Текст книги "Три выстрела (СИ)"

Автор книги: Михаил Пчеленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Белобородов развел руками:

– Многие с мест сорвались, – Наркомвоенмор испытующе посмотрел на Белобородова, последний взгляд холодных, ярко-синих глаз выдержал с легкостью. – Наши уральские почти все здесь.

– Так, так. Что же, заходи. Хотя нет, распорядись насчет чая, я только с дороги.

Белобородов тот час пошел исполнять приказание Троцкого.

– Так, так, – повторил Троцкий, на этот раз уже в пустой комнате. – Вся шайка цареубийц, стало быть, в сборе. Так, так.

На самом деле, наркомвоенмор симпатизировал Белобородову, причем дружба была взаимной. На Восточном фронте пути их пересекались, Троцкий даже подсказывал, как молодому Председателю Уралсовета оправдаться в печати за акцию с Романовыми. Белобородов честен, слишком честен для своего времени и своего положения. Троцкому не составило труда разузнать, что Юровский на следующий день после расстрела Романовых отправился к месту захоронения и в нижнем белье убитых набрал с полпуда драгоценных камней. Камешки до сих пор у бывшего коменданта дома Евпатьевых. А сам Юровский в свою очередь фанатично честен и фанатично предан Якову. Следовательно...

– Ах, Саша, Саша. И как ты угодил в эту теплую еврейскую компанию?

Действительно, рухни Советы, Белобородова никакие камешки не спасут, все шишки на него. Русский рабочий, расстрелявший царя. Сомнительная слава.

Белобородов вернулся с чаем и сушками.

– Ну, рассказывай, Саша, что у вас тут творится.

– Беда, Лев Давыдович, беда. Владимир Ильич плох, к нему не пускают, – оба партийца сокрушенно вздохнули. – Второго сентября – заседание ВЦИК. Надо выступить единым фронтом.

– Яков тебя именно за этим прислал?

Белобородов кивнул.

– Какова повестка?

Белобородов торопливо достал из кармана листок.

– О введении в армии индивидуальных знаков отличия, – Троцкий кивнул и поморщился. – Доклад товарища Петерса о ходе расследования дела о покушении на товарища Ленина. – На этот раз на лице Троцкого заиграла ироничная усмешка.

– И что мы там услышим?

Белобородов лишь пожал плечами.

– Ваш доклад об объявлении страны военным лагерем, создании Революционного Военного Совета Республики и введении должности главнокомандующего. Также Яков Михайлович предлагает объявить в Вашем докладе о создании Совета Рабочей и Крестьянской Обороны.

– И кого Яков Михайлович планирует на эти должности?

Белобородов покраснел.

– Яков Михайлович просил передать, что во главе Военного Совета он видит Вас, а остальные должности предлагает обсудить сегодня вечером вместе с Вашим докладом.

– Передай Якову, я буду у него сегодня в девять вечера. Да и, – бросил он вслед Белобородову, – с Царицынского фронта приехали?

– Нет. Телеграмму прислали. Они объявили массовый террор.

Доклад был готов, должности поделены по братски, раз уж Свердлов сегодня пошел навстречу. Себе – должности главнокомандующего и Председателя Реввоенсовета, Якову – Совет. Раз исполнительные органы, – что правительства, что партийные, все одно под ним. Лишь столковаться теперь, как других подвинуть не обидевши.

Ближе к полуночи в дверь постучали.

– Товарищ Троцкий, Вам записка.

"Немедленно зайдите. Возьмите с собой Доклад.

Н. К. Крупская".

– Вот так штука, – только и молвил наркомвоенмор.

Троцкий шел по коридорам Кремля. Грязным и неубранным. Неустроенным, временным. Часовых много, а дворников – ни одного! Квартира Ленина – одновременно его рабочий кабинет, комнаты жены и незамужней младшей сестры, а также зал для заседаний. Пока писал доклад, наркомвоенмор размышлял о том, где же будет заседание. Теперь сомнения, похоже, отпали.

Наркомвоенмор вдруг остановился.

Проклятие!

Он настолько устал, что побежал не думая. Совершенно не думая. Написала жена, а не сам Ленин. И что ждет его на квартире Председателя Совнаркома? И Председателя ли еще?

"Не паниковать"!

Если решили расправиться, накрыли бы дома. Делить полномочия над телом вождя? Уж слишком безнравственно, ни к чему.

А может, и не было никакого покушения?

Инсинуация?

Террор идет вовсю, покушение как повод... И заодно соратников проверить. Троцкий ухмыльнулся, его на мякине не проведешь. В докладе имен нет.

Вопросы, вопросы.

Прямо перед Троцким из квартиры Ленина вышел низкорослый, худой, словно подросток, поросший густой черной шевелюрой Председатель ВЦИК. Свердлов, как обычно, был закован в черную кожу, бледен и взбалмошен. Троцкий схватил его за руку, посмотрел вопросительно.

– Проходи Лева. Тебя очень ждут, – бросил Свердлов тихим, но невероятно сильным, низким густым голосом. Сам все узнаешь.

Ленин лежал измученный, беспомощный. И рядом с ним его верная, заботливая, некрасивая Надя с выпученными от Базедовой болезни глазами.

"Словно наседка", – подумал Троцкий.

– Наденька моя как наседка. Ни на минутку не отходит, – прохрипел Ленин.

Троцкий вначале побледнел, потом улыбнулся. Ленин смотрел на наркомвоенмора внимательно и насмешливо.

– Скорее, как гусыня. Едва не заклевала меня вчера возле дверей.

Ленин засмеялся.

– Что же. Пусть гусыня прогогочет твой доклад, Лев Давыдович. Яков мне все рассказал. Ловко вы все придумали, сгруппировались.

Троцкий протянул доклад Ульяновой-Крупской, та начала читать своим мягким голосом, Ленин то едва кивал, одобряя, то хмурился.

– Так кого выдвинем, Лев Давыдович?

– Теперь и не знаю, – честно ответил Троцкий.

Повисла пауза, во время которой лицо у Ленина скукожилось, словно у злого ребенка.

– Списали, значит.

– Вы не так меня поняли.

– Списали, не отрицай.

Троцкий лишь покачал головой.

– Нет. Якова бы я выдвинул Вашим заместителем.

Президиум ВЦИК, и сановники в него не входящие, собрался вечером 2-го сентября в зале, примыкающей к квартире Ленина. Отдельного входа не было, большевистским руководителям приходилось идти через огромную квартиру, пропахшую за два дня лекарствами.

Место во главе стола на правах председателя занял Яков Свердлов, одетый в неизменную кожаную одежду. Троцкий и Каменев на правах неписанного старшинства сели рядом с ним. Секретарь Аванесов, деловито поблескивая маленькими очками, нацепленными на огромный армянский нос, навис над бумагами.

– Варлам, не все пиши. Сегодня многое не для истории надо обсудить, – пророкотал Свердлов. – Зачитай письмо от Кобы.

Аванесов взял в руки телеграмму, торжественно продекларировал сталинское послание, где чрезвычайный уполномоченный обещал устроить буржуазии кровавую баню.

– В Питере уже вовсю действуют, – лениво бросил Председатель Президиума.

– Значит, Большой террор? – вздохнул нарком продовольствия Цюрупа. – Имеем ли право принимать такое решение всего лишь Президиумом, причем неполным?

– А Вы не член Президиума, чтобы ставить такие вопросы, – парировал Свердлов.

Цюрупа сверкнул глазами, даже кулаки сжались, что увидели все, но наркомпрод проглотил.

"Только начало", – промелькнуло у Троцкого. – "Интересно, кто в Москве имеет штыков больше, ВЧК Дзержинского или продотряды Цюрупы"?

Впрочем, наркомвоенмор решил выправить положение. Открытая ссора ни к чему.

– Постановление выдаст СНК. Мы лишь поручим его подготовить. А там и видно будет.

– Я не знаю, как бы поступил Владимир Ильич, прими он участие в заседании, – Цюрупа показал рукой в сторону жилой части квартиры. – Но Моисей однозначно выступил бы против.

– Но Владимир Ильич поступил бы так, как приказало ему большинство!

Повисла тишина, собравшиеся даже не сразу обернулись на вошедшего в зал Ленина, поддерживаемого Ульяновой-Крупской. У некоторых от удивления приоткрылись рты. Троцкий и Свердлов довольно заулыбались. Ленин с трудом сел на стул в конце стола.

– Пусть Феликс доложит.

Дзержинский кивнул, встал и зачитал материалы дел о покушениях на Урицкого и Ленина, подготовленные Петерсом и Юровским.

– Ерунда какая-то.

– Ничего не ясно!

Звучало с мест.

Ленин, как только глава ВЧК закончил, попытался встать, но жена ухватила его за плечи, к нему подбежали несколько сидевших рядом.

– Что Вам не ясно?

– Кто стрелял, – ответил за всех Цюрупа.

– А это столь важно?

– Владимир Ильич, я не понимаю...

– Кто стрелял – не важно. Важно лишь то, что нас хотели столкнуть лбами, посеять сомнения, – Ленин закашлял. – Простите, мне тяжело говорить.

– Не важно, кто стрелял, – продолжил за Ленина Свердлов. – Важно остаться едиными и сплотиться. Иначе – конец.

Ленин согласно кивнул.

– Поняли? – вопросил Ленин.

Некоторые закивали, другие сидели недвижимы. Но возражать никто не смел.

– Дело о покушении на меня ликвидировать как можно скорее. Дальнейшего следствия не вести.

– Сделаем, Владимир Ильич, – подтвердил Свердлов.

– А постановление о терроре, оно необходимо. Временно, но необходимо. За попытку столкнуть нас между собой надо уничтожать беспощадно. И не важно, кто здесь конкретно виновен. Мы нанесем удар по всем тем, кто бы мог это сделать. Надеюсь, остальные вопросы решите без меня?

Участники заседания закивали, Ленин с помощью Крупской ушел в свои комнаты.

– Следующее на повестке о введении должности единого командующего и учреждении..., – донеслось вслед Ленину. – Товарищ Авенесов, можете вести протокол...

– Кажется, мы на этот раз выжили, – прохрипел Ленин.

– Почему? Что произошло, Володя?

Ленин осторожно снял с себя одежду, лег в кровать. Подбежал врач, зацокал языком, стал щупать пульс. Когда он ушел, Ленин положил руку на коленку жене.

– Они были готовы растерзать друг друга, – пояснил он свою мысль. – И я даже боюсь представить, что произойдет, когда меня не станет.

Ленин закрыл глаза. Когда плохо работает сердце, организм охватывает апатия, организм вдруг решает, что все, с него хватит. Хватит служить этой бестелесной субстанции, под названием "дух". Хватит и все. Пелена перед глазами, мозг не в состоянии выполнить простейшей мыслительной операции. Ноги не желают нести тело, руки болят от малейшего движения.

Но надо, надо заставить проклятый мотор работать, качать кровь, ведь это его обязанность, черт возьми! Иначе... иначе погибнет все, ради чего тело прожило эти пятьдесят два года. Уходить нельзя. Сейчас нельзя.

За пять лет до покушения.

Швейцария. Филиал рая на земле. Ресторан роскошен, здесь великолепная, гремящая на всю Европу, кухня. Именно к таким заведениям привыкли два старинных друга, которые не видели друг друга уже без малого четыре года.

– Как поживаешь, Борис?

Тот, кто обратился к элегантно одетому, подтянутому господину с изысканными манерами, сам был невероятно грузен и неопрятен как в поведении, так и в одежде. Нет, костюм на нем дорогой, но толстый господин одежды не берег, крошки сыпались прямо на пиджак от портного с именем.

Борис отложил столовые приборы.

– Ничего поживаю. В сытости, – Борис изобразил улыбку. – Но дело стоит, не идет дело совершенно с твоим уходом, Валентин Кузьмич.

Губы толстяка тронула улыбка, когда он услышал свое старое партийное имя.

– Спасибо тебе, Борис. Ты единственный меня не оставил тогда. До конца отстаивал честное имя революционера.

Борис нахмурил высокий лоб и потупил голову. С монгольским разрезом глаза изучали накрахмаленную, фантастической белизны скатерть. Валентин Кузьмич сделал знак, подбежал гарсон и наполнил прозрачные бокалы. Друзья их молча подняли, полюбовались цветом дорогого вина, и опустошили до дна.

– Улики предъявили слишкком серьезные и неопровержимые, – наконец, ответил Борис.

– Улики, улики. Да, я имел сношения с Плеве. Без них мы бы его никогда не убили. А так, я его убедил, что царь наша главная цель. И до Николая бы очередь дошла. И, ведь, выходит, что именно Бурцев царя спас.

Борис вновь помрачнел, его лоб прорезала глубокая морщина.

– Но как же товарищи, которых схватила полиция? Многих на виселицу отправили.

Валентин Кузьмич без всяких тостов залпом осушил очередной фужер изысканного красного вина, сделал знак официанту, чтобы тот нес следующую бутылку.

– Неужели ты думаешь, Борис, что один провокатор, даже если им был я, способен отправить кого-то на эшафот? Провокаторов десятки, если не сотни. Они каждый шаг расписывают того, чью шею в петлю вставляют. И я в кутузке сидел. И, не играй я с Плеве, то мы бы не разговаривали сейчас.

Валентин Кузьмич шумно выдохнул.

– Хочешь сказать, что никого не выдавал?

Валентин Кузьмич отвел глаза.

– Зачем теперь спрашивать? Ведь ты же участвовал в суде. Но скажу так: те, кто пошел в террор, сами выбрали свой путь. Они были готовы отдать жизнь и отдали. Не важно, на эшафоте или во время приготовления снаряда. Но отдали жизни они не напрасно.

Друзья вновь какое-то время молчали. Судя по сумрачным лицам, они вспоминали минувшие годы, наполненные запахами взрывчатки и револьверными выстрелами. Но переживали, судя по каменному лицу Валентина Кузьмича и заблестевшим глазам Бориса, каждый по-своему. Наконец, Борис прервал тягостное молчание:

– Помянем.

Валентин Кузьмич кивнул. Если бы в этот момент присмотреться к нему очень внимательно, то можно было заметить, что он заметно расслабился. Все-таки убийцам не предлагают поминать свои жертвы.

– Меня, Валентин Кузьмич, долгие годы мучил вопрос. Почему ты сразу не начал с царя?

Толстый Валентин Кузьмич от удивления даже перестал есть.

– Не ожидал, честно скажу, услышать такой вопрос от главы Боевой организации.

– Почему не ожидал?

– Думал, должность тебя научит.

Борис состроил обиженную мину.

– Не обижайся, я говорю о материях весьма относительных, Борис. Дело все в том, что можно просто устранить ту или иную фигуру, – и на ее месте возникнет новая, – а можно вынуть некий стержень, и тогда пирамида рухнет, ее элементы придут в движение.

– Что же, устранение Плеве было важнее, чем убийство царя? – спросил Борис с большим сомнением в голосе.

– Представь себе, да, – Валентин Кузьмич выдохнул. – За нами следят.

Борис в ответ не шелохнулся.

– Агенты иностранного отдела Департамента полиции. Они по мою душу, не беспокойся.

Валентин Кузьмич пожал своими огромными, покатыми плечами, покачал головой.

– Ай-ай-ай, Борис. Выходит, сейчас наша боевка не у дел? Раз за тобой по пятам ходят?

– Цели все одно нет достойной.

– А ты, пожалуй, прав. Цели сейчас достойной и взаправду нет. Что же до дел минувших, то верно – убийство Плеве было важнее, – Валентин Кузьмич продолжил, как ни в чем не бывало. – Оно внесло сумятицу, следующий министр внутренних дел был откровенно слаб. А убив московского генерал-губернатора, мы еще и посеяли смуту среди Романовых. Убей тогда Николая, поменялся бы царь. А так – едва не поменялся строй. Но вот устрани мы царя годах, эдак, с седьмого по десятый, то получили бы борьбу между диктатором Столыпиным и теми, кто его ненавидел. Бурцев уничтожил не только меня, он уничтожил наше великое дело.

– Не желаешь тряхнуть стариной и уйти от наблюдения?

– Нет уж, – усмехнулся Валентин Кузьмич. – В моем нынешнем положении правительственные агенты – лучшая гарантия безопасности.

– По-прежнему играешь на бирже?

– Играю. Но не так успешно, как раньше. Ведь возможности повлиять на ход событий я отныне не имею.

Борис испытующе посмотрел на Валентина Кузьмича.

– Если я буду время от времени подкидывать информацию?

Бывший гений провокации и бывший глава самой мощной террористической организации в мире улыбнулся сыто и довольно, будто кот.

– Тогда, Борис, я стану с тобой делиться. Деньгами, а главное – искусству играть людьми. Очень большими людьми. Искусству рушить пирамиды. И только Дьявол сможет раскусить твои замыслы. Только он, никто больше.