Текст книги "Гончаров и таежные бандиты"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Присаживайся, Константин, мне о тебе Федя только хорошее рассказывал, надеялся на тебя очень.

Налив мне полстакана, она перекрестилась по-старообрядчески и, склонив голову, замерла, как воплощенная музыка русской красоты.

– Где это случилось, Евдокия?

– Здесь, – кивнула она на чернеющее окно.

– Когда?

– Сегодня в три часа ночи. Он с Фимой приехал ко мне под вечер. Я натопила баню. Они помылись, хорошо поужинали, потом Федя отвел меня в комнату и все рассказал о вас. Мы с ним очень надеялись, что наконец-то развяжется затянувшийся на нем узел, но... Ты немного опоздал. В половине третьего они проснулись, позавтракали и собрались ехать на работу. Я проводила их до порога, перекрестила и... извините... – На ее глазах заблестели слезы. – Только закрыла дверь на засов... Автоматная очередь, вернее, две очереди... Я сразу все поняла... Выскочила на дорогу, к его джипу, и увидела, как с места сорвалась какая-то машина и в считанные секунды исчезла, растворилась в ночной темноте. Да было темно очень, мне пришлось вернуться за фонарем... Ефим лежал на спине, весь в крови, а от его головы осталась только половина. Федя исчез, как в воду канул. Конечно, они его увезли. Знать бы куда, эх! Будут пытать. Господи, покарай гадов! Помоги мне...

– Ты не заметила, какая машина отъехала после выстрелов?

– Нет, было очень темно.

– Хотя бы цвет.

– Нет, только задние огни и видела.

– Где сейчас тело?

– В морге, на вскрытии... Господи, помоги мне пережить это...

– У вас часто останавливались сослуживцы Федора?

– Всегда, когда он с ними приезжал.

– А именно кто?

– Да все! Бухгалтер, экономист, маркшейдер, геолог... Мало ли...

– Кто из них тебе был неприятен?

– По-твоему, это поможет найти убийцу?

– Не знаю, но это может послужить делу, а я постараюсь подходить непредвзято.

– Ну что ж... Не нравился мне его зам Георгий Георгиевич Вассаров. Был противен Гнедых, но это по другой причине, чисто личной. Старший съемщик Бойко, тоже тип не из приятных. Скользкий и хитрый Николай Адаров, зам по коммерческим вопросам.

– Евдокия, как думаешь, за что и кто мог преследовать Федора?

– За что – он и сам не знал. Просто зародилось в его душе предчувствие, а потом оно подтвердилось неудачным выстрелом. За что? Наверное, он кому-то мешал. А кто, тут уж ответить не берусь. Ведь это очень просто оговорить человека. Потом сам не отмоешься от великого греха. С Виктором Гнедых он был дружен, но самые близкие отношения у него были с Димой Граниным. Да и мне Дима был по нраву. Да и рабочие его любят.

– А что вы можете сказать о Фединой жене, кажется, она тоже работает в их системе?

– Да, конечно, Рита Панаева. Сложно мне о ней что-нибудь сказать, лучше ты сам на нее посмотришь и составишь мнение. Мое может оказаться необъективным. Вообще, Константин, лучше на все взглянуть изнутри самому.

– Это ты права.

– Я здесь для тебя приготовила старую куртку, свитер и штаны. Так Федя велел. Все лежит в твоей спальне. Утром отвезу тебя до Чоры, а там и рукой подать. До Тунчака доберешься сам, я не хочу, чтобы нас видели вместе. Прошу тебя, будь осторожен и найди мне Федора, больше ничего не нужно. Мне плевать на их золото, но за брата я рассчитаюсь сполна, прости меня Господи.

– Каким образом?

Она молча кивнула на простенок, где красиво устроились три дорогие двустволки.

– Неужели сама?..

– Да уж, дядю Ваню просить не буду. Только укажи мне. Я сама справлюсь. Я ведь от крепкого корня, сибирского.

– Ты лучше не распаляйся, Евдокия. Я все понимаю, и брата твоего очень люблю, но грех на душу брать не стоит... Кстати, а где твои дети? Федор говорил, двое их у тебя?

– Отослала ночевать к свекрови, чтобы тебя лишний раз не светить. Ладно, время уже позднее, пора ложиться... Ты один будешь – или со мной?

Ну дает Евдокия!

Если бы сейчас грянул гром и земля разверзлась под моими ногами, то я бы удивился куда меньше. Я открыл рот, пытаясь что-нибудь выдавить из себя.

– Ты не подумай, я не гулящая, просто ты мне очень глянешься, а так-то у меня мужика больше года не было. Грех наш замолю сама, за тебя и за себя. Да и не грех ведь... Иди, тихонько помойся, я баню натопила. А там сам решишь. Моя дверь налево, твоя направо, выберешь.

Да, думал я, намыливая свежую траву-мочалку, баба – существо загадочное и непредсказуемое, и лучше вообще не анализировать ход ее мысли и последующее поведение. Но хороша староверка, жизнь бьет через край! Такая приложится, мало не покажется. Но все-таки в какую мне дверь заходить?

Я выбрал левую и не пожалел. В углу, на полочке, горела свеча. Еще одна стояла чуть ниже. Наверное, за упокой Ефимовой души. На высоченной кровати в ночной рубашке сидела хозяйка и строго на меня смотрела. По белой рубашке до пояса стекали черные густые волосы. Казалось, я попал в сказочную старину, в терем к чудо-красавице, а чуть позже я вообще потерял представление о времени...

...В шесть утра она осторожно разбудила меня.

– Пора, Костя, собирайся, завтрак готов, одежда на стуле.

За ночь лужицы подмерзли, и "Нива" с веселым треском неслась вперед, в тайгу, в незнакомые, неведомые мне места. Казалось, мы летим на сплошную стену из стройных сосен, пихт и гигантского кедра. Только в последнюю минуту они покорно расступались перед режущим ножом светом фар, перед белым капотом автомобиля. Машину Евдокия вела мастерски. Она вообще все делала умело. И те ружья, что висят в простенке, наверное, тоже легки и послушны в ее руках. Сибирская амазонка, да к тому же староверка. Нет, Гончаров, без приключений ты не можешь. Хорошо еще, когда такие... Интересно, сколько ей лет?..

– Тридцать пять.

– Что?

– Тридцать пять лет. Ты ведь, это хотел знать?

– Да, но... Я ведь не спрашивал.

– Я поняла это.

– Но как?

– Не знаю. Я много что понимаю, когда меня и не спрашивают. Много знаю, того, что другим не дано. Видение, что ли. У нас это от бабки, по наследству досталось. Она была сибирской колдуньей. Ворожила, лечила, помогала людям советами.

– Тогда почему же не знаешь, кто похитил брата?

– Почему не знаю? Знаю. Точнее, вижу его, но одно дело – видение психически ненормальной бабы, а другое дело – доводы следователя. Они для меня поважнее будут. К тому же вижу только исполнителя, а мне нужен еще и зачинщик.

– С чего это ты называешь себя психически ненормальной?

– Потому что всякая эта чушь вроде биополя, видений всяких есть отклонение от нормы, а значит – ненормальность.

– Крутая ты баба, Евдокия. Расскажи-ка обо мне.

– Ты живешь один. Живешь с котом или собакой. Много пьешь. Последнее время занедужил. Был у тебя приступ хандры. Так?

– Так.

– Но теперь хандре конец, можно жить дальше, так?

– Верно, Евдокия. Спасибо тебе.

– За что?

– Сама знаешь.

– Глупый ты, Костя, старше меня на десяток лет, а глупый. Это тебе спасибо. Ты ничегошеньки не понял.

– Да и не надо.

– Да и не надо, – согласилась она. – Ты кури, вижу, хочешь, а не решаешься.

– Спасибо.

– Если хочешь, выпей немного, я тебе рюкзачок собрала. Там все самое необходимое, на заднем сиденье лежит.

– Не хочется, утро получилось замечательным и так. Я чувствую.

– Костя, надо постараться, чтобы эти рассветы убийцы забыли как можно скорей.

– Я постараюсь, Евдокия.

– Я буду часто появляться в Тунчаке, примерно раз в три дня. Моя машина будет стоять возле универмага, он там один. Часов до двух я торчу у знакомых. Правое стекло я приспущу, чтобы ты мог в случае нужды бросить туда записку. На самый крайний случай, когда буду нужна позарез, телефон соседей записан на внутренней стороне спичечного коробка. Адрес тунчакских знакомых тоже.

– Понятно. Молодец. Все успела предусмотреть.

– Если бы так... Это невозможно. Будь очень осторожен с Вассаровым.

– На то есть основания?

– Я сказала тебе то, что сказала. Скоро подъедем. Уже светло. Когда будешь выходить из машины, заплати мне напоказ. В селе полно невидимых ушей и неслышимых глаз. Кстати, у тебя много денег?

– "Лимона" четыре осталось.

– Кошмар, для бича это очень много. Оставь себе тысяч сто, а остальное отдай. В случае крайней нужды возьмешь у Светланы, ее адрес записан. Приехали.

Огромное старинное село неожиданно открылось перед нами. Добротные деревянные дома прятались за модными заборами. И лет тем домам было раза в два-три больше, чем мне. Поразила удивительная чистота и ухоженность улицы и переулков. Казалось, что и уклад здесь остался тот же, вековой давности. Надсадно орали петухи, приветствуя наступающий день, жалобно, громко мычали коровы, требуя дойки. Хрюкали и визжали свиньи, как всегда выпрашивая жратву.

– Это Чора?

– Нет, это Тунчак, Чора давно осталась позади.

– Но ты же собиралась...

– Ничего, я заверну в переулочек, там ты и выскочишь. Вот здесь, например. Выходи и топай к центру. Там кучкуются похмельные бичи, с них и начинай. Бог тебе в помощь!

В это раннее утро на бревнышке перед универмагом приют нашли только два бомжика, но для начала хватило и этого.

– Здорово, орлы, – бодро начал я, присаживаясь рядом.

– Здорово, голубь, здорово, сизокрылый, – совсем не по-орлиному ответила братия, мутно поводя очами.

– Какие проблемы? Пришел доктор Айболит, у кого чего болит?

– Правда, что ли? – недоверчиво спросил мужчинка, что пониже. Неужели спаситель появился?

– Клянусь главной микстурой Гиппократа. – Для убедительности я побултыхал рюкзаком, и алкашьи носы вытянулись в мою сторону хоботами.

– И нальешь, что ли?

– И налью. Тебя как зовут?

– Эрнст.

– Неизвестный, что ли?

– Это почему неизвестный. Боря, чё он тюльку гонит, Гросс я, понял, скажи ему, Боря.

– Да рога ему обломать, вот и весь сказ.

– Это слишком, Боря. У него водка.

– Так он тебе и нальет, раскатал губу.

Чтобы не быть голословным, я приоткрыл рюкзак, доказывая серьезность своих намерений. Мужики напряглись, чуть стойку не сделали. Я тем временем вытащил хлеб, сало и огурцы.

– А что, Эрнст, говорят, у вас тут можно неплохо заработать?

– Можно, если "сапоги" вперед не заработаешь.

– Что такое "сапоги"?

– Сам узнаешь, – угрюмо ответил Боря.

– Ну, это когда увольняют тебя за прогул и пьянку, – объяснил Эрнст. Как нас с Борисом. У тебя какая специальность?

– Шофер.

– С этим проблем не будет, если удостоверение "камазиста" есть.

– Нет, на "КамАЗах" не ездил.

– Тогда и делать тебе тут нечего. Больше на прииске никого не нужно. Да наливай ты, не томи.

– Я и разнорабочим пойду.

– Этого добра тут и без тебя лопатой греби! – резко опрокинув в себя стакан, отрезал Боря.

– А куда идти, к кому обращаться?

– Сегодня вообще можешь никуда не ходить, не до тебя. Вчера кто-то шефа умыкнул. И водилу завалили.

– Ого, за что? – наивно спросил я, не забывая подливать болящим.

– Много знал, всюду нос свой поганый совал, вот его и откусили. Наливай, – уже внаглую требовал Боря.

– Шеф на то и шеф, чтоб все знать, – назидательно поднял я палец, шеф должен знать даже, что делает его секретарша в уборной.

– Ага, теперь-то он знает все, – ощерился Эрнст. – Теперь небось его самого ангелы в сортир водят. Достукался.

– Получил то, что хотел, – с видимым удовольствием резюмировал Борис, – не рой другому яму...

– Потому что другой для тебя ее уже вырыл, так? – закончил я интересную мысль Бориса.

– Может, так, только нас с Эрном он очень обидел. Выкинул с участка как щенков. Подумаешь, с похмела были малость. С кем не бывает. Сами в своей конторе хлещут как свиньи, бабы голые из окошек прыгают, а тут... Ты сам-то откуда?

– С Волги. Средняя полоса.

– А, бывал, бывал. У меня там тетка живет. А что там у вас стряслось? Почему не при деле?

– Попал под сокращение.

– Да, сейчас везде только и делают, что сокращают. А как к нам попал?

– Дружок тут у меня в Эйске живет, знает эти места, он и посоветовал.

– Не знаю, что у тебя получится, сейчас тут кругом менты рыщут. Пару недель тому назад грохнули троих, они золото сопровождали. Забрали весь металл – и привет.

– И много взяли?

– Четырнадцать с лишним килограммов золота, не считая трех жизней. Сволочи. Всякая пакость в тайгу лезет. Наливай, однако.

– Конечно. А кто мочил-то?

– Они почему-то забыли мне об этом рассказать. Может, тебе, Эрн, докладывали на ушко. Дурак ты, мужик. Здесь закон – тайга, медведь хозяин.

– А платят-то хорошо? – поинтересовался я.

– Ты сначала устройся, а потом спрашивай. Что, водяра кончилась?

– Еще пузырь есть, открывай, – протянул я бутылку моему просветителю.

– Платят хорошо. Мы за прошлый месяц с Эрном на семь "лимонов" каждый поднялись.

– А почему сидите без денег?

– Ты что, мужик, с луны свалился? Главные деньги старателю платят один раз, в конце года, а сегодня только пятнадцатое октября. Пока подобьют бабки, то да се, числа двадцатого января получим. У тебя ночевать-то есть где? Или как у той Люси?

– Зачем, пойду в контору.

– И не суйся, сегодня не примут, пойдем к Эрну, он один живет. У него и перекантуешься до завтра. У тебя бабки есть?

– Есть немного.

– Тогда берем еще два пузыря и вперед.

У меня росло раздражение к самому себе, к этим двум алкашам и вообще ко всему окружающему. Я бесцельно топчусь на месте, не имея ни малейшего понятия, как действовать дальше. Болтаться вокруг артели, высматривая и вынюхивая? Абсурд. Меня скоро заметят и наверняка потащут в милицию для установления моей личности. Идти напролом и устраиваться тем же шофером? Остроумно, особенно когда в кармане нет даже любительских прав. В кармане, кроме паспорта и стотысячной бумажки, нет ничего. Неужели за ночь нельзя было продумать линию действия и поведения? Ах, конечно, ночью ты, Гончаров, занимался совсем другим делом. Из всего этого вытекает, что оставаться здесь попросту глупо, если не сказать опасно. Ладно, до вечера подумаю, и, если не найду выхода, придется возвращаться в Эйск. Тупица ты, Гончаров.

– ...Да ты оглох, что ли, мужик, давай бабки. А вы с Эрном идите и ждите меня.

– Да, конечно. Только сдачу принеси, у меня последняя сотня.

– А как же ты думаешь добираться домой, если тебя не возьмут? Как девочка, автостопом? Не поймут. Ты же натурой не заплатишь.

– Да мне только до Эйска, там бабки есть.

– Ну-ну, отчаянный ты мужик, кстати, тебя как зовут?

– Костя.

– Ну, топайте...

Я послушно пошел вслед за тщедушным неудавшимся старателем. В конце концов, болтаться незнакомому человеку в центре села – перспектива не самая лучшая, да и ночевать на улице – занятие не из приятных. Кроме того, мне необходимо побыть одному, в тишине и уюте, чтобы все как следует взвесить, а чижики эти угомонятся быстро. Уже и сейчас находятся на грани.

Дом, куда привел меня немец Эрнст, оказался на удивление опрятным и чистым. Высокий фанерный потолок был свежевыкрашен, а стены совсем недавно оклеены дорогими тиснеными обоями. Деревенским был только пол, сложенный из широких массивных плах, поверх которых вперемешку лежали ковры и замысловатые половики. В остальном все походило на городскую квартиру.

– Располагайся, а я пока пойду курям насыплю. С утра не до них было. Телик врубить?

– Не надо, занимайся хозяйством, я подожду.

Громыхая мисками, он ушел, я, откинувшись в кресле, наконец понял, почему мне так неуютно и дискомфортно в душе. Конечно же я не знал главного, кто и за что похитил Панаева. Сказки про то, что он совал нос не в свои дела, оставьте для другого. Рука руку моет. И какие бы плохие отношения у него ни складывались с замами, вряд ли бы это могло послужить причиной, если, конечно, Федор не знал имена тех разбойников, что расстреляли инкассаторов. Причем не только их, но и паханов. Однако мне это казалось маловероятным, о таком важном факте он бы сообщил мне сразу. Нет, тут дело кроется в другом. Несколько раз его предупреждали, ясное дело чего-то хотели. Вот только чего? Он бы и сам мне об этом рассказал, просто оттягивал серьезный разговор на потом. И напрасно. У меня нет ответа, потому что я не знаю самой загадки. Такое у меня впервые. И Евдокия ни словом не обмолвилась, то ли по незнанию, то ли... С чего начинать? Как вообще внедриться в эту чертову артель? А может, это рэкет со стороны просто вымогает у Федора деньги? Тогда мне вообще тут нечего ловить.

– Заждались небось дядю Борю? Не боись, сибиряки слово держат. Вот тебе сдача, шестьдесят тысяч рублей, ноль-ноль копеек. А где Эрн?

– Пошел скотину кормить.

– Какую скотину? У него ее уже два года нет.

– Не знаю, так сказал: "Пойду курям насыплю".

– Ты что, Костя, в самом деле дурак или притворяешься? Какая же это скотина? Кура, она и есть кура.

Открыв холодильник, он занялся сервировкой стола. Финкой с выкидным клинком он аккуратно распластал балык какой-то большущей рыбины, выложил грибы, капусту и холодную картошку в мундире. Делал все он старательно и с удовольствием, как человек, любящий не только выпить, но и честь по чести закусить.

– А-а! Вот и скотовод пришел, – радостно заржал он навстречу входящему хозяину. – Послушай, Эрн, оказывается, у тебя корова появилась!

– Какая корова, совсем долбанулся, ее уж и косточки-то сгнили!

– Это наш новый знакомый фраер так выразился.

– Да ну вас, – почему-то обиделся немец. Пожалел, видно, эту самую корову, не то съеденную волками, не то проданную на убой. – Давай к столу, Костя, не слушай этого пенька.

– Я тебе дам пенька, я тебе дам пинка. Ну давайте за знакомство.

– Вы пейте, мужики, я не буду, не хочется что-то.

– Чего это? Давай, все будет как у Аннушки.

– Испортили вы мне настроение. Не возьмут на работу, назад возвращаться придется. Выходит, зря ехал, деньги только прокатал.

– Ты сперва выпей, потом подумаем. Одна голова хорошо, а две с половиной лучше, так ведь, Эрн?

– Конечно, у тебя правая сторона пока еще работает... Подсаживайся, Константин, выпьем за Федора Александровича, хоть он и вытурил нас, но мужик неплохой был. Справедливый и деловой. Это он артель из дерьма за уши вытащил.

– Зачем и кому понадобилось расстреливать водителя?

– А ты откуда знаешь, что его расстреляли?

– Вы же мне сами об этом говорили.

– Не ври, я тебе только сказал, что его завалили... Ты что? Ты кто? белел злобой и подозрением Боря. – Колись, паскуда.

– Да это я ему сказал, – секунду помедлив, вмешался Эрн, – когда шли сюда, я ему и рассказал.

– Это хорошо, что ты ему рассказал. Ксиву на стол, быстро. – У самого моего носа хлестко выпрыгнуло лезвие финки.

– Ты что, Боря, он нас водкой поит, а ты...

– Паспорт гони, паскуда, знаем мы таких поильников, ментов поганых. Ну! – побелел глазами психопат.

– Да подавись ты, ради Бога, пень сибирский. – Я небрежно швырнул ему паспорт. Что он поймет в моем паспорте?

– Паспорт в порядке, – после минутного изучения моего документа сообщил шизик, – давай трудовую.

– Какую еще трудовую?

– Обычную, с которой ты ехал устраиваться в артель.

– С моей трудовой меня даже волки в стаю не возьмут. Я ее дома оставил.

– А на что же ты надеешься, кто тебя без документов на работу возьмет?

– Говорят, на сезонную можно. Берут же бомжей. Заводят новую книжку.

– Это как договоришься, но без книжки твое дело вообще труба. Даже и соваться не советую.

– Может быть, договорюсь с отделом кадров.

– С ней-то, может, и договоришься. Баба понятливая. Кстати, жена шефа. А вот с Гнедых ни хрена не столкуешься. Тот еще козел. Лучше тебе сначала поговорить с Диманом Граниным, начальником здешнего участка, самый нормальный мужик. Сегодня вечером и сходи к нему домой. Если он скажет нет, значит, ловить тебе здесь нечего, поворачивай оглобли. Наливай, Эрн, а ты больше не пей, он пьяных не любит.

Через час мои маленькие друзья насосались до поросячьего визга. Боря опять кинулся на меня с ножом, уже совершенно без причины, мало что соображая. Вместе с ножом я выбил ему плечевой сустав и опрокинул на пол. Заорав, он неожиданно быстро успокоился и захрапел прямо на половичке, разбросав длинное несуразное тело, оболочку своей серой личности.

С Эрном тоже разговаривать было бессмысленно. Подложив под правую щеку тарелку с капустой, он монотонно, но с удовольствием повторял рефрен:

Мальчик хочет в Тамбов, чики-чики-чики,

Мальчик хочет в Тамбов, чики-чики-чики...

– Мальчик хочет в дурдом, – предложил я ему свою версию и, зайдя в смежную комнату, прикрыл дверь на крючок. Здесь на хозяйской койке, вытянувшись во весь рост, я немного успокоился. Шел двенадцатый час, и зеленые кошачьи цифирки на табло ходиков тревожно подрагивали.

Какую тайну унес с собой Федор и кто о ней может знать или догадываться? Конечно, самые близкие люди. Жена, сестра, его товарищ Гранин и еще кто-то, кому эта тайна чрезвычайно нужна. Возможно, это и не тайна, а толково собранный на кого-то компромат. Возможно, но маловероятно.

Кому-то из этих двоих придется открыться, но кому? Гранину или молодой Маргарите Панаевой. Кому? Незаметно я уснул, отозвалась мне бессонная ночь в Эйске.

Проснулся я от сумасшедшего стука в дверь, пробудившийся психопат требовал аудиенции и сатисфакции. Он буром пер на дверь и нелестно отзывался о моих родителях. Цифры-глазки на кошачьей морде часов показывали двадцать часов десять минут. Недурно я вздремнул. Рассчитав период натиска, я резко сбросил крючок, и покалеченный Боря, пулей влетев в комнату, долбанулся о стену, как раз под забавные "кискины глаза". Он обалдело повернулся, и их зрачки заработали в такт...

* * *

Дмитрий Федорович Гранин жил один, в неказистом маленьком домике на окраине села. Из хозяйства держал только лопоухую дворнягу с амбициями спаниеля. Псина встретила меня на крыльце, под лампочкой, оптимистично приветствуя обрубком хвоста. Весь ее вид говорил, что такого гостя, как я, она ждет уже вторую тысячу лет и теперь бесконечно рада его появлению. Однако, когда я постучал в дверь, эта тварь коварно куснула меня за икру.

Появился хозяин, невысокий красивый парень лет двадцати пяти. Что-то неуловимо знакомое промелькнуло в его чертах. Мне он сразу понравился.

– Извините, вы – Гранин Дмитрий Федорович?

– Да, заходите.

Я прошел в единственную комнату деревенской избы и у порога остановился, не зная, что делать дальше.

– Я на минутку...

– Слушаю вас.

– Я насчет работы.

– Насчет работы приходите завтра в контору или непосредственно ко мне на участок в вагончик. А вообще-то работы нет. Все места заняты и на очереди более ста человек. Вы кто по специальности?

– Видите ли, дело не совсем обычное, меня вызвал Панаев, но, как я узнал недавно, его сейчас нет.

Парень сжал челюсти, глаза его сделались узкими и злыми, но он все-таки сдержанно кивнул:

– Да, Федора Александровича куда-то увезли.

– Он вызывал меня именно для того, чтобы это предотвратить, но, увы, опоздал. Собственно, он сам велел мне задержаться в Новосибирске.

– Проходите, раздевайтесь. Покажите ваши документы.

– У меня только паспорт.

– Этого вполне достаточно. Да, вы тот человек, за кем ездил Федор Александрович, – возвращая мне паспорт, признал Гранин. – Чай пить будете? Может, чего покрепче?

– Не откажусь ни от того, ни от другого.

– Зачем же отказываться? Чай я сейчас поставлю, а водка готова всегда. Константин Иванович, что же будем делать? Милиция-то вроде работает, но... Да вы сами знаете, как она сейчас работает.

– Неправда, есть ребята, которые и сегодня честно вкалывают, ловят бандюг.

– ...Чтобы потом вышестоящие господа их с миром отпускали.

– Ладно, сейчас не об этом речь. Как вы думаете, ограбление инкассатора и похищение Федора – это звенья одной и той же цепи?

– Трудно сказать. Он ведь мало рассказывал. Ясно только, что все это продумывалось давно.

– А как вы думаете, могли старатели сами совершить нападение на автомобиль, перевозящий золото?

– Конечно, и это наиболее вероятно. В артели работает более двухсот человек, семьдесят процентов из них так или иначе отбывали сроки. Восемь человек были осуждены по сто второй статье. Я не хочу сказать, что это именно они, но сбрасывать их со счетов не годится. Именно этими ребятками в первую очередь занялась наша милиция, но, увы, безрезультатно, хотя двоих отделали на совесть...

– Дмитрий Федорович, мне кажется, подход к этому делу – где-то с другой стороны. В лоб мы тут ничего не добьемся.

– Вполне с вами согласен, но где она, эта другая сторона?

– Мне бы пару дней потолкаться среди работяг, это обычно дает положительные результаты. Но для этого я должен быть официально принятым на работу. Праздношатающийся незнакомый тип только вызовет подозрения.

– Конечно, кроме того, вас вообще не допустят на территорию участков. Какие-нибудь документы еще есть?

– В Тунчаке – любительские права и лицензия на право заниматься тем, чем я занимаюсь.

– Не густо. Что же делать, просить Ритку завести новую книжку?

– Вы доверяете Ритке?

– Нет, скорее наоборот. Но в Гнедых я уверен еще меньше. Что же делать?

– А ничего, буду выходить в ночные смены, правда, это здорово сужает круг.

– Погодите, я придумал. Сидите здесь, я скоро вернусь. Дверь закрою на замок, а вы не подавайте признаков жизни.

Я остался один в полной темноте. Неужели я по собственной инициативе попал в это осиное гнездо? В том, что похитители Федора – его собственные старатели, я был почти уверен, иначе зачем было поднимать шум и расстреливать водителя? Ефим их узнал и поневоле стал свидетелем преступления, так что сразу навел бы на их след.

Но куда они могли отвезти шефа? Тайга большая, а я в ней новичок. Если даже Гранин не может ничего понять, то я... Гранин... Когда и где я его видел? То, что его черты мне знакомы, можно заявить с уверенностью, но где мы могли встречаться? Новая головоломка. Возможно, сейчас он явится с парой головорезов и все быстро прояснится. Попинают хорошенько и ноченькой темной, безлунной утопят в этой самой речке с поэтическим названием Лебедь. Хотя бы топор какой-нибудь найти, а можно хорошую палку. В детстве мне приходилось заниматься фехтованием на рапирах и на эспадроне. Может сгодиться черенок от лопаты или от ухвата. Должен же в русской избе быть ухват? Встав на четвереньки, в кромешной темноте я пустился в свободный поиск методом щупа и тыка. Стукнувшись лбом о металлический уголок койки, я матерно выругался и сразу нашел то, что нужно. Одностволка, кажется, шестнадцатого калибра, безмятежно лежала под кроватью и терпеливо дожидалась меня. Преломив ее, я с удивлением обнаружил в стволе патрон. Капсюль на ощупь был цел. Удача! Для маскировки я полностью забрался под кровать и тут наткнулся еще на полтора десятка целых патронов. Ну, конечно, Гранин боится, точно так же, как и ты. Я раком выполз из-под низкой койки, но ружье все же прихватил. Береженого Бог бережет. Кого же боится Дмитрий Федорович и где это я его уже видел? Где? Когда? Боже мой, Гончаров, французы говорят, что опьянение проходит, а глупость никогда. У тебя, кажется, и то и другое свойство – величины постоянные и непреходящие. Конечно, я видел Дмитрия Федоровича, и было это лет двадцать восемь назад. Только тогда его звали Федор Александрович и он тискал всех девчонок нашего класса и, похоже, вскоре дотаскался. Скорее всего, с какой-нибудь девицей по фамилии Гранина у него случилась небольшая осечка. Удивительная штука судьба...

Послышался скрежет отпираемого замка, и я взвел курок, направив на всякий случай ствол вниз. Вспыхнул свет. На пороге стоял Гранин, ошарашенно глядя то на меня, то на собственное ружье, обращенное в его сторону.

– Извини, Дмитрий Федорович, это я на всякий случай. Черт его знает, ваши таежные законы.

– Ну да... Конечно... Но все же уберите, ради Бога, эту аркебузу или хотя бы отпустите взвод. Она стреляет, когда ей вздумается.

Я послушно разрядил одностволку и положил ее назад под кровать. Туда же закатил патрон.

– Еще раз извините.

– Ладно. Дело обстоит так: есть у меня один надежный мужик, сейчас он работает на промприборе в ночную смену. Я уговорил его на пару дней заболеть. Вы пойдете вместо него. Завтра с утра выйдете на первый прибор, до обеда потренируетесь, поболтаете с мониторщиком, а в ночь пойдете самостоятельно. В вашем распоряжении двое суток. Может, что-нибудь разузнаете. Мужикам скажете, что приехали на постоянную работу. Домик и койку вам покажет комендант Коля. Называют его здесь "шнырем". Часов в десять подойдите к моему вагончику, он на участке один. Ну а дальше – как запланировали. Если кто-нибудь из начальства будет спрашивать кто да что, ссылайтесь на меня. А теперь идите, вам есть где ночевать?

– Не знаю, познакомился тут с двумя идиотами. Некто Эрнст и Боря. Все бы ничего, да Боря с ножом кидается.

– Ясно, знаю их, но это лучше, чем ничего. У меня вам светиться не стоит. Это сделать мы успеем всегда.

– Согласен, Дмитрий Федорович, а вот хотя бы абстрактно – не можете предположить, где они держат отца?

– Что?.. Да вы что... Он вам сказал?.. Мы ото всех скрываем...

– Ничего он не говорил, просто вы – это его омоложенная, так сказать, копия.

– Да, конечно, я видел фотографии... Действительно. Но сейчас об этом никто не догадывается, кроме тетки. Почему-то отец это скрывает. Говорит, что родственные рычаги мы толкнем, когда надо и когда никто этого не ожидает.

– Наверное, он прав.

– Наверное. Только мачеха чуть ли не при всех с меня срывает штаны. Очень неудобное положение. А предположить, где может быть отец, я, конечно, могу, только таких мест сотни. Но скорее всего – где-нибудь в выработанных штольнях. Милиция его там вчера искала, но попробуй найди. У нас есть еще дореволюционные полузатопленные шахты, а сколько от каждой из них отходит квершлагов, штреков, восстающих. Здесь все изрыто, сплошные норы. Искать в них – дело безнадежное.

– Сколько у вас есть надежных, проверенных людей, работающих в первую смену?

– У меня весь участок, это сорок человек. А надежных... Мужиков пять будет.

– Где живет начальство?

– В основном все здесь имеют свой домик. А на воскресенье уезжают домой, кто в Алтайск, кто в Эйск...

– Было бы неплохо, чтобы ваши мужики посмотрели, чем занимается начальство после работы. А сейчас мне бы надо к Рите.

– В гости к этой выдре собираетесь? Зачем? Она о вас назавтра раззвонит по всей деревне.

– Нет, заходить я не собираюсь, а вот издали посмотреть, послушать, чем она дышит, не мешает.

– Смотрите, вам виднее. В следующем переулке двухэтажный кирпичный дом. Папаня прямо хоромы отгрохал для своей принцессы. Ее может дома не быть, а вот волкодав, тот точно на месте. Завели зверюгу, соседи боятся.

– Дима, а у тебя баллончика не найдется с нервно-паралитическим газом? – Я от возбуждения окончательно перешел на "ты".

– Есть какой-то. Но говорят, не всякий действует на собаку.

– Это если мало поливают, экономят. Ну, до встречи. И будем надеяться на лучшее. Найди-ка мне еще пару метров капронового шнура.

– Хорошо, Константин Иванович.