Текст книги "Игра на понижение"

Автор книги: Михаил Луговой

3 мая 2074 года.
Лунный паром «Валерий Быковский»

В крохотном техническом отсеке, упрятанном глубоко в недрах огромного парома, было прохладно и сухо. Слева его стенку образовывал округлый бок биозащиты реактора. Насыщенный бором и гадолинием слой полиэтилена поглощал выбрасываемые реактором нейтроны и, по словам командира экипажа, являлся «самой бесполезной конструкцией» на борту, поскольку опасный для человека нейтронный поток в бортовом реакторе могла давать только паразитная реакция ядер дейтерия, недопущение которой среди прочего являлось обязанностью энергетика.

Если подумать, то паром процентов на семьдесят состоял из таких «бесполезных конструкций». Обойтись при желании можно было без генераторов плазмы, двигателей мягкой посадки, систем поворота плит теплозащиты и сотен других устройств, имеющихся на борту. Даже численность экипажа вполне поддавалась сокращению до двух, а то и до одного человека.

Но тогда риск, которому подвергался паром в каждом своем рейсе к Луне, возрастал. Может быть, он возрастал совсем на небольшую величину, но, когда паромы еще не вышли из стадии эскизного проектирования, катастрофа одного такого корабля грозила сорвать весь Международный лунный проект. Поэтому заказчики требовали от конструкторов не просто экономически эффективной, дешевой и находящейся в доступных технологических пределах системы, но системы максимально безопасной. Конструкторы с поставленной задачей блестяще справились, однако сложность лунных паромов оказалась такова, что в них практически всегда находились неисправные блоки и устройства. С Земли корабли обычно отправлялись в полной исправности, но уже техосмотр на лунных космодромах выявлял какие-нибудь проблемы. Не очень-то приятно возвращаться домой, когда на экранах технического состояния горят рубиновые строчки сообщений о неполадках! Но иначе нельзя – обтекаемая форма приспособленного к посадке на Землю корабля диктовала свои законы размещения и работы плотно упакованных механизмов, а от концепций раздельных взлетного и орбитального модулей отказались еще на этапе проектирования.

Второй пилот уставился в планшет. Среди засорившихся фильтров, не дающих расчетной мощности насосов, неизвестно куда утекающей электроэнергии в осветительной сети грузового отсека и двух десятков прочих мелких неисправностей, которые не влияли на безопасность и не нуждались в срочном устранении, выделялась группа повреждений, способных осложнить возвращение домой.

Батарея поглотителей углекислоты показала почти двойное сокращение ресурса, что делало невозможным нахождение в космосе дольше двух недель. Хотя путь на Землю вряд ли мог продлиться дольше двух, в самых неблагоприятных условиях трех суток, система жизнеобеспечения имела слишком высокий приоритет, чтобы не обращать на нее внимание. Евгений вздохнул. В глубине души он был уверен, что с поглотителями на самом деле все в порядке, просто, набивая грузовой трюм под завязку пустыми контейнерами, операторы погрузочных работ наверняка приложили углом одного из них распределительный узел за обшивкой в районе правого грузового люка. Проверить это сейчас не представлялось возможным. Двадцать восемь больших грузовых контейнеров превратили просторный зал грузового трюма, в пустом состоянии размерами и акустикой напоминавшего небольшой собор или ангар на несколько самолетов-истребителей, в некое подобие лабиринта, в котором полный человек рисковал застрять между их стенками. Можно было бы прозвонить саму батарею, но штатный доступ к ней открывался из багажного отсека, сейчас занятого почтой и вещами пассажиров и опломбированного.

Правда, до батареи можно было добраться еще минимум двумя путями, но ни возня с люком под потолком грузового отсека, ни многометровый путь по узкому и тесному кабельному каналу со стороны пультовой ходовых лазеров второго пилота не прельщали, тем более что с резервными мощностями все было в порядке, а амортизаторы пассажиров и экипажа имели аварийные поглотители.

Второй потенциальной проблемой оказалась неисправность одной из радиаторных секций, которая после выхода на орбиту должна была раскрываться и излучать в пространство накопившееся в объеме корабля тепло. Если она просто не раскроется – не страшно. Таких секций на пароме больше семидесяти, сгруппированных по четыре, так что запас имеется. Но вот если она откроется, а закрываться потом не захочет… дело в том, что для раскрытия секции поворачивается и становится на ребро теплозащитная плита на брюхе корабля. Если секция не уберется, плита не сможет встать на место. А с такой дырой в теплозащите вход в атмосферу будет чистым самоубийством – трагедию «Колумбии» семь десятков лет назад все хорошо помнят.

Конечно, при такой неисправности секцию можно отстрелить, но для этого придется повозиться, вручную контролируя отключение насосов, гоняющих в системе охлаждения натрий-калиевый теплоноситель, а потом еще и выходить наружу, проверяя, закрылась ли плита как должно.

– Командир, а может, мы вообще отключим раскрытие семнадцатой секции, – предложил Евгений, прижав к горлу ларингофон. – Я прикинул, если поколдовать над контроллером, то восемнадцатая, девятнадцатая и двадцатая раскроются независимо от нее. Тут работы минут на двадцать от силы.

В ответ раздалось сосредоточенное сопение. Командир экипажа принимал подобные доклады и от остальных его членов, на пару с компьютером составлял целостную картину и вырабатывал решение. Наконец он ответил:

– Нет времени, Дженя. Я бы отключил всю группу, но у Рафаэля опять проблемы с паразитным теплом. Просто закроем эту группу перед посадкой пораньше, да еще придется тебе спуститься вниз и попинать эту железку, если она доставит проблемы. Ты у себя закончил?

– Угу, – ответил второй пилот, одновременно подпрыгивая и хватаясь за край люка на трехметровой высоте.

– Тогда вылезай, пассажиры на подходе.

Евгений закрыл люк и начал пробираться по узким, не приспособленным для человека проходам технической зоны парома к трапу, ведущему в обитаемую зону, включавшую оба поста управления, пассажирский салон и переходные отсеки между ними. Выбрался, щелкнул задрайками люка, отряхнул комбез от несуществующих пылинок и заглянул в рубку, где командир экипажа, присев на край своего амортизатора, проверял индикацию.

– Командир, я готов. Новости есть?

– Есть. Нам отменили стыковку с орбитальной платформой. Что это означает?

«Что мы могли бы оставить на Луне не меньше пятидесяти тонн квазиполимера, чтобы не тащить их обратно на Землю», – едва не брякнул второй пилот, но вовремя остановился. Нормальному космонавту рабочего тела всегда не хватает!

– Не знаю.

– Это означает, что с Луны нас сегодня поднимаешь ты! Доволен?

– Еще бы!

Конечно, номинально задача второго пилота на взлетном участке сводится к контролю второстепенных устройств, а корабль пилотирует командир, но на Луне нет атмосферы, и масса парома немного ниже предельной, поэтому опытные командиры не удовлетворяются подготовкой вторых пилотов на тренажерах и время от времени дают им «порулить».

– Ну, тогда садись, готовься.

…Пассажиры уже собрались в зале ожидания, дожидаясь, когда объявят посадку. Алина торопливо просматривала их личные файлы, гадая, не доставит ли кто-нибудь из них проблем на обратном пути. Что бы там ни говорили старожилы, но Луна – это место, где множество людей оставляют свое здоровье. И если на Земле отдых, санаторный режим и врачебный уход способны исправить ситуацию, то в полете чей-нибудь взбунтовавшийся организм мог доставить неприятности. Однако в этой партии пассажиров все вроде бы здоровы.

– Где там наши дебоширы? – спросила проводница у одного из космодромщиков.

– Мы хотели доставить их последними, – ответил тот.

– Нет, так не пойдет. – Алина покачала головой. – Давайте их в самую первую очередь, разместим буянов у кормовой переборки.

– Как скажете, – пожал плечами космодромщик и забормотал в микрофон.

Арабов доставили через несколько минут. Солидный усатый полицейский с сияющим нагрудным значком перед проемом переходника снял с них наручники.

– Вот, передаем их вам.

Выглядели арабы понуро и казались не представляющими серьезной опасности.

– Прошу за мной, господа, – холодно проговорила Алина. – Надеюсь, вы с пониманием отнесетесь к моей просьбе не покидать амортизаторы?

Арабы молча закивали. Теперь они уже не казались Алине такими привлекательными мужчинами, как в контрольном помещении международного космодрома. Они быстро разместились на указанных местах и пристегнули ремни. Алина еще раз оглядела салон и скомандовала по одному запускать остальных пассажиров.

…На Луне нет атмосферы, поэтому паром садится на полосу на реактивной тяге соплами вниз. Но сконструирован он так, что, едва коснувшись посадочной площадки, заваливается вперед, принимая горизонтальное положение и опираясь на полосу полуспущенными, ввиду отсутствия внешнего давления, пневматиками шасси. Удар многотысячетонной махины, даже при лунной гравитации, может привести к серьезным повреждениям, поэтому скорость заваливания контролируется передней парой двигателей мягкой посадки, их реактивные струи замедляют описывающий дугу нос парома, делая касание мягким. Перемещения парома по лунной поверхности происходят уже в горизонтальном положении, что позволяет экономить на космодромном оборудовании.

Для взлета тягачи оттаскивают паром в начало полосы, он включает собственные двигатели и начинает разгон. При отсутствии атмосферы аэродинамические силы не помощник, поэтому, когда скорость достигает пятидесяти метров в секунду, те же двигатели мягкой посадки срабатывают как взлетные, то есть отрывают нос парома от полосы и корабль по крутой параболе уходит в небо.

…Посадка почти закончилась, когда в переходный отсек спустился из рубки командир.

– Все на месте? – спросил он у Алины.

– По списку один человек отсутствует. Некто Джереми Смит.

– Он сейчас будет, – успокоил проводницу командир.

Из переходника послышались шаги, и через проем открытого пассажирского люка в отсек вошли двое. Один, высокий и костлявый, с состоявшим словно из одних углов лицом, нес за лямки желтый с красным рюкзак. Вторым был уже знакомый Алине полицейский комиссар.

– Господин Смит? – спросила Алина высокого. – Но с ручной кладью на борт нельзя…

– Я разберусь, – успокоил ее командир. – Иди в салон.

Когда девушка вышла, он показал на рюкзак.

– Это и есть ваш «важный груз»? Могу я хотя бы узнать, что это такое?

– Именно так. Нет, пока не можете. Где у вас тут сейф?

Командир вытащил из нагрудного кармана цепочку с нанизанными на нее двумя плоскими карточками и, повернувшись спиной к люку, приложил ее к слабо подсвеченному глазку. Щелкнул замок, распахнулась внушающая уважение своей толщиной дверца, открывая обтянутые сетчатыми карманами металлические стенки.

– Ставьте сюда.

Костлявый опустил рюкзак на дно сейфа и немного повозился, фиксируя его внутри сеткой, потом выпрямился и сделал шаг назад. Танвир захлопнул дверцу и протянул обе карточки агенту Смиту.

– Вот, держите.

Тот надел цепочку на шею, спрятав карточки за воротом футболки.

– После посадки, – продолжил командир, – я прослежу, чтобы вы вышли первым и смогли забрать… эту штуку.

– Вот и отлично, – оживился комиссар Международной полиции, опечатывая сейфовую дверцу. – Свидетельствую о помещении груза в сейф на борту парома. Удачного вам полета, господа.

После чего пожал Смиту и Танвиру руки, развернулся и исчез в переходнике.

– Ну, все, господин Смит, – Танвир показал агенту на внутренний люк. – Проходите в салон, бортпроводник поможет вам устроиться. А я закрываю люк. Вы у нас на сегодня последний.

Оставшись, Омид Танвир несколько секунд, не мигая, сверлил взглядом дверцу сейфа. Ради его содержимого он согласился пойти на должностное преступление, посадив корабль на Ал-Субайх. Интересно, что это? Наверное, что-то очень важное, раз им отменили даже стыковку с орбитальным комплексом на обратном пути. А еще интересно, не является ли агент Смит тем самым человеком, который должен будет подойти к нему в полете и назвать пароль?

– Эй, Дженя, не спать! – вывел второго пилота из задумчивости голос командира.

Евгений вздрогнул и обругал себя за рассеянность. Пока он зубрил последовательность стартовых процедур, которые ему сейчас предстояло осуществить на практике, посадка закончилась, космодромный персонал покинул борт, а тягачи уже вывели «Валерия Быковского» в начало взлетной полосы, и теперь контрольный центр запрашивал их о готовности.

– Второй пилот готов, – торопливо доложил он, бросив взгляд на ряд успокаивающих зеленых огней. – Периферия в порядке, сигнал ДОГов в норме.

– Реактор во взлетном режиме, – донеслось из кормовой рубки, – к запуску маршевого двигателя готов!

– Ну, готов?

– Взял управление, – сообщает Евгений.

– Отдал управление, – вторит ему Танвир.

Сейчас громада парома целиком находится под управлением второго пилота, а командир, не забывая приглядывать за происходящим, переключается на связь с контрольным центром.

– Лунный паром «Валерий Быковский» к старту готов. Запрашиваем разрешение на запуск двигателя!

– Запуск двигателя разрешаю, удачи, «Быковский».

4 мая 2074 года. Универсальное время:
17 часов 35 минут (3.35 по местному времени).
Над Австралией

Огни города за иллюминаторами самолета качнулись и ушли куда-то в сторону. Мелькнула широкая дуга подсвеченной набережной, тут же сменившаяся непроглядной чернотой ночного океана. Пассажирский самолет с невидимой в темноте эмблемой Организации Объединенных Наций на борту удалялся в сторону моря, чтобы, развернувшись, точно выйти на полосу аэропорта Ист-Моретон, воздушных ворот международного космодрома Кейп-Йорк.

– Лео, как там с меморандумом? – спросила Генеральный секретарь, повернув голову к своему спутнику.

Тот неопределенно пожал плечами:

– Если секретариат ничего не напутал, то он должен был уйти всем заинтересованным сторонам пять минут назад. В правительства, дипломатические ведомства и, где есть, ответственным за контакты с иным разумом.

– Как думаешь, кто отреагирует первым?

– Австралийцы, – уверенно предположил Кунео. – Думаю, что к моменту нашей посадки встречающие будут извещены о содержании, несмотря на ночь. Они ведь знают о подготовленном нами транспорте. Придется выслушать немало вопросов.

– А мы не будем отвечать, – покачала головой женщина. – «Быковский» уже на опорной орбите, до его посадки остается всего два с половиной часа. Формально все дипломатические условности нами соблюдены. Свой коммуникатор я отключила, все запросы на связь будут отправляться в секретариат.

Внезапно раздалась резкая трель звонка.

– Это у меня, – сообщил глава комитета по подготовке контакта и полез в недра своего красного пиджака, небрежно брошенного им на соседнее кресло. Нашел коммуникатор, посмотрел, кто вызывает. – А, нет, не австралийцы, – хмыкнул он. – Русские. Доктор Петров, советник президента Российского союза по Контакту. Я отвечу?

Генеральный секретарь кивнула. Кунео прижал трубку к уху.

– Слушаю.

– Леопольд, это правда? – вполне отчетливо донесся вопрос из динамика. – Скажи мне только одно: это правда?

– Правда, господин Петров, истинная правда.

– Я намерен немедленно вылететь к вам, – произнес невидимый собеседник. – Если президент одобрит, конечно. Я ведь смогу получить к нему доступ, не так ли, Леопольд?

– Сможете, господин Петров, разумеется, сможете. Но не сразу. Уверен, вы понимаете.

– Да, конечно. Леопольд, учитывай, что на первом этапе считывания информации с кутриттера вам потребуется хорошая команда лазерных физиков. У меня есть несколько специалистов на примете. И еще, я надеюсь, что вы позаботитесь об амортизации. Что бы ни сообщали нам Почтальоны, рассчитывать на абсолютную прочность объекта как минимум неразумно.

– Не бойтесь, господин Петров, мы все продумали. До свидания!

Самолет развернулся, и огни города снова показались в иллюминаторах, на этот раз уже другого борта.

– Твой недосмотр, – упрекнула Генеральный секретарь. – Можно было догадаться, что, не сумев связаться со мной, все кинутся звонить тебе.

– Да, не подумал, – признал глава комитета по подготовке контакта. – Пожалуй, мне тоже лучше отключить связь.

Однако, прежде чем он успел это сделать, телефон зазвонил снова.

4 мая 2074 года. Корабельное время:
20 часов 00 минут.
Лунный паром «Валерий Быковский»

– Алина, детка, у тебя все в порядке? – прошелестел в наушнике голос Танвира.

– Да, командир, – откликнулась та, недоумевая, чего это командир перешел на такое фривольное обращение.

– Пассажиры не буянят?

– Нет, все нормально.

– Тогда предупреждаю, что мы получили посадочный вектор и начинаем маневр через пятьдесят минут. Успеешь всех рассадить?

– Конечно, командир. Спасибо, сейчас и начну.

Бортпроводница посмотрела на часы, потом на экран, транслирующий вид на Землю с внешних камер. Там перед нею предстала эпической красоты картина – восход Солнца над Тихим океаном, покрытым спиралями облаков. Все как обычно: чуть меньше чем через час над Северной Атлантикой кувыркнувшееся соплом вперед тело парома втянет в себя раскрытые секции радиаторов. Потом разразится первым тормозным импульсом над экватором, чиркнет покрытым жаропрочной керамикой брюхом об атмосферу, в облаке плазмы обогнет с юга Африку и пронесется над Индийским океаном. И, наконец, с грацией брошенного кирпича пересечет Австралию, чтобы, почти падая на длинную бетонную стрелу посадочной полосы, в последний момент полыхнуть огненными жалами двигателей мягкой посадки и, ударившись о бетон полутора сотнями колес, пробежаться по ней и остановиться, окутавшись гарью сожженной резины.

Алина легко оттолкнулась и, воспарив над амортизатором, выбралась из своего закутка в пассажирский салон. Там царило веселье. При старте с Земли на пассажирах иногда сказываются отрицательные эффекты невесомости. Кого-то тошнит, у кого-то кружится голова. Обычно это происходит не сразу, а через полчаса-час. Таких, чтобы проблем не было, лучше уговорить вернуться в амортизаторы. На Луне это все, как правило, быстро проходит.

Но обратные рейсы – дело совсем другое. Закаленные годами малой лунной гравитации организмы переносят невесомость без всяких проблем, ожидание скорого возвращения и встречи с родными и близкими рождает эйфорию, и пассажиров охватывает бурное веселье. Если на пути к Луне в пассажирском салоне царит сосредоточенность с легким оттенком торжественности, то при обратном рейсе общее настроение больше напоминает балаган. Все веселятся, как сумасшедшие. Бортпроводники обычно веселью не препятствуют. Отчасти из жалости. Людям, которые провели при лунной гравитации много времени, несколько ближайших недель грозят большими неудобствами, особенно если они пренебрегали тренировками, а таких немало.

Сейчас пассажиры превзошли сами себя. На «Быковском» возвращался на Землю какой-то небольшой научный коллектив в полтора десятка человек. Молодые парни и девушки устроили на борту нечто вроде студенческого «капустника», заразив хорошим настроением и остальных. Кто-то из них неведомым путем снял блокировку с динамиков информационного экрана в своем амортизаторе, и теперь оттуда гремела на весь салон вполне отчетливая музыка, под которую часть пассажиров пыталась танцевать. Танцы в невесомости вообще процесс занятный, а уж при всеобщем возбуждении и подавно. Алина прислушалась. Запись тоже явно была самодельной.

 
Мальчики и девочки, не впадайте в панику,
Ведь на Луне уже открыли сверхпроводящую керамику,
И я срываю алюминиевые провода, эгей – со своей установки,
И я срываю алюминиевые провода, эгей – со своей установки.
Кто поставил на металл, тот сегодня проиграл,
Металл не принесет плода, игра не стоит свеч, а результат  – труда.
И я мотаю керамические провода, эгей – на фанерный сердечник!
Я мотаю керамические провода, эгей – на фанерный сердечник!
 

Поймав краем глаза мягкое свечение консоли, Алина махнула рукой. Музыка смолкла, сменившись негодующими возгласами.

– Уважаемые пассажиры, – сказала девушка. – Прошу внимания. Через пятьдесят минут паром «Валерий Быковский» начинает торможение для входа в атмосферу Земли. Перед этим возможны дополнительные маневры. Поэтому я рекомендую вам занять места в амортизаторах и пристегнуться.

Музыка в пассажирском салоне снова включилась, но теперь это была уже нейтральная мелодия, согласованная с космодромными психологами, которая должна была успокоить пассажиров и настроить их на сотрудничество. Среди последних началось движение, сравнимое с броуновским. Мало кто направился к своему амортизатору сразу, многие предпочитали обменяться друг с другом парой слов, подлететь к панорамному экрану или совершить в невесомости последний головокружительный кульбит. Но, в общем, неожиданностей не ожидалось. Минут через десять устроятся на своих местах самые упорные, после чего останется только проверить, как все закрепились, это еще минут пятнадцать от силы, и можно докладывать командиру о готовности.

Алина, оттолкнувшись от стены, вернулась к своему амортизатору и не видела, каким взглядом проводил ее один из подравшихся на Луне арабов.

…Командира экипажа можно было понять. Стоило ему прикрыть глаза, как перед ним возникало жесткое лицо человека, который при последней встрече представился космонавту как господин Барзани. Обратный рейс обернулся для Омида Танвира настоящей пыткой. Командир каждую минуту ожидал, что в рубку ворвется некто, назовет пароль и прикажет изменить место посадки. Он, Танвир, конечно, подчинится, а если он прикажет, то подчинится и команда. Подчинится… Но какими глазами будут смотреть на него Рафаэль и Поль, с которыми он в одном экипаже не первый год? Что он скажет Джене, для которого этот рейс первый в качестве не стажера, а полноправного члена экипажа? Как, наконец, он будет объясняться с инспекторами Космического комитета, когда начнется расследование этой истории?

Когда главный диспетчер Кейп-Йорка подтвердил «Быковскому» посадку, командир почувствовал прилив надежды. Осталось перетерпеть этот неполный час, а потом… После выдачи первого тормозного импульса у них будет еще минут двадцать, когда можно снова разогнаться и выскочить на орбиту, чтобы изменить точку посадки. Но, Аллах свидетель, он никогда этого не сделает! Чем бы ни угрожал ему Барзани. Скажет, мол, поздно спохватились, а начав процедуру посадки, прервать ее, не поставив под угрозу жизни всех находящихся на борту, уже нельзя. И это кстати.

Посторонних людей на борту быть не может. Не зря в этот раз он отправил весь экипаж лично осматривать грузовой и технические отсеки, не доверившись, как обычно, персоналу лунного космодрома. Абордаж в открытом космосе – это смешно, сейчас все же не семнадцатый век. Пусть ему с борта для наблюдения доступна далеко не вся сфера, но на это существуют диспетчеры. Они предупредят, если на пересекающейся орбите окажется даже не корабль, а сантиметровый обломок, избежавший сетей орбитальных «мусорщиков». Люди Барзани, если они вообще есть на борту, наверняка среди пассажиров. А пассажиров проводник сейчас уложит в амортизаторы, и опасность с этой стороны если не исчезнет совсем, то сильно уменьшится. Аллах, как же медленно тянется время!

– Ну, молодой человек, – преувеличенно бодро обратился Танвир ко второму пилоту, – а не прогуляться ли вам к семнадцатой секции? Пожалуй, теперь мы сможем сложить всю группу радиаторов, чтобы она не доставила нам проблем.

– Конечно, командир, – откликнулся Евгений, которому мрачность Танвира доставляла массу беспокойства весь обратный путь. – Сейчас я тест по системе прогоню на всякий случай. Потом вы складывайте группу, а я полезу за подтверждением.

Он отщелкнул замок на груди и, выпутавшись из ремней, легко поднялся в воздух над своим амортизатором.

…Ланир, повиснув под потолком, вроде бы не смотрел никуда конкретно. Но на самом деле видел все, что творится в пассажирском салоне. Пассажиров здесь оставалось все меньше, они один за другим занимали свои места. Очень скоро снаружи должны были остаться только его люди. Диверсант вздохнул и смежил веки.

Он делал так, приступая к активной фазе каждой своей операции. Те, с кем он «работал», были уверены, что их командир при этом молится. Сам Ланир их не разочаровывал. Если честно, он не был особенно религиозен и даже в самых критических ситуациях не мог выдавить из себя большего, чем обычное «Шма Исраэль» [18]18
  Шма Исраэль (ивр.) – иудейская молитва.


[Закрыть]. Просто для того, чтобы окончательно привести себя в форму, ему требовалась секунда полной сосредоточенности.

Когда он открыл глаза, окружающая обстановка потеряла всякое подобие цвета, обретя взамен потрясающую глубину и четкость очертаний. Имплантат у него в затылке, угадывая желание человека, начал работу в боевом режиме. Ланир оттолкнулся от потолка и поплыл в сторону места бортпроводника. Командовать ему не требовалось, его люди поняли все без слов.

Азрак подтянулся на натянутом вдоль потолка тросе и отправился вслед за Ланиром. Басал повторил его действия, а Сурра с самого начала подпирал спиной хлипкую стенку проводницкой выгородки и, чуть наклонив голову, подтвердил, что готов действовать.

Ланир оттолкнулся от края амортизатора и, оказавшись под потолком, ударом кулака раздробил пластик декоративной панели. Под ней располагались несколько распределительных коробок и сложное переплетение аккуратно уложенных и закрепленных проводов. Спустя мгновение имплантат у него в голове сверил этот узор с заранее загруженной схемой электрической сети парома и подсветил нужные из них. Ланир принялся рвать из разъемов подсвеченные провода. Сначала аудио– и видеоканал системы внутреннего наблюдения, они поддались легко. Потом выломал из гнезда кабель питания замка багажного люка. И, наконец, мультимедиа-шину связи со всеми рубками экипажа, это уже просто для верности.

Закончив, Ланир оглянулся вниз. Азрак, сорвав крышку с замка, запиравшего багажный отсек, копался в схеме. У него, видимо, все складывалось удачно, и до открытия люка оставались считаные секунды. Басал и Сурра прижимали к стене девушку-бортпроводницу, широкая ладонь Сурры надежно закрывала ей рот. Та лишь немного вздрагивала, пытаясь освободиться, и смотрела на диверсантов широко раскрытыми глазами.

– Спокойно, госпожа Блинова, – сказал Ланир по-русски, опускаясь рядом с ней. – Не сопротивляйтесь, и никто не пострадает.

В этот момент Азрак наконец справился с замком и, рывком распахнув люк, нырнул туда головой вперед. Ланир начал отсчет. Для бортового компьютера их художества точно не остались незамеченными, он уже выдал предупредительный сигнал пилотам, и до начала неприятностей осталась пара минут, не больше. Следовало надеяться, что Азрак, пользуясь наводкой имплантата, найдет контейнер с диппочтой быстро и диверсанты встретят пилотов во всеоружии. Причем как в прямом, так и в переносном смысле.

Азрак появился снизу, держа в руках уже вскрытый контейнер. Белая ткань с фиолетовыми эмблемами дипломатического представительства Уммы, пальмой над скрещенными саблями, трепыхалась в потоке воздуха, дующем из вентиляционных отверстий. Ланир сжал зубы, только сейчас осознавая ошибку. Посторонним этот контейнер видеть явно не стоило, а проводница его видела… Ладно, об этом он подумает потом. Залитые старомодным сургучом защелки легко поддались, и Ланир первым извлек из контейнера, который согласно описи должен был содержать дипломатическую почту, оружие – «Фастер» с коротким стволом и несколько обойм к нему. Остальным его людям, чтобы вооружиться вслед за ним, потребовалось всего несколько секунд.

…Предупредительный сигнал, похожий на удар маленького колокола, раздался в наушниках пилотов неожиданно. Евгений, уже начавший отдраивать люк, ведущий из рубки в переходный отсек, вздрогнул и остановился. Предупреждения, как правило, срабатывали, если требовалось какое-то срочное вмешательство экипажа. Чаще всего это происходило при выходе из строя каких-либо систем или устройств на борту. Не слишком важных, иначе включилась бы сирена тревоги. Однако иногда мелодичный колокольчик мог послужить прологом серьезных неприятностей.

– Алина, ответь! – раздался встревоженный голос Танвира. – Командир экипажа вызывает пассажирский отсек!

Евгений в нерешительности замер у уже распахнутого люка.

– Поль, ответь! – снова раздалось в наушниках.

– Есть, – немедленно откликнулся бортинженер, который был старшим в кормовом посту, – у нас все в порядке.

– Проверка связи, – произнес командир и тут же снова безуспешно попытался вызвать пассажирский отсек.

Евгений, приняв решение, подобрался обратно к своему амортизатору. Командир повернул в его сторону покрытое каплями пота лицо.

– Нет, нет, Дженя, давай назад! Отключилась связь с пассажирским отсеком и видео тоже. Температура, давление и состав газовой смеси в норме. Загляни туда, перед тем, как лезть к секциям, хочу убедится, что все в порядке!

Вид у него при этом был такой, что второму пилоту остро захотелось не покидать рубку, поскольку не в порядке явно был сам командир, но он только кивнул головой.

– Я мигом!

И нырнул в распахнутый люк.

Пролетев переходный отсек, привычно зацепился за поручень, остановился и, подтянувшись, глянул на панель на переборке, отделяющей пассажирский отсек от переднего переходного. Там горел успокаивающий зеленый огонь – знак того, что параметры атмосферы в обоих отсеках совпадают и открывать люк можно безопасно. Не удовлетворившись этим, второй пилот глянул на показания приборов на крохотном экранчике. Температура, давление, отсутствие вредных примесей… Убедившись, что, по крайней мере, по приборам, за переборкой все в порядке, Евгений взялся за задрайки люка, распахнул его и, ухватившись за поручень над люком, ногами вперед нырнул в пассажирский салон.

…Специальный агент Джереми Смит в общем веселье участия не принимал, продремав почти весь обратный путь в своем амортизаторе, выбираясь оттуда лишь пару раз для того, чтобы размяться. При этом он ни разу не покинул передней части пассажирского салона, наблюдая за люком в переходный отсек, где был установлен сейф, в который он лично положил контейнер с кутриттером.

Большой нужды в этом не было, за весь полет люк не открывался ни разу, а доступ к сейфу членов экипажа из рубки он все равно контролировать не мог. Смит непроизвольно коснулся груди, где под футболкой болтались на цепочке обе открывающие сейф карточки. После посадки ему следовало покинуть свой амортизатор и вообще пассажирский отсек первым, еще до того, как на борту окажется наземный персонал. Справится он без посторонней помощи после проведенного на Луне времени? Наверное, справится. В крайнем случае, бортпроводница обещала помочь.