Текст книги "Необыкновенный дар"

Автор книги: Михаил Грешнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Грешнов Михаил
Необыкновенный дар

Михаил Николаевич Грешнов

НЕОБЫКНОВЕННЫЙ ДАР

На контрольно-пропускном пункте в комнате с задымленной печью, столом и кроватью для сторожа Деревянко семь человек: шесть нормальных и седьмой ненормальный. К нормальным относятся Деревянко, местный врач йрокопий Кузьмич и четверо игроков в домино, разместившихся за столом. Ненормальный – Володя Векшин, молодой лесничий, проработавший здесь, на Лабе, два года и теперь под надзором Прокопия Кузьмича едущий в районную поликлинику к психиатру.

Сторож при должности: пропускает машины, везущие лес с верховьев реки, отбирает пропуска и заносит в реестр кубики вывозимой шоферами древесины. Игроки в домино ждут попутную машину в верховья. Прокопий Кузьмич с Володей, в противоположность игрокам, ожидают машину вниз. Вернее, доехали до контрольного пункта, машина свернула в сторону – шофер поехал проведать родню и должен с минуты на минуту вернуться.

Деревянко и Прокопий Кузьмич ведут разговор о необычайном событии, свидетелем и косвенным участником которого является врач. Володя только что поднялся, вышел. Прокопий Кузьмич косит взглядом на него через окно. Деревянко тоже смотрит на Володю через окно, удивляется:

– Не может быть!..

– А вот и может! – возражает Прокопий Кузьмин.

– Читать мысли – это же ни в какие ворота!.. Деревянко трясет головой с видом полного недоверия к словам Прокопия Кузьмича.

– А вот и читает!

Деревянко секунду смотрит на Прокопия Кузьмича сказанное врачом не укладывается в его голове. Прокопий Кузьмич говорит:

– Способность открылась такая. Необыкновенный дар.

– Значит, – неторопливо начинает расспрашивать Деревянко, – он может узнать, сколько, к примеру, у меня в кармане денег?

– Может.

– И откуда у меня эти деньги?

– Может, – уверяет Прокопий Кузьмич.

Деревянко незаметно поглядывает на ящик стола.

Сторож не без греха: в ящике трешница – сунул шофер за провоз лишних досок.

– Да...– крякает он.

Прокопий Кузьмич невозмутимо говорит сторожу:

– Все может.

Но тут размышления сторожа принимают другое, противоположное направление:

– Ну а если, к примеру, у меня пропал подсвинок. Может он узнать, кто украл?

– И это может, – отвечает Прокопий Кузьмич.

– Подумать только!.. – удивляется Деревянко. – А может, его пригласить к себе на чай?

– Некогда, – говорит Прокопий Кузьмич. – Ему что, подсвинком заниматься?..

Прокопий Кузьмич гордится своим пациентом. Необыкновенный дар Володи он, может, единственный понимает во всем районе.

– Ас чего началось? – Деревянко придвигает табурет ближе к врачу.

– С чего?.. – переспрашивает Прокопий Кузьмин.

Подходит к окну, смотрит сквозь запыленные стекла. Володя сидит на бревнах на берегу реки.

Прокопий Кузьмич возвращается на свой табурет и, видя, что Деревянко ждет ответа на вопрос, говорит:

– Это, брат, непросто, с чего...

Володя сидел метрах в двадцати от комнаты, в которой играли в домино и старики разговаривали о нем, размышлял о своем положении. Перед ним была река, запруженная бревнами, – запань. Могучие тросы перехватывали реку, сдерживали тысячи кубометров сплавленного по воде леса. За рекой вставала гора, покрытая пихтовым молодняком и жидким бледно-зеленым осинником. Было позднее утро, солнце, поднявшееся за спиной у Володи, пригревало. Но от реки тянуло прохладой, и прикосновение солнечных лучей было приятно, располагало к раздумью.

Думать, однако, мешал шум, доносившийся из комнаты контрольного пункта. Шум был двояким: голоса людей и их мысли.

Игроков четверо, и, хотя Володя ни с кем из них не знаком, он уже знает их имена, даже клички: Федюк, Артем Василич, Мишка Волк и Лапоть. Федюк – от фамилии Федюков, Лапоть – Семка Гуляев, кличка ему дана за нерасторопность в работе. Мишка Волк... Волк, наверно, тоже фамилия.

Играют в домино они рьяно: бьют с размаха костями о стол, спорят друг с другом и пререкаются.

– Что ты ставишь? Что ты ставишь? – кричит на Лаптя Федюк. Про себя добавляет: "Черт лохматый!" Вслух: – Не видишь, что выставляю вторую двойку?..

– Без подсказ! Без подсказ!-говорит ему Артем Василич.

Мишка со стуком забивает федюковскую двойку костяшкой два-три.

– Пое-ехали! – смеется над Федюком, у которого нечего ставить, на обоих концах линии тройки.

– Черт! – ругается Федюков и прибавляет в уме непечатное выражение.

Лапоть невозмутим. У него все утро вертится в голове песня:

Гармонь певучая.

Меня замучила...

Он пересчитывает костяшки в руках и после Артема Василича ставит на конец линии три-четыре.

А сердце девичье

Чего-то ждет...

Мишка долго разглядывает, чем забить четверку, выставленную Лаптем: костяшкой четыре-пять или четыре-шесть. Пожалуй, лучше четыре-пять. Он так и делает: выставляет на конец пятерку. Федюк молча отходит дублем пять-пять, думая при этом: "А то засушат!.." Лапоть поет;

В заволжской стороне

Покоя нету мне...

Ставит костяшку пять-шесть.

"Ну чурбан! – дергается Федюк. – Сейчас они вы пустят "Марата", а ведь можно было его забить!"

Мишка, точно, выпускает "Марата" – дубль шестьшесть, самую мощную кость, которую называют "Маратом" в честь многопушечного линкора. Лапоть поет:

Когда же милый мой

Ко мне придет?..

Федюк мысленно стонет, что не удалось "засушить" "Марата", зато ставит костяшку шесть-два.

– Вот вам! – говорит он вслух и про себя добавляет: "Попляшете!.."

Артем Василии сожалеет, что приходится забивать тройку на другом конце линии, ставит три с единицей. Лапоть – один-четыре и начинает песню сначала:

Гармонь певучая

Меня замучила...

Все это слышно Володе отлично, хотя окно закрыто и никого из игроков он не видит. Уходить от солнышка не хочется, пригревшись, Володя вспоминает, что с ним произошло. Воспоминания не очень веселые.

Работа у него несложная – отпускать лесосеки заказчикам. В этот день надо было застолбить делянку колхозу "Путь Ленина". Накануне старший лесничий сказал Володе:

– Отведи им в Горелой пади четыре гектара.

Когда Володя пришел в контору, заказчики – трое немолодых мужчин – ожидали его.

– Пошли, – сказал им Володя.

Говорили о том, о сем – о зиме, например: сугробища вон какие. На деревьях снега не то что шапками шубами.

Свернули с лесовозной дороги – сразу по пояс. Непривычные к лесным сугробам клиенты запыхтели, стали хвататься за сердце.

– Стойте здесь, – сказал им Володя. – Я пройду, зарубки сделаю – вот и весь ваш участок.

Клиенты остались курить, Володя полез по снегу дальше, делая через каждые метр-полтора затесы на крутобоких пихтах и соснах...

На секунду Володя отвлекается от воспоминаний:

солнце пробралось под гимнастерку и припекало. Из сторожки доносилось:

– Так его!

Хохотал Мишка Волк: ему удалось прокатить Федюкова.

"Ладно, ладно..." – мысленно злился Федюк, Лапоть пел:

Гармонь певучая

Меня замучила...

Старики Деревянно и Прокопий Кузьмич молчали, о чем-то думали. Мысли их мешались в комок, и до Володи доносилось невнятное: "Бу-бу-бу..."

"Пусть себе..." – подумал Володя и опять вернулся к воспоминаниям.

Прошел половину пути, обстругивая топором серую и желтую кору, как вдруг позади него раздался треск. Володя оглянулся, но снег, сыпавшийся с ветвей, запорошил глаза. Не видя, но чувствуя, как на него надвигается что-то слепое, огромное, Володя присел от страха, и тут стонущая громада накрыла его. Володя потерял сознание...

А сердце девичье

Чего-то ждет...

– Рыба! – крикнул сумасшедшим голосом Мишка. – Считай очки!..

Володю вытащили из-под дерева, и первое, что он услышал, был разноголосый шум встревоженных голосов:

– Убит?

– Задавило?..

– Ах, боже мой, боже мой!..

– Да нет, он смотрит!..

– Берись, хлопцы, понесем на дорогу.

– Ах, боже мой!..

– Говорю, смотрит!

– Очухался!

Володя действительно открыл глаза. Он колыхался над снегом – его несли на руках. А шум в ушах продолжался:

– Ну угораздило!..

– Хорошо, хоть живой!

– Как себя чувствуешь?

– Ну пронесло! А то отвечай!..

– Как себя чувствуешь?

– Ничего, – ответил Володя.

– Ну пронесло...

Вынесли его на дорогу, поставили на ноги. Поправили на голове шапку.

– Болит что-нибудь?

Володя пощупал затылок. От макушки и ниже, от уха до уха, расплылась шишка. Взбухала под пальцами, поднялась, шевелила волосы.

– Как?.. – спрашивали у него. – Ничего, – ответил Володя.

– Ну пронесло, а то отвечай...

– Курить будешь?

Володя взял папиросу. Ему чиркнули спичкой. – Ну пронесло...

– И случись же!..

– Могло убить!

У Володи трещала голова, перед глазами плыло.

А они все продолжали:

– Могло убить!

– Есть ли у него дети?..

Володя затянулся дымом, сказал:

– Замолчите вы!

И тут заметил, что все курят молча.

Однако голоса не прекращались:

– Молодой, пожалуй, еще нет детей.

– Глупый баран – прет, не видит, что дерево наклонилось...

– Ну пронесло...

Володя встряхнул головой – стало еще больнее.

– Ишь ты, бедняга.

– Муторно небойсь...

Володя обвел глазами мужчин, все трое смотрели на него, молчали. А ему слышалось:

– Так бы и не вернулся...

– Вот тебе жизнь человеческая: чик – и нету.

– Ну пронесло...

"С ума можно сойти, – подумал Володя, – откуда такие болтуны?"

Голоса ясно слышались в голове:

– Возвращаться?..

– Вот неудача!

– Завтра опять переть в гору!..

– Ну что ж, – сказал один, – давайте, ребята! Володю взяли под руки, повели.

В заволжской стороне

Покоя нету мне...

Лесовозной машиной Володю привезли в поселок. В медпункт он не хотел:

– Отлежусь...

Володю ссадили у порога квартиры...

Из сторожки доносилось все то же:

Когда же милый мой

Ко мне придет?..

Володя поглядел на реку, на бревна. Песня ему осточертела.

Гармонь певучая

Меня замучила...

Неужели у парня в голове, кроме гармони, ничего нет?..

Володя сделал усилие над собой, возвратился к воспоминаниям.

В этот день Тамара была в отъезде. Домик, в котором они живут, на две квартиры. Рядом, через стенку, бригадир лесорубов Лапин с женой Ларисой и дочкой Надей.

В кухне у Володи старенькая софа. Сбросив полушубок, шапку и валенки, Володя лег на софу. Шишка на затылке опала, но в голове шипело и булькало, как в котле. Хоть бы не сотрясение мозга, подумал Володя и закрыл глаза.

Было тихо, только откуда-то доносилось:

– Дважды один – два, дважды два – четыре, дважды три – шесть...

Володя перевернулся на бок, приник ухом к подушке.

– Дважды четыре – восемь, дважды пять – десять...

Соседская Надька учит уроки, догадался Володя.

– Дважды шесть – двенадцать...

Володя приподнял голову, голос бубнил:

– Дважды семь – четырнадцать...

Стукнула дверь, пришла Лариса, Надина мать, видимо, из магазина.

– Учишь таблицу? – спросила у дочки.

– Учу.

– Учи вслух!

Как будто она не вслух, подумал Володя. Из-за стену доносилось:

– Трижды один – три, трижда два – шесть...

К этому прибавился голос Ларисы:

– Пачка кофе – сорок девять копеек. Килограмм сахару – семьдесят восемь. Килограмм масла – три восемьдесят. Всего пять рублей семь копеек. Брала с собой шесть рублей. Сдача – восемьдесят три копейки. Где десять копеек?

Одновременно с этим подсчетом Володя слышал:

– Трижды семь – двадцать один, трижды восемь двадцать четыре...

– Где десять копеек?

Чего они так орут? Володя хотел постучать в стену. Неудобно, однако.

– Четырежды один – четыре, четырежды два – восемь...

Под таблицу умножения Володя заснул.

Гармонь певучая

Меня замучила...

– Тьфу!.. – Володя встал с бревен, прошел по берегу, сел на камень.

Но и тут слышалось:

В заволжской стороне

Покоя нету мне...

Узнал о своем несчастье, а может быть счастье, Володя, когда приехала Тамара.

Проспал он глубоким, но болезненным сном, наверное, часов пять. Проснулся от стука в сенцах.

– Дома... – послышался голос Тамары.

Она шумела веником, стряхивала с валенок снег.

– Ружье-то... – сказала она. – Так и стоит в углу, как метла. Поставил и бросил. Охотник...

Вошла в комнату, зажгла свет.

– Дрыхнет... – увидела мужа на софе в кухне. – Шапка на полу, полушубок тоже... Никак не приучишь... Выпил? – подошла к Володе. – А может, умаялся. Ладно, пусть спит...

Володя чуть приоткрыл глаза, стал следить за женой. Голова болела, но не сильно.

Тамара налила супу, нарезала хлеба, села к столу. Стала есть. В то же время она разговаривала сама с собой:

– Эти поездки – провались они пропадом. На попутных машинах истреплешь одежду, измажешь всю... А что толку, что съездила? Даже магазин оказался закрытым – переучет.

При этом Тамара жевала, прихлебывала. Ела с аппетитом, что называется, в полный рот.

– В ателье индпошива ничего. Ничегошеньки. Серость...

Володя открыл глаза пошире: как она может есть и разговаривать? Да еще так громко. В конце концов ведь он спит. Могла бы потише...

Тамара ела: откусывала хлеб, работала ложкой.

– Ларисе везет, – говорила она при этом. – У Ларисы что ни платье картина.

Губы у Тамары не шевелились. И все же с набитым ртом она разговаривала:

– Блат имеет бригадир – вот у нее и все есть. А у моего Вовки никакого блата...

– Тамара? – сказал Володя, приподнялся на локте.

– Проснулся, – сказала Тамара с набитым ртом. – Доброе утро?

– Томка!..

– Ты чего? – спросила Тамара и перестала есть. – Вроде не пьяный... – тут же сказала она, но губы у нее не шевельнулись.

– Тамара... – уже со страхом сказал Володя.

Тамара бросила ложку.

– На тебе лица нет! – сказала обыкновенным голосом. И с закрытым ртом: Что с Володькой?..

– Выйди из кухни, – сказал Володя.

– Зачем?

– Выйди из кухни!

Тамара поднялась, вышла.

– Если не пьяный, то сумасшедший, – послышалось Володе из другой комнаты.

– Что ты сказала? – спросил Володя.

– Ничего.

– Ты сказала, что я сумасшедший.

– Ничего я не сказала! – Тамара с любопытством взглянула на мужа, показав лицо из-за двери.

– Вот и сейчас говоришь – сумасшедший, – попробовал Володя уличить супругу.

– Не говорю, но думаю, – сказала Тамара.

– Думаешь?..

– И еще думаю, что, пока я в поездке, ты тут устраиваешь беспорядок. – Она подняла полушубок, положила на табуретку. Володя не видел, как она подняла полушубок, но спросил:

– О полушубке думаешь?

– О полушубке.

– А сейчас о валенках, что бросил возле порога?..

– О валенках, – призналась Тамара.

– А давеча думала, что универмаг на учете, а в индпошиве ничего нет?

– Вовка!.. – Тамара появилась в двери.

– А еще думала, что на Ларисе платья – картины. И что бригадир блат имеет?..

– Вовка! – У Тамары округлились глаза.

– Молчи! А твой Вовка никакого блата не имеет?..

– Откуда ты все это знаешь?

– Знаю.

– Прочитал мои мысли?..

– А еще сказала, что в сенцах ружье стоит, как метла.

– Во-овка...

После этого они весь вечер обсуждали открывшуюся у Вовки удивительную способность, и Вовка рассказывал жене, о чем разговаривают и думают Лапины, пока Тамара не прикрикнула на супруга:

– Молчи, бесстыжий!..

Потом легли спать в спальне, и Володя не мог уснуть: Тамара тарахтела у него под ухом то о неудачной поездке, то о письме, которое получила на днях от матери. Володя несколько раз притрагивался щекой к ее губам. Но Тамара и с закрытым ртом продолжала тараторить без умолку:

– Мама пишет, что куры у нее пропали – всеобщий мор. Дядя Степан говорит: "Это от химии – кормила протравленным зерном". А мама ему: "В прошлом году кормила таким же..."

– Ты мне мешаешь, – сказал Володя и ушел от Тамары на софу в кухню.

В заволжской стороне

Покоя нету мне...

В сторожке Лапоть никак не мог избавиться от песни..

Когда же милый мой

Ко мне придет?..

Сначала было забавно слушать, кто о чем думает, рассуждает в конторе или сидя с соседями. Приятно ошарашить неожиданным ответом раньше, чем был поставлен вопрос.

– Как ты узнал? – спрашивали у Володи.

Как – Володя не открывал, все переводил в шутку. Однако, коснувшись раз-другой чужих секретов, интимных дел, Володя стал чувствовать на себе косые взгляды, выслушивать не совсем приятные мысли. Его – втуне, конечно, называли пронырой, подозревали, что он шпионит под окнами, не раз хотели, конечно, мысленно, дать ему в зубы. Володя решил попридержать язык.

Потом стало надоедать: обычно мысли дублировали фразы. Сначала мысли, потом фразы. Слушать от собеседника дважды одно и то же становилось скучно толкут воду в ступе. Все опротивело.

Вот как сейчас:

Гармонь певучая...

В конце концов Володя пошел к Прокопию Кузьмичу и рассказал ему все.

Старый врач удивился:

– Ничего подобного не встречал!

Володя пожал плечами.

– Давай проверим, – предложил Прокопий Кузьмич. – Что у меня сейчас в голове?

– Окорок, – сказал Володя.

– М-да-а... – протянул Прокопий Кузьмич. Он думал об окороке, который коптился у него за сараем.

– А сейчас?

– Крокодил...

– Сильно! – сказал Прокопий Кузьмич. К дню рождения внучки он приготовил резинового крокодила. Хранил тут же, в медпункте.

– Что мне делать? – спросил Володя.

– Как это у тебя открылось?

Володя рассказал историю с падением дерева.

Прокопий Кузьмин согласился, что подобное может быть: у людей отшибало память от страха, отнимало речь. Но чтобы прибавляло что-нибудь, об этом Прокопий Кузьмич не слышал.

Володя опять спросил:

– Что мне делать?

– Я, брат, тебе не скажу, что делать, – откровенно признался Прокопий Кузьмич. – По таким делам я не специалист. К профессору тебе надо.

– К какому?

– По высшей нервной деятельности.

– Где я его найду?

Прокопий Кузьмич подумал.

– Единственное, что предложу, – сказал он, съездим в район к психиатру.

Володя вскинул на Прокопия Кузьмича глаза.

– Нет, нет, ты не бойся! – сказал врач. – Ничего плохого у тебя нет, в сумасшедший дом тебя не посадят. А совет, к какому профессору обратиться, дадут. Поедем.

И вот они едут.

Гармонь певучая

Меня замучила...

Володя встал с камня – пересесть дальше: гармонь и его замучила.

В это время из-за поворота показывается машина – та самая, которая довезла Володю и Прокопия Кузьмича до сторожки.

По ступенькам крыльца сходят Деревянко и Прокопий Кузьмич. Сторож открывает шлагбаум, пропускает машину. Прокопий Кузьмич лезет в кузов, Володя лезет за ним. Здесь, на Лабе, автобусы не ходят с сотворения мира: дорога горная, битая – кочка на кочке. Врач и Володя усаживаются в кузове на соломе, машина трогается.

Гармонь певучая...

Володя думает о том, что скажут ему в районной поликлинике.

Ничего особенного врач-психиатр не сказала. Посмотрела в зрачки, спросила, как зовут, сколько лет. Может, была неразговорчивой, а может, говорить было некогда – разговаривал Прокопий Кузьмич, старался подать пациента в наилучшем виде:

– Через стенку, через улицу, даже через два дома слышит! Удивляюсь, Серафима Гавриловна, откуда у него такое? Феномен! Мессинг! Что Мессинг? Мессинг против него мальчишка! Кристалл-самородок. Посмотрите на него, Серафима Гавриловна!

Серафима Гавриловна заполнила бланк с печатью и долго растолковывала Володе, как найти в Краснодаре мединститут и в мединституте профессора Ринкина.

– Прямо к нему! – сказала она. – Он специалист по аномальному мышлению.

Володю царапнуло слово "аномальному", но бумажку он взял, положил в карман.

– Вот и хорошо! – приговаривал при этом Прокопий Кузьмич. – Дар у него изумительный, Серафима Гавриловна!

Проводил Володю до автостанции и, прощаясь у автобуса, похлопывал Володю по плечу:

– Найдут применение твоим способностям, подходящую работу! Следователем, например. Берегись, ворье! – Прокопий Кузьмич засмеялся. – А то завмагом в большом магазине, чтобы продавцы не того...

Прокопий Кузьмич пошевелил пальцами в воздухе и опять засмеялся.

Володя вздохнул: что его ждет?

В город он приехал вечером. Устроился в гостинице. Не выходил из номера, думал: какой будет встреча с профессором? Жизнь его менялась коренным образом. Пока он был в поселке, с Тамарой, "необыкновенный дар", как говорит Прокопий Кузьмич, был для Володи наподобие флюса: раздуло щеку, чувствуешь припухлость при каждом шаге. Можно привыкнуть на какое-то время: с тобой случилось – сам переживаешь.

А теперь "флюс" начнут осматривать, ощупывать, могут сделать больно. Да и что получится из всего этого?

Володя ворочался в кровати, забылся далеко за полночь.

Проснулся в дурном настроении. Пошел отыскивать институт. Нашел. Походил по этажам, отыскивая профессора Ринкина Эдуарда Павловича – так было написано на конверте. Нашел на втором этаже, постучал в дверь.

– Войдите! – ответили из-за двери.

Вошел:

– Вы Эдуард Павлович?

– Чем могу?.. – Человек за столом откинулся в кресле.

Володя подал ему конверт. Сел на стул. Эдуард Павлович кивнул ему: присаживайтесь.

Эдуард Павлович оказался человеком высоким, полным, с вихрастой седеющей головой, с серыми глазами навыкате; толстая верхняя губа нависала над нижней наподобие надутой автомобильной шины. Губа не понравилась Володе.

– Гм... – сказал Эдуард Павлович, прочитав письмо Серафимы Гавриловны.

Прочитал еще раз. Посмотрел на Володю.

– Значит, молодой человек, – спросил, – читаете мысли?

– Читаю, – сказал Володя.

Глаза навыкате обшаривали лицо Володи с откровенной насмешкой. "Самоуверенный шарлатан", – очень четко произнес мысленно Эдуард Павлович,

Володя молчал. В голове у него шумело после бессонной ночи.

– Не скажете ли вы, о чем я сейчас думаю? – спросил Эдуард Павлович.

_ О том, что сегодня в автобусе вам дали счастливый билет, – ответил Володя.

– Гм... – хмыкнул Эдуард Павлович.

Не спуская с Володи глаз, нагнулся, открыл нижний ящик стола, на ощупь взял что-то, стиснул в ладони.

– Что у меня в руке?.. – спросил быстро, не давая Володе подумать. Что в руке, он и сам толком не знал. Картонная коробочка. А вот с чем, пусть прохвост отгадает.

Володя сказал:

– Не знаю.

– Гм... – сказал профессор, но уже другим тоном.

И опять четко подумал: "Законченный шарлатан!" Видите?.. – разжал пальцы.

На ладони лежала коробка с канцелярскими кнопками. Справедливости ради надо сказать, что, когда Эдуард Павлович стискивал коробку в руке, он предполагал, что коробка со скрепками.

– Значит, ваши "возможности", – Эдуард Павлович выделил слово "возможности", подчеркнув, что оно в кавычках, – не безграничны?

Тут же он икнул и поморщился.

– Конечно, – сказал Володя, – не безграничны.

Но вот сегодня утром вы завтракали. Домработница Катя подала вам два сваренных всмятку яйца. Вы еще подумали: яйца почти коричневые от черной курицы... Одно яйцо оказалось тухлым. Вы огорчились и выругали домработницу Катю за то, что она не умеет выбирать яйца на рынке. Вы ее выругали так: "Дубина стоеросовая..." Катя слышала через дверь и обиделась. Потому что не знает, что такое "стоеросовая". Я тоже не знаю. А вам после тухлого яйца плохо...

По мере того как Володя все это говорил, глаза у Эдуарда Павловича расширялись и под конец полезли на лоб.

– Ну... – сказал он, встряхнув головой, – о-отлично.

– Если вы меня еще раз назовете шарлатаном и прохвостом, – сказал Володя, – я поднимусь и уйду.

– 0-отлично... – тянул Эдуард Павлович, выпрямившись в кресле, и вдруг оглушительно захохотал. Не знаете, что такое "стоеросовая"? Ха-ха-ха!.. – На глазах его были слезы. – Я тоже не знаю! Хоть убей, не знаю!.. Вашу руку, молодой человек! – Потянулся через стол к Володе волосатой рукой.

Володя пожал ему руку.

– Мир на вечные времена! – сказал Эдуард Павлович и вытер со щеки остатки слез. – Ведь действительно смешно, а?..

Они еще долго беседовали. Договорились, что Эдуард Павлович покажет Володю научным сотрудникам, они поговорят с Володей накоротке и тогда все вместе подумают, как рационально использовать открывшиеся у Володи способности.

– Замечательные способности! – Эдуард Павлович дружески улыбался Володе, кивал и проводил до двери, обняв за плечи.

Володе уже не казалась противной полная верхняя губа Эдуарда Павловича, Володя почувствовал к Эдуарду Павловичу расположение.

– Завтра в девять часов, – говорил Эдуард Павлович, – только без опозданий. Тут любят аккуратность.

День Володя провел кое-как. Заметил, что ему невыносимо в толпе. На рынке, в магазине, на улице шум у него в голове стоял такой, что голову распирало, впору набивать обручи. Точно в вороньей стае: все кричат на разные голоса и не поймешь, о чем. И все будто в кривом зеркале: слова и мысли вперегонки, забивают друг друга, схлестываются, как в радиоприемнике, волны, когда накладываются одна на другую.

Побродив бесцельно по улицам с полчаса, Володя пришел к себе в номер и лег отдохнуть.

Вечером у него был инцидент.

На втором этаже гостиницы ресторан. Володя решил покушать, вошел в залу. Сел за столик, стал ждать, когда подойдет официантка. За столиком сидел клиент – парень одного с Володей возраста, но с бородкой, шевелюрой и галстуком, который показался Володе бесконечным: свешивался куда-то под стол.

Когда Володя сел, парень подумал: "Что за чурбан? Не видел такого..."

Володя ничего не сказал, стал наблюдать и слушать.

У входа в раздаточную работали над посудой молодые официантки. Делали вид, что не торопятся к посетителям, между тем все подмечали и видели.

– Маша, – сказала одна, – гляди, какой парень сел к тебе, – указала глазами на Володю.

Та обернулась:

– Рядом с Пентюхиным?

– Ненавижу Пентюхина, – сказала первая. – Так и обсасывает глазами.

– Я тоже ненавижу Пентюхина, – сказала Маша.

– Парень не наш, – опять про Володю сказала первая.

– Приезжий, – ответила Маша.

– Лицо открытое, и взгляд честный.

Маша опять обернулась, посмотрела на Володю:

– Пойду обслужу.

Пока она шла, сосед Володи подумал: "Машка сегодня обслуживает – шлюха".

Володя смотрел на Машу: подтянутая, стройная девушка.

"Шлюха, – между тем повторял Пентюхин. – Шлюшка!"

Володя молча взглянул на него.

"Шлюшка!" – повторил Пентюхин.

Маша подошла к столику, обратилась к Володе:

– Что вы закажете?

"Шлюшка! – повторял Пентюхин. – Шлюшка!.." Володя заказал селянку и рыбу.

– Вы? – обернулась Маша к Пентюхину.

– Водки, ромштекс и кофе.

Маша записала, пошла выполнять заказ.

"Шлюшка! – повторял ей вслед Пентюхин. – Икрами как сверкает, шлюшка!"

Володя давно заметил, что некоторые люди в мыслях повторяют одно и то же, будто в мозгу их прокручивается пластинка. На Володю всегда это действовало угнетающе. Вот и сейчас в мозгу Пентюхина крутилось:

"Шлюшка!.."

Володя опять взглянул на Пентюхина.

"Шлюшка!.." – повторил тот.

– Оставьте Машу в покое, – сказал Володя.

– Что? – спросил Пентюхин.

– Оставьте Машу в покое.

"Смотри-ка, – подумал Пентюхин. – За шлюху заступается. Может, ему в морду дать?.."

– Кому в морду дать? – Володя положил руки на стол.

– Что такое?.. – спросил Пентюхин.

– То-то "что такое"... – передразнил Володя.

"Может, он брат этой шлюхи?" – подумал Пентюхин.

– Ты опять не успокоился? – спросил Володя.

"Харя! – подумал в ответ Пентюхин. – Пырнуть тебя из-за угла..."

Володя встал, обошел столик. Пентюхин обернулся к нему со стулом. Володя взял парня "за душу", галстук скрипнул у него в кулаке.

– Меня? -спросил он. – Пырнуть из-за угла?..

– Да ты что... ты что? – Тут только Пентюхин стал понимать необычайное в этом чудаковатом парне. – Откуда ты взял... пырнуть?

– Я твои мысли за квартал вижу, – сказал Володя.

Потянул за галстук Пентюхина. Тот нагнулся вперед, поехал на стуле. Получилось смешно – за соседним столиком прыснули.

– Пошел вон отсюда! – сказал Володя. – Чтобы духу твоего не было!

Отпустил парня. Тот встал и, оглядываясь, пошел к двери.

Маша принесла заказ. Володя стал есть и прислушиваться, что говорят вокруг.

– Кто этот широкоплечий? – спрашивали о нем рядом за столиком.

– Первый раз вижу.

– Однако наших парней за галстук!..

– Пентюхина стоит.

– Конечно, стоит...

За другим столиком спрашивали:

– Чего они не поделили?

Кто-то обернулся к Володе:

– Одного поля ягоды. Молодёжь...

У себя в номере Володя задумался. Предложат работать следователем, завмагом, как определил Прокопий Кузьмич? Ловить жулье?.. Такая деятельность Володе претит. У Володи добродушный, покладистый характер. По натуре Володя добр, верит в честность людей. Придя в номер, он уже два раза вымыл руки после Пентюхина. Возиться с такими Володе не по душе. Попросит, чтобы его вылечили. А если не вылечат, уедет к себе на Лабу, в леса. Чего ему еще надо?

Эти мысли Володю успокоили.

На следующий день состоялся консилиум.

Шесть человек ученых определяли судьбу Володи.

Не было скепсиса, не было смеха до слез, Эдуард Павлович поработал неплохо над своими друзьями: ученые приняли Володю всерьез.

Были вопросы: с чего началось? Как это отражается на психике, на здоровье? Был вопрос, нравится ли Володе читать чужие мысли. Володя ответил: не нравится.

Все-таки это удивительно и необычайно, сказали ему. Володя согласился.

– Где бы вы хотели работать?

– Вылечите меня, – сказал Володя.

– Видите ли... – Ему объяснили, что случай с ним уникальный. Во всяком случае в медицине. Может быть,

и в истории человечества. Поэтому Володя представляет собой ценность.

– Нужно переменить обстановку, понаблюдать за вами.

– Мне надо работать, – сказал Володя, – у меня семья.

Ученые задумались.

– Все ведь работают, – сказал Володя.

– Знаете что, – сказал один из ученых – молодой, но с белыми волосами, поедемте к нам.

– Куда?

– В Зеленчукскую астрофизическую обсерваторию.

Ученые стали переглядываться друг с другом.

– Я астроном Речковский, – пояснил белоголовый Володе.-И знаете, идея, обратился к ученым. – У нас в программе поиск сигналов из космоса. Способности этого молодого человека могут нам пригодиться.

Володя внимательно слушал.

Речковский обратился к нему:

– Поедемте, у нас вам понравится.

Володя согласился ехать в обсерваторию. Оттуда и до дома рукой подать.

Шефство над ним взял Николай Петрович, белоголовый.

– Уясните задачу, – говорил он по пути, "Волга" летела по новому шоссе в горы. – Изучите приборы, телескоп. Ознакомлю вас с электроникой и радиоастрономией. У нас увлекательная работа.

Откровенно Володю пугало его новое назначение. Кроме методов насаждения леса и истребления его в лесосеках, Володя почти ничего не знал – окончил лесотехнический техникум. Об этом он откровенно рассказал Николаю Петровичу.

– Научитесь, – ободрял его Николай Петрович, – не боги горшки обжигают.

По приезде в астрономический городок Николай Петрович дал Володе книги, наметил программу, как и что изучать.

– Учителем буду я, – сказал он просто. – Читайте и спрашивайте.

Володе понравились обсерватория, городок. Понравились сотрудники, с которыми его познакомил Речковский. Астрономы – народ серьезный, малоразговорчивый. Это Володе особенно по душе.

Книги он перечитал, сделал выписки. Поначалу робел перед масштабом работ, которыми занимались в обсерватории. Робел перед глубиной и таинственностью неба, перед звездами.

– Может, возле каждой из них миры, – говорил Николай Петрович. – Может, цивилизации, как наша или более развитые, чем наша. Ищут связи друг с другом. Может, находят. И нам предстоит найти.

Николай Петрович был мечтателем. Постепенно Володя понял, что мечтать это значит искать, дерзать.