Текст книги "Секс в искусстве и в фантастике"

Автор книги: Михаил Бейлькин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Совращение малолетних и импринтинг

Неизвестно, знал ли Набоков о клинике, обусловленной низким порогом возбудимости глубоких структур головного мозга, но он наделил её симптомами обоих детей – Г. Г. и Аннабеллу. Её поведение во время любовной сцены – феномен, попросту несвойственный обычному ребёнку. Это относится и к её малолетке-любовнику. Итогом же их любви стал импринтинг: отныне и на всю оставшуюся жизнь Г. Г. обречён любить лишь неполовозрелых девочек.

Сам этот термин заимствован из зоологии. Учёные заметили, что птенцы гусей, уток и других птиц, живущих стаей, идут след в след за первым движущимся объектом, который попался им на глаза после их появления на свет. Обычно это – их мама, гусыня или утка, но в выборе птенцов могут быть и сбои, и тогда выводок будет гуськом сопровождать, например, человека.

Импринтинг был описан у представителей многих животных видов. Кроме того, обнаружилось явление полового импринтинга, по механизму которого складываются прочные супружеские пары, например, у серых гусей. Зоолог Конрад Лоренц исследовал его сбои у животных и у птиц. Оказалось, что с наступлением половой зрелости самцы начинают ухаживать за представителями того вида, среди которого прошло их детство, а не того, к которому они сами принадлежат. Самец галки, выращенный учёным, по словам Лоренца, «влюбился в меня и обращался со мной точно так, как если бы я был галкой-самкой. Эта птица часами пыталась заставить меня вползти в отверстие шириной в несколько дюймов, избранное ею для устройства гнезда. Точно так же ручной самец домового воробья старался заманить меня в карман моего собственного жилета. Ещё более настойчивым самец галки становился в тот момент, когда пытался накормить меня отборнейшими, с его точки зрения, лакомствами – дождевыми червями. Замечательно, что птица совершенно правильно разбиралась в анатомии, считая человеческий рот отверстием для приёма пищи».

Человек, став жертвой импринтинга, обычно испытывает влечение к представителям собственного вида, но раздражители, сигналы, запускающие его эротическое возбуждение, имеют девиантный характер.

Вот, скажем, история, рассказанная Збигневом Старовичем, польским сексологом. Речь идёт о 35-летнем пациенте Ж., обратившемся к врачу, чтобы избавиться от своей педофилии.

Система его подхода к малолетним девочкам с целью совершения с ними развратных действий, безотказна: «Около жилого дома высматриваю одиноко гуляющую девочку, подхожу к ней, и, улыбаясь, заговариваю. Рассказываю, что я из управления жилыми домами и прошу её помочь проверить список жильцов, при этом интересуюсь одной семьёй, которая живёт в их доме, и называю вымышленную фамилию. Разговаривая с девочкой, глажу её по головке и плечам. Если она воспринимает это спокойно, то я присаживаюсь рядом на корточки, моя рука помещается ниже – глажу её ножки, начинаю говорить с ней о любимых детских играх. Если контакт устанавливается и вижу, что она меня не боится, то прошу проводить меня и завожу девочку в подвал или на чердак. Там, продолжая разговаривать, свободнее прижимаю к себе малышку, глажу её по животу, аккуратно развожу ей ножки и проникаю рукой к половым органам, нежно их ощупываю и поглаживаю. Потом мы вместе выходим и дружелюбно расстаёмся. Некоторые дети не хотят таких ласк, другие сами поднимают платье и с удовольствием позволяют делать с собой, всё что угодно. Я всегда хотел, чтобы мне попадались такие девочки, которые будут воспринимать такие ласки охотно и с удовольствием и отвечать на них взаимностью. Например, совсем недавно я обычным способом познакомился с 8-летней девочкой. Всё происходило как обычно, она не возражала против самых смелых ласк. Воодушевлённый этим и сильно возбудившись, я аккуратно ввёл ей во влагалище палец. Она сразу умолкла, начала мелко дрожать и я почувствовал, что введённый палец стал увлажняться. Ломающимся от возбуждения голосом спросил, приятно ли ей, ответила, что очень. Спросил, хочет ли, чтобы было ещё приятнее, ответила утвердительно. Дрожа от возбуждения, положил её на спину, раздвинул ножки, ввёл во влагалище палец и стал совершать им движения, как половым членом при сношении. Она выгибалась и щебетала от удовольствия, и я ощущал, как ритмично сокращается её влагалище. Попросил в награду сделать приятное и мне – она сразу же согласилась. Я обнажил половой член. Она долго рассматривала его и сказала, что никогда этого ещё не видела. По моей просьбе она стала его трогать руками – развилась эрекция, возбуждение всё нарастало. Спросил – хочет ли она, чтобы из него вылилось молочко? Она ответила, что хочет. Этого оказалось достаточно, чтобы произошло семяизвержение. Ей это понравилось и она попросила повторить выделение „молочка“, но я уже обессилел».

В своих педофильных выдумках Ж. невероятно изобретателен. Однажды, например, съев с девочкой куски торта, он сказал ей, что«к её пипиське прилипли вкусные крошки, и под предлогом слизывания их, стал манипулировать языком в области клитора».

В детстве Ж. наряду с обычными играми, например, «в доктора», практиковал и особые забавы. По ходу одной из них он изображал корову: мальчик стоял на четвереньках обнажённым, а 5-летняя сверстница «доила» его за половой член в ведёрко, в которое он по условиям игры должен был помочиться. Игра же «в доктора» сопровождалась яркими эротическими эмоциями, особенно когда он делал «уколы» в обнажённые ягодицы лежащей девочки. С 7 лет Ж. начал онанировать, представляя себе эпизоды детских игр. К моменту начала лечения он был женат (именно с будущей женой Ж. совершил в 23 года свой первый половой акт). Что же касается развратных действий с детьми, то у него было более 40 эпизодов с разными девочками, причём ни по одному из них не было возбуждено уголовного дела. По-видимому, ни одна из его жертв ничего не рассказала своим родителям.

Сами по себе забавы Ж. особенно не отличались от типичных детских игр. Однако, в отличие от обычных детей, удовлетворяющих таким образом своё любопытство, Ж. испытывал необычно яркие эротические эмоции. Очень раннее начало онанизма (7 лет); необычный характер фантазий, которыми он сопровождался; лёгкость вызывания семяизвержения даже по достижении Ж. взрослого возраста (эпизод с девочкой), – всё это свидетельствуют о том, что, во-первых, у него имеет место низкий порог возбудимости глубоких структур мозга, и, во-вторых, его девиация возникла по механизму импринтинга. Если для обычного мужчины эротическими раздражителями являются половые признаки, свойственные зрелой женщине (грудные железы, характерное распределение жировой клетчатки, причёска, типичные манеры повеления и т. д.), то Ж. возбуждала незрелость девочки, как гормональная, так и психологическая. Всё это было приобретено им, в, казалось бы, обычных детских сексуальных играх в силу особых свойств его нервной системы.

В ходе импринтинга могут запечатлеться раздражители, которые в норме не имеют к сексу никакого отношения. Их выбор – чистая случайность, так как они сопутствовали половому акту или другим развратным действиям вне непосредственной связи с эротическими действиями.

Малолетние дети могут точно и эмоционально насыщенно запомнить все нюансы того, что с ним делали при совращении, и что они сами при этом чувствовали. Мало того, из-за низкого порога возбудимости центров, ответственных за половые ощущения, эротическую окраску в подобных случаях приобретают такие сопутствующие эмоции, как боль и страх. В дальнейшем именно они и будут вызывать половое возбуждение, придавая влечению садомазохистский характер.

Иллюстрацией к сказанному служит история Миши-Соски, интервью с которым опубликовал журналист Дмитрий Лычёв. Прошу прощения у читателей, уже знакомых с ней и с её анализом, за подробную цитату из моей книги «Медицинские и социальные проблемы однополого влечения», в которой приводятся клинические примеры импринтинга в сексологии.

Солдаты целого автомобильного батальона еженощно выстраивается в очередь перед Мишей, прозванным Соской, для минета (цитирую текст интервью, в котором «Он» – Миша, а «Я» – Дмитрий Лычёв):

«Он: Я стал посещать любимую казарму ежедневно. Очередь становилась всё длиннее, работать приходилось до утра.

Я: Рекордом похвастаешься?

Он: Никогда не подсчитывал. Да и многие по два раза подходили. Думаю, человек 30. Рот уставал настолько, что я не мог ответить на вопрос, когда приду в следующий раз.

Я: Они похлопывали по плечу, благодарили? Сопровождали твой уход словами?

Он: В основном хотели, чтобы пришёл ещё. Другие, особенно те, кто два раза, вопили: «Вали отсюда!». Иные молча отходили, застёгивая штаны. Было, правда, очень редко, когда говорили «спасибо». Человек пять за всё время.

Я: Спущёнку всегда глотаешь?

Он: Не-а. Конечно, когда в экстазе засунут в самую глотку, вырваться не успеваешь. Приходится сглатывать. У первых пяти глотаю обязательно, чтобы получить заряд бодрости на всю ночь. На втором десятке уже поташнивает.

Я: Солдаты, насколько я помню, не имеют возможности каждый день принимать душ. Следовательно…

Он: От моих шоферов, равно как и от их членов, пахнет машинным маслом и бензином. Меня этот запах сильно возбуждает.

Я: Как ты думаешь, сколько минетов ты отстрочил, осчастливливая автобат?

Он: Я тебе уже говорил, что не считаю. Тыщи три будет».

Этим ежедневным посещениям казармы с сексуальным обслуживанием автобата предшествовали весьма характерные события, о которых Миша поведал Дмитрию:

«Он: Сколько я себя помню, всегда жил рядом с лесопарком. Когда мне было 6 лет, я беспрепятственно и почти безо всякого присмотра ходил в этот самый парк гулять. Благо, родители иногда посматривали на меня из окна. И вот однажды, именно тогда, когда они не смотрели, меня и заловили два солдата (часть стройбата была по соседству), которые без лишних слов изнасиловали меня, предварительно затащив в кусты. Один держал меня за руки и зажимал рот, другой трахал сзади. Потом поменялись местами, и я ощутил во рту вкус собственных экскрементов. Называли меня женскими именами и балдели вовсю. Вдобавок порвали мою маленькую попочку и занесли туда инфекцию. Сначала я пытался сопротивляться, но потом затих. Под конец разревелся, особенно после того, как они пригрозили, что убьют, если я кому-нибудь расскажу. Это сейчас я вспоминаю о них с долей нежности, тогда же я жутко испугался.

Я: И что, родители не заметили кровь на трусиках?

Он: Нет. Они поняли, что что-то не так, когда у меня там вырос полип. Повели к врачу, обследовали.

Я: Но врачи-то догадались, что тебя трахнули?

Он: Они всего лишь высказали удивление, что в таком раннем возрасте у меня что-то выросло. Говорили, что это большая редкость. А родители так до сих пор о той истории правды не знают.

Я: А с этими ты ещё встречался?

Он: Нет. К сожалению. Но именно после этого случая появилось желание повторить подобное ещё раз. Позже заинтересовался мужским телом, стремился подглядывать за пиписьками в туалетах. Представлял своих насильников в ещё более извращённых вариантах. <…> Будто ключик повернули у заводной куклы. Потянуло к ребятам постарше. В 8 лет уже вовсю минетничал. В 11 лет произошёл контакт со взрослым мужчиной. <…> Начались регулярные походы в бани и клозеты, контакты с ребятами лет 20».

Миша удивительно точен, когда сравнивает себя с заводной куклой. Он – жертва импринтинга, но предпосылки для готовности к сексуальному программированию были заложены ещё в момент его рождения. По-видимому, роды у матери протекали неблагополучно. Либо они сопровождались наложением щипцов, либо ранним отхождением околоплодных вод, либо чем-то иным, в результате чего мозг ребёнка был травмирован. У таких детей повышено внутричерепное давление. Если к ним приглядеться, то можно заметить припухлость их век, увеличение размеров черепа, чрезмерную выпуклость лба, слишком выраженную венозную сеть лица («усиленный венозный рисунок»). Такие дети непоседливы, они вертятся как ртуть, за всё хватаются, легко раздражаются и впадают в безудержный плач; они часто срыгивают (повышен рвотный рефлекс); у них обычны немотивированные повышения температуры тела (следствие нарушений гипоталамических центров терморегуляции). Они слишком чувствительны к охлаждению, плохо засыпают, иногда просыпаются с криком от головной боли, страдают ночным недержанием мочи (энурезом).

Сексуальные проблемы у таких детей возникают порой уже с первых месяцев их жизни. Они обладают слишком высокой готовностью к сексуальной разрядке. Мише в полной мере было присуще основное свойство таких детей – очень ранняя способность испытывать сексуальное возбуждение. Сексологи называют это явление низким порогом возбудимости глубоких структур мозга, ответственных за сексуальное поведение. Речь идёт не о ранней способности к эрекции, это – самое обычное дело, а о том, что она сопровождается у них эротическим чувством и приводит к оргазму, в норме немыслимому в этом возрасте. Похоже вела себя и та девочка, о которой с особенным восторгом рассказывал Ж. Для неё эпизод совращения не пройдёт бесследно; скорее всего, он сформирует у неё влечение к взрослым мужчинам, возможно даже к пожилым (девиация по типу геронтофилии).

Такие дети чаще других становятся объектами совращения или изнасилования: они льнут к взрослым, демонстрируют им своё удовольствие, когда те тискают и ласкают их; мальчики не скрывают своей эрекции, тем самым провоцируя старших на предосудительные, а иногда и преступные сексуальные действия. Возможно, что стройбатовцы (заметим, что оба – «нормальные» гетеросексуалы, недаром же они называли свою жертву женскими именами!) были спровоцированы на преступление чересчур ласковым мальчиком.

Шестилетний Миша запомнил всё: погоны и солдатское обмундирование своих «партнёров»; их грубость и запах немытых тел; запах и вкус собственных фекалий; боль, чувство беспомощности и страха, которые неожиданно приобрели сладостный оттенок. Очень скоро ребёнок научился доводить себя до оргазма сам (разумеется, ещё без эякуляции), сопровождая мастурбацию фантазиями, в которых фигурировали его растлители. С 8 лет он вступает в половые контакты со старшими ребятами, а с 11 лет – со взрослыми, всё более и более приближаясь к ситуации, максимально повторяющей его первый сексуальный опыт.

В казарме автобата Миша свёл воедино основные сигналы, закреплённые импринтингом: солдатскую форму, запах немытых гениталий и солярки (всё это заменяет ему запах и вкус собственных фекалий, запечатлевшийся в тот злосчастный день), грубость партнёров, состояние собственной беспомощности, унижения, страха. Характерна наблюдательность Миши: он замечает, что наиболее агрессивно к нему относятся те, кого больше всех возбуждает садистский характер этого «массового минета». Именно они выстаивают к нему повторную очередь.

Счастлив ли Миша? И да, и нет. Ведь его ежедневная унизительная каторга не даёт ему того удовлетворения, которым сопровождается самая обычная половая близость. Однако, выполнение навязчивого ритуала, сходного с действиями заводной куклы, приносит Мише своеобразное облегчение, словно он выполняет кем-то заданную программу.

Если жертвой педофилов становится обычный здоровый ребёнок, то вред, наносимый совращением, не слишком велик. Именно так, без особых последствий для их дальнейшей жизни, воспринимало большинство девочек развратные действия Ж.

Вполне нейтральными могут быть эмоции и мальчика, ставшего жертвой совращения. Таковы воспоминания одного подростка в романе американского писателя Майкла Тёрнера. В возрасте шести лет его совратил их сосед Биллингтон. «Мистер Биллингтон просовывает руку через щель в заборе. В руке – корневище лакрицы; Биллингтон покачивает им как маятником. Я спрашиваю его, можно ли мне взять корень, и он отвечает, что да. Я протягиваю руку, но он с коротким смешком быстро его убирает и говорит, что я должен сначала помочь ему кое-что выяснить. Я спрашиваю, что именно. Он говорит, что у одного его знакомого мальчика проблемы с попкой и что он, мистер Биллингтон, читал в газете, что лакрица очень помогает в таких случаях. Это для меня новость. Кроме того, у меня никогда не было проблем с попкой. О чём я и говорю ему. Он отвечает, что рад слышать это и даст мне лакрицу, если я покажу ему, как выглядит здоровая попа. Потому то когда он увидит, как выглядит здоровая мальчишеская попа, он сможет помочь тому мальчику. Я спрашиваю, почему этот мальчик не сходит к доктору, чтобы его вылечили. Биллингтон объясняет, что семья мальчика слишком бедна и не может себе позволить визит к доктору. Я думаю про себя, что это звучит разумно, и, поскольку очень люблю лакрицу, спрашиваю мистера Биллингтона, что именно от меня требуется. Всё, что я должен сделать, отвечает он, – повернуться к забору спиной и спустить штанишки. Он говорит, что это очень просто. Так я и делаю: поворачиваюсь задницей к забору и спускаю штаны.

Мне нравится прикосновения его рук, как они щекочут мою попу, потом спускаются вниз и играют моим пенисом. Мне нравится, как они трогают мой анус. Потом мистер Биллингтон говорит мне, что собирается смочить палец и ввести его внутрь, чтобы почувствовать, какова здоровая попа изнутри. Это тоже оказывается приятно. Потом он предлагает мне повернуться и просунуть руку через изгородь. Я просовываю руку и прикасаюсь к чему-то живому, очень приятному на ощупь. Я спрашиваю, что это, и мистер Биллингтон говорит, что это животное, которое он выписал из Австралии. Когда оно просыпается, говорит он, оно становится похоже на сосиску. Я говорю, что хочу посмотреть на него. Он отвечает, что сейчас неподходящее время, но если я буду себя хорошо вести, он как-нибудь покажет мне его изображение, а потом, если оно мне понравится, то, может быть, он позволит мне взглянуть на него и даже поцеловать».

Из романа известно, что это детское приключение не сказалось на дальнейшей жизни её героя. Возможно, писатель просто-напросто придумал всю эту историю. Но она, как и история с Ж., удивительно точно отражает реальность, высвечивая два существенных аспекта педофилии: во-первых, великолепное знание детской психологии педофилами, а, во-вторых, тот факт, что совращение не воспринимается обычными детьми как психотравмирующее событие.

Это особенно характерно для мальчиков, даже если речь идёт об изнасиловании. Врачи, принимающие участие в судебно-медицинской экспертизе подобных преступлений, порой поражаются, насколько полно и быстро потерпевшие, если они не достигли подросткового возраста, вытесняют из своего сознания воспоминания о случившейся с ними беде.

С подростками дело обстоит по-разному: всё зависит от характера изнасилования, числа участников преступления, выраженности садистского компонента в ходе насилия, наличия или отсутствия гомосексуальной ориентации потерпевшего и т. д. Но общая закономерность сохраняется и для них: мальчики реагируют на изнасилование гораздо меньшими переживаниями, чем девочки. Девочки-подростки, как правило, воспринимают насилие как очень тяжёлую травму. Вину за происшедшее они приписывают самим себе, ошибочно считая, что сами спровоцировали беду своими скрытыми желаниями и эротическими фантазиями. Поэтому насилие приводит к развитию у них невротической (чаще всего депрессивной) реакции.

Девочки же, страдающие, подобно Аннабелле, повышенной нервной возбудимостью, реагируют на совращение взрослыми, а тем более на изнасилование, особенно болезненно; их сексуальность отныне приобретает девиантный и притом аддиктивный (навязчивый) характер. Совершенно очевидно, что дети обоих полов, страдающие низким порогом возбудимости глубоких структур головного мозга, вне зависимости от их сексуальной ориентации, больше других нуждаются в защите от растлевающего влияния старших детей и тем более взрослых.

С учётом всего сказанного, легче понять переживания героев набоковского романа.

Юные Аннабелла и Г. Г. отличались низким уровнем возбудимости глубоких структур мозга. (Кстати, последнее подтверждается тем, что он, достигнув вполне солидного возраста в 37 лет, способен, словно подросток, испытать оргазм среди бела дня в условиях обычной возни с девочкой). Поскольку ни о каком совращении речь не шла, у обоих тинэйджеров остались самые светлые и яркие впечатления от их первой страсти, но в ходе импринтинга произошло запечатление по типу педофилии: половое возбуждение у Г. Г. вызывали лишь неполовозрелые девочки, «нимфетки», как он их окрестил.

В отличие от этой любовной пары, Лолита была вполне нормальной, хотя и педагогически запущенной девочкой. Её бедой с раннего детства была ненависть матери, удивившая и возмутившая Г. Г. Девочка, лишённая любви, искала её у взрослых мужчин, способных заменить ей покойного отца. К этому чувству примешивался и протест против матери по типу комплекса Электры. На первых порах это способствовало её сближению с Г. Г. и даже спровоцировало её на эротические игры с ним.

И раннее начало половой жизни с Чарли, и бесшабашное поведение в постели отчима – всё это проявления реакции протеста, менее всего продиктованные сексуальными потребностями самой Лолиты. Надо учесть, что роман Набокова относится к временам, далёким от сексуальной революции. Даже сейчас в возрасте около двенадцати лет половой опыт получают менее 5 % девочек, да и то, почти исключительно под давлением гораздо более старших партнёров. Когда роман увидел свет, поведение его героини казалось психопатическим почти всем читателям. Но, разумеется, ни о каком уродстве характера Лолиты речь не идёт. От природы она была разумным, покладистым, даже одарённым ребёнком. Она не сразу распознала принудительный характер секса, навязанного её отчимом, но, как только это произошло, последовал полный крах авторитета Г. Г. Его любовь, воспринимаемая Лолитой как сексуальное принуждение, лишь усиливала её негативизм. Психотравма, полученная ею, приняла затяжной характер невротического развития, тормозя психологическое и сексуальное развитие девочки.