Текст книги "Гончаров влезает в аферу"
Автор книги: Михаил Петров
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Случайно он оставляет от сейфа ключи – хреновина номер два. Его алчная супруга, воспользовавшись ключом, деньги эти тырит. Согласен. Только непонятно, зачем грамотной, как я понял, женщине делать в записке чудовищные орфографические ошибки? Если хотите, это хреновина номер три.
Что там еще?
Ага. Кончился "Морозофф". Добавим, самую малость. Так. Князев дает Ступину наставления – как преподнести мне образ супруги. Это, правда, еще ни о чем не говорит, но... Характеристика Лии, данная Головиным, резко противоречит характеристике, данной Ступиным. И еще. Конечно, сто "лимонов" для такого жулика – это мелочь, но ведь бухгалтерша кудахтала и стонала вполне достоверно. Непонятно. Непонятно и другое: когда Лия ушла из дома? И я допустил большую ошибку, не проверив видик. Досмотрела ли она свою порнуху или закончила просмотр после ухода Князева? Ладно, еще успею, пока он на работе.
* * *
Поймав тачку, я через десять минут уже стоял перед броней князевского логова, но... мои верные, хорошие, мои любимые отмычки подвели. Оставалось одно – ждать хозяина. Я спустился, надеясь хоть во дворе разузнать что-нибудь для себя полезное. Но, увы, во дворе было безлюдно, если не считать двух бабулек у дома напротив. Но бабка – существо подозрительное, и на драной козе к ней не подъедешь. Нужно исподволь.
– Здоров, бабули! – по-простецки приветствовал я старух. Те сразу насторожились, как спаниели в стойке. – А где хозяйка из седьмой квартиры? – кивнул я на респектабельный подъезд.
– Откудова нам знать, мы люди простые, – проворчала одна из старух. А там баре живут. Где уж нам...
Вторая, очевидно, была полюбопытней, а может, попроще.
– А тебе-то, сынок, чего там надо? Вроде одет не по-ихнему.
– Да труба там течет, вызвали вчера, а я только сегодня смог.
– А-а! И то, смотрим мы, не с их гнезда птица...
– Да, вот так...
– И не знам мы, иде она. Вот Шура-то видела вчерась ночью, часов в полдвенадцать, уехала она, потаскушка-то его новая. С двумя кобелями.
– Ага, – вмешалась подозрительная бабка, – под руки ее вели два мужика. С подъезду вышли да в гараж. Сели в машину и убрались развратничать, поди, продолжать.
– А на какой машине уехали?
– Да на ее. Белая "девятка", – авторитетно сообщила бабка, – крыло длинное, стекла тонированные.
– А гараж где?
– Вон третий с дальнего конца. А чего ты все выспрашиваешь-то?
– Работа такая. Привет, бабули!
* * *
В щель между створками углядеть ничего не удалось, дверной замок был грамотно подогнан. Поэтому, подтащив детскую качалку, я взобрался на нее, чтобы глянуть поверх ворот.
– Ну ты, Гончаров, даешь! Никак машину спереть хочешь? – ухмыльнулся Князь. – Сейчас открою.
"Девятки", как и ожидалось, на месте не было. Только серебрился боками князевский "мерседес". Я для виду походил вокруг гаража, понюхал воздух и, чтобы удовлетворение Степана Ильича было полным, разок даже опустился на одно колено.
– Ничего! – удрученно подвел я черту.
– А что тут может быть? Давай зайдем – по глоточку.
Глоточек был нормальным. Как бы случайно я врубил видик. Вспыхнул экран, демонстрируя фейерверк автоматных очередей, и я с разочарованным видом засобирался домой. Уже уходя, спросил:
– А где вы изволили провести медовый месяц?
– По Золотому кольцу, – последовал ответ.
– Вы говорили, она порнуху смотрела?
– Ну да... – Он перевел взгляд на экран. – Другую кассету воткнула. А что?
– А ничего.
* * *
Я поздравил пса с облегчением и, открыв дверь, протолкнул его прямым ходом в ванную. Грязь стекала с него холодными липкими струйками. Подумалось: а если явится дама, то будет шокирована прелым запахом псины и следами собачьих лап на полу.
"Морозофф" дожидался меня с нетерпением. Отдав ему должное, я занялся приготовлением ужина.
Если в видике сейчас другая кассета, то что это значит?
А это значит, что Лия либо очень хладнокровный человек, либо она вовсе никуда не собиралась.
Не собиралась, но уехала, и, судя по разбросанным вещам, в спешке. А если так, то куда она могла отправиться на собственной "девятке", да еще с двумя "кобелями"? Куда? А куда угодно. Неплохо бы выяснить, кто эти парни, кто ее друзья и где она жила раньше. Наверное, это первое, что нужно выяснить.
В дверь позвонили. Сверкая кожей плаща и миндалинами ясных глаз, на пороге стояла ведьмочка-кореяночка. Хорошенькая, игрушечная и в то же время дикая, необузданная. "И не обуздать такую", – прикидывал я, помогая снять плащ. Не удовлетворившись плащом, я пошел дальше – принялся расстегивать кофточку. Гостья прервала это занятие точным тычком мне под ложечку.
– Сначала морковку, – раздался ее резкий, но приятный голос. – Или то была шутка?
– Нет-нет... – Я заспешил к холодильнику и вытащил ярко-красный пакет бесовской закуски. – Вот, я готовился к твоему приходу.
Она, наверное, зашла в ванную, потому что раздался визг, лай, а вскоре появился мой недомытый после прогулки пес.
– Что это? – Девушка пыталась стереть влажные пятна глины, которой обильно ее уделал Студент.
– Эту собачку я специально для вас отловил. Ваш брат, слышал, охоч до песиков. Ща мы его в ванне завалим.
– Вы что, ненормальный?
– Как же, желание гостя – закон для хозяина. Ща мы его моментом. Одной рукой я ухватил Студента за шиворот, а другой взял со стола жутковатого вида финку.
Студент зевнул во всю пасть и, произнесши "ау", залез мокрым носом гостье под крохотную юбчонку.
– Ну и дом! – фыркнула Чио-сан и сбежала в комнату.
Через десять минут я накрыл журнальный столик и предложил отметить встречу "Морозоффым".
– А не замерзнем? – усмехнулась Чио-сан.
– Исключено, – двусмысленно пообещал я и сразу перешел к делу: Скажи-ка мне, лапушка, тебя ко мне Князь отпустил или самовольно?
– С его дозволения-с.
– А зачем тебе, белке неразумной, нужно было его посвящать в наши интимные дела?
– Во-первых, интима еще не было и, возможно, не будет. А во-вторых, посвятили его вы, Костя-сан. Он кабинеты все прослушивает, не говоря о приемной.
– А то, о чем мы будем говорить, он тоже узнает?
– Да, мой господин.
– Ну ты и стерва.
– Да, мой господин.
– Почему?
– Он платит мне деньги.
– Ну Бог с тобой! За более тесное знакомство!
Мы выпили.
– А если я тебя трахну, ты тоже расскажешь?
– Нет, ему это будет неприятно.
– Какая забота, – умилялся я. – А ты Лийку хорошо знала?
– Есть два ответа.
– То есть?
– Если говорить, как приказывал шеф, то не знала совсем. А если в действительности, то знала, и даже очень хорошо.
– И что же тебя заставляет нарушить приказ начальника?
– Любовь к истине и боязнь за Лию.
– Какая боязнь?
– Не знаю.
– Поэтому ты и пришла?
– Не знаю.
– Кто тебя рекомендовал в фирму?
– Никто, сама пришла.
– Врешь!
– Да! Но это существенно.
– Что существенно?
– Лия.
– Ей что-то грозит?
– Не знаю. Может быть.
– Откуда она?
– Из Эйска.
– Где родители, родные?
– Под Эйском.
– Точнее.
– Не знаю.
– По каким городам совершали они свое свадебное турне?
– Золотое кольцо и...
– Что?
– Ничего. Я пошла, уже поздно.
– А как же?..
– Пока никак. А вот если бы Степан Ильич узнал, что мы переспали, то было бы неплохо.
– Ничего не понимаю. Я провожу.
– Нет, не нужно.
Дверь за ней закрыться не успела: на пороге стояла Ленка, как солдат на вошь глядя на удаляющуюся изящную спинку кореянки.
– Эт-то что? – Она гневно ткнула перстом во мрак лестничных пролетов.
– Чио-Чио-сан, наиприятнейшая девочка.
Тщательно закрыв дверь и оглядев остатки пиршества, Ленка ядовито поинтересовалась:
– Ну и как у нее? Говорят...
– Слухи подтвердились, – произнес я голосом трагика, – перпендикулярно от нормы.
– Скот! – Секунду подумав, она пнула ногой жиденький столик. Потом со злорадством поглядела на осколки посуды и на "Морозоффа", в конвульсиях выталкивавшего из горла последнюю свою кровь.
Но мне сейчас было не до "Морозоффа": я заметил аккуратно сложенный листок бумаги размером со спичечную этикетку. Очевидно, он находился под чашкой Чио-сан.
Не обращая внимания на ядовитое Ленкино шипение, я развернул клочок и прочел: "Северное шоссе, 10-й километр. "Белая вода", дача К. Пушкина. 2А, Эйск".
– Вот сучонка! – воскликнул я.
А про себя подумал: раньше взять бы тебя за шкварник, да в ментовку, да позвать Ваньку Наумова – был у нас такой лейтенантик. Все бы ласточка выложила как на духу – или как там у них...
– Вот сучонка!
– Это ты мне? Это ты мне? – шипела, приплясывая вокруг меня, Ленка. Это ты мне?
– Тебе, тебе. Успокойся!
* * *
Ощущение ирреальности навалилось с новой силой. Похоже, вся князевская шарашка решила тянуть меня за нос. Навязать роль Буратино, постоянно подбрасывая мне фальшивый ключик, да еще от множества дверей. Врут все, а зачем? Дают деньги, но с условием вконец меня запутать. Что делать? Не правильнее ли, приняв условия игры, спокойно поплыть по реке уже выдуманной Князевым легенды, с удовольствием лакомясь тоненькими кружочками "лимона"? А вдруг это живец, вдруг меня, как дуру-рыбину, заглотившую его, вот-вот начнут тащить, чтобы в уху... М-да... "Если хочешь быть майором, то в сенате не служи..." И еще эта восточная шлюшка. Потрясла меня, как миксер, поставила на уши, потрясла еще и опять перевернула. Верить ей или нет? То, что она доложит Князю, – это факт, но насколько подробно и детально вопрос. Лучше ей не верить! Хотя она могла именно на это и делать ставку. Чертовщина какая-то!
Баба деньги слямзила, и они спектакль мне показывают, сижу в первом ряду да с пряником в зубах. И вообще, кто такая эта Лия? Один говорит шлюха, другой – обратное.
– Ты меня любишь? – в ухо замычала Ленка.
– Ага, отстань!
Она обиделась и ушла на кухню. "Нет чтоб домой", – подумал я, стараясь сосредоточиться. Лия Георгиевна – кто она такая? Пусть ответит человек незаинтересованный.
Я поднял трубку. Набрал номер старого знакомого, преподавателя иняза, выпивохи и бабника.
– Але.
– Еще рано, – опережая события, предупредил я, – только десять! Костя говорит. Извини за беспокойство.
– Ничего, капитан, выкладывай.
– Ты знал такую Лию Георгиевну?
– Герр? Конечно. У нас училась.
– Она что, дочь Соломона?
– Нет, немка.
– Как на передок, слаба?
– Да ты что! – Он зашелся от возмущения. – Мне даже не дала, неделю ее за собой таскал. Ни в какую!
– Охарактеризуй.
– Педантична. Грамотна. Умна. Порядочна. Не скажешь, что из деревни.
– Из какой?
– Откуда-то из Сибири. Медвежий угол. Поселок какой-то.
– Как училась?
– Немецкий, английский – говорит и пишет свободно. Французский прилично.
– Скажи: могла ли она написать "козел" через "а", "не ищи" – через "и"?
– Описка возможна. Ошибка? Ошибка исключена.
– Хорошо. Последнее. Как пишется "оревуар" и что точно означает?
– "Au" – "до", "revoir" – "свидание". То есть "до свидания". Или "до скорого".
– Спасибо. Когда пикничок соберем?
– Дело хорошее. А зачем тебе Лийка понадобилась?
– Да так. Au revoir!
* * *
Что ее заставило писать с ошибками? А если она вообще никуда не собиралась? Не собиралась, но уехала. Или увезли силой? Тогда становятся понятными орфографические ошибки. Возможно, она сообщала о себе таким образом, давала знак не верить первому впечатлению от ее записки. Нормально.
Теперь два адреса, что оставила раскосая бестия. Или информация исходит от Князя, или это инициатива Чио-сан. Надо проверить хотя бы ближайший – это, очевидно, дача Князева.
Это нетрудно было проверить. До Чистова, бывшего князевского соратника, удалось дозвониться довольно быстро.
– Глеб Андреевич, добрый вечер! Гончаров.
– А-а! Здорово! Чего вдруг?
– Да вот в баньке захотел попариться. Как, свою-то выстроил?
– Нет, не успел.
– Может, к Князю напросимся? У него дача у "Белой воды"?
– Ага. Да ну его... Лучше уж к соседу. Подъезжай завтра ко мне в десять.
– Спасибо. Буду.
Дача-то Князева, а что толку? Но посмотреть ее не вредно.
Что-то подозрительно притихла Ленка. Я осторожно заглянул на кухню. Говорят, нет ничего хуже, чем пьяная баба на транспорте. Уверяю, что на кухне – та же история. Моя дама бессмысленно лупала пьяными глазами. Студент сидел рядом и ситуацию оценивал критически.
– Сакатина ты, Кот! – сообщила Елена доверительно, когда я с трудом дотащил ее до дивана, накрыл пледом и поставил рядом тазик.
– Ша, алкашка. Студент! Сторожить! – приказал я псине. Собрав джентльменский набор взломщика, сам я ушел в ночную сырость.
* * *
Дачное местечко "Белая вода" находилось по другую сторону реки, и до князевской дачи я добирался в объезд, через мост, на "левом" автобусе, добирался в обществе веселой компании. Квинтет состоял из двух парней и трех девок – одна была явно лишняя. Она доверчиво положила голову мне на плечо, предлагая познание непознанного. Ее горячо поддержали товарки.
– Мужик, валим с нами! У нас кайф! Видик, травка, все путем. Милку трахнешь, она сегодня бесхозная.
– Девочки, я стоик и всегда отрицательно относился к совращению малолеток. А потом, я импотент. Шеф, мне здесь!
Расплатившись, я удачно приземлился в лужу. С минуту постоял, провожая яркие рубинчики автобуса, привыкая к кромешной темноте и слякоти. Автобус, фырча, исчез. Я остался один в промозглом ночном тумане.
Неподалеку от трассы виднелись мутные желтые светлячки редких дач. Туда я и направлялся. Пробуя ногой дорогу, я потихоньку пошлепал к дачам. Фонарик пока не включал и вообще старался не слишком шуметь, не привлекать постороннего внимания. Почему? Сам себе объяснить не мог. Не нравилось мне это место, хоть убей.
Через несколько минут ноги мои нащупали асфальт и я, ориентируясь по придорожным столбикам, уверенно зашагал к князевской загородной вилле. Мне подумалось, что она должна быть второй из пяти находящихся здесь барских палат.
Судя по всему, так оно и было, потому что на остальных дачах горел свет. И лишь на этой царила полная темнота. Просто удивительно – у других чиновников все забрали, а у Князя дачка осталась. Хорошо, если сторож спит, иначе начнет тявкать и здорово мне помешает.
Но сторож, как ему и положено, то ли спал, то ли отсутствовал. Опасаясь сигнализации, я перелез через забор и, прячась за деревьями, подошел к дому. Что я рассчитывал тут найти? Не знаю. Дверь отворилась подошла первая же отмычка. Я направил луч фонарика в глубь затхлости. Дачей не пользовались. Очевидно, Степан Ильич пока что довольствовался загородным офисом фирмы. Я проскользнул вовнутрь, закрывая за собой дверь и путь к отступлению.
Дом состоял из четырех комнат, просторной кухни, ванной и веранды. Я ничего здесь не нашел, кроме... ста миллионов рублей. Тугие новые пачки аккуратными стопками лежали в ящике письменного стола в полиэтиленовом пакете.
Дурость какая-то! Мне оставалось только их забрать. Девять пачек отдать Князю, а десятую опустить в собственный карман, не забыв при этом купить шоколадку Чио-сан. Но подвох был налицо. Да и неудобно как-то передавать деньги хозяину, найдя их в его же собственном доме, тем более ночью. Но, с другой стороны, оставлять их здесь я тоже не имел права. Оставалось одно: надежно перепрятать.
Я с увлечением искал удобное для этого место и скорее не услышал, а почувствовал спиной присутствие человека, когда старался отодрать паркетину. Сделав вид, что этот тайник мне не подходит, я отправился в переднюю, к электрощитку, а оттуда на кухню, в любой момент ожидая выстрела или другой подобной же пакости. Отодрав дубовый наличник над подоконником, я вытащил из стола деньги и, тихонько напевая, пошел к окну.
Всем телом ударившись о подоконник, я вывалился на улицу и побежал. Бежал, петляя, зигзагом, лопатками чувствуя догоняющую пулю.
* * *
Я здорово ошибся: в меня не только не стреляли, но, кажется, даже не преследовали. Моя персона ни для кого интереса не представляла. Немного отдышавшись, я начал соображать: что предпринять дальше? Меня дурачили целый день, упорно, целеустремленно. И похоже, они таки одурачили меня. Но кто именно? Князев, скорее всего. Но зачем? Чтобы я принес ему деньги, которые, допустим, утащил он сам? Чтобы выплатить мне сумасшедший гонорар? Мог бы сделать это проще, я бы не обиделся. Но он через вертлявую свою секретаршу предпочитает подкинуть мне адрес дачи, где я нахожу миллионы, с которыми сейчас таскаюсь, как собака с салом.
И вообще, почему он уверен, что я их ему принесу? Ведь можно сейчас же, не заходя домой, рвануть в какие-нибудь Арабские Эмираты, купить себе наложниц и отдыхать. Хотя... если перевести на доллары, это всего-то сто тысяч. Не так уж и густо. Кроме того, меня кто-то контролирует.
Решено, наложницы отменяются. Едем к Князю играть в его кубики дальше. Только не заиграться бы. Но у нас был договор – найти деньги. Я их нашел, и теперь мою миссию можно считать оконченной. А если кому-то охота крутить вола дальше, что ж, пожалуйста, только без меня.
Был час ночи, и я с трудом остановил дряхлый "Москвич". А когда подъехал к дому Князева, часы показывали около двух. Несмотря на это, я с ожесточением давил на кнопку звонка, пока не осознал всю тщетность своих потуг. Отмычки хитрые замки Князевых хором не брали. Я был бессилен перед этой цитаделью. Пришлось с досады пнуть ногой массивную дверь. Дверь бесшумно и нехотя приоткрылась, брызнув светом. Фа-фа, ля-ля, похоже, меня ждет новый увлекательный тур князевской викторины.
Но у меня не было ни малейшего желания продолжать эти игры в качестве осла. Поэтому, осторожно прикрыв дверь, я отправился домой, чтобы наконец-то в спокойной обстановке разобраться с "Морозоффым". Беспокоили меня лишь найденные мной "лимоны". Не привыкла моя берлога к такой "капусте".
Хлопнула дверь подъезда, и несколько человек, переговариваясь, стали подниматься наверх. А вот видеть меня им было совершенно необязательно, и мне не оставалось ничего более, как юркнуть в гостеприимно открытую квартиру. Мягко щелкнула челюсть замка. Дверь Князька была крепкая, дубовая, покрытая броней, за ней едва слышно, что делается по ту сторону. На всякий случай я отошел в глубь вестибюля. И тут-то увидел ярко освещенную гостиную.
Развалясь в кресле, с трудом сдерживая себя, надо мной хохотал, глумился Степан Ильич. Хохотал беззвучно, разинув пасть, так, что язык торчал наружу. И глаза он от безудержного смеха выпучил как рак. Но смеяться ему надо мной резону не было, потому что я был живой, а он сидел передо мною мертвый. Причем со спущенными брюками. И некогда доблестные его гениталии были превращены в сплошное кровавое месиво.
В дверь настойчиво и требовательно позвонили. Надеяться на ошибку нелепо. Шли именно сюда. Я оказался в западне. Прыгать из окна – значит ставить крест. Скорее всего, внизу меня уже поджидали.
– Откройте – милиция!
Громкий голос, напрочь лишенный приятности, требовал, настаивал.
– Какая милиция? – Подойдя к двери, я попробовал "прогнать дуру".
– Старший лейтенант Ивачев, по вызову.
– Никого я не вызывал. – Я тотчас же понял, что, отвечая так, совершаю большую ошибку. Поэтому, пока не поздно, я открыл дверь, забросив деньги в угол передней.
Ого! Вся бригада ППС в полном составе. И ни одного знакомого. Явно не из моего бывшего РОВД.
Стоя в прихожей, старший лейтенант представился вновь.
– Что у вас случилось?
– Не знаю, – чистосердечно признался я.
– А зачем вызывали?
– Что? Сюда? Вызывал? – удивился я с наивностью сорокалетней проститутки. – Вы что-то путаете.
– Ваши документы?
– У меня нет с собой.
– То есть как? Разрешите... – Он плечом попытался отодвинуть меня, но, как человек бывалый, я перед ним качал "маятник". – Дайте пройти!
Четверо ментов двинулись на меня, причем самый дохлый из них уже мучил в своей лапке дубинку.
Дальше темнить было бесполезно и опасно.
– Прошу вас. – Широким жестом я пригласил патруль пройти и, указав на удавленника, доверительно рекомендовал: – Степан Ильич Князев, президент крупнейшей в нашем городе фирмы. Женат. Ныне мертв.
Менты рты пораскрывали, и хоть это доставило мне удовольствие, ведь я понимал: в ближайшем обозримом будущем я таких эмоций, видимо, буду лишен.
– Ты его, что ль, прихватил? – разглядывая мою физиономию, выдавил наконец один из сержантов. И, что-то для себя решив, распорядился: – Давай, Леха, накинь ему браслеты.
Второй сержант, поздоровее, с готовностью и видимым удовольствием тут же прищемил мои передние конечности. Дохляк же, глядя на меня с ужасом и уважением, отходил в глубь гостиной, пока не наступил на князевскую ногу. Нога без сопротивления отодвинулась в сторону. Сам же Князев, по-прежнему сидевший с вывалившимся сизым языком, с присвистом выдул изо рта пузырь слюны. Наверное, в последний раз.
Золотушный сопляк с сержантскими погонами икнул и помчался блевать. Сержант Леха освободил князевскую шею от объятий шнура и повернулся к старшему лейтенанту:
– Бригаду надо вызывать, старлей. Звони, Володя.
– Как у него температурка? – поинтересовался я с непринужденным видом.
– Теплый еще, но не совсем чтоб. Часа два, наверное, прошло, авторитетно констатировал старлей.
– Ага, и эти два часа я сижу и жду, не потеплеет ли мертвяк или не подъедете ли вы? Так? Или же, придавив его, названиваю в любимую легавку и ожидаю с нетерпением, когда же меня повяжут. Не совсем логично.
– Это ты там потом будешь выстраивать свою логику, а у нас закрой крикушку. – Леха сунул мне под ложечку дубинкой и продолжал неспешно, со вкусом: – Логик... У нас ты с поличным, на месте преступления, на тепленьком еще "жмурике".
Сержанту явно мерещились премиальные.
– Мудак ты, Леха, – с сожалением сообщил я, но добавить ничего не успел, потому что он очень удачно приложился к моему темечку дубинкой.
– Хватит, перестань, – сквозь туман донеслись до меня лейтенантовы слова. – Что-то долго едут.
– У них сегодня опять одна машина на район. Василь, отправь этого недоделанного на улицу – всю ванну обрыгает. Что экспертиза скажет?
– Ё-мое! – Старлей матерился долго и старательно. – Ты, засранец, канай отсюда к машине, жди там. Да ванну помой... Хотя нет, не надо отпечатки смоешь.
– Чьи? – язвительно осведомился я.
– Заткнись, – ласково посоветовал сержант Леха.
Я проявил благоразумие и присел на корточки.
Так и застали нас оперативники в вестибюле князевской квартиры. Меня, как опасного преступника, посадили тут же, в прихожей, на табуретку. И пока эксперты суетились с замерами и осмотрами, дежурный следователь, примостившись рядом, начал обработку.
– Фамилия?
– Гончаров.
– Имя?
– Константин.
– Отчество?
– Иванович.
– Где работаете?
– Нигде. Уволен из органов.
– А-а, так вы тот самый...
– Тот самый!
– Докатился!
– До чего?
– Человеков давить начал.
– Да не я это.
– Не ты, так твои подельники.
Господи, все его вопросы я знал наперед. Даже обидно стало – каких пней набирают! Толстая девка с двумя маленькими звездочками и большими титьками, что шмонала перед входной дверью, вдруг закудахтала, давясь соплями и восторгом:
– Парни! Что нашла! – Она указывала на лежавший у ее ног пакет с найденными мною миллионами.
– Ни хрена себе! – оценил сумму оперуполномоченный, плешивый крепыш. Сколько тут?
– Пачек десять. Пятидесятитысячными – это... – она зашевелила носом и извилинами, – это пять "лимонов".
– Ну и дела, – выпучился следователь. – Откуда?
– Я принес, – признался я. – Осторожно с отпечатками. Это важно. Тем более, что там в двадцать раз больше, чем результат вами высчитанный. То есть сто миллионов "деревянных". И учтите: это все, что я вам могу сказать. Показания я буду давать теперь только своему следователю.
Вызвали подкрепление, и меня с большой помпой в четыре утра доставили в РОВД.
В одноместном персональном собачнике я заснул, забылся. Проснулся же с мыслью, что, кажется, серьезно влип.
К следователю меня отвели часов в двенадцать. А до этого я успел крепко подумать, "выстроить скелет" происшедшего.
Позавчера в ночь исчезает князевская жена и, предварительно вырубив сторожа, прихватывает мужнины бабки. Исчезая, она оставляет записку, в которой недвусмысленно просит о ней не беспокоиться. И уходит в обществе двух мужиков. Или уводят силой? На этот вопрос пока нет ответа. Наутро ее муж, накануне находившийся в приятном обществе девок, обращается ко мне с просьбой помочь найти деньги. Но всего он мне не докладывает. Более того, при опросе его коллег ведет себя странно. И вообще: странный какой-то союз Князева и Лии – что общего у них? С ее стороны еще понятна выгода такого брака. Но ему ведь она нужна как "пришей к жилетке рукава". У него таких десяток добрый наберется. И что значит ее прощальная записка?
А вечером приходит кореянка и выманивает меня на дачу, где я нахожу миллионы, с которыми прямехонько попадаю к холодеющему князевскому телу и потом – в объятия своих бывших коллег.
Черт знает что... Единственное, что понятно: меня хотели подставить и подставили. Но нанимал-то Князев. Для чего? Чтобы я был на освидетельствовании его трупа? Вряд ли. И кроме того, я бы мог это сделать бесплатно. Можно допустить, что в игру неожиданно вмешался кто-то третий, оставив меня и покойного в проигрыше. Но миллионы-то в милиции. Значит, он, третий, тоже не в выигрыше. Тогда зачем все? И какую тут роль играет Лия?
Да-да, единственное мое спасение – говорить только правду.
* * *
Следователь мне попался новенький. Переселенец из стран ближнего зарубежья. Бывший следователь прокуратуры, человек грустный и вежливый, к грязной милицейской работе совершенно не приученный. Юрий Львович Вайер был примерно моего возраста, но абсолютно лысый.
Он печально посмотрел на меня умными черными глазами и не то предложил, не то попросил:
– Будем работать?
– Будем, – согласился я.
– Вы бывший работник органов, а я здесь новенький, поэтому поручили мне. Насколько возможно, постараюсь облегчить вашу задачу, но и вы помогите мне. Дело для меня... хреновое. – Он осторожно погладил голый череп и предложил: – Начнем?
– Начнем! – И я обрисовал ему ситуацию.
Как и следовало ожидать, следователь поверил мне процентов на тридцать, но все равно у меня возникла уверенность, что проверит он все досконально и добросовестно. Более того, благодаря его хлопотам я остался в одиночной камере. В общей мне было бы куда тоскливее.
Больше всего меня беспокоило положение Студента. Догадается ли Ленка кормить пса и вообще следить за ним?
В течение следующей недели Вайер несколько раз вызывал меня, уточняя мелкие детали, а в пятницу наконец сообщил, что освобождает меня под расписку. За эту неделю следователь проделал кропотливейшую работу (кстати, найденные мной деньги оказались фальшивыми). Он часто сам, высунув язык, бегал и опрашивал свидетелей моих перемещений. В частности, раскопал дряхлый "Москвич", доставивший меня к дому Князева, "левый" автобус вместе с поздней компашкой, установил мой разговор с толстой бухгалтершей и, самое главное, выяснил, что я в момент смерти Князева еще находился в обществе Чио-сан и Елены. Мне показалось, что ему было приятно освобождать меня, хотя бы и без права выезда.
Вот так, с подпиской о невыезде, в пятницу после обеда покинул я некогда родные пенаты. Прощаясь, Вайер настоятельно рекомендовал мне не соваться в это дело.
Как показали некоторые очевидцы, в тот день в подъезд Князева заходили трое парней. И пробыли они там примерно тридцать – сорок минут. Вышли в спешке, но не суетясь, по-деловому сели в белый замызганный "жигуленок" первой модели и тотчас отъехали.
Видимо, все шло по плану. И я для них был необходим лишь как слепой соучастник или просто подставка. Действительно, расчет был верный. Попадись мне следователем не этот замечательный мужик, а кто-нибудь из бывших врагов-сослуживцев, дело бы пришили будь-будь. И белые ниточки бы замазали. Деньги забрали до выяснения, только непонятно – чего. Бухгалтер Любаша от них напрочь отказалась. Бедная женщина! Наверное, у нее сейчас головные боли и расстройство желудка. Жаль, что мне нельзя ее посетить. И что делать с остатками аванса? Собственно, задание я выполнил, и не моя в том вина, что кто-то решил перекрыть Князю кислород.
* * *
Дома все шло нормально. Елена была в курсе происшедших событий и встретила меня как героя войны, только что вернувшегося с поля брани, как героя, ждать которого уже перестали. Омыв мою щетину обильной женской слезой, она попыталась отдаться мне тут же, в прихожей. И если бы не Студентовы антраша, ей бы это удалось.
– Мне кто-нибудь звонил?
– Ага, девка какая-то и мужик.
– Когда? Телефон оставили?
– Нет. Сказали, перезвонят. Несколько раз звонили.
И только мы сели за стол, телефон взбрыкнул. Я снял трубку.
– Мужик, ты жить хочешь?
– Конечно, – заверил я абонента.
– Тогда нюхай в тряпочку и не дергайся!
Трубку положили. Я сразу сообразил, чего от меня хотят. Собственно, наши желания совпадали, и мне было нетрудно послушаться доброго совета. Я люблю тайны и риск, но в разумных пределах.
– А ты надолго в гости? – осведомился я у Елены, отрезая изрядный кусок шницеля.
– Ну ты и скотина! – удивилась она, с трудом заглатывая застрявшее в горле мясо. – Сейчас уйду, хам!
– Да ладно, посиди пока, – великодушно разрешил я, чем вызвал новый истерический всплеск.
Пришлось успокаивать подругу, утешать. От этого занятия меня отвлек телефонный звонок. Князевская бухгалтерша заквакала в трубку торопливо и сбивчиво:
– Константин Иванович... Надо же... такое... Я не могу прийти в себя... Такое несчастье...
– Еще бы, сто миллионов коту под хвост.
– Ах, что вы! Да не было никаких миллионов, в глаза их не видела. Я о Степане Ильиче. Такой человек был... А вы о каких-то миллионах. Ничего не знаю, я и вашим это сказала.
– Ну а я при чем? Зачем звоните?
– Ах, ну что вы! Вас ведь посадить хотели, я так рада...
– Что хотели посадить?
– Нет, что отпустили.
– Сомневаюсь. Зачем вам это было нужно?
– Что?
– Похитить Лию, удавить Князева и упрятать меня к белым медведям.
– Вы в своем уме?
– Да! Хорошо, что не в вашем. И вообще, оставьте меня в покое!
– Ну и ладно! – воскликнула она, изображая обиду. – Прощайте.
– Чрезвычайно меня обяжете.
Все. На этой истории нужно ставить точку. Но еще хотелось настучать кореянке по ушам за все то хорошее, что она мне устроила. И я решил сделать это, не вмешиваясь больше в их мафиозные дела.
* * *
Ранним субботним утром я развалился в шикарном кресле в князевской приемной. Напротив чавкал, пуская жвачные пузыри, качок лет двадцати. Он глубокомысленно – хорошо, что молча, – анализировал поведение небольшого резвого таракана, нагло посмевшего осквернить стекло и хром журнального стола.
Кореянка еще не явилась. Зато ровно в восемь через приемную в кабинет важно прошествовал Владимир Ступин, бывший вице, а ныне, как я понял, президент фирмы. При виде его парень, проглотив очередной пузырь, вытянулся по стойке "смирно".