, дорогой товарищ. Ты это заслужил. Командование благодарит тебя за то, что ты закозлил опасных преступников.

– Я надеюсь на вашу порядочность.

– Я тоже, на свою и на вашу. Чао, бамбино!

Послав ему воздушный поцелуй, я слинял с освещенной обочины в чернильную тьму леса. Укрывшись лапами густой ели, я терпеливо ждал следующего акта, а именно – появления охранников и Юркиной машины. Но я ошибся, все было тихо, неужели депутат одумался и решил играть чистыми картами. Свежо предание...

Мимо меня, в сторону ресторана, протопал Юрка, но окликать его я не решился, опасаясь хвоста. Еще через пятнадцать минут он вернулся, но уже в теплой компании забулдыг. Кажется, я понял ход его мысли. Неплохая маскировка. Юрочка, мы делаем успехи!

* * *

Через полчаса я победно сигналил у чистовских ворот. В домике погас свет, очевидно, Глеб Андреевич в данное время придирчиво изучает мою личность. Не будем ему мешать. Видимо, он остался удовлетворен осмотром, потому что вскоре хлопнула входная дверь и разгневанный хозяин заорал:

– Ты что, сдурел, время одиннадцатый час, люди спать легли, а ты сигналишь.

– Одиннадцатый, тогда мне нужно срочно позвонить. – Я опрометью кинулся к аппарату, едва не сбив свою предполагаемую супругу.

– Але! Алексей Николаевич, это я!

– Слышу, не ори, не глухой. Почему опаздываешь?

– Чтобы дать вам возможность побольше насладиться обществом соседки.

– Ты у меня поерничай, поерничай! Я тебе поерничаю... Что скажешь?

– Кажется, уцепил какой-то кончик, правда хилый.

– Наверное, свой. Говори конкретно. И без своих дурацких метафор.

– Я видел свою машину и тех, кто на ней сегодня рассекает.

– Ты уверен? Может, спьяну померещилось?

– Не можно, начальник. С утра маковой росинки во рту не было. Трезв до безобразия.

– Где ты находишься?

– "На окраине где-то города..." В надежном месте, под охраной очаровательной молодой женщины и ее папеньки.

– Это ты умеешь. Давай адрес, сейчас приеду.

– Ни в коем случае, вы только поломаете хорошо отлаженный быт и разрушите семейный очаг.

– Клоун, тогда говори, где встретимся. Расскажешь подробно.

– Я все сказал, пока мне добавить нечего, думаю, завтра кое-что прояснится. Что нового у вас?

– А у нас ничего хорошего. Помнишь Григорьеву Настю? Похитители требуют выкуп у отца. Пятьдесят лимонов. Завтра будут продавать квартиру. Нашего вмешательства не хочет.

– И правильно делает. – У меня почему-то сжалось сердце, как будто в руках бандитов находится мой собственный ребенок. – Хотя что в лоб, что по лбу. Уйти от них живыми шансы невелики. Вы хоть собаку на телефон привязали?

– Тебя забыли спросить. Отдыхай, завтра связь в это же время. Я сам позвоню.

– Кому это ты докладываешь? – недовольно спросил Чистов, едва я успел положить трубку.

– Районному шерифу. Любознательный он больно.

– Я надеюсь, ты исключишь из рапорта мою фамилию, равно как и сегодняшний инцидент. Кстати, что ты наездил? Результат, конечно, нулевой?

– А вы что, ничего из машины не забрали? С заднего сиденья. Там для вас еще один подарок. Думаю, вы будете ему рады.

– Боже мой! – срываясь с места, завопил он. – Неужели...

– Ну что, Александра, пока ваш достопочтенный батюшка в обнимку с архивными папками пляшет качучу, мы бы могли выпить немного самогона. Есть иное мнение?

– Мнение едино. Различна только марка вина. – В ее глазах блеснули блядские бесенята, и мне почудилось, что сегодня я буду спать не один. – Я пью "Монастырскую избу", но это еще не значит, что я монашенка.

– Жаль, никогда не спал с монашенкой, – грязно схамил я, так что самому сделалось противно. Повисла пауза, такая же пошлая, как моя острота.

– Костя, но тут только четыре дела, – разочарованный и несчастный, на пороге стоял хозяин, – самой главной, дьяконовской нет.

– Извините, Глеб Андреевич, ваша дочь определенно отняла у меня разум. – Спасая положение, я вытаскивал и вытаскивал из внутреннего кармана куртки пачки денег. – Вот извольте, здесь ровно столько, сколько вы назначили за одну папку, то есть сто миллионов российских рублей.

– Боже мой! Неужели он отдал вот так, не торгуясь? Совсем на него не похоже.

– И с радостью, Глеб Андреевич, еще и проводил до самой трассы. Велел кланяться. Напоследок я его успокоил, сказал, что есть дубликат. На тот случай, если он будет некорректно себя вести. Имейте это в виду. И еще отстегните, пожалуйста, два цитруса. Мне помогал один мальчик, и ему нужно заплатить. Я бы сам отдал, да мелких нет.

– Ну и клоун ты, Гончаров, – довольно захохотал Чистов, подвигая мне пирамиду достоинством в десять миллионов, – это вам на двоих.

– А мне? – капризно спросила дочурка. – Подай на пропитание кормящей матери.

– Бог подаст, работать надо, – выдвинул жесткую догму суровый отец, убирая деньги. – Да, работать, а не шляться по Ленинградам да Москве неизвестно зачем и для чего. Нет, ты подумай, Костя, она получила прекрасное филологическое образование в Москве и с того дня не проработала ни одного месяца.

– А что мне, в библиотеку идти прикажешь?

– Иди в библиотеку, иди в школу, хоть к черту на кулички, только вкалывай.

– Гляди-ка, моралист отыскался. Сам всю жизнь по парткомам портки протирал, тридцать лет кресла портил, а теперь поучает. Ханжа ты, отец, давай выпьем за тебя, чтоб жил ты долго-долго и не расстраивался, не переживал за свою непутевую дочь. Долгие лета.

– Долгие лета, – подхватил я, опрокидывая крепчайший и ароматный "Сам-Трест".

– Ну спасибо, ну уважили старого дурака, – прослезился Чистов. Хорошо с вами. Саша, пора порося нести, а то, я вижу, Костя на "Обезьянью радость" налег, опасно!

– Уже несу. – Одарив меня прощающей улыбкой, женщина скрылась на кухню.

Надо сказать, что Глеб Андреевич всякому новому сорту самогона присваивал собственные неподражаемые имена и даже заказывал для них цветные этикетки-паспорта с точными параметрами и рецептурой. Кроме "Обезьяньей радости", производил он "Слезу саламандры", "Объятия анаконды", "Поцелуй каракурта" и так далее. Внизу мелкими буквами обязательно сообщалось: "Натуральная чистая водка. Произведена на заводах "Чистов и Ко", а в центре, по обеим сторонам медали, красовались два портрета. Его собственный и президента.

Навеки уснувший в жару духовки порося перед смертью обложился жареным картофелем и зеленым горошком. Взгромоздившись на стол, он терпеливо ждал, когда господин Гончаров скажет хвалебную речь.

– Товарищ по партии, дорогой наш друг, господин Чистов, разреши мне от имени великого советского народа и от себя лично поздравить тебя с великой датой – шестидесятипятилетним юбилеем и сорокалетним добросовестным служением нашему народу. Когда это было нужно и партия посылала вперед, ты самозабвенно шел, сутками не смыкая глаз у доменных печей, неделями не выпуская кирку и авторучку из мозолистых рук – ты ковал коммунизм. Ты свято верил в грядущие победы. Ты был достойным ленинцем и преданным партийцем. Ты денно и нощно, не щадя живота своего, корпел над гениальными трудами, без устали собирая компромат на подчиненных и начальство. Ты душил врага своего в самом зародыше. Душил во имя идеи, отбросив всякие меркантильные интересы. Так держать! Бди дальше. Долгие тебе лета, дорогой Глеб!

– Ну и заноза ты, Гончаров. Взял и всю обедню испортил, скотина. Может, прикажешь мне вернуть деньги Дьяконову?

– Ни в коем случае, он еще большая сволочь.

– Так, по-твоему, я тоже...

– Пардон, я неправильно сформулировал мысль.

– Все ты правильно сформулировал, ну да Бог тебе судья. Мужик ты со стержнем, только болтаешь много. Если у тебя вырвать язык, то он на мерзлой земле еще сутки будет дергаться, всякую чушь молоть. Ты надолго ко мне переехал?

– Я же говорил, на неделю, но если что-то не так, то я уберусь хоть сейчас.

– Что у тебя за характер сволочной? Так и норовишь гадость сообщить. Не по-мужски. Ладно, ссориться сегодня негоже, и я прощаю твое злословие.

Разошлись мы за полночь. Отец с дочкой остались в доме, а я обосновался на диване в протопленном предбаннике, а точнее, в комнате отдыха перед входом в парную. Уставшее тело ныло и просило покоя. Укладываясь, я думал только об одном: как бы спокойно, в глубоком и плодотворном сне провести эту ночь.

Заснул я мгновенно, словно провалился в сказочно-черное царство Морфея. Спал крепко, без сновидений, очнулся резко и сразу, оттого, что по моему животу кто-то ползает. Батюшки, никак хозяйская дочь пожаловала в гости. Милости просим, мешать не будем, реагировать тоже. Отдадимся на милость победителю. Со спящего и взятки гладки. Ничего не вижу, ничего не слышу. Так думал я, но эта бестия вошла в экстаз и принялась терзать мое бедное, изможденное тело. Когда великая блудница щипала мою задницу и ляжки, я терпел, но она полезла в святая святых...

– Александра, остановись, – едва сдерживая болезненный вопль, строго приказал я. – Ты же все там у меня оторвешь. Угомонись, родимая. Давай-ка по-человечески. Мне же больно, наконец, я пожалуюсь твоему отцу.

В ответ она только хрюкнула, методично продолжая выворачивать меня наизнанку. Я слабо сопротивлялся, стиснув зубы, чтобы не заорать. И она все-таки добилась своего. Обессилевший, я молча приходил в себя. Хищной рыбиной Александра вытянулась рядом, неспокойная и алчущая.

– Не долго мучилась старушка в бандитских опытных руках, процитировал я классическую школьную фразу и потянулся за сигаретами.

– Ты о чем?

– О себе, бедолаге. Иди в дом. Отец узнает, будет неприятно удивлен.

– Перебьется, я его с двенадцати лет так удивляю. Привык уже.

– Все равно иди, мне отдохнуть надо. Завтра, точнее, сегодня тяжелый день предстоит. Наконец-то вышел на след бандитов, которые угнали мою машину и замочили ведьмочку.

– Какую ведьмочку?

– Пока не знаю, у нее на попке было написано "666". Но и на их компашку тоже выйду.

Ушла она только с первым рассветом, бессовестно выкачав последние мои силы.

В три часа дня я впервые погрузился в прозрачную теплую воду Центрального бассейна. Народу пока было не много, но завсегдатаи обещали полный аншлаг ближе к пяти часам, пока же я просто предавался активному отдыху, пытаясь в воде ущипнуть общительную пухлую бабенку со странным именем Литара. Предстоящую задачу, как и ее решение, я понимал с трудом, надеясь на извечное авось и свинью, которая не съест.

Они появились все сразу, вчетвером. Вчерашние грабители, загнавшие меня в мансарду, по-хозяйски расположились на спортивной скамейке, подозрительно разглядывая купающихся. Я веселился как мог, чуть ли не в открытую лапая бедную пышечку. Видимо, мои идиотские действия успокоили парней. По крайней мере, они потеряли ко мне интерес. По одному, важные, как пингвины, они вошли в воду. Потихоньку я вылез из бассейна, надеясь ускользнуть незамеченным.

– Когда встретимся, красивый? – звонко вслед выкрикнула Литара.

– Завтра. В то же время, в этом же месте. Пароль: где вы сушите дрова? Ответ: в духовке на веревке. Я буду думать о тебе всю ночь, – громко, на весь бассейн пообещал я.

Выйдя на улицу, я, к великой своей досаде, не увидел то, что хотел. Хотел я увидеть ни много и ни мало, а свою собственную машину. Разочарованный, я стоял посередине площадки, не зная, что делать дальше. Собственно, что я хотел? Чтобы угонщики преспокойно ездили на ворованной машине год, терпеливо ожидая, пока их остановит автоинспекция? Глупо. Скорее всего, за прошедшую ночь мое авто разобрано и рассовано по кускам или вовсе распродано.

– Ну и как тебе твоя морская свинья? – спросил сзади резкий знакомый голос. – Я наблюдала, с каким ты упоением дергаешь ее за вымя.

– Отличные титьки, – не оборачиваясь, похвалил я. – Игривые и жизнерадостные. А вот выслеживать мужика, к которому ты по собственной инициативе залезла в койку, в высшей степени безнравственно. Тем более, когда он на работе.

– Вот как? Никогда бы не подумала, что ты работаешь банщиком.

– Об этом тебя никто не просит. Уходи отсюда, Александра. Не мешай мне.

– Ты еще пожалеешь об этом. Не таких орешков восьмерками скручивала.

– Убирайся прочь, вечером поговорим. Быстро. – Я замахнулся, и она отскочила.

– Вечером ты будешь говорить с парой крепких качков, они-то вытряхнут твои петушиные мозги. На коленях ко мне приползешь, козел вонючий.

Я медленно повернулся к своей ночной гостье. Видимо, мой взгляд не предвещал ничего хорошего, потому что, закрывшись, будто от удара, Александра торопливо попятилась.

– Исчезни, тварь, – прошипел я белеющими губами уже в удаляющуюся спину чистовского чада.

Из-за этой бестолковой грязной ругани я чуть было не упустил самого главного. Непонятно, когда он успел одеться, но он шел уже закованный в кожаную куртку, непременный атрибут всех крутых. "Медвежатник", со звучным именем Артур, спокойно открывал дверцу стоящей поодаль вишневой "шестерки". Похоже, он собирался ехать один. Такой шанс терять было непростительно. Когда он поравнялся со мной, я вдруг резко начал пересекать дорогу, норовя попасть под колеса. Мне это удалось блестяще. Я отлетел в сторону и завертелся волчком, имитируя наезд. Перепуганный пацан на секунду остановился, решая, то ли помочь пострадавшему, то ли попросту рвать когти. Если машина ворованная, то он предпочтет второй вариант, и я совершенно напрасно скребу задницей по холодному снегу. Фыркнув, "жигуленок" дал задний ход. Победило благоразумие. Послышался осторожный разведывательный мат. Надо мной сложилось безусое, смуглое лицо Артура. Он был испуган, а еще больше растерян.

– Ты как, мужик, живой?

– Живой, только, кажется, сломана рука и бедро. В больницу надо. Отвези, больно мне очень!

– Какой базар, это два пальца об асфальт. Давай-ка я тебе помогу.

Парень оказался здоровым лосем. Как девушку, на руках, он перенес меня к машине и бережно уложил на заднее сиденье. Умирающим лебедем я без сил откинулся на подушки, не забывая негромко и жалостливо поскуливать, тем самым действуя ему на нервы. Через несколько минут он начал предварительный разговор, которого я с нетерпением ожидал:

– Что, мужик, сильно больно?

– Больней не бывает, искры из глаз сыплются. Гони скорее, сейчас сознание потеряю.

– А что ты им скажешь? Как все получилось?

– Как скажу... Так и скажу, что дурак молодой на вишневой "шестерке" меня сбил. Госномер такой-то. Что я еще могу сказать?

– Ты не гони гусей, мужик, подумай хорошо, не спеши. Тебе бабки нужны?

– А кому они не нужны? Сегодня бабки нужны даже папуасу и министру финансов.

– Это ты правильно заметил, – заметно приободрился крутой. – Значит, мы с тобой договоримся. Как ты смотришь на две сотни баксов?

– Хорошо, но на четыре – еще лучше, а если увижу пять, то могу и дома лечиться.

– Дорого себя ценишь, мужик.

– Нет, это я тебя дорого ценю, твои права и спокойствие. А вдруг я от полученных переломов скончаюсь? Кто тогда моих деток кормить будет? Может быть, ты? И вообще, я подумал, чего мелочиться? Гони штуку баксов, и расстанемся друзьями.

– Да ты, мужик, сдурел. Сейчас в лес тебя увезу, там и закопаю. Для обоих проблемы будут решены. Такой вариант тебя устраивает?

– Конечно, с покалеченным-то чего не справиться. Валяй, только учти, тебя видела моя жена. Остальное выяснить не сложно.

– Ты меня, хрен сломатый, на понт не бери, а то оставшиеся конечности поломаю. Тысяча долларов и ни цента больше. По рукам?

– Две тысячи, – повысил я ставку, – тогда и по рукам. Только отвезешь меня домой.

– По рукам! Извини, братан, ты сам себе выписал транзитный билет на кладбище.

Машина резко повернула в сторону леса, и я немного загрустил, понимая, что чуточку переборщил. Но с другой стороны, это тоже был неплохой вариант, если, конечно, я останусь в живых.

– Ты еще не передумал, дядя? – вежливо спросил он, выворачивая на вязкий проселок. – Через пару километров будет поздно. Мочить тебя буду. Так как?

– Нет, тетя, не передумал. Две тысячи и ни цента больше!

– Как хочешь, достал ты меня до самого желудка!

– Вот и кайфуй, попугайчик голубенький. Могу и глубже. Останови машину, я тебя прямо здесь, как зайчика под елочкой.

Кажется, я достиг желаемого результата, потому что резко, с раздражением он остановил машину. Терпение "медвежатника" кончилось, обернувшись ко мне, он негостеприимно и даже грубо предложил:

– Выматывайся из салона, баран недоделанный.

– Пардон, любезный, но не могу. И рад бы, да сломанная нога не позволяет. Кажется, это вы и постарались. Придется вам мочить меня здесь. Уж не обессудьте, если шикарная обивка вашего салона пропитается моей безвинно пролитой кровью.

– Клоун! Я вообще не выношу вида крови и даже против убийства, но ты меня достал, придурок. Поэтому я тебя удавлю.

С таким вот многообещающим решением он за ноги выдернул меня из машины. Я заорал и сделал вид, что от боли теряю сознание. Только внезапность, гром среди ясного неба, давала мне шанс и возможность вырубить этого лося.

Он тем временем подтащил меня к дереву, прислонил к нему спиной и, вернувшись к "жигуленку", открыл багажник. То, что он оттуда вытащил, восторга у меня не вызвало. Прочный капроновый трос одним концом он приделал к проушине под бампером автомобиля, а другой конец, перекинув через сук, приготовился накинуть на мою шею. Кажется, пришло время действовать, потому что промедление грозило мне всяческими ненужными неприятностями. К тому же позиция у меня подходящая, надежный упор. Внутренне сжавшись, я ждал того самого оптимально-беспроигрышного момента, когда шансы мои будут в апогее. И момент пришел. Лопнувшей пружиной мой правый каблук вылетел ему навстречу. Удар пришелся, как я и рассчитывал, точно в сердце. "Медвежатник" отрекошетил от машины и с возгласом "э-э-эх!" неподвижно улегся рядом. Открытыми глазами он мертво взирал на зимние деревья и свинцовое небо. Неужели я перестарался? Похоже, так и есть. Придется делать искусственное дыхание моему несостоявшемуся палачу.

Едва он очухался, я, ни секунды не медля, надежно приторочил его к своему эшафотному столбу, а когда он вполне пришел в себя, завязал неспешную содержательную беседу на злобу дня:

– Ну вот, дружок, все в этом мире переменчиво, и не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями. Тебя как зовут-то, дружище? Видишь, как я вежливо с тобой обращаюсь, не то что ты... Кличут тебя как?

– Не твое сучье дело. Отдам я тебе два куска, отвязывай, пес паскудный.

– А ведь я могу обидеться и тогда начну допрос с пристрастием. И надеюсь, доведу до конца дело, которое ты замышлял. Правда, поменявшись ролями. Извини, но такова воля провидения. Дай-ка я гляну, что у тебя в мошне...

Я скрупулезно очистил карманы "медвежатника". Все барахло сложил в его же шапку. Пока я неспешно изучал трофеи, он шипел и матерился, как обманутая тольяттинская проститутка. А улов был вовсе не хилый. Во-первых, миловидный дамский пистолетик размером с фигу, мудреный нож с набором слесарных инструментов. Во-вторых, деньги, и очень большие. Наконец, водительское удостоверение, выданное на имя Граблина Артура Артуровича. С него я и начал:

– Что ж ты, Артур Артурович, два моих куска закосил, нехорошо, так друзья не поступают. У самого-то вона сколь, а у меня ни полушки, ни косушки.

– Забирай свои два куска и исчезни, шакал. Попадешься мне, шею я тебе сверну. Ты еще меня в задницу поцелуешь.

– Может быть, может быть. Только сейчас разговор о другом. Поведай-ка мне, гражданин Граблин, что ты вместе со своими дружками делал двадцать седьмого ноября в пять часов вечера?

– Какая тебе разница? Да и не помню я.

– А ты вспомни. Очень я про это хочу знать. Вспомни вечер четверга.

– Да пошел ты на хрен, следователь гребаный. Утомил!

– Значит, отвечать вы отказываетесь? В таком случае я вынужден применить насильственные меры и, так сказать, некоторое давление на ваш несговорчивый организм. Посмотрим, возможно, вы заговорите, когда из него полезет дерьмо.

Я сел за руль и осторожно направил машину на обалдевшего от такого поворота Артура. Самое главное было в этой ситуации – не раздавить его по-настоящему. Он с ужасом смотрел на надвигающийся радиатор своего четырехколесного друга. Белая, всепонимающая маска смерти с открытым ртом глядела на меня через лобовое стекло. Я видел, как от напряжения на его лбу вздулась синяя жила, а глаза вылезли из орбит. Упершись ногами в бампер, он пытался остановить жуткую смерть. Я выжал сцепление, передернул скорость на нейтралку и дал полный газ. Он заорал дико, по-звериному, перекрывая рев двигателя и нарушая зимнюю гармонию природы. Улыбаясь, я вышел из машины.

– Ну что, пацан, страшно? Будем говорить? Или начнем тебя плющить, клоп вонючий. Как ощущение? Каковы эмоции? Молчишь? Я могу повторить.

– Не надо. Я буду говорить. Спрашивайте.

– Отлично, мой друг. Скажи положа руку на сердце: тебе хочется быть раздавленным?

– Нет. Не надо, пожалуйста, я вас прошу.

– Прекрасно. А как по-твоему, хотелось ли этого той женщине, которую вы убили аналогичным способом двадцать седьмого ноября? Отвечай.

– Какой женщине? О чем вы говорите? Я не понимаю.

– Перестань гнать дуру. Я говорю о той бабе, которую вы в пять вечера возле кладбища бросили мне под колеса. Вспомнил?

Отпустив челюсть, он округлил черные наглые шары и нутряным мычанием чревовещателя выразил не то отрицание, не то непонимание.

– Чего бараном уставился? Не всосал? Сейчас помогу. – Я решительно открыл дверцу машины, собираясь продолжить процесс дознания.

– Нет, не надо! – захлебнулся он ревом кастрируемого быка. – Я все расскажу, только не делайте этого.

– Уговорил, только рассказ твой должен быть честен и правдив.

– Извините, но я не знаю, о какой женщине вы говорите. Подождите, не торопитесь! Поверьте мне, я первый раз о ней слышу, а в четверг мы с мужиками были на презентации у одного пацана. Разошлись только в двенадцать. Это легко проверить.

– Мальчонка, тебе не надоело крутить вола? Какая презентация, какой пацан, когда вчера я собственными глазами видел, как вы рассекаете на моей "девятке", которую вы угнали сразу после наезда. Кстати сказать, норовя при этом зацепить и меня.

– Клянусь матерью, ни я, ни мои пацаны ничего об этом не знаем! Двадцать седьмого ноября мы все обмывали новый гаражный бокс Эдика.

– Ну, сучонок, ты обнаглел! Сейчас ты будешь похож на цыпленка табака в собственном соку. Подонок!

Я опять сел за руль, на сей раз намереваясь слегка его помять. Он, очевидно, это понял, потому что завопил с удвоенной силой достопочтенного Карузо в момент деликатной операции:

– Не сме-ей! Я тебе все расскажу. Только не надо...

– Хорошо, я готов тебя выслушать, но это в последний раз.

– Да, конечно. Мы действительно вчера пользовались чужой машиной, но это не значит, что в четверг мы ее угнали.

– Вот как? Решил сменить тактику. Это старая песня, милок, говорить полуправду. Ну допустим, тогда где вы взяли тачку? Когда? Зачем? И самое главное: где она сейчас? Если твои ответы будут правдивы и меня они устроят, то у тебя появится шанс еще немножко потоптать землю и баб.

– Вас понял. Мы обнаружили ее еще в пятницу за автовокзалом. Пошли пиво отлить, а тут смотрим, стоит новенькая тачка, вся из себя без намордника. Тамошняя пацанва ее уже потихоньку обгладывает. Толян их шуганул, а я хотел ее тут же в свой гараж отогнать, но Толян на дыбы встал, говорит, последим, посмотрим еще денек-другой, а там уж видно будет. Закатили мы ее в ямку, подальше в лес, накидали веток и привалили трухлявым бревном. Отлично получилось. С десяти метров не распознать. Куча-кучей. Решили пару дней подождать. А тут в воскресенье нам предложили одно крупное дело, не совсем красивое, но довольно вкусное. В общем, на своих машинах туда соваться не стоило. В понедельник выкатили вашу тачку, протерли. Почистили и тут заметили на капоте характерную вмятину. Я говорю: пацаны, это наша тачка, она теперь хозяину и даром не нужна. В розыске она вряд ли числится. Сейчас делаем дело и с чистой совестью гоним ее на переплавку. Вот и все, что я могу рассказать.

– Похоже на правду. Теперь расскажи, по каким делам вы ездили?

– Мне кажется, для вас это не представляет интереса. К делу это не относится.

– А мне кажется, очень даже относится, как и ношение огнестрельного оружия без соответствующего разрешения. Я ясно выразился?

– Ясно. Ездили мы за какими-то документами, мент один попросил.

– Допустим, оставляю это на твоей совести, хотя у тебя она отсутствует.

– Кончай читать морали. Тоже мне, духовник выискался, чуть человека не раздавил. Отвязывай быстрей. У меня уже не задница, а кусок мороженого мяса. Я на тебя в суд подам. Ну чего стоишь?

– Думаю. Думаю, почему ты не обратился в суд, когда шел на ограбление. Почему не обратился в милицию, когда угонял ворованную машину. Стая. Вот в чем дело. Вы только и сильны, когда в банде. По одному превращаетесь в слезливых и законопослушных мальчиков. Дерьмо. Где сейчас моя "девятка"? Быстро!

– Хватился!.. От нее, наверное, только уши остались.

– Отдашь свою с выплатой разницы, а пока говори, где находятся эти самые уши.

– Да ты что? Если я его подставлю, мне же голову открутят.

– Это когда еще будет. А я тебе откручу ее сейчас. Выбирай, какой вариант тебя больше устраивает. Но если соврешь, то обещаю тебе серьезную встречу совсем без шуток, не в пример сегодняшней. Думай, Федя. Адрес твой я уже знаю. А если вздумаешь обратиться за помощью к киллерам, то учти, моя стая более организована и боеспособна. Твою гребаную фамилию уже сегодня я засуну в компьютер. Ты меня ясно понял, бычок?

– Понял. Говоришь, что твоя банда более организована? Уж не мент ли ты?

– Я сказал только то, что тебе можно знать, и больше не хочу говорить на эту тему. Быстро говори адрес.

– Я тащусь. Вор у вора дубинку отнял.

– Заткнись. Последний раз прошу, говори адрес своего подельника.

– Хорошо, я скажу, только при условии, что я останусь в стороне.

– Это можно, но и ты меня в этом случае не знаешь.

– Заметано. За автошколой пустырь, на нем гаражи. Шестнадцатый, семнадцатый и восемнадцатый боксы его.

– Имя, фамилия, возраст?

– Санек Силин. Возраст неопределенный. Думаю, лет сорок. Плюс-минус десять лет.

– Отлично, будь здоров, – пожелал я ему, садясь в машину.

– Эй, мужик, а как же я? – спросил он растерянно. – Меня-то как...

– Не знаю, Артур, что с тобой делать, – уже развернувшись, посетовал я, – не могу тебя с собой взять. Глупости по дороге вытворять начнешь, а у меня больная жена и печень. Нельзя мне волноваться. Прощай.

– Да ты что, рехнулся?! – Связанным каплуном он забился в силках. – Ты что делаешь, убийца? Ведь околею я, мать не переживет.

– Ничего не могу для тебя поделать, дружок, ты мне всю обедню можешь испортить. Знаешь, что я придумал? Ты тут посиди, подожди, а я за тобой через час приеду. Деньги у тебя есть, я ни копеечки не взял. А за пушку извини, нельзя тебе ее доверять. Подстрелишь кого ненароком.

Все это время он сидел, ошарашенно на меня глядя, еще не веря, что я могу его оставить в зимнем вечереющем лесу. Но иного выхода у меня просто не было. Не было уверенности в его честности, как не было уверенности в своих физических силах. Не справиться мне одному с этим качком-"медвежатником", оставить его здесь до моего возвращения единственно верное решение. Я оставил ему одну руку и вложил в нее чистовскую фляжку самогона, а под задницу подоткнул автомобильные чехлы. И это все, что я мог для него сделать.

Заметно похолодало, я с удовольствием залез в теплый салон, ободряюще помахал хозяину и сразу же взял хороший темп. До нужной точки я добрался за какие-то пятнадцать минут. Оставив машину не доезжая ста метров до гаражей, дальше отправился пешком. В нужном мне боксе горел свет. Я стукнул три раза условным паролем великих дураков и конспираторов. Возня внутри прекратилась, и маленькая дверца испуганно, осторожно приоткрылась, не торопясь впустить позднего гостя.

– Тебе чего? – подозрительно спросила меня уникально вытянутая дыней голова.

– Откройте, я из налоговой инспекции.

Дверь резко, едва не оторвав мне уши, захлопнулась, и из-за нее злобно затявкали:

– Пошел отсюда, пошел отсюда, не знаем никакой инспекции. Пошел отсюда!

– Я-то уйду, да вот только вас, гражданин Силин, завтра же с милицией доставят ко мне в кабинет. И там вы будете не такой смелый. До свидания.

Отойдя на несколько шагов, я остановился прислушиваясь. Короткая конференция за дверью вынесла решение – продолжить переговоры.

– Эй, мужик, ты где? – в роли парламентера выступил уже знакомый мне голос. – Ты еще не ушел?

– Нет, смотрю, сколько гаражей имеет гражданин Силин.

– А тебе-то какая разница? Сегодня у нас демократия. Хоть сто штук заимей.

– Конечно, только плати государству налоги, если ты занимаешься частным ремонтом неисправных автомобилей.

– А кто тебе сказал, чем я занимаюсь? Кто сказал? Ерунда это!

– Может быть, вы впустите меня внутрь?

– Ага, раскатал губенки. Поцелуй мою ж...

– Это мы увидим завтра, кто кого и куда будет целовать. До встречи, дурак. Хотел с тобой по-хорошему договориться, как в цивилизованном обществе.

– Эй ты, налогочник, погоди. – В узкую щель просунулась знакомая дыня и торопливо и страстно застонала: – Постой, постой, не спеши. Конечно, мы с тобой завсегда договоримся. Только не надо спешить. Скажи, кто тебе накапал? Скажи. За это я башляю отдельно.

– Кто? А ты-то сам не догадываешься? Филин ты, а не Силин. Доброжелатель всегда найдется. Например, соседи твои любезные. С тобой же пьют и тебя же закладывают. У меня тут в папочке все по полочкам расписано. Когда какую машину ты закатывал на ремонт. Сколько он длился, и так далее. Между прочим, интересные моменты случались. Приезжает к тебе машина под одним госномером, а уезжает почему-то под другим. У тебя, наверное, филиал ГАИ. Или, например, цвет вдруг поменяет, быстро, как хамелеон. Ну я и подумал, что хорошую мастерскую имеет товарищ Силин, а налоги платить не желает. Думаю, зайду к нему сам, покажу свою папочку, пока начальство не в курсе. Может, он ею заинтересуется.