Текст книги "Дробинка"

Автор книги: Михаил Грешнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Грешнов Михаил
Дробинка

Михаил Николаевич Грешнов

ДРОБИНКА

Вечер сгустился до темноты, и только за деревьями сада, за лесом рдела, затухая, оранжевая заря. Когда же на веранде зажгли электричество, заря исчезла, ступеньки веранды ушли во мрак, точно в океанскую глубину, где смутно, как водоросли, маячили ветви яблонь. Зато стол, покрытый скатертью, ослепительно вспыхнул, чайные чашки, ваза с вареньем заблестели, как горсть самоцветов.

– Всегда так, – сказала Надежда Юрьевна. – Включишь – и становится уютно и весело. Восхитительно, Ваня!..

Иван Федорович молча усаживался за стол. Экспрессия в словах жены его мало трогала. Ему хотелось свежего горячего чая. День, как всегда, выдался многословный и хлопотный: начиналась экзаменационная сессия, консультации, коллоквиумы. Все это утомляло его, Фастова, доцента кафедры биохимии. К вечеру Иван Федорович валился с ног. Тут еще поездка на дачу пока доберешься, ни на что не обращаешь внимания, кроме как на желание поесть и отдохнуть,

– Дима! – позвала между тем Надежда Юрьевна. – Чай пить!

Груша, домработница Фастовых, внесла самовар, поставила на середину стола. Фастовы пили чай по-русски: из самовара, из блюдец. Вовсе не купеческая привычка – мода. Самовары во всех окрестных дачах, отставать от других Фастовым не хотелось.

– Спасибо, Груша, – сказала Надежда Юрьевна.

Вошел девятилетний Дима. Карманы его были подозрительно оттопырены.

– Опять яблоки? – спросила Надежда Юрьевна. – Сколько раз говорю – не ешь зелень!

Дима поморгал глазами, уселся за стол рядом с отцом.

Надежда Юрьевна начала разливать чай.

– Как Светлана Петровна? – спрашивала она у мужа. – Мария Георгиевна вернулась из отпуска?

Интересовалась она женами сослуживцев Ивана Федоровича. Светлана Петровна к тому же ее дальняя родственница, а К Марии Георгиевне у нее интерес особый: Мария Георгиевна должна вернуться из командировки в Финляндию.

– Мария Георгиевна вернулась, – ответил Иван Федорович.

– Вот кому счастье! – сказала Надежда Юрьевна. – Привезла небось...

Надежда Юрьевна, как всякая женщина, была неравнодушна к нарядам.

Иван Федорович знал слабости жены, привык к подобным вопросам, пропустил слова мимо ушей.

Наступила пауза, тишина, нарушаемая лишь громким прихлебыванием: Дима с видимым удовольствием тянул из блюдца чай.

– Дима!.. – сказала Надежда Юрьевна, строго посмотрела на сына.

Тот перестал тянуть, подлил из чашки в блюдце. Надежда Юрьевна обернулась к мужу спросить о чем-то еще и вдруг громко ойкнула:

– Ой!..

Иван Федорович и Дима оторвались от чая, подняли на нее глаза. Лицо Надежды Юрьевны исказилось, зубами она прикусила губу от боли, медленно оборачивалась боком то ли посмотреть в сад, то ли на что-то неизвестное сзади себя.

– Что с тобой? – спросил Иван Федорович.

Надежда Юрьевна повернулась спиной к мужу и сыну – при этом через плечо она закинула руку назад, ощупывая что-то, – Иван Федорович и Дима увидели, как на белой блузке из-под пальцев ее текла кровь.

– Ты ранена? – вскочил Иван Федорович.

– Мама!.. – Дима тоже вскочил.

– Ой!.. – произнесла еще раз Надежда Юрьевна, поднесла пальцы к глазам и, увидя кровь, медленно опустилась лицом на стол. – Что это, Ваня? – спросила она.

Иван Федорович уже стоял возле нее, рассматривал пятно на блузке. Потом повернулся к саду, поглядел в темноту.

– Что это, Ваня?.. – повторила Надежда Юрьевна.

– Спокойно, – сказал Иван Федорович и тут же, отвечая на вопрос Надежды Юрьевны, признался: – Сам не знаю, что это.

Обернулся к двери, ведущей в комнаты, крикнул:

– Груша!

Груша немедленно появилась.

– Бинт! – сказал он. – И йод! И сейчас же позвони "Скорой помощи"!

– Что случилось? – спросила Груша, видя склоненную к столу Надежду Юрьевну.

– Бинт немедленно! – крикнул ей Иван Федорович.

Через минуту бинт и склянка с йодом были в его руках. Груша кинулась к телефону. Иван Федорович и Дима повели Надежду Юрьевну в комнаты и здесь уложили на диван.

– Это опасно? – спросила Надежда Юрьевна.

"Скорая" должна прибыть из Москвы, Москва от дачного поселка в сорока километрах, прикидывал Иван Федорович. Врачи приедут не раньше, чем через полчаса.

– Больно? – спросил он жену.

– Больно, – ответила Надежда Юрьевна.

– Потерпи, – сказал Иван Федорович.

А Дима спросил, как давеча спрашивала Надежда Юрьевна:

– Что это?

"Ранение, – думал Иван Федорович, – пулевое. По-видимому, из малокалиберки. Развелось этих охотников – ночью и то нет покоя... А жена молодцом

не хнычет, не закатывает истерику". Но Надежда Юрьевна сказала с раздражением:

– Ответь же ты сыну!..

Иван Федорович сказал Димке:

– Иди отсюда, тут тебе не место.

Обнажил ранку чуть пониже белых пуговиц лифчика, смазал вокруг йодом. Надежда Юрьевна опять заойкала.

– Терпи, – сказал Иван Федорович и стал накладывать на рану бинт.

Димка стоял в дверях комнаты и глазел. Иван Федорович поглядел на него, ничего не сказал. Вошла Груша.

– Сейчас приедут, – сказала она. – Дайте мне, взяла катушку бинта из рук Ивана Федоровича.

"Скорая" приехала не через полчаса и даже не через час – почти через два часа. На возмущенный вопрос Ивана Федоровича врач – "Ольга Яковлевна", отрекомендовалась она, как только вошла в комнату, ответила:

– Вы у нас не одни. Машины были в разгоне.

Тут же обернулась к больной:

– Что у вас?

Через пять минут из-под белой шелковистой кожи Надежды Юрьевны была извлечена дробинка.

– Вот и все! – сказала Ольга Яковлевна. – Простая дробинка. Но вам повезло, – улыбнулась она Надежде Юрьевне, – стреляли, по-видимому, далеко, дробь была на излете. Могло быть хуже.

– Негодяи!.. – выругался Иван Федорович по адресу охотников.

– Да, – подхватила Ольга Яковлевна, – столько несчастных случаев!..

Ранка была прочищена, заклеена. Надежде Юрьевне введен кубик противостолбнячной сыворотки.

– Не волнуйтесь, не беспокойтесь, – говорила на прощание Ольга Яковлевна. – Через три дня как рукой снимет. Останется на память пятнышко.

Иван Федорович благодарил Ольгу Яковлевну. Надежда Юрьевна тоже благодарила. Дима благодарил, Груша благодарила, а когда взрослые пошли провожать врача к машине, Надежда Юрьевна тоже пошла, Димка сгреб лежавшую на белом бинте дробинку и сунул ее в карман.

Так выглядело начало величайшего события, потрясшего землян в последней четверти двадцать первого века.

В дальнейшем все шло некоторое время подспудно, ничего не обещая, не вызывая волнений у окружающих, тем более у человечества.

Ранка на спине Надежды Юрьевны зажила. В самом деле осталось пятнышко, как предсказала врач Ольга Яковлевна, шрамик. В семье Фастовых перестали говорить о происшествии, о дробинке. Тем более что дробинка в тот же вечер исчезла так, во всяком случае, решили взрослые.

– Надя, – спросил тогда Иван Федорович, – тут была дробинка, где она?

– До этого мне, Ваня!.. – с досадой ответила Надежда Юрьевна. – Глаза б мои не смотрели!

Димку еще от машины отправили спать, дробинку искать не стали – все равно не определишь, из какого она ружья, не найдешь охотников. Засыпая, Иван Федорович обратил было внимание на деталь: никакого выстрела, когда пили чай, он не слышал. Надо было спросить у Димки, не слышал ли он. Но этот вопрос Иван Федорович заспал, и на том дело окончилось.

В сентябре Фастовы переехали в город, суетность жизни увеличилась еще больше. Димка пошел в школу.

У Ивана Федоровича прибавилось работы в лаборатории. Потекла привычная, обычная жизнь.

И только в ноябре Надежда Юрьевна заметила, что ей нездоровится. И то, пожалуй, не она заметила, Мария Георгиевна.

– Надя, – сказала она, – ты похудела. У тебя изменился цвет лица. Заболела?

– Так, легкое недомогание... – призналась Надежда Юрьевна.

– Как аппетит? – спросила Мария Георгиевна.

– Аппетит хороший.

– Больше гуляй на воздухе, – посоветовала Мария Георгиевна. – Лыжи ты совсем забросила, а ведь была спортсменка.

Надежда Юрьевна грустно улыбнулась: мало ли что было в молодости?

– Пойдем в театр? – предложила Мария Георгиевна. – У меня два билета. Один... – тихонько вздохнула, – лишний.

Надежда Юрьевна согласилась пойти в театр.

Пьесу она смотрела рассеянно, мало обращала внимания на доверительный шепот подруги в антракте сплетни. Кажется, жалела, что пошла, лучше было бы посидеть дома.

– Ты какая-то странная, – заметила Мария Георгиевна, – без огонька. Что у тебя во рту?

– Пуговица... – ответила Надежда Юрьевна.

– А ну.

Надежда Юрьевна выплюнула в кулак пуговицу, показала подруге. Пуговица была жестяная, старая, порядком обсосанная.

– Что это ты?.. – удивилась Мария Георгиевна.

– Не знаю, – ответила Надежда Юрьевна.

– Так и сосешь?

– Сосу.

Мария Георгиевна удивилась еще больше. Сказала:

– Такую гадость...

Пуговица действительно была не из лучших. Но Надежда Юрьевна преспокойно отправила ее в рот.

– Надя!..

– Хочется, – сказала Надежда Юрьевна.

– Давно?

– С месяц...

Бывает, что дети едят известку со стен, какую-нибудь траву. Это Мария Георгиевна знала. Тут железная пуговица. Может быть, Надя в положении?

Поговорили на эту тему.

– Кажется, нет, – сказала Надежда Юрьевна.

– Значит, в твоем организме не хватает железа, сделала вывод Мария Георгиевна.

Надежда Юрьевна поводила языком во рту пуговицу, ответила:

– Наверное, не хватает,

– Ешь побольше яблок и помидоров, – посоветовала Мария Георгиевна.

– Яблоки ем.

– Надя!..

Они уже вошли в зал после антракта, сели. Мария Георгиевна искоса взглянула на подругу;

– Ты какая-то странная.

– Повторяешься, – ответила Надежда Юрьевна.

Поднялся занавес, и обе подруги досмотрели действие без интереса.

Пуговицу во рту Надежды Юрьевны заметил и Иван Федорович.

– Так и сосешь? – повертел он пуговицу в руках.

– Сосу, – ответила Надежда Юрьевна.

– Брось, – посоветовал муж.

Надежда Юрьевна взяла у него пуговицу, положила в рот под язык.

Иван Федорович поглядел на жену внимательно: побледнела, под висками появились вмятины – похудела.

– Завтра же сходи к врачу, – сказал он.

– Зачем?

– Что у тебя за мания – сосать пуговицу? – возмутился Иван Федорович.

– А врач чем поможет?

– Посоветует что-нибудь. Может, у тебя малокровие.

– Вот еще... – сказала Надежда Юрьевна. Но к врачу пойти согласилась.

– Ну и что? – спросил Иван Федорович вечером, возвратившись с работы.

– Обслушала, обстукала, – начала рассказывать

Надежда Юрьевна. – Говорит: вы здоровы.

– А пуговица? Ты сказала про пуговицу?

Пока разговаривала с мужем, пуговицу Надежда Юрьевна держала в руке.

– Сказала.

– И что? – нетерпеливо спросил Иван Федорович.

– Ничего особенного. Недостаток в организме железа.

– Господи! – воскликнул Иван Федорович. – И ты об этом говоришь спокойно!

– Прописала таблетки Бло, ферамид, – рассказывала о беседе с врачом Надежда Юрьевна. – А больше, говорит, кушайте шпината и свеклы. В сыром виде.

– В сыром виде!.. – воскликнул Иван Федорович.– Ты больна?

– Здорова. Сказала же врач...

Каждый день Груша подавала ей тертый шпинат и свеклу. Надежда Юрьевна безропотно поедала то и другое. Но главным ее удовольствием была железная пуговица, которую она обсосала уже наполовину.

Иван Федорович беспокоился. Как ни был занят работой, он не мог не заметить ухудшения здоровья жены. Надежда Юрьевна худела, у нее появилась апатия – даже разговаривать ей не хотелось. Всякий раз, приезжая с работы, Иван Федорович спрашивал жену о здоровье:

– Ну как?

– Ничего, – отвечала Надежда Юрьевна односложно.

– В санаторий поедешь?

– Не хочу.

– Надя!

– Не смотри на меня так,– говорила Надежда Юрьевна.

В январе у Ивана Федоровича осуществилась мечта. Он перешел с преподавательской работы на исследовательскую, стал заведующим лабораторией. Работа над диссертацией быстро пошла вперед, подходила к заключительной стадии. Предстояло поставить ряд опытов, работал Иван Федорович в области изучения мозга, была изготовлена тончайшая аппаратура по биотокам. Случалось, Иван Федорович сутками не появлялся дома – обедал в институте, спал в лаборатории. Естественно, Надежда Юрьевна была от этого не в восторге, но Иван Федорович умел успокаивать супругу: в конце концов главное, говорил он, работа.

– Это ненадолго, Наденька. Через месяц освобожусь. Даже возьму отпуск, если хочешь. Как твоя пугозица? – попытался он шутить.

– Замолчи!.. – говорила Надежда Юрьевна. Какое-то равновесие в ее организме наступило: худеть она перестала. По-прежнему ела шпинат и свеклу недостаток железа в организме ощущался. Но теперь по советам близких Надежда Юрьевна больше ела мяса, яиц, и все надеялись, что дело идет к перелому, Надя наконец начнет поправляться.

Так думал и Иван Федорович. Приналег на работу, по неделе не появлялся дома.

В такое вот время, ощущая нужду в деньгах. Надежда Юрьевна зашла к мужу в лабораторию.

– Ты, Надя! – отвлекся он от приборов. – Садись. Я сейчас.

Надежда Юрьевна села на стул. Муж возился с аппаратурой.

– Что такое? – ворчал он. – Откуда поле? Не было ничего – и вдруг...

Надежда Юрьевна сидела на стуле, ждала, когда Иван Федорович оторвется от приборов.

– Не пойму... – бормотал тот. – Откуда фон? Несомненно, наведенный. Не было же минуту назад!

Надежде Юрьевне надоело сидеть. Встала со стула, подошла к шкафам поглядеть на приборы.

– А... – удовлетворенно сказал Иван Федорович. – Чисто, никаких помех. Надя! – позвал жену.

Надежда Юрьевна подошла.

– Я совсем забыл, – признался Иван Федорович. Зарплату получил. Вот деньги.

При этом он случайно взглянул на приборы и выругался:

– Что за черт! Извини... – обернулся к жене. – Не ладится тут, в аппаратуре.

Опять стал копаться в приборах. Надежда Юрьевна заскучала, отошла к окну. За окнами лаборатории был маленький сквер, из детского сада вывели малышей на прогулку.

– Надя! – позвал Иван Федорович.

Надежда Юрьевна подошла.

– Вот деньги, – вынул он наконец из кармана. Передавая жене конверт, он искоса поглядывал на стрелки, на счетчики. Что-то опять там не ладилось.

– Фокусы! Прямо фокусы! – недовольно восклицал Иван Федорович.

Надежда Юрьевна взяла деньги, пошла прочь. Дошла уже до двери, когда Иван Федорович окликнул ее:

– Надя!

Надежда Юрьевна обернулась. Муж стоял, наклонясь над столом, позвал ее:

– Вернись, пожалуйста.

Надежда Юрьевна вернулась.

– А-а-а... – протянул Иван Федорович, не отрываясь от приборов.

– Чего тебе? – спросила Надежда Юрьевна.

– Отойди... – Иван Федорович стоял к ней спиной, впившись глазами в аппаратуру,

Надежда Юрьевна отошла.

– Подойди!

Надежда Юрьевна неуверенно подошла.

– Вот как! – сказал Иван Федорович. – Отойди!

– Ты что, Ваня, считаешь меня маятником? – спросила Надежда Юрьевна. Туда-сюда...

– Отойди! – Иван Федорович по-прежнему стоял к ней спиной, глядел на приборы.

Надежда Юрьевна пожала плечами, пошла к двери.

– Надя!..

Это был крик. Так кричал Архимед "Эврика!".

Надежда Юрьевна испуганно обернулась.

Муж глядел на нее расширенными глазами и уже не кричал – шептал:

– Подойди еще раз...

Надежда Юрьевна испугалась, медленно пошла к нему. Он оглянулся на приборы, потом на нее и внезапно опустился на стул, на котором только что сидела Надежда Юрьевна. Лицо его было бледно.

– Тебе плохо? – наклонилась к нему Надежда Юрьевна.

– Нет, нет, Надя... – сказал он скороговоркой. Дай подумать. Дай мне подумать.

Опять взглянул на приборы.

– В чем дело? – спросила Надежда Юрьевна.

– В чем дело? – переспросил он. – В том-то и дело, в чем дело...

– Иван Федорович! – Надежда Юрьевна готова была рассердиться.

– В том и дело... – машинально повторял Иван Федорович. Поглядел на жену и сказал: – Ты излучаешь!

– Что излучаю? – испуганно спросила Надежда Юрьевна.

– Излучаешь и все!.. – Иван Федорович был растерян.

– Поясни, Ваня, – ласково попросила Надежда Юрьевна.

– Как будто в тебе работают, знаешь... сто радиостанций сразу, – пояснил Иван Федорович.

Надежда Юрьевна не нашлась, что сказать мужу.

– Феномен какой-то... – смотрел на жену Иван Федорович.

– Глупости, – наконец произнесла Надежда Юрьевна.

– Тебя надо исследовать, – сказал муж. И прибавил: – Невероятно!

Надежда Юрьевна повернулась и молча вышла из лаборатории.

В этот день Иван Федорович приехал домой рано.

Тотчас приступил к жене с расспросами: как самочувствие, есть ли улучшение, как она питается, чем, как с пуговицей. Надежда Юрьевна отвечала на вопросы мужа, показала пуговицу – тоненькую пластинку: иссосала почти всю.

– Да... – кивал при этом головой Иван Федорович. – Да...

Он столько раз повторял это "да...", что Надежда Юрьевна пришла в раздражение и спросила, к чему ведет этот допрос.

– Видишь ли... – Иван Федорович не находил нужных слов.

– Ничего не вижу! – сказала жена. – Потемки!

– Правильно, – согласился Иван Федорович. Потемки.

– Что же все это значит?

– Ты вся излучение, – сказал наконец Иван Федорович. – Приборы словно сошли с ума. Токи мозга пе сравнению с твоим излучением – невнятный шепот.

Надежда Юрьевна слушала.

– Вот я и думаю: в чем дело? – продолжал Иван Федорович. – Может быть, ты железом перенасытилась? Железо, оно знаешь, имеет магнитные свойства... Ты не беспокойся, пожалуйста! – заверил он, видя, как смотрит на него Надежда Юрьевна. – Ничего опасного нет, если ты и намагнитилась.

– Хватит! – оборвала разговор Надежда Юрьевна. – Скоро ты скажешь, что твоя жена – слесарная мастерская. Так?

Иван Федорович так не думал. Но и что думать, не знал.

Решили, что надо идти опять к врачам исследоваться.

В поликлинике Надежде Юрьевне предложили пройти анализы.

– Вот талончик на кровь. Это можно сегодня. Спуститесь вниз, в кабинет одиннадцатый.

Надежда Юрьевна сдала на анализ кровь.

– Придете завтра, – сказали ей, – в девять часов.

Но удивительные события развернулись раньше этого срока.

Лаборант Вятлов закончил анализ крови Надежды Юрьевны в час дня. В четверть-второго он вошел к главному врачу Сергею Наумовичу.

– Удивительно, – сказал он с порога. – Знаете, что я обнаружил в крови Фастовой?

Сергей Наумович поднял голову от бумаг.

– Не поверите! – сказал Вятлов.

Сергей Наумович молча ждал..

– Спуститесь, взгляните сами!

То ли недоумение в глазах Вятлова, то ли дерзость, так подумал Сергей Наумович, с какой Вятлов вошел к главному врачу: не каждый и не по всякому поводу решится беспокоить Сергея Наумовича да еще приглашать его к микроскопу, – подсказали главному врачу, что у лаборанта есть к этому основания. Сергей Наумович поднялся и пошел вслед за Вятловым.

Так они и шли – лаборант впереди, главврач за ним, какая-то невидимая нить связывала обоих. Лаборант шел, озабоченно, это можно было заметить по его напряженно выпрямленной спине; главный врач шагал трудно, в походке чувствовались его шестьдесят восемь лет, и еще чувствовалась озабоченность, которая передалась Сергею Наумовичу от лаборанта. Надо было бы всему миру поглядеть, как они шли – лаборант и Сергей Наумович. Но мир пока ничего не знал, хотя стрелки часов уже отсчитывали секунды эпохального времени.

В маленькой тесной лаборатории никого не было. Микроскоп стоял у окна, в зажимах стекло с небольшим ржавым пятнышком. Сергей Наумович подошел к микроскопу, тронул винт, приподнял тубус, применяя к своему зрению.

То, что он увидел, было невероятным. Сергей Наумович оторвался от микроскопа, протер глаза. Опять наклонился, чуть-чуть пошевелил винт. На ржавом коричневом фоне растекшейся крови в двухсоткратном увеличении линз Сергей Наумович увидел блестящие металлом обломки машин: шестерни, колеса, гнутые скобы

и рычаги.

– Что это? – спросил Сергей Наумович.

– Третья проба, – ответил Вятлов.

Вынул из-под микроскопа стекло с ржавым пятнышком. Взял из коробки другое, чистое. Выдавил из мензурки на него каплю крови, вновь поставил под тубус.

Сергей Наумович приник к окуляру. Увидел он то же самое: шестерни, металлические детали. И еще он увидел – нет, не привидение, не фантом миниатюрную микроскопическую подводную лодку...

Действительно, это было невероятно. За долгую практику Сергей Наумович ничего подобного не наблюдал.

– Чья кровь? – спросил он, не отрываясь от окуляра.

– Фастовой... Надежды Юрьевны, – лаборант взглянул на листок.

– Супруги Ивана Федоровича Фастова?

Лаборант Ивана Федоровича не знал.

Сергей Наумович знал. Отсюда же, из лаборатории, позвонил Ивану Федоровичу.

Через полчаса Иван Федорович приехал.

– Взгляните, -сказал ему главный врач.

Их отыскали через неделю с помощью микроскопа, дававшего увеличение в шестьсот раз. Похожими на людей они не были: голова, туловище с двумя рядами щупалец – один ряд вверх, другой вниз. Увидели их города,заводы.

Надежде Юрьевне пришлось претерпеть массу исследований. Для нее одной отвели целый этаж загородной больницы. Палаты превратили в лаборатории, нижний этаж – в жилье для научных сотрудников. Надежду Юрьевну осматривали, выстукивали, просвечивали, опрашивали, обследовали, переобследовали, доследовали... Ею восхищались, восторгались, ужасались. Все это она сносила терпеливо и молча – послушный кролик науки.

Выводы были ошеломляющими: в теле Надежды Юрьевны обосновалась внеземная цивилизация.

– Как?.. – был всеобщий вопрос и другие вопросы: – Откуда? С каких пор? Почему?

Все это выяснялось и в конце концов выяснится. Но как войти в контакт с пришельцами? Кто они?

– Радио! – предложил Иван Федорович.

Действительно, Надежда Юрьевна излучала поток радиоволн. Цивилизация в ее теле обосновалась со всеми удобствами, вплоть до телевидения.

Была определена частота радиоволн, диапазоны. Передачи велись на микроволнах. Аппаратуры работать с такими волнами не было. Техники тут же создали аппаратуру – приемники, телевизоры. Услышали голос гомункулов пришельцев назвали гомункулами, увидели их самих.

Больше всего поразило землян, что они великолепно устроились в человеческом теле. Лимфа крови была для них питательным веществом. Кислород для технических нужд они добывали из красных телец, не уничтожая, однако, их, а высасывая атомы кислорода то из одного, то из другого эритроцита. Из лимфы они получали кислоты, металлы, в том числе и железо для машин, цивилизация у них оказалась технической.

На экранах телевизора можно было видеть их информационные передачи, искусство. Гомункулы оказались существами деятельными и жизнерадостными. Жизненное пространство они осваивали энергично, не встречая сопротивления. Антитела оказались нейтральными к ним, фагоциты их не трогали, микробы ке поражали. Почему? Было миллион почему.

Города-колонии они основали в легких Надежды Юрьевны, под левой лопаткой, там, где остался шрамик после ранения дробинкой. Города просвечивались рентгеном в виде округлых пятнышек с поперечными и продольными полосами: это оказались улицы и проспекты. Средством передвижения служили закрытые лодки, похожие на наши подводные, и открытые лодки-гондолы. Передвигались при помощи тока крови, предпочитая артериальную кровь, но могли передвигаться и против тока крови: лодки у них были моторными.

Телепередачи у них, особенно развлекательные, очень забавные: во-первых, шли круглые сутки (гомункулы не знали сна), во-вторых, предпочтение отдавалось пляскам-хороводам, индивидуальным пляскам с затейливыми движениями рук и ног. Разыгрывались сцены с декорациями, наверное, детективные, потому что одни гомункулы гонялись за другими, а те улепетывали и прятались. Все это сопровождалось своеобразной музыкой – электронной. Музыкальных инструментов, кажется, у гомункулов не было: звучали электрические и магнитные поля. Металлургия у них атомная: строили машины и механизмы из атомов железа и других металлов, извлекая их из тела Надежды Юрьевны.

При этом никаких отходов термической обработки не замечалось: атомы складывались по программе, и получалась деталь или машина, по мнению землян, удивительно и завидно быстро.

Время у гомункулов было не наше – другое. По наблюдениям, каждая особь жила семь-восемь дней. Каждый наш час равнялся для них примерно году.

Откуда гомункулы появились, так и не выяснено. Но очевидно, планета их покрыта океаном, растворившим все вещества. В человеческой крови они оказались как бы в родной стихии. Да ведь и кровь по составу сродни океанской воде. Что касается размера их планеты большая она или маленькая – судить тоже нельзя.

Наша Земля большая, а микроорганизмы живут на ней вместе с людьми. Возможно, цивилизация гомункулов появилась и развилась в среде микроорганизмов.

Вопрос о том, как войти с гомункулами в контакт, возник в тот момент, когда они были обнаружены. Но был и другой вопрос – боже, сколько этих вопросов! как сохранить здоровье Надежды Юрьевны? Гомункулы могли расселиться – и расселялись – по всему телу. Могли высосать из Надежды Юрьевны все соки. Женщине назначили усиленное питание. В общем, Надежда Юрьевна была здорова, не считая некоторой апатии и усилившегося аппетита. Но ей надоели исследования, надоела больница. Когда же ей сообщили, что микробы, да еще разумные, расселились в ее мышцах и печени, она ответила:

– Надеюсь на медицину. Она выдворит их оттуда. Конечно, надо было их выдворить.

Опять вопрос: как?

Может быть, уничтожить?

Цивилизацию?..

Вступить в переговоры было единственным разумным решением. Тем более это сулило землянам множество выгод: контакт обещал открытия в медицине, в космонавтике, астрономии.

Задачу контакта разрешили с помощью радио, телевидения – электроники.

Было замечено, что теле– и радиопередачи, особенно информационные, начинаются у гомункулов одними и теми же фразами. Резонно предположили, что эти фразы эквивалентны нашим. В начале: "Уважаемые радиослушатели, начинаем последние известия". В конце: "До свидания, до скорой встречи!"

Электронные счетно-решающие устройства подтвердили, что это так. Был найден ключ к освоению языка гомункулов.

Когда накопился достаточный запас слов и была сконструирована передающая аппаратура, к гомункулам обратились с обычной их вступительной фразой:

– Уважаемые радиослушатели!

Какой переполох возник в стане пришельцев, когда электронная машина передала через их радиостанции эту фразу! Возможно, от неожиданности, возможно, оттого, что фраза прозвучала необычайно громко, гомункулы буквально попадали с ног. Гром с ясного неба!

Но это деталь. Контакт удался, начались разговоры.

– Кто вы? – спросили земляне – вопрос с виду простой и ясный.

– А кто вы? – спросили гомункулы.

Кто мы? Надежда Юрьевна? Человечество? Венец творения?..

Так-то задавать простые вопросы: гомункулы тоже считали себя венцом творения.

Поделом.

Второй вопрос был такой:

– Откуда вы?

Гомункулы ответили:

– Зачем вам это нужно?

У пришельцев был характер!

Терпение. Начались многословные пояснения, кто мы такие.

– Как вы появились у нас? – спросили земляне.

– На этом острове?.. – спросили пришельцы.

Надежду Юрьевну они считали островом! Разговор велся в присутствии Надежды Юрьевны, и она возмутилась:

– Какая наглость!

Ее попросили молчать. Гомункулам пояснили, что они в человеческом теле.

– Этот остров – человек? – спросили они.

– Человек, – подтвердили земляне.

– Такой большой?..

– Все люди большие.

– Сколько вас? – спросили гомункулы.

– Пять миллиардов. А вас сколько?

– В теле?

– Да, в теле.

– Двести семнадцать.

– Миллиардов?..

Электроника перевела ответ:

– Штук.

Потом гомункулы поставили вопрос:

– В каждом из вас можно жить, как в этом теле?

Вопрос заставил задуматься: нет ли тут опасности для человечества?

– Видите ли... – Как им ответить, что они ведут в теле паразитический образ жизни? Кто-то придумал нейтральный ход: – Вам нужно выйти из тела.

Ответ последовал тотчас;

– Нам и здесь хорошо.

Еще бы – на всем готовом!

Последовал очень долгий разговор о том, что тело можно довести до истощения, используя его соки для заводов и городов. Тело может умереть, а вместе с ним погибнут и гомункулы.

Подумав немного, пришельцы ответили:

– Можно переселиться...

Похоже, что пришельцев не так легко убедить в очевидных для нас вещах. Тогда им сказали:

– Подумайте об этике.

– Что такое этика? – спросили гомункулы.

Пришлось очень долго разъяснять, что вторжение в чужой мир вопреки желанию и воле хозяев не совсем приятная вещь. И о том, что человек, в теле которого они поселились, страдает, а страдание и насилие вещи дурные, и это, наверно, понятно любому разумному существу.

Гомункулы подумали и спросили:

– А лишать нас корабля, в котором мы прилетели, – это этично?..

В лагере землян произошло замешательство: что за корабль? Какой корабль?.. Пока сыпались эти восклицания, сверкали недоуменные взгляды, гомункулы выдвинули требование:

– Верните корабль.

Земляне ничего на это ответить не могли, гомункулы повторили:

– Верните корабль, и мы улетим.

Тогда Иван Федорович и Надежда Юрьевна вспомнили о чаепитии на веранде, о ранении – происшествие это в потоке нахлынувших необычайных событий было забыто. Вспомнили о враче "Скорой помощи"

Ольге Яковлевне, о дробинке, которую она вынула из-под кожи на спине Надежды Юрьевны. По-видимому, дробинка и есть корабль.

Где дробинка?

Вспомнили, что Ольга Яковлевна положила ее на кусок бинта возле кровати в спальне. Куда делась дробинка, не могли вспомнить.

Призвали домработницу Грушу. Груша уверяла и клялась, что дробинки не видела.

– Может быть, вымела с сором?..

– Да нет же, – отмахивалась Груша. – Видеть не видела!

Позвали Димку,

С первого вопроса глаза у мальчишки забегали, Димка раза два шмыгнул носом, но промолчал.

– Мальчик... – упрашивали его.

Димка стоял, размышлял: подумаешь – дробинка.

Другое дело найти гильзу с порохом, с пулей или, на худой конец, осколок мины, проржавевший з земле.

– Вспомни, мальчик, – просили члены комиссии.

Нет, думал Димка, весь этот народ не понимает ценности настоящих вещей. Вот бы найти зажигалку времен Великой Отечественной войны. Находят же. ребята...

– Ты, кажется, последним выходил из спальни, напомнил ему отец. Интонация была вкрадчивая, мягкая по аналогии с другими случаями, вспомнил Димка, не обещала ничего доброго. Лучше признаться.

– Я ее в карман положил, – сказал Димка.

– В какой карман? – спросил отец.

– Штанов.

– Каких?

– С яблоками.

– Каких штанов?..

Пришлось напрячь память.

– Синих, в полоску.

– Там она и лежит?

Димка опять пошмыгал носом:

– Не знаю.

Понятно, что члены комиссии, в присутствии которых велся допрос, переходили от отчаяния к надежде и от надежды к отчаянию. Тем более что гомункулы заявили ультимативно: "Никаких разговоров. Верните корабль!"

– Дима, – сказали ему,-от этой дробинки зависит жизнь или смерть твоей мамы. Понимаешь? Дробинку надо найти.

Между тем сведения о гомункулах просочились на страницы газет. Полосы пестрели заголовками один удивительнее другого:

– Женщина-галактика.

– Откуда пришельцы?

– Ультиматум: не улетим, пока не будет найден корабль.

– Где корабль?..