Текст книги "Вдруг откуда ни возьмись"

Автор книги: Михаил Задорнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Не плачь, Федя!

Ну что тебе сказать, Федя? Побывал я в ихнем ФРГ. И честно скажу – жить там можно. Даже можно жить и не пить. Более того, можно жить и не воровать.

Не веришь? Наливай! Ух, хороша самогонка! Такой у них там нет, Федя. Пожалуй, это единственное, чего у них там нет. Ну вот, опять не веришь! Ты, Федя, скажи честно, ты представлял себе когда-нибудь коммунизм? Только в детстве? Правильно. Сейчас мы уже глупостями не занимаемся. Так вот, Федя, заходишь в ихний универмаг, а там на каждой полке – по коммунизму! Клянусь! Хоть век мне сахар по талонам получать. Ну что ты глаза выпучил? Точно тебе говорю. Хочешь туфли зеленые с жабо и подошвой в дырочку, как дуршлаг, – пожалуйста! Хочешь шорты вареные с капюшоном – будь любезен! Ну что ты, Федя, на меня, как краб, смотришь? А в продуктовый к ним вообще лучше не заходить. У них там эти сыры, как эти... как книги в библиотеке. Видал когда-нибудь книги в библиотеке? Не видал? И я не видал. Да что там сыры, Федя! Там бананы, ананасы на прилавках лежат. Представляешь? Ананасы! Не представляешь? И я впервые увидал. Ничего так, вкусный на вид. На нашу большую лимонку похож. У них, Федя, вообще такие фрукты есть, глядя на которые Мичурин бы глаза, как ты, выпучил и повесился на своей черешне.

Ну не стони, не стони, Федя! Лучше давай выпьем за воспоминания. И при этом, Федя, никаких очередей. Ну что ты опять застонал? Клянусь! Чтоб я снова со своей тещей съехался! И нигде никаких баб с кошелками, набитыми зубной пастой до двухтысячного года. И нигде никаких баб с туалетной бумагой на шее. Ее бы, Федя, ежели бы она с этим мотком на шее пошла, за хиппи приняли... Потому что там туалетная бумага... Дай на ухо скажу. Там туалетная бумага, Федя, есть для всех, а не только для членов правительства, потому что только они хорошо едят. Ну что ты задрожал весь? Ну что ты дверь закрываешь? Боишься, что подслушивают? Кому мы нужны, Федя? Давай лучше выпьем за наших баб. Они там, бедные, носятся по этим магазинам, как... как вон та твоя муха по стеклу. Ничего не понимают. В продуктовых то и дело на собачьи консервы нарываются. Потому что на них сосиски нарисованы и цена низкая. А чё нашему человеку для счастья надо? Чтобы сосиски были и цена не очень. И съедают. И говорят: «У-у, вкусно!» И точно, вкусно – я ел. Дай еще на ухо скажу. Раньше такие только однажды пробовал, когда деверь консервы приносил – кремлевские. Так вот... Не убирай ухо... Их собачьи – точь-в-точь наши кремлевские. Понял? Ну что ты опять затрясся? Допивай давай! И я тебе такое теперь расскажу, что сядь, Федя!

У них в гостиницах... сел? Так вот... У них в гостиницах наволочки совпадают размерами с подушками! Ты чего встал? Садись! Это еще не все! У них, Федя, пододеяльники без дыр, нога никуда не попадает. Сиди, Федя, не дергайся. Сейчас я тебе самое страшное скажу. У них, Федя... Даже не знаю, говорить тебе или нет? Ну ладно, ты парень крепкий... Так вот, слушай. У них, Федя, в гостиницах нет тараканов!!! Понял? Тебе что, не в то горло пошло? Повторяю. В ФРГ вообще нет тараканов! В Европе, Федя, уже давно нет тараканов!!! Может, все они к нам ушли? Может, им там есть нечего? Видимо, только наша еда годится для тараканов. Одному нашему, Федя, сказали, что у них там средство от этих тараканов есть. Разыграли. Он пошел в магазин. Та его не понимает. Он ей на руке таракана нарисовал. Она говорит: «Я даже в зоопарке таких чудовищ не видела!»

Смешно, да? Давай наливай, а то заплачу, как смешно. И при этом в ихнем поганом ФРГ нигде нет Доски героев капиталистического труда. И нигде нет этих... взятых на себя капобязательств! Понял? Им это все внедрить надо, чтобы они тоже развалились.

Вот видишь фотографию? Да ты не отворачивайся, не отворачивайся. Все фотографировались на фоне памятника какому-то Гете. А я – на фоне мясной лавки. Ну скажи честно, кому этот Гете нужен? А тут смотри: у меня за спиной сорок восемь сортов колбасы. Я хочу, чтобы люди видели, что я это видел! И я прав оказался. Был бы я с этим Гете, никто бы даже не посмотрел на эту фотографию, даже если бы этот Гете сам меня обнял. А эту фотографию все показать просят. И еще спрашивают: а что это за колбаса? А это? У людей живой интерес, Федя.

Ну что ты, Федя, голову повесил? Ну не грусти, не грусти! У нас тоже когда-нибудь все будет. Да знаю я, баба твоя не может детям питание детское достать. Но будет, все будет и у нас, Федя. Давай выпьем, чтобы перестройка победила. Они там, Федя, между прочим, в нашу перестройку, знаешь, как верят? Как узнают, что ты «советико», целуют тебя, обнимают. Не знаю, может, им жалко нас, когда видят, как мы одеты... Может, ежели к нам в колхоз папуас приедет, мы его тоже будем к себе набедренной повязкой прижимать? Но они все время у меня спрашивали: «Есть хочешь, Питер?» А я: «Хочу! Очень хочу!» Но должен ведь «советико» поесть на холяву, да еще под перестройку!

Ну давай, поднимем за перестройку нашу! Они, знаешь, из газет наших себе всякие слова даже на майки переписывают – так за нас болеют. Идет человек, а у него на груди написано: «Засеем вовремя!» Видать, не понимает, чего надел. Знал бы, точно не надел. Эх, Федя, Федя! Ну давай, Федя, за наше будущее: весь мир сейчас смотрит на нас. И надеется, что мы когда-нибудь вовремя засеем. Они там, на Западе, когда в тебе русского узнают, объятия раскрывают, говорят: «О, русиш, гласность, демократия, Горбачев, Раиса Максимовна!»

Ну, давай еще по одной? Ух, хорошо пошла! С надеждой!

Представляешь, Федя, у них сок на улице покупаешь – к пакетику соломинка приклеена, лезвие, чтобы уголок отрезать. Мы этого ничего не видим. Мы сразу зубами, Федя. Мы все, Федя, воспитанники Миклухи—Маклая...

Федя, ты зачем доску взял? Ударить меня хочешь? Положи на место. У них из любого телефона-автомата прямо с улицы можно позвонить в любой город мира... Положи доску, говорю! И что интересно, ежели звонишь в Техас, тебя соединяют с Техасом! А не с Кзыл-Ордой! Ты зачем меня, Федя, доской по голове ударил? Ну вот, получай за это стулом обратно! А теперь я тебе руки, извини, свяжу, кляп в рот засуну. И за то, что ты меня доской по голове ударил, рассказом об ихнем загнивающем ФРГ пытать буду!

У них, Федя, стоянка такси – это стоянка такси, а не стоянка людей. У нас ведь надо правильно писать: «Стоянка людей. Для такси». Терпи, Федя.

У них, ежели в гости на своей машине приехал, не надо щетки снимать, в гости нести. Аккумулятор на себе переть.

Терпи, Федя, терпи.

К ним в машину садишься, какой-то компьютер на твоем родном языке говорит: «Пристегните ремни». Ты ему говоришь: «Пошел вон!» Он тебе отвечает: «До встречи на кладбище, мистер!» Ну что у тебя слеза потекла? Погоди, сейчас развяжу. Представляешь, я в гостинице два дня пробку из раковины вынуть не мог... Я ее и так, и этак – не вынимается. А у нее, оказывается, пульт управления есть справа. Ну скажи, Федя, как советскому человеку на ум прийти может, что у пробки в раковине есть пульт управления? Не плачь, Федя, не плачь. Я ее все-таки на третий день ножом выковырял... А эти два дня мы в ихнем биде умывались. Знаешь, что такое биде? О! Этого и я раньше не знал. Это они специальное устройство установили для умывания голов советских туристов, которые не умеют пробку поднять. Вишь, какая забота о человеке.

Ну вот, Федя, я тебе веселую историю рассказал, а у тебя слезы на глазах. Ну не надо, не надо, Федя! Достанем мы тебе детское питание. Давай развяжу, выпьем. Мне все говорят, что я ихнее общество приукрашиваю. Что на самом деле оно – загнивающее. Может, конечно, оно и загнивающее. Но знаешь, хочется уже немного и погнить, Федя! Надоело процветать, правда? Ну, давай на посошок! И пойдем в наш сельмаг, разнесем его вдребезги, ежели Клавка твоей Валюхе детское питание не выдаст. Бери доску, а я стул... Пошли, Федя!

1989 год

Картина века

Молодому художнику дали задание от наркомата нарисовать картину «Ленин на Красной площади провожает полки на гражданскую войну».

Художник очень волновался. Чтобы все получилось достоверно, он рисовал Красную площадь, сидя на Красной площади. В результате у художника получилась картина «Ленин провожает полки на гражданскую войну, стоя на собственном Мавзолее».

В целом комиссия одобрила картину. Правда, художники долго совещались, что закрасить: Мавзолей или Ленина? Большинством голосов было принято решение закрасить Ленина, тем более что вскоре весь народ собирался праздновать день рождения Сталина. Правда, могло показаться бестактным со стороны полков – стоять спиной к Сталину в день его рождения... Художник послушно развернул полки лицом к Сталину, и картина стала называться: «Сталин встречает полки, уходящие на гражданскую войну»!

Новая комиссия указала на несовременность сюжета, поскольку уже начиналось строительство метрополитена. Художник быстренько превратил ружья в отбойные молотки, приоткрыл рот Сталину, и картина стала называться «Сталин говорит напутственную речь полкам красноармейцев, уходящим на строительство метрополитена». Картина звала за собой, тем более что на строительство метрополитена красноармейцы несли даже раненых. Особенно звал за собой на строительство метрополитена смертельно раненный красноармеец. Он лежал на носилках, а в руках у него был плакат «Смерть Врангелю!». Картину показали Сталину.

«Нескромно с моей стороны, – заметил он, – одному провожать полки на такое ответственное мероприятие».

Художник тут же пририсовал к фигуре Сталина Кирова. Он пожимал руку передовому рабочему, раненному на строительстве метрополитена.

Вскоре убили Кирова. Картина изменилась. Художник оставил от Кирова только жмущую руку и приставил к ней фигуру Ворошилова. Получилась другая картина, которую в народе назвали: «Под напутственную речь Сталина Ворошилов жмет руку раненому рабочему... рукой убитого Кирова». Сталин опять посмотрел картину и спросил: почему его все время рисуют на Красной площади, а, скажем, не на военном пограничном корабле?

Художник за два дня утопил полки в море. Мавзолей поставил на крейсер. Раненого рабочего заменил на сторожевую овчарку, подающую лапу Ворошилову. Картина стала называться: «Сталин и Ворошилов на крейсере „Молотов“ с собакой Кагановича».

Разоблачили Сталина. Художник немало потрудился над своим полотном, и стало оно называться: «Хрущев и Ворошилов обнимаются в честь разоблачения Сталина на кукурузно-уборочном комбайне „Молотов“. Особенно радовалась и улыбалась собака Кагановича.

Потом разоблачили и Молотова, и Ворошилова, и собаку Кагановича. Но реабилитировали Кирова. Художник срочно переименовал сторожевой комбайн, Ворошилова загримировал под сноп кукурузы, собаку поднял на задние лапы – получился комсомольский вожак!

Но в это время сняли Хрущева.

Художник закрасил его почти полностью. Оставил лишь верхнюю часть головы... получилось солнце, встающее над целиной. Но вскоре комиссия потребовала, чтобы к солнцу были пририсованы брови. После небольших переделок картина превратилась в эпопею: «Брежнев на перроне Ярославского вокзала провожает на строительство Байкала-Амурской магистрали отряды комсомольцев-первопроходцев».

В течение нескольких лет художнику приходилось лишь удлинять левое плечо Леониду Ильичу, чтобы пририсовать очередной орден. Последний орден художник загнал Генсеку аж под мышку и поднял ему руки, чтобы орден был виден. А под руки подставил Суслова и Пельше. Таким образом получилась картина: «Суслов и Пельше несут Брежнева по перрону на строительство Байкала-Амурской магистрали».

Художник стал стар, когда началась перестройка. В его голове так все перепуталось, что он со злости закрасил всю картину черной краской.

Критики тут же назвали ее гениальной. Взяли на выставку...

Толпы людей из всех стран мира останавливались теперь перед шедевром – черным прямоугольником под названием «Картина века»!

1990 год

Ерунда

В связи с тем, что в последнее время в прессе постоянно пересматриваются судьбы известных личностей, отношение к историческим событиям, – предлагается пересмотреть и географию страны. И восстановить былые понятия.

А именно... Украину по ее просьбе выделить в самостоятельное государство. И чтобы доставить им окончательное удовольствие, выпустить отдельный от всех стран глобус Украины.

Татарии отдать Татарский пролив. А чтобы восстановить сложившееся в веках понятие «татаро-монголы», отдать им еще и Монголию.

К Армении присоединить Нагорный Карабах и Армянский переулок в Москве.

Вследствие того, что эстонский язык имеет общие корни с венгерским, а Венгрия долгое время была под Турцией, сделать Эстонию Турецкой социалистической республикой.

Поскольку шестнадцать латышей живут неподалеку от Хабаровска, всех охотников Дальнего Востока называть «латышскими стрелками».

К Грузии и Азербайджану присоединить все рынки во всех городах Советского Союза.

Литве на один день выйти из состава Советского Союза, успеть объявить войну Швеции и тут же сдаться в плен.

Нанайцам предоставить в ООН одно приставное место.

К Биробиджану присоединить Израиль и Союз российских композиторов.

Наконец, Чукотку присоединить к Японии – для развития у японцев чувства юмора. Если это не удастся, то самой Чукотке отделиться, установить свою таможню и выпустить свою валюту: один чук. Три чука – один гек! Десять геков – каюк. Причем всем! Вместе с чукчами!

Все эти требования мы выдвигаем на рассмотрение Верховного Совета. Сам Верховный Совет в случае их неудовлетворения требуем присоединить к Средней Азии, поскольку Средняя Азия уже давно нуждается в установлении Советской власти!!!

Мы все из чи-чи-чи-пи

Чи-чи-чи-пи

Вот и наступило долгожданное время демократии. Наконец-то демократы отобрали у коммунистов все их привилегии и присвоили себе: власть, дачи, машины, поликлиники, а в некоторых районах – даже охотничьи угодья вместе с охотничьими домиками и заранее убитыми кабанами.

Свобода! Демократия! Гласность!

В результате нашей гласности радиостанция «Свобода» не знает, как вести свою пропаганду. Редакторы говорят: «Мы только что-нибудь сегодня придумаем про вас из ряда вон выходящее, а вы уже сами это вчера воплотили».

В ЦРУ началось серьезное сокращение штатов. У них был десятилетний план развала СССР. Мы этот план опередили на одиннадцать лет.

Весь Запад в растерянности. Нет больше страны, на которую списывались все грехи человечества. На вопрос, заданный за границей: «Из какой вы страны?» – теперь не знаешь, как отвечать.

Однажды в Италии ко мне подбежал восторженный итальянец и, показывая на мою майку, где было написано «СССР», радостно воскликнул: «О! Чи-Чи-Чи-Пи! Чи-Чи-Чи-Пи!» Зачирикал, как воробышек... Оказалось, «СССР» по-итальянски произносится как «Чи-Чи-Чи-Пи».

Вспоминая не раз этот случай, я думал: «А ведь он был прав! Мы все – из Чи-Чи-Чи-Пи. Точнее названия нашей стране придумать невозможно».

Зато демократия! Зато свобода! Зато гласность!

Постаменты памятников исписаны буквами в метр величиной: «Позор ГКЧП, ДНД, ВКК, ШПД». В Москве досталось даже памятнику Карлу Марксу. Ему-то за что? Тихий немецкий алкоголик, мечтавший в пивных о демократии... За три дня он пострадал от российских демократов больше, чем за все предыдущие годы страдал от голубей в Москве! Ничего не поделаешь – демократия!

Все бастуют... Грозит вечной забастовкой даже «Аэрофлот». Правда, особенно это никого не пугает. Никто не может понять, чем будет отличаться забастовка его сотрудников от их работы.

Бастуют целые города – требуют, чтобы им завезли колбасу. Им завозят, но тут начинают бастовать соседние города, и колбасу увозят туда. Объявили забастовку даже учителя. Их тут же поддержали ученики, просят бастовать подольше. Демократия!

По телевидению – мат... Солдаты продают свою форму за валюту... При тюрьмах открываются казино для заключенных...

В президенты свободно баллотируются все желающие. Из ста человек половина отсеивается на диктанте, потому что с ошибками пишут слово «президент».

Свобода! Демократия! Наконец-то!

В подземном переходе сидит слепой с ондатровой шапкой. Лицо – килограммов шестьдесят! Над шапкой надпись: «Беру только валютой». Кто-то бросил ему доллар, купюру понес ветер, слепой подхватил ее на лету.

– Скажите, каким вы представляете наше будущее через двадцать лет?

– Как я могу говорить о нашем будущем через двадцать лет, если не знаю, каким через год будет наше прошлое!

В Казани на митинге демократов сожгли портрет Ивана Грозного – за присоединение Казани к России. Осталось русским потребовать, чтобы татары вернули им дань, причем с процентами, набежавшими за это время...

Великая страна с непредсказуемым прошлым!

Зато свобода! Зато демократия!

С наступлением демократии в Закавказье с новой силой обострилась дружба народов! Наша дружба народов – это когда все народы объединяются дружить против русских.

Свобода! Русские теперь свободно винят во всем евреев, говорят: «Это евреи довели страну до демократии». Некоторые даже утверждают, что серп и молот – тайный знак обрезания. Ну, серп – еще хоть как-то понятно, а молот тут при чем?

Свобода! Демократия! Ура!

Страна размножается со скоростью многоклеточного организма. Отделились даже манси. Они отделились от ханты. Теперь у них серьезная проблема: их признали восемьдесят три страны мира, а их всего – шестьдесят четыре человека. Не хватает послов, в результате посол Ханты в Манси послал посла Манси в Ханты.

– Это наши демократы во всем виноваты, – уже раздается в народе. – Они такие же не демократы, как прежние были не коммунисты!

Есть древняя мудрость: «Каждый народ имеет то правительство, какого он заслуживает». Стало быть, дело за малым: демократия у нас уже есть, осталось найти демократов.

Иначе так и останемся – не страной, а «Чи-Чи-Чи-Пи».

1992 год

Восьмое чудо света

Удивительно способным оказался наш народ к бизнесу. Шутка ли? Страна, которая ничего не производит, занимает первое место в мире по количеству бирж. Это вторая величайшая наглость нашего народа после Октябрьской революции.

– Скажите, ваше акционерное общество торгует с Западом?.. Что же Запад у нас покупает?

– То, что мы производим лучше, чем они: металлическую стружку, древесные опилки, стеклянные осколки...

Такой прыти и находчивости от наших людей никто в мире не ожидал.

Не разрешают продавать на Запад алюминий как сырье, так наши догадались продавать солдатские алюминиевые ложки. А раз есть еще запрет и на вывоз леса, каждую ложку упаковывают в деревянный ящичек размером с гробик.

Не хватает бутылок для пива? Додумались наливать пиво в полиэтиленовые пакеты. Двойная польза. Раньше напьются мужики пивка – и друг другу бутылками головы прошибают. Теперь пару пакетиков выпьют, надуют их, похлопают друг дружку по лбу и мирно разойдутся, без травм и синяков...

Что только не считали в мире восьмым чудом света: и Эйфелеву башню, и Нотр-Дам, и Венецию! Теперь общепризнанно: восьмое чудо света – русский бизнес!

Одно совместное предприятие умудрилось продать в Панаму наши теплые одеяла. Причем сами панамцы до сих пор не могут понять, зачем им понадобились теплые одеяла, если у них даже ночью курицы несутся вкрутую.

Непонятно, кто начал разговоры о вырождении нашего народа.

Лет десять назад по телевизору какой-то начальник из УВД выступал, говорил: «Неправда, что в России талантов нет. Есть. Много. Но они все сидят». Потом мужика показали: он в тюрьме изобрел, как деньги печатать. Семь лет, пока он сидел, не могли у него аппарат найти. Вышел – спросили про аппарат. Оказалось, он его в двери камеры смастерил. Открыл дверь – из косяка червонец выпал, закрыл – четвертак. Хлопнул со злостью – стольник выскочил. Все признали: гений! Поздравили. И еще семь лет добавили!

В этом и заключается суть всплеска нашего бизнеса. Таланты хлынули из тюрем – куда? В Верховные Советы и в бизнес. Больше, чем из тюрем, в бизнес пришло народу только из ЦК и из министерств. Кто у нас теперь коммерсанты? ЦК и ЗК!

А иностранцы понять не могут, откуда у русских всего за два-три года появились деловые люди в нечищеных ботинках и галстуках, похожих на рваное собачье ухо, с партийным лицом точь-в-точь с плаката «Ты записался водителем троллейбуса?».

При этом любой из них без всякого компьютера, в уме или в крайнем случае на счетах секунд за восемь может прикинуть, какая будет у него чистая прибыль, если он: продаст в Китае две баржи с калошами в обмен на кирпичную линию, которую установит в купленном колхозе на ссуду, взятую в банке за взятку в размере проданного в Лувр лучшего полотна бывшего обкома партии, написанного в духе соцреализма, размером 40 метров на 60 километров, под названием «Буденный у постели больного Горького со своей конницей». Вот и вся загадка восьмого чуда света.

Кто-то шьет кепки, которые носил Ленин. Кто-то торгует полотнами Тициана. Клянется, что все это – подлинники, поскольку все покупал у Тициана сам.

Ребята из очередного совместного предприятия исхитрились скупить шкурки соболя у аборигенов Севера за просроченные лотерейные билеты. Убедили аборигенов, что это новые российские деньги.

Еще кто-то организовал совместное производство духов «СССР – Франция». Духи – французские, бутылочка наша – из-под кефира.

Куда ни глянь – всюду бизнес!

Троллейбусы разрисованы рекламами туристических поездок в Грецию за 2000 долларов! Как будто, если и можно поехать в Грецию, так только на этом троллейбусе.

– Скажите, вы председатель акционерного общества? Как вы считаете, сегодняшний бизнес приносит пользу простым людям?

– Конечно. Недавно мы обменяли нашу подводную лодку в Зимбабве на 150 одноразовых шприцев. Два шприца даже попали в колхоз, где я родился. Колхозники нам очень благодарны за них. Говорят, что пользуются ими уже второй год. Хотя до нас в Зимбабве ими пользовались всего три месяца.

Однако самое великое завоевание нашего бизнеса – это реклама!

«Если вы положите деньги в наш банк, у вас будет только одна проблема: как их получить обратно!»

Наш народ перенес и немцев, и поляков, и татар, переболел коммунистами, осталось самое тяжкое испытание – родной бизнес. Если и после него останется нам самим хоть немного пеньков, стружки, опилок, осколков и мусора, можно будет смело сказать: «Как же ты богата, нищая Россия!»

1991 год