Текст книги "Гончаров приобретает популярность (Часть 1)"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Петров Михаил
Гончаров приобретает популярность (Часть 1)

МИХАИЛ ПЕТРОВ

ГОНЧАРОВ ПРИОБРЕТАЕТ ПОПУЛЯРНОСТЬ

Все события и персонажи этой повести вымышлены и возможное совпадение всего лишь случайность.

БЕЛАЯ ЦЕРКОВЬ

(часть первая)

И черт же меня дернул поехать по этой старой, забытой Богом дороге! Наверное прельстила её пустынность.

До города оставалось не больше сорока километров, а утро только начиналось и у меня появилась реальная возможность попасть домой к девяти часам, минуя таким образом, июльскую жару и все неудобства с нею связанные. С плавным поворотом дорога круто забирала вверх и я радуясь прохладе прибрежного зефира добавил прожорливому двигателю топлива. Довольная моей щедростью машина рванула и стремительно вынесла меня наверх, чтобы в очередной раз удивить открывшейся вдруг красотой.

По крутому правому склону тянулись к небу своими кронами сосны, а с левой стороны берег, такой же зеленый, почти отвесно падал в Волгу. И всю эту сказку, нисколько её не уродуя, а наоборот украшая, довершала крохотная деревенская церковь с пятью золотыми маковками истово горящими в синем прозрачном лазурите.

– Господин Гончаров, мне искренне жаль, что вы не владеете кистью. Упрекнул я сам себя и вполне удовлетворенный такой самокритикой помчался дальше оставляя позади заброшенную деревню, скромняе деревянные домики так и не тронутые "цивилизацией" "новых русских".

Ненормальная старуха неожиданно выскочившая на дорогу чуть было не сделала меня заикой или импотентом. Чудом избежав наезда, громко матерясь я вылетел на обочину. Пропахав десятиметровую целину я беспардонно опрокинул хилый штакетник и

нагло вперся в ухоженный дворик. При моем вторжении курицы, гуси и прочая пернатая тварь устроила настоящий скандал. Как выяснилось позже своим появлением я унес жизнь одной их товарке.

Перепрыгнув через порушенный мною забор я кинулся к старухе и с сожалением отметил, что краем я её все таки зацепил. Черной вороной она нелепо и смешно прыггала посередине дороги оглашая хрустальный воздух громким и противным карканьем.

– Бабушка, что с вами? – Еще издали начал я. – Вы не ушиблись?

– А-а-а...Тама...А-а-а...Там...

– Все будет хорошо, бабуля. – Схватив в охапку попытался я успокоить старуху.Где у тебя болит? Дай ка я посмотрю.

– Там...Там... – Бессвязно продолжала лептать она. Там...Убили...Убили!..

– Ну уж прямо так и убили. – Ощупывая старухины выпирающие косточки засмеялся я – Сейчас в больничку поедем, тебя осмотрят, а там уж видно будет. Успокойся мать!

– Там! Там! – Тыча пальцем в открытые ворота активно сопротивлялась старуха.

– Ну там так там. – Легко поднимая её многогрешное тельце согласился я. – Как ты скажешь так мы и сделаем. Дома значит хочешь отлежаться. Ничего не имею против. Только не дрыгайся, а то неровен час уроню.

Увидев что несут её в указанном направлении бабулька притихла боязливо и доверчиво прижимаясь ко мне. Но только стоило мне ступить на шаткое и скрипучее крыльцо, как она каким – то непонятным образом выскользнула из моих объятий и отскочив в сторону забормотала внятно и разумно.

– Нет, нет, сынок, не хочу туда. Иди первым. Я уже там побывала.

– Что ж там за черт у тебя сидит?

– Тама Манька убитая лежит. Надо бы доктора позвать, или ещё кого...

– Сочиняешь ты все, бабуля. – На всякий случай не поверил я, но уже печенью чувствуя, что она говорит чистую правду. – Небось браги вчера перебрала.

– Нет, сынок, непьющая я. Взаправду тама Манька на полу лежит.

– Может просто померла, а ты сразу убили... – Тянул я резину не желая влипать в очередное приключение. – Сколько твоей Маньке лет – то?

– Дык, сколько? – Понемногу отходила старуха. – Одногодки мы, вот и посчитай сколько ея будет, если мне семьдесят пять. Милицию звать надо.

– Погоди, мамаша, у страха глаза велики, сейчас сам гляну.

Манька лежала посредине единственной комнаты своего небольшого домика и при одном её виде все мои сомнения отпадали. Старушка, такая же хрупкая как и моя спутница, была безнадежно мертва и умерла она не своей смертью, о чем красноречиво свидетельствовали многочисленные ссадины на перекошенном от страданий лице и теле. В напрочь порванной ночной рубашке, почти нагая она лежала на спине чуть завалившись на правый бок и над её синюшным трупом уже трудились кропотливые мухи и это давало основание предполагать, что убили её не сегодняшней ночью. Маньку не просто били – её пытали. Несколько пальцев старческих рук были переломаны, да и левая стопа подозрительно и неестественно торчала в сторону.

Что меравцы хотели от семядесятипятилетней старухи? Об этом можно было только гадать. Я осмотрелся кругом и невольно удивился. Одну из стен избы почти целиком занимали книжные стеллажи. Сами же книги были в беспорядке свалены на полу вперемешку со скудной одежонкой также выброшенной из шкафа. Подонки что – то искали, но что, что можно найти у одинокой старухи в наше время?

Притворив дверь я вышел во двор. И кажется вовремя. Каким – то образом заработал деревенский телефон. Возле калитки с моей старушенцией уже шушукалась товарка и примкнуть к ним готовилась толстая бабка торопливой уткой пересекающая улицу. Кажется до прихода участкового мне предстоит выдержать серьезную осаду. А также мне сдается, что господин Гончаров опять попал в историю.

– Дамы! – Подождав когда подойдет третья собеседница официально и строго начал я. – Чем попусту точить лясы и плеваться шелухой сделаем так: Одна из вас, самая шустрая сейчас же помчиться к участковому и введет его в курс дела, тогда как остальные будут стойко сдерживать натиск любопытной толпы. Все понятно? – Тоном не допускающим возражения спросил я в итоге.

– Какой шустрый! – Язвительно заметил только что подошедший костлявый и плешивый дед. – А где его искать, участкового – то?

– В участке. – Коротко обрубил я.

– А где участок? – Не сдавая позиций ехидно спросил он.

– Это вам лучше знать. – Уже все понимая увял я.

– Вот то – то и оно. А участок от нас поболе пяти верст будет. Да и там ли он?

– Мда! Ну а телефон у вас есть?

– Есть! – Гордо и с готовностью отозвалась утка. – У Сашки в мэрии, только он не работает с самого начала лета.

– Тогда за участковым нужно съездить на машине. – Подумав, вынес я решение. – У кого здесь есть машина?

– У Сашки. – Лаконично ответил дед. – А только он наверное пьяный.

– Наверное, но не наверняка. Приведите ка мне его.

На мое счастье, Сашка Крутько, мэр заброшенной деревушки, сегодня ещё не принимал, но кажется готовился. Он приковылял обиженный и сердитый как пес у которого прямо изо рта вырвали сахарную кость.

– Ну что там еще? – Проходя сквозь собравшуюся уже толпу стариков пробурчал он. – Померла, значит Мария Андреевна? Все там будем.

– Не померла, Александр Трофимович, – возразил я, – убили её.

– Сказки. Кому она нужна?

– Значит кому – то понадобилась.

– Брехня. – Заходя во двор не поверил он. – Кому мы, старики, здесь нужны?

– Вам надо за участковым съездить.

– Вот и съезди. – Парировал он. – А мне бензин жечь не с руки. У меня пенсия одна и помогать мне не кому. Дай – кось гляну на упокойницу.

– Нельзя, Александр Трофимович, там могут быть следы которые мы должен сохранить до приезда милиции.

– Чаво? – Прикинувшись дурачком удивленно воскликнул он и полез вперед как на буфет. – Ты сам – то кто такой?

– Я Константин Гончаров, здесь проездом.

– А чаво в избе у Андреевны забыл, а? Небось сам её и угробил. Довольный своей проницательностью мэр гордо посмотрел на односельчан. Знаем мы таких! Давай, ребята, вяжи его!!!

Нерешительно переглядываясь дряхлые старики переминались с ноги на ногу, но по толпе прошел первый упреждающий ропот и кажется в самом скором времени меня ждут интересные перемены.

– Ну чего стоите, мать вашу так! – Повторил клич Трофимыч и не щадя живота своего первым бросился под танки.

– Спокойно. Вяжите. – Послушно протягивая руки облегчил я ему задачу. – Только с одним условием. Никто не заходит в дом Марии Андреевны, а вы тотчас отправитесь за участковым.

– А ты мне условие не ставь. – Торжественно стягивая мои суставы гнилым брючным ремешком устрашающе предупредил мэр. – Кишка тонка, чтоб Крутько условия ставить.

– Виноват, Александр Трофимович, конечно же вы сами знаете, что до приезда милиции никто не должен прикасаться даже к дверной ручки этой двери.

– А то нет. Конечно знаю. – Важно ответил Крутько и строго глянув на старух предупредил. – Понятно вам, чтоб за ограду ни на шаг, а то я вам...

Что ждет нарушителя он так и не договорил, потому что препоручив меня ещё более дряхлому деду, сам поковылял к моей машине.

– Старый козел! – Подумал я. – Он даже не спросил ключи от зажигания! Значит сам не верит в мою причастность к убийству Марии Андреевну.

Плюнув ему вслед я повалился на траву и задумался. Во – первых о своей звезде вечного неудачника, а во – вторых о том за что могли убить бедную старуху. Насколько я успел рассмотреть, кроме книг в её хижине ничего ценного не было. Допотопный черно – белый телевизор и крохотный холодильник в счет не шли, а про её барахло и говорить не приходится. Конечно вполне допустим вариант двойной жизни, но опять таки не в крохотной, на двадцать домов деревеньке. Тогда что?..

– ...откудова будешь? – Тряс меня за плечо грозный страж с угревато волосатым носом и слезящимися голубыми глазками. – Не из Самары ли?

– Нет, отец, бери выше.

– Нешто с Москвы? – Уважительно спросил он и подсел поближе.

– Еще выше. – Многозначительно ответил я. – Скажи ка мне, дед, а кто она такая, эта самая Мария Андреевна? Кем она была при жизни?

– Маша – то? Дык учительницей. – Словоохотливо отозвался старичок. – У нас здеся раньше школа была, четырехлетка, вот там она и учительствовала. Тута раньше ребятишки были, а она их учила.

– А давно она у вас поселилась?

– А она отсюдова никуда не уезжала. Как родилась так и жила. И батька и мамка её здеся народились и на войну её батька, Андрей Алексеевич Крюков, вместе со мной с этих местов уходили. Я то вот, Бог дал, возвернулся, а он на той войне згинул. Оставил их вдвоем с маманей, Антониной Ивановной, земля ей пухом, сиротами.

– Вот оно что. А скажи ка мне, отец, у Марии Андреевны враги были?

– Господь с тобой. Откуда враги? Она вся кроткая была. Чисто божий человек. Мы все её любили и уважали за ученость. Добра была, Маша, никому никогда не отказывала. Последнее отдаст, с себя снимет, а другому поможет. Горе – то какое! А может я хоть одним глазком на неё взгляну?

– Нельзя, отец, этим ты помешаешь следствию.

– Понимаю. – Горестно вздохнул старик и прикурив протянул мне дешевую сигаретину. – У какой падлы на неё рука поднялась? Не иначе кто – то из залетных спаскудничал. Свой бы такого не сотворил.

– Тебя как завут, отец? – Проникаясь к старику невольной симпатией спросил я.

– Григорий Федорович я. – Представился старик и добавил. – Бывший председатель этого села. Оно раньше Белым называлось.

– А теперь как?

– А теперича никак, потому что нет села.

– Скажи мне, Григорий Федорович, а где старик Марии Андреевны? Он умер?

– Что ты, сынок, у неё же отродясь никого не было. Горбатенькая она была, ну и хроменькая тож. А после войны нас мужиков – то только полтора десятка вернулось. Ага, уходило больше полусотни, а назад четырнадцать человек пришло. Вот и посчитай – на каждого кобеля по три сучки приходилось. А кому она, горбатенькая – то нужна, когда вокруг столько бесхозных сисек ходит. Так вот она с маманей и жила. Пока двадцать лет назад не преставилась Антонина Ивановна.

– А может быть Мария Андреевна кого – то из своих учеников обидела? Высказал я сомнительную версию заранее обреченную на провал. – Вот он ей и отомстил.

– Да что ты, Константин? Я же говорю, что все её любили. Да и школу то давно закрыли. Лет пятнадцать, кабы не поболе.

– А как вы сами думаете, за что её могли убить?

– Этого я и сам понять не могу.

– Может быть из-за денег? Она была богата?

– Все её богатство были книги, а кому они нынче нужны?

– Когда вы в последний раз видели её живой?

– А бог её знает, про это лучше у Любы спросить. Они соседи. Кажись Александр Трофимыч на вашей технике катит. Точно, а за ним Гордеев, наш участковый.

Из остановившейся белой "шестерки" выпрыгнул бравый молодец в чине капитана и небрежно поздоровавшись со старухами пропер во двор. За ним услужливо и значительно, выполняя важную миссию последовал Крутько.

– Вот он, товарищ капитан. – Указуя на меня перстом проинформировал он. – На всякий случай я его связал. Мало ли что.

– Молодец, Трофимыч. – Оценил старания мэра участковый. – Я буду рекомендовать тебя в "группу захвата". – Без тени улыбки пообещал капитан и вдумчиво посмотрев на меня вошел в избу.

Пробыл он там не больше минуты, а когда вышел, то я понял, что до самой последней минуты он не верил в историю убийства старухи и тепеерь ему не до шуток.

– Всем очистить двор. – Вытирая проступивший пот распорядился он. Вас это, гражданин Гончаров не касается. Расскажите, что произошло? Спросил он когда двор неохотно опустел.

– К сожалению на этот вопрос я вам ответить не могу. Я знаю ровно столько же сколько и вы. Я ехал по этой дороге когда мне под колеса кинулась кокая – то старуха. Мне с большим трудом удалось избежать наезда и свалить соседский забор. А когда я вышел из машины, то она потащила меня сюда. Увидев труп я попросил сельчан найти вас, а остальное вы знаете.

– Откуда и куда вы следовали?

– Из Самары домой.

– Почему вы ехали по старому заброшенному шоссе?

– А спроси меня дурака. На церковь хотелось взглянуть.

– Кого конкретно вы чуть не сбили и кто вас сюда потащил?

– Я! – Громко откликнулась бабуся втянувшая меня в эту историю.

– Баба Люба? Стешкина?

– Ну да, – гордо подтвердила она, – это он меня чуть не сшиб своей тачкой. А у Семеновны он загубил двух курей. Пусть платит.

– Скажи спасибо что он тебя не загубил. Зайди сюда. – Зачем ты кинулась ему под колеса? – Открывая папочку строго спросил капитан.

– Так с перепугу, Игорь Степанович. – Присаживаясь на шаткую скамейку возле заваленки призналась она. – Испужалась я...

– Чего ты испугалась?

– Так ведь Маньку убитую увидела. Испужалась и сиганула...Она вся синяя лежит, а по ней мухи ползают. Я сперваначала – то подумала, что она просто так померла, а потом пригляделась и совсем мне худо стало. Личико все побито, пальчики полома-а-аны-ы-ы!. – Неожиданно заголосила баба Люба и капитан был вынужден на некоторое время прервать допрос. Что – то нацарапав на клочке бумаги он передал его мэру и строго предупредил. – Доедешь до поста ГИБДД. Пусть они немедленно свяжутся с дежурным и высылают оперативную бригаду.

– Слушаюсь, товарищ капитан. – Браво откозырял Трофимыч и мне на секунду показалось, что я попал в дурдом, где мне предстоит провести остаток своих дней.

– А по рации нельзя? – Робко поинтересовался я.

– Нельзя! – Коротко ответил капитан и вновь занялся бабой Любой. – Ты зачем вообще к ней пошла? Ты что – то заподозрила?

– Ага. она вчера на улицу носа не высунула, вот я и подумала, что у неё снова нога разболелась.

– Может быть вы все таки освободите мне руки? – Вежливо напомнил я о себе. – Неудобно как – то, да и отекать начали.

– Подождете. – Огрызнулся он и я с горечью понял, что домой мне не попасть даже к обеду. – А когда ты в последний раз видела её живой? Повторил он мой вопрос.

– Так позавчера. Точно позавчера. Она ко мне заходила под вечер.

– И о чем вы говорили?

– О разном. – Вспоминая старуха старательно нахмурила лоб. – Об жизни...

– Она не показалась тебе напуганной?

– Нет, зачем же. Все как всегда. Поговорили, попили смородинового чаю, а как стало смеркаться, тут она и ушла. Ушла навстречу своей смертушки. Старуха напряглась и натужилась видимо собираясь завыть с новой силой.

– Стой, баба Люба! – Упреждая вопли остановил её Гордеев. – Погоди и соберись с мыслями. Сейчас я спрошу тебы о главном. Ты готова?

– Готова. – Чуть помедлив растерянно ответила она.

– Ну вот и замечательно. Скажи ка мне, не слышала ли ты прошлой ночью шума подъехавшей машины которая бы остановилась возле дома?

– Нет, Игорь Степаныч, чего не слышала того не слышала, врать не буду. А сплю – то я вон как чутко, мыша и того услышу.

– Не замечала ли ты, что в последнее время вокруг её дома крутятся какие – то подозрительные люди?

– Тоже ничего путного сказать не могу. Чужих не видала, а свои к ней частенько заглядывали. Да ты сам у них спроси. Как кому совет дельный потребуется, или ещё что, так все все к ней и бегут. А куда больше – то? Она у нас самоя грамотная была. Ох ты, Господи, беда – то какая!

Я слишком хорошо думал когда расчитывал попасть домой к обеду. Отпустили меня только в конце рабочего дня, когда я уже охрип пересказывая одну и ту же историю каждому их следователю в отдельности, а потом и всем вместе взятым. На чем меня хотели подловить я так и не понял, но подозреваю, что и сами они этого не толком не знали. Теперь, надо полагать и вызов в прокуратуру не за горами. Сам черт дернул меня свернуть на ту дорогу!

Только в девять часов вечера, отупевший, злой и голодный я вернулся домой и здесь меня ждал новый сюрприз. Сюрприз сидел на кухне, кушал с тестем водку и назывался Макс Ухов. Мое появление было отмечено восторгом и новой порцией спиртного, котороя, как я полагаю, было извлечено из моего тайника.

– А мы с Максом тебя заждались. – Лучезарно улыбаясь сообщил тесть. Собственно говоря, он пришел ко мне по делам, но после того как мы их благополучно разрешили – он счел своим долгом тебя дождаться.

– И какие же могут быть дела между бравым ОМОНовцем и старым алкоголиком? – Пододвигаясь к столу язвительно спросил я.

– Ну зачем ты так, Иваныч? – Смущаясь прогудел Ухов. – Товарищ полковник золотой человек. О нем до сих пор говорят только хорошее.

– Был бы он плохой – я бы у него не жил. Так в чем суть вашей сделки.

– Пришел проситься на работу. В фирму "Сокол".

– Тебя вытряхнули из органов?

– Нет, я по совместительству. – Совсем стушевался Макс. – В свободное от работы время. Денег катастрофически не хватает, а браться за сомнительные дела не хочу.

– А ты уверен, что этот самый "Сокол" чист как голубь? Кстати, жив ли он вообще? Мне казалось, что после той театралной переделки от него останеться только хвостовое оперение.

– Замолчи, Костя, не каркай! – Истово и строго вмешался шеф. – Мой "Сокол" воспрял как Феникс и будет жить вечно.

– Ну и перо ему в задницу. – Равнодушно заметил я. – Пусть летает. Ну ладно, вы тут бражничайте, а мне пора спать. "Скоморох попу не товарищ".

– Вот – вот, я тоже так думаю. Иди отсюда и чем скорей тем лучше. Мы с Максом и без тебя отлично посим. А то пришел тут, как с гвоздя сорвался...

Однако не смотря на усталость мне долго не удавалось уснуть. Из головы не шла убитая Мария Андреевна Крюкова. Почему? Этот вопрос не давал мне покоя. Кому понадобилась жизнь несчастной старухи? С какой целью её убили? Ведь не просто так, из любви к искусству ей выломали ногу и пальцы. Значит что – то хотели от неё добиться. А что? Что могла дать нищая учительница, которая и так, без понуждения все отдавала односельчанам. Чем она могла заинтересовать подонков? Может быть ей было известно что – то такое, что хотелась узнать и им?

Эти вопросы не давали мне покоя несколько дней. Да так что однажды утром, захватив небольшой гостинец я прикатил в Белое и притормозив возле дома бабы Любы, посигналил. Она словно ждала моего приезда. Сразу же вышла на крылечко и нисколько не удивившись пригласила зайти в дом.

– Да ты не бойся, собаки у меня нет. – Дребезжаще рассмеялась она. Самой жрать нечего, где уж тут собаку держать. А ты что прикатил – то?

– Да вот, гостинец тебе привез. – Протягивая скромный пакет усмехнулся я.

– А кто ты такой, чтоб я у тебя гостинцы брала. – Удивилась бабулька и насупившись отрезала. – Проживем без подачек. Говори зачем приехал.

– Помянуть Марию Андреевну. Вот и еды захватил.

– Ну тогда другое дело. Это по – людски, заходи в избу, только разувайся, а то вы городские в чем по улице – в том и по горнице. – Отворив дверь она подтолкнула меня в темные, пахнущие травами сени, а потом и в избу.

Внутри дом был перегорожен на две части. Та половина куда я попал очевидно была большая. Здесь, кроме внушительной печки, разместился буфет, стол с табуреткками и металлическая кровать аккуратно застеленная солдатским покрывалом.

– Седай. – Указав мне на табурет приказала баба Люба. – Погодь малость, я насчет закуски распоряжусь.

– Не беспокойтесь, там в пакете все есть. – Попытался я удержать старуху.

– Что там есть? – Презрительно фыркнула она. – Огурцы там есть? Или грибочки маринованные? А может быть настойка самоличного моего приготовления? Молчи уж!

Подхватив миски, банки и баночки, ещё раз смерив меня принебрежительным взглядом, она хлопнула дверью и умчалась в погреб.

– Хорошо – то как! – Подумал я слушая деревенскую тишину и вдыхая незагазованный воздух. – И чего это люди в города лезут. От добра добра ищут? Променять эдакую благодать на сумасшествие городской суеты! Глупые люди! И что...

Мягкий удар по затылку сразу привел меня в чувство. Сгрупировавшись я отлетел в угол и принял стойку с удивлением при этом отмечая отсутствие противника.

– Ты что это в угол забился? – Входя поинтересовалась бабулька. – И кулаки вытаращил ровно как со мной биться хочешь? Батюшки, а уж не ты ли Маньку – то...Я тебе в дом, а ты... Ты Маньку...

– Баба Люба! Не я, успокойтесь! – Предвидя что за этим может последовать взмолился я. – Мне показалось, что пока вас не было кто – то ударил меня по голове.

– Господи, а я – то уж не на шутку напугалась. – Все понимая вздохнула хозяйка.Васька на тебя с печки прыгнул, а ты уж и того... Ну и мужик нынче пошел! Ну ладно, давай к столу, будем поминать Маньку, мою лучшую подружку. – Сноровисто накрыв на стол она налила по стопочке вишневой настойки и всплакнула. – Чтоб тому ироду вечно гореть синем пламенем.

– Какому ироду? – Между прочим спросил я.

– Да кабы знать. Эх! За тебя, Маня, земля тебе пухом! – Старушка выпила, утерла слезы и спросила. – Так ты чего приехал – то?

– Хотел я, баба Люба, тебя поподробнее о ней расспросить.

– А тебе – то зачем? Ты ведь её живую не знал.

– Не знал, это правда, но мне кажется, что она было прекрасным человеком. Я бы хотел отомстить за её смерть и помочь найти её убийцу или убийц.

– Хорошее дело, да только где ты их найдешь?

– Как ты думаешь, на что они могли позариться? Ведь просто так не убивают.

– Да не на что там было зариться. Что со старухи возьмешь? Старый зипун, да на язык типун. Ничего у неё такого не было. Вот только книжки её хреновые, а кому они нужны. Ничего у Маньки было взять, да никогда и не было. За что убили, сама не знаю. Видно просто так, за доброту их вечную.

– Кого вы подразумеваете под словом их?

– Кого – кого, Крюковых конечно. Отца – то, Андрея Алексеевича войной убило, за русский народ значит голову положил. Это тебе что, не доброта разве? А про отца его, Манькиного деда, Алексея Михайловича, я вообще молчу.

– Зачем же молчать, я с удовольствием тебя выслушаю.

– Тогда давай уж сперваначала помянем весь их Крюковский род. Теперь то от них никого не осталось. – Разливая наливку опять всплакнула баба Люба. – Была ещё у них Зойка, тридцать пятого года рождения, так та как после войны в город укатила, а потом и вообще в Москву подалась. Так мы её и видели. Только письма иногда посылала, а в восьмидесятом аккурат за границу укатила. Но она не их породы, не крюковской, нерусская какая – то. Ну давай, Константин, за Крюковых. – Мелкими глоточками опростав стопарик она закусила конфетокой и продожила свой рассказ. – Дед, Алексей Михайлович, говорят, настоящей русской души был человек. Не побоялся один против пяти вооруженных бандитов встать. Ты церкву наши видел?

– А как же её не увидишь, конечно видел.

– Ну и как она тебе? Глянется?

– Кому ж она может не глянуться? Красавица, что белая лебедь в синем небе плывет. На неё посмотришь и жить охота.

– Это ты правильно сказал, Белая лебедь. Эту – то Белую лебедь и хотели забить в двадцать втором, да так, чтоб камня на камне не осталось. Тогда все церквы грабили, чтоб хлеб за границей купить. Вот оно как. Кабы не Алексей Михайлович – не осталось бы нам такой красоты. Он батюшкой при ней состоял, священником значит. Накануне вечером добрые люди ему донесли, что назавтра в гости пожалует НКВД или чекисты и будут грабить церкву. Сожгут лики святых, чтобы забрать их серебрянные и позолоченные оклады.

Целую ночь Алексей Михайлович прятал церковное добро, а под утро раздал по селянам все иконы, но уже без окладов. Когда пришли варвары, то церковь была пуста. Тогда они озлобились и сказали, что если он не отдаст добро по хорошему, то они порушат купола. А Алексей Михайлович не испугался и грудью встал на их пути. Вот тогда – то они его и убили. Залпом в него стрельнули и ушли, правда ничего не тронули. Видно совестно стало. Говорят, что потом его всем селом хоронили, а село наше тогда было огромное, не то что сейчас.

Вот такие они были Крюковы. Манька – то родилась когда деда уже не было, но она все равно его сильно любила. Всех старых стариков про него расспрашивала, а кто что продеда знал, то записывала. Наверное сто тетрадей испортила.

– Вот как? – Уцепился я за едва уловимую мысль. – А где эти тетради сейчас?

– Откуда ж мне знать. Она раньше хотела музей сделать. Ну не только про деда, про все наше село, а потом и село – то кончилось. Она сильно переживала, и в район и в город ездила, пороги сбивала, да только никому до нашего Белого никокого дела не было. Манька от того даже заболела, всю зиму с койки не вставала и перестала об этом говорить.

– Баба Люба, а ты не знаешь, те церковные ценности, что припрятал её дед, нашлись или до сих пор лежат в тайниках?

– А кто их находил? Никто. Алексей Михайлович один их прятал, до лучших времен когда люди образумятся и подобреют. А только видно зря все это...

– Где жил священник? Где был его дом.

– Так вот же он. – Через окно она показала на осиротевший теперь дом Марии Андреевны. – Маня там жила.

– Что – то не похож он на поповский дом. – Недоверчиво пробормотал я.

– Почему не похож?

– Маленький больно, у попов – то по селам вон какие хоромины были отстроены...

– Твоя правда, были хоромины, да только он их ещё до революции под школу приспособил. Такой уж он был человек. Нынче таких не встретишь. Нынешние навыворотвсе к себе тянут. Сейчас того дома нет, в войну сгорел, а то что осталось – мы на дрова растащили. Зимы военные на Волге лютые были. Вот оно как.

– Баба Люба, как ты думаешь, мог ли Алексей Михайлович перед своей смертью кому – нибудь сообщить о том месте, где он спрятал церковные ценности? Например своему сыну, отцу Марии Андреевны?

– А кто ж его знает, но навряд, иначе бы Андрей Алексеевич потом все рассказал сельчанам и Маньке, а он смолчал. Да и когда Алексею Михайловичу было рассказывать? К обеду его уже убили. А так – то разное судачат...

– Ну а как по вашему, где священник мог схоронить церковное добро? Может быть в собственном доме или в самой церкви?

– Что ты! Церкву – то чекисты тогда на семь раз всю прошерстили, да и потом мы, ребятишки её насквозь да поперек излазали. Нет там ничего, а дома и подавно, Манька, за семьдесят – то пять лет, каждую паутинку там знает. Неужто ты, Константин, думаешь, что из-за тех окладов да паникадил и приняла она смертушку?

– Вполне возможно.

– Ох ты, Господи! Знал бы дед её что так оно обернется...

– Это только мое предположение, а на деле может и не так. Церковь у вас стоит ухоженная. Она действующая?

– А для кого ей действовать? Ее отремонтировали и закрыли, говорят, что скоро будут туристам показывать. Исторический памятник! А кто этот исторический памятник спас? К Маньке даже ни разу и не зашли.

– Стоит ли удивляться, вы столько лет прожили – ко всему пора привыкнуть. А что в там было до того как её решили отремонтировать?

– А что там только не было. И дворец культуры, и спортивный зал, и склад. А ты пошел что ли? А то мне собираться пора, скоро хлеб должны подвезти. Нам хлеб – то раз в неделю завозят. Не прозевать бы.

Распрощавшись с бабусей я пешком отправился к церкви, благо было до неё не больше двух шагов. Вблизи она оказалась не такая уж маленькая как смотрелась из окна машины. Обойдя вокруг и проверив замок на прочность я высчитал, что площадь её состовляет не меньше четырехсот квадратных метров, а если считать задний пристрой, то и того больше. Кроме пристроя, сторона обращенная к реке имела дворик и довольно внушительных размеров. В нем, по правую сторону, расположилось добротное каменное здание типа "барак", очевидно хозяйственного назначения. Как и церковь оно было закрыто на висячий замок внушительных размеров. По левую же сторону, почти на полтора метра были подняты стены капитального строения непонятного назначения. Пустые бочки из под краски и различный, ещё не убранный строительный мусор, говорили о том, что совсем недавно здесь велись, а может быть и ведуться ремонтные – строительные работы.

Нет, надо признать, что после НКВД, ребятишек и зодчих мне здесь делать нечего.

Дом священника Крюкова успели не только опечатать, но для убедительности ещё и заколотить досками. Секунду поколебавшись я открыл калитку и во второй раз зашел во двор. Сделав шаг – огляделся, но теперь уже спокойно и внимательно.

Вход в дом находился в пяти метрах прямо напротив калитки. С правой стороны от крыльца расположился полупустой дровяник, а от него, вдоль дома, дорожка вела в огород. Шагнув на неё я обнаружил цветник, а за ним навес погреба тоже лежащего справа. За погребом, через густопоросший участок, смотревшийся здесь совершенно неестественно, следовал полуразрушенный сарай и какое – то досчатое строение непонятного назначения, но тоже в аварийном состоянии. Между ними затаился щелястый, покосившийся сортир обещавший развалиться ужев этом полугодии. Всю левую, большую часть двора, занимал богатый, хорошо ухоженный огород. Видимо с него и кормилась бывшая учительница и попова внучка.

Возращаясь по дорожке назад я как следует рассмотрел заднюю стенку дома и был достаточно удивлен, когда заметил в ней дверь. Продравшись сквозь буйно разросшуюся зелень я вошел в незапертое помещение.

В комнату, величиной не уступающей той где жила Мария Андреевна, не меньше как десятилетие не ступала человеческая нога. Это я понял сразу, потому как чуть было не провалился сквозь доски напрочь прогнившего пола. С опаской перескочив на достаточно целый участок я смог осмотреться благо солнце в этот час, хоть с трудом, но пробивало мутную броню запыленных стекол. Трудно было сказать кто эдесь когда – то жил, потому как кроме дряхлого стола, сундука, да железного остова койки здесь ничего не было. Со всяческими предосторожностями, пробуя зыбкий настил я двинулся к укладке. Она оказалась на замке, но достаточно было небольшого усилия, чтобы трухлявое дерево тут же отпустило ржавые гвозди накладки и пробоя. Едва я откинул крышку как в нос шибануло затхлой стариной и плесенью. Среди полуистлевшей одежды и обуви в глаза сразу же бросилась довольно большая шкатулка, а точнее наспех сколоченная деревянная коробка лишенная каких бы то ни было украшений. Кажется я нашел что – то интересное...