Текст книги "Элементарный психоанализ"

Автор книги: Михаил Решетников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Михаил Решетников
Элементарный психоанализ

Введение

Задача этой книги – помочь читателю составить общее представление о психоанализе как основе психодинамической теории и практики (впрочем, как и всех других методов психотерапии) и начать последовательное введение в его методологию и технику. Со времен Зигмунда Фрейда представления о психоанализе качественно изменились, но прежде чем переходить к специальным разделам, более поздним и современным концепциям, целесообразно обратиться к тезисному изложению основных понятий и истории этого метода, по сути – неотделимого от персональной истории его создателя.

Интерес к теории и личности Зигмунда Фрейда, бесспорно, гениального ученого и не менее талантливого писателя (последнее, наряду с другими факторами, во многом способствовало широкой популяризации его исследований), в течение уже почти столетия привлекает внимание научной и культурной общественности. Введенные Фрейдом термины – «либидо», «сублимация», «Эдипов комплекс» и др. вошли в обыденную речь, многократно тиражированы в литературных произведениях и хорошо знакомы любому образованному человеку. Тем не менее, длительный запрет психоанализа в России и многочисленные искажения его сути привели к тому, что даже сколько-нибудь адекватное понимание проблемы – пока еще ред-

кость. Первое приближение к такому пониманию и составляет основную задачу этого издания.

Как и любую другую, концепцию Фрейда, вероятно, лучше всего излагать в научно-историческом аспекте ее появления и развития.

Детство

Зигмунд Фрейд родился 6 мая 1856 года в Моравии в городе Фрейберге в обычной мелкобуржуазной семье среднего достатка – его отец был не очень удачливым торговцем шерстью. По семейному преданию, некогда его предки обитали в рейнских землях, в Кельне, затем они перебрались на восток, но в XIX веке семья снова переместилось из Литвы через Галицию в немецкоязычные страны и надолго обосновалась в Австрии.

Когда семья приехала в Вену, будущему ученому было всего 4 года. В этом городе с незначительными перерывами, связанными с периодами учебы в Париже, путешествиями в Италию, Грецию, на Балканы и США, Фрейд прожил практически всю свою жизнь. И лишь смерть принял на чужбине.

Кроме Зигмунда в семье было еще 7 детей, но только он один проявил выдающиеся способности, замеченные еще в ранней юности. Родители первыми и достаточно верно оценили их, выделяя Зигмунда из остальных детей и создавая ему особые условия для занятий.

Ретроспективно оценивая творческую деятельность Фрейда, можно сказать, что его талант был чрезвычайно многогранен: он мог бы быть литератором, философом или историком, но стал врачом и психологом, создав и в первой, и во второй области знаний ряд новых направлений. Его исследования всегда были на стыке, и очень трудно одним словом определить тот раздел науки, который снискал ему всемирную славу. Сам Фрейд в своей работе «Сопротивление психоанализу» отмечал, что психоанализ – это нечто среднее между психологией и медициной. Думаю, что такое определение слишком скромно, так как психоанализ своим появлением и развитием очень мало связан с традиционной психологией и медициной, даже несмотря на то, что все наиболее значительное в теоретических разработках Фрейда связано именно с реальной врачебной практикой.

Главные фигуры детства

Мать Зигмунда, по воспоминаниям современников, была очень привлекательной женщиной, третьей женой Якоба Фрейда и вдвое моложе своего мужа. Ее влияние на своего первенца можно было бы оценить как огромное, и их глубокая психологическая связь, безусловно, сказалась на творчестве будущего ученого, о чем еще будет сказано ниже. От первого брака у отца было еще двое сыновей – Эммануэль и Филипп, однако сводные братья, которые по возрасту годились маленькому Зигмунду в отцы, не оставили сколько-нибудь заметного следа в его душе. Гораздо большее влияние на формирование личности Фрейда оказали его племянники (дети Эммануэля) – Джон и Полина. Джон был на год старше своего позднего дяди и значительно превосходил его в силе, в связи с чем в их детских отношениях маленький Зигмунд почти всегда занимал положение побежденного. Уже в зрелом возрасте 44-летний Фрейд вспоминал о тесных, «иногда дружеских, а иногда похожих на войну» взаимоотношениях с «мальчиком годом старше», характеризуя эти отношения фразой «мы любили друг друга и дрались друг с другом» и далее отмечая, что эти стереотипы имели определяющее значение для его последующих отношений с современниками. Справедливость этого заключения многократно подтверждалась отношениями 3. Фрейда с другими «братскими фигурами», такими как Й. Брейер, К. Г. Юнг, Ш. Ференци, А. Адлер, О. Ранк и др., глубочайшая дружба с которыми сменялась разрывами и разочарованиями. Несколько забегая вперед, нужно сказать, что в психоанализе общепризнано, что основные стереотипы поведения и отношений закладываются в раннем детстве и нередко определяют всю последующую историю личности.

Зигмунд Фрейд с отцом

Зигмунд Фрейд с матерью

Юность

В юности Фрейд мечтал о политической карьере, а его идеалом в этот период был канцлер Германии Бисмарк. Значительное влияние на формирование личности будущего ученого оказали два его школьных приятеля Генрих Браун и Виктор Адлер. В их отношениях с Зигмундом (вернее, тогда еще – Сигизмундом: уже в зрелом возрасте Фрейд сменил свое имя на более «тевтоническую» форму) оба друга, по воспоминаниям, занимали лидирующее положение. Не слишком разговорчивый и не принадлежавший к состоятельным венским кругам, Фрейд немного завидовал Виктору Адлеру, который имел респектабельных родителей, был общительным и пользовался большой популярностью как в среде венской молодежи, так и затем у венской интеллигенцииудлер также стал психиатром, но вскоре оставил медицину и посвятил себя политической деятельности, став основателем австрийской социалистической партии и первым министром иностранных дел в первом демократическом правительстве республики. Фрейд искренне восхищался другим приятелем – Брауном, который отличался энергичностью, независимостью суждений и смелостью в общении как с ровесниками, так и со старшими, в том числе – с его отцом. Для Фрейда, который всегда относился к отцу с особым почтением и некоторым страхом, последнее обстоятельство имело особое значение.

Здесь мы можем прикоснуться к еще одному из ключевых понятий психоанализа – потребности в идентификации. Почти через 10 лет после разрыва с этими очередными «братскими фигурами», подыскивая квартиру для своей увеличившейся семьи, Фрейд неожиданно, и даже не посоветовавшись с женой, снял достаточно мрачный особняк, который очень мало удовлетворял требованиям, оговоренным супругами ранее. И это решением могло бы показаться странным, если не учитывать, что этот особняк был только что освободившейся квартирой преуспевающего Виктора Адлера. Образцы для идентификации также формируются в раннем детстве и юности, и общаясь с нашими пациентами, мы всегда обращаем внимание на эту сферу психики.

Университет

После отличного окончания гимназии Фрейд поступает в Венский университет, где вначале увлекается изучением истории, политики и литературы. Эти первые увлечения оставили неизгладимый след, хотя Фрейд не стал ни философом, ни писателем. В этот период он прослушал курс лекций философа-идеалиста Франца Брентано (1838-1917), развивавшего идеи об интенциаль-ности (предметности) сознания как одном из главных признаков всех психических феноменов. Уместно отметить, что лекции Ф. Брентано, который, прежде чем увлечься философией, был католическим священником, уже содержали идею о психическом и психических актах, как самостоятельном разделе знаний, хотя психология человека еще не выделялась в отдельное направление. Идеи Ф. Брентано в последующем развил Э. Гуссерль (1859-1938) – один из основателей учения о феноменологии, из которой затем появился экзистенциализм, базирующийся на идее целостности человеческого существования как субъекта и объекта одновременно. Здесь уместно сделать одно очень важное примечание: согласно взглядам одного из видных представителей этого направления Карла Ясперса (1883-1969), большинство психических страданий пркдставляют собой «специфическую форму существования в мире», при этом подразумевается, что мир психиатрического пациента просто более индивидуален, то есть гораздо больше отличается от того усредненного восприятия всего окружающего, которое объединяет большинство людей. В равной степени это относится и к индивидуальным способам адаптации к реальности, которые могут восприниматься окружающими как патологические, но, по сути, также представляют собой «специфическую форму существования в мире». Я попробую пояснить эту идею на примитивном примере: одни любят ходить в кино, а другие – нет, но мы не считаем это патологией. Примерно такой же подход предполагается Ясперсом, когда кто-то сверхвосторженно воспринимает весь окружающий мир (что может в психиатрии характеризоваться как гипоманиакальное состояние), а кто-то видит этот мир исключительно в мрачных тонах (что обычно оценивается как субдепрессивное или депрессивное состояние).

Медицина

Относительно поздно, лишь на 21 году, Фрейд приступает к изучению медицины и физиологии все в том же Венском университете. Большинство биографов Фрейда отмечали существенное влияние на формирование его научного мировоззрения Эрнста Брюкке – одного из видных представителей физико-химической школы. Лекции Брюкке Фрейд посещал в течение всех 6 лет обучения, и после литературы и истории первым его увлечением в естествознании была физиология – основа всех медицинских наук. Позднее он приходит в неврологию и лишь через нее – в психиатрию.

Физиология того времени переживала глубокий переворот, связанный с распространением закона сохранения энергии на живую материю. Естественным следствием этого было появление идеи о психике как одной из разновидностей энергии. Эти представления оказали в свое время весьма позитивные воздействие на развитие физиологии и способствовали внедрению в практику исследования нервно-психических актов экспериментальных, базирующихся на измерении, методов. В частности, впервые начинают разрабатываться методика и техника электрофизиологических исследований индивидуальности человека, появляется понятие «биопотенциал».

На медицинском факультете Фрейд вначале увлекся и довольно успешно занимался изучением эмбриологии нервной клетки и почти предвосхитил открытие нейрона. В последующем еще несколько открытий буквально «ускользали» у него из рук, например, применение кокаина для обезболивания в глазной практике: оно было даже описано им, но не опубликовано.

С физико-химической школой связано появление и самого термина психоанализ, о чем еще будет сказано ниже, а распространение закона сохранения энергии на психические феномены принадлежит к величайшим открытиям Фрейда, сформулировавшего затем многократно подтвержденную практикой и специальными исследованиями гипотезу о сохранении психических содержаний. Предельно упрощая ее, можно сказать, что любая информация, хотя бы однажды воспринятая любым из органов чувств, никогда не забывается. С этими же подходами связан и сформулированный Фрейдом закон психической экономии, краткое и упрощенное содержание которого состоит в неосознаваемой потребности реализовать все психические акты при минимальном уровне напряжения сил и энергии, а также в стремлении постоянно поддерживать максимально возможно низкий уровень психического функционирования, внутренне воспринимаемый как состояние комфорта.

Начало практики

В 25 лет Фрейд наконец завершает свое медицинское образование. Он мечтает об академической карьере, но профессор Брюкке, еще в годы учебы заметивший и оценивший способности незаурядного студента, с сожалением сообщает ему об отсутствии вакантного места научного сотрудника в лаборатории. И Фрейд вынужденно принимает решение начать свою деятельность в качестве частнопрактикующего врача. Как это нередко случалось в истории и раньше, и позже, именно с этой изначально нежеланной для него деятельности и началась его всемирная известность.

В 1882 году, испытывая материальные затруднения, Фрейд поступает на работу в Венскую народную больницу, где проходит практически через все основные отделения, начиная с хирургического, неврологического и дерматологического и кончая психиатрическим. В этот же период в поисках эффективных методов лечения Фрейд на некоторое время увлекается исследованиями фармакологического действия кокаина – только что выделенного в чистом виде. Как и другие его коллеги, он еще не знал, что это наркотик, и экспериментировал с введением различных доз этого (считавшегося безвредным) препарата, и даже обобщил данные о его эффективности в нескольких научных статьях. В последующем, когда наркотический характер кокаина был установлен, эти опыты Фрейда получают негативную оценку в венских медицинских кругах. Тем не менее и, безусловно, благодаря признанию его неординарных способностей, спустя три года он получает звание приват-доцента Венского университета и персональную стипендию для стажировки в Париже, где в течение 1885—1886 гг. работает в клинике Саль-петриер, у уже в то время имевшего европейскую известность доктора Жана Шарко (1825—1893) – одного из основоположников современной психиатрии.

В клинике профессора Шарко у Фрейда впервые возникает интерес к психопатологии, и особенно – к истерии, и именно с этой формой психического страдания связана значительная часть ранних открытий и разработок Фрейда.

Любовь и брак

Нужно отметить, что ни частная практика, ни работа в больнице не принесли Фрейду материального благополучия, о котором мечтал молодой врач. В это же время Фрейд знакомится со своей будущей женой Мартой Бернайс, которая принадлежала к гораздо более обеспеченным и более высоким кругам венской интеллигенции. Отчасти именно последние обстоятельства «способствовали» тому, что период ухаживания затянулся на многие годы. Любовь еще больше усилила свойственное многим незаурядным личностям стремление к признанию и материальной независимости. В одном из писем невесте, отправленном перед отъездом в Париж, это стремление выражено Фрейдом предельно откровенно и даже с некоторым юношеским максимализмом. Он писал ей, что обязательно станет великим ученым, вернется в Вену в ореоле славы, вылечит всех безнадежных больных и они поженятся. Как известно, влюбленные часто обещают больше, чем могут, но далеко не всегда выполняют даже возможное. К чести Фрейда, большая часть обещаний им была выполнена, и лишь в отношении безнадежных больных и через сто лет у нас все еще не так много поводов для оптимизма.

Зигмунд Фрейд с женой

Истерия

Истерия принадлежит к наиболее сложным и многоликим формам психического страдания. Являясь достаточно распространенной (до 2% популяции), истерия не имеет четкой клинической картины, трудно дифференцируется от неврастении и других неврозов, отличаясь от них чаще всего лишь большей яркостью, полиморфностью и изменчивостью симптоматики, многообразием одновременно присутствующих эмоциональных, чувствительных и двигательных нарушений, жалобы на которые, как правило, предъявляются с некоторым оттенком демонстративности и даже театральности. Но это вовсе не притворство, как иногда думают. Различие между симуляцией и истерией весьма существенно: первые хотят казаться больными, а вторые – реально чувствуют себя больными, даже если никаких объективных признаков болезни у них не выявляется.

Психические и поведенческие нарушения при этом часто сочетаются с обилием соматических жалоб на боли в сердце, желудке, печени, почках, конечностях (при отсутствии объективных признаков поражения этих органов по данным рентгенографии, электрокардиографии, анализов и т. д.). В тот период времени для истерии были также весьма характерны транзиторные (то есть кратковременные, преходящие) проявления нарушений речи (вплоть до немоты), слуха, зрения, парезов конечностей и нарушений чувствительности.

Учитывая такую многоликость истерии, некоторые авторы полностью отрицали наличие сколько-нибудь специфичной для нее симптоматики. Другие, вслед за мэтром Шарко, объединяли всю совокупность упомянутых признаков в их всевозможных сочетаниях в определении «собственной клинической физиономии» истерии. И действительно, так же как начинающему врачу трудно поставить этот диагноз, так и специалисту трудно спутать истерию с чем-либо другим. И все же врачи не любят ставить этот диагноз, так как фактически не знают, что с ним делать дальше. А пациенты, отчаявшись получить квалифицированную помощь, сотнями и тысячами собираются на очередные концерты новоявленных мессий и пророков, которые, даже не имея специальной подготовки, нередко оказываются более искусными врачевателями. Хотя сразу следует подчеркнуть, что «лечение толпы» вне исследования личности и ее отношений – это нонсенс, тем не менее не исключающий временный, избирательно высокий эффект при одновременной неопределенности положительного или отрицательного последействия в долгосрочной перспективе.

В настоящее время истерия чаще определяется как диссоциативное (конверсионное) расстройство. Как правило, истерические реакции первично возникают и в последующем проявляются после психотравмирующих ситуаций. Поэтому острая или хроническая психическая травма всегда присутствует в анамнезе таких пациентов. Но еще более характерна их подверженность психической травматизации, повышенная сенситивность (чувствительность) и ранимость, поэтому даже минимальный отрицательный стимул у них может легко трансформироваться в индивидуально непреодолимый и приводит к «уходу в болезнь». При этом пациенты, как правило, демонстрируют так называемые «рентные тенденции», почти всегда оказываясь в роли опекаемых, подчеркивающих свою незначимость и зависимость, нередко получая от этого определенные «дивиденды». Иногда они склонны накапливать аффективные переживания с последующим «залповым отреагирова-нием», в других случаях невротическая реакция проявляется в ответ на каждйй негативный стимул. Рациональный (рассудочный) компонент мышления у таких пациентов обычно снижен, они редко расположены к критическому анализу собственных поступков, проявлениям выдержанности и здравомыслия. В большинстве случае у них наблюдается снижение общих адаптивных способностей, что обнаруживается в не всегда адекватном поведении, трудностях привыкания к новым условиям, новой обстановке, новым коллективам и новым социальным ролям (в том числе, например, роли жены или мужа или последующей роли матери или отца), в частой смене мест работы, учебы и т. п.

Весьма характерным для этой формы патологии является желание вызвать внимание, снискать сочувствие окружающих и направленность на их позитивную оценку, что, при не всегда полной адекватности, создает для этой категории пациентов достаточно большие трудности в системе отношений и межличностном общении. Образно говоря, никто так не нуждается в долговременных эмоциональных привязанностях, внимании и понимании окружающих, и в то же время – никто не бывает более непостоянен и труден в общении. Включая терапию. «Я никому не нужен, меня никто не любит, не понимает и т. д.» – наиболее частые варианты запросов таких пациентов к терапевту. И эта установка на протяжении длительного времени превалирует в терапии.

К этой многоликой клинической картине нередко присоединяются психастенические жалобы: повышенная истощаемость, утомляемость, понижение аппетита и сексуального влечения (или, наоборот, сексуальная расторможенность), отдельные проявления ограничительного или ритуального поведения, снижение внимания и памяти, неуверенность в себе, застенчивость, немотивированное чувство тревоги и т. д.

Общение (а психотерапия – это во многом лечение общением) с такими пациентами никогда не бывает скучным. Они, как правило, очень обаятельны и по-детски непосредственны. С ними обычно быстро и достаточно легко устанавливается контакт. Они хорошо поддаются лечению внушением и обладают выраженной способностью к самовнушениям. Последнее обстоятельство нередко сводит на нет все усилия терапевтов, так как на смену одним симптомам приходят другие.

Ко всему сказанному можно добавить, что это наиболее благодарная категория пациентов, особенно если вам удалось им помочь или хотя бы облегчить их – безусловные – страдания. И именно эта группа пациентов, более всех других, «создает имя» психотерапевту.

Мы знаем, что многие формы современной патологии модифицируются. К психиатрическим расстройствам, которые всегда были зависимы от культуры, состояния социума, норм морали и нравственности, это относится в гораздо большей степени. И. возможно, наиболее ярко это проявляется в клинической картине истерии. Если в XIX и даже начале XX века истерия проявлялась чаще как «моносимптоматическое» страдание (истерическая глухота или слепота, или парезы и т. д.), то во второй половине прошлого века она стала полисимптоматичной, а на смену двигательным и чувствительным нарушениям пришли болевые (алгические). И когда некоторые коллеги говорят, что нынче истерия практически исчезла, это не совсем верно – она просто в очередной раз сменила «маску». Образно говоря, страдает психика, но поскольку культура налагает определенные запреты на предъявление психического страдания, то «кричит» об этом сердце, желудок или почки. И я разделяю мнение некоторых авторов, что до 40% пациентов врачей-интернистов составляют лица, нуждающиеся не в терапевтической, а в психотерапевтической помощи. Как правило, эти лица подвергаются многочисленным обследованиям и лечению, иногда вплоть до хирургического, а нередко им – в результате этих обследований – сообщается: «У вас ничего нет, это субъективное». Но пациенту мало пользы от того, что (с внешней точки зрения) его страдание субъективно – он реально чувствует боль и реально нуждается в помощи. И здесь еще раз уместно упомянуть гениальность Фрейда, который впервые сделал субъективное таким же достойным анализа и внимания феноменом, как и любые объективные признаки соматического или психического расстройства.