Текст книги "Туманность карапетов"
Автор книги: Михаил Стрельцов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Сила искусства
Когда школьником впервые увидел картину Сурикова, то боярыня Морозова показалась мне полной злобной бабкой. А сейчас вижу, что это привлекательная молодая женщина. Вот она, высокая сила искусства!
Старый вопрос
Со времён начальной школы запомнился рассказ из учебника, вроде как «Родная речь» – был такой. Про подвиг девочки, родители которой были подпольщиками. Типа девчонка пролетариев приболела, и ей требовалось давать тёплого молока. Родители прикупили крынку (как я понимаю: крынка – это такой глиняный кувшинчика литра в полтора), а на ночь, чтобы не прокисло, поставили на подоконник в спальне.
А ещё родители эти были хранителями типографского шрифта для большевистских листовок. А тут, блин, с обыском. Сунули сонной девчонке шрифт под подушку, она и проснись, при том – сообрази, что к чему.
Словом, пока полицейские обыскивали другие помещения, девчушка шрифт – в крынку, а молоко-то куда девать? Вот она его пьёт, давится уже, а пьёт. Свежее молоко. Из-под коровки. Сытное. С привкусом типографских чернил – получается.
Отсыплет внутрь шрифта, по закону Архимеда молоко к краю, опять дует. Так и спрятала и предков не запалила, когда полицейские всё же в спальню запёрлись и додумались детскую кроватку обыскать. Родители сами удивились, куда шрифт из-под подушки делся?! Девчонка победоносно потом им и поведала, как молочка нахлебалась. И тогда ещё, в начальной школе, появились у меня если не к рассказу, то к ситуации вопросы. Ну, что хворый ребёнок холодного молока для увеличения ангины наглотался, а родители обрадовались – ещё ничего. Во имя революции же и дитя родное не жалко. Тут в другом дело.
Пробовали когда-либо литр молока взахлёб выкушать? Фиг с ним, чернил привкусом, просто взять и литр в себя?! Даже взрослому за пять минут не управиться. Сколько же по времени она пила?
И во время этого, заметим, полицейские обшаривали какие-то «другие комнаты». То есть комнат у дореволюционных пролетариев было несколько. А не как у меня, человека века 21-го – одна.
И второй вопрос: бедные-пребедные эти пролетарии где-то взяли и запросто купили полтора литра молока, когда им понадобилось. Просто взяли и купили. На свои нищенские дореволюционные зарплаты. Что я себе запросто, к примеру, на постсоветском уже пространстве не всегда могу и позволить: ещё подумаю – брать молока или на чём другом подэкономить. И вытекающий, основной вопрос. Какого лешего при молоке и стольких комнатах им понадобилась эта революция?
Как мы с герой переписали историю физики
Само собой одноклассники награждают друг друга кличками, некоторые прилипают сразу и надолго. Всегда доставалось и учителям, разумеется.
Из поколения в поколение нашего учителя Георгия Алексеевича называли Гера. Иногда – Гера-пингвин. Мужичок был маленького ростика, крепенький и действительно походил на пингвинёнка. Но это злое прозвище. В основном, на выпускном девочки исписывали подоконники: «Гера – любовь моя!» Потому как всё же обаятельный, чернобровый мужчинка, заядлый охотник, рыбак и водил нас в турпоходы. Был он нашим классным руководителем, но вообще-то вёл уроки физики, то есть давал лекции, которые мы записывали, изучали, что по тем временам было передовой методикой. При чтении лекции, упоминая того или иного учёного, непременно проговаривал – «английский учёный» или «великий английский учёный». Тем самым расставляя приоритеты. Мол, этот великий, ибо заложил, а тот просто, ибо подхватил и развил.
По какому принципу он сортировал этих учёных, мне до сих пор неизвестно.
А как-то приболел я, то есть какое-то время не посещал школу. Тем временем по телевизору показывали польский сериал про Вторую мировую, где партизаны, естественно, колошматили фрицев и наоборот. Из забавного в фильме были только польские фамилии, такие как Соловейчик, Бугайчик, Готовчик.
А сериалы по телевизору, надо сказать, при отсутствии компов, видео и какого-либо выбора телеканалов вечерами смотрели все. То бишь, приступая к обсуждению, разговор начинали не словами: «Ты видел такой-то сериал?», а так:
«Вот в этой серии они вообще круто…» Без упоминания названия фильма, ибо все смотрели одно и то же. И ученики, и учителя. И вот прихожу в школу, пропустив несколько дней, а на уроке физики Гера даёт вторую лекцию по «правилу буравчика», я тему не секу, не знаю, как записать в тетрадь. А он всё – буравчик, буравчик, буравчик. А до этого ж были «закон Ома», «принципы Галилея», «закон Гука» и даже «закон Гей-Люссака». И на полном серьёзе спрашиваю во время урока: «А Буравчик просто учёный или великий польский учёный?» И тут же понимаю, что сморозил чушь, потому как весь класс начинает ржать. Каждый из них, и Гера в том числе, сообразили, откуда растут ноги у такого вопроса: из сериала со смешными фамилиями.
«Английский, – улыбнулся Гера. – Великий английский». И класс просто покатывается от смеха. И когда эта почти истерика утихла, начисто лишённая чувства юмора отличница Наташа вдруг спрашивает: «Не поняла. Как мне записать: польский или английский?» И Гера, и весь класс принялись медленно сползать до пола. Более весёлого урока в своей жизни не припомню.
Более того, и годы спустя, читая лекции по правилу буравчика, Гера продолжал шутить с учениками: «Буравчик – великий польский ученый». Уверен, что люди без чувства юмора до сих пор считают, что это так и есть. Вероятно, даже при разгадывании кроссвордов вспоминают Буравчика как учёного.
А польский кинематограф был же чудо! Правда?
Первое сентября
Вчера шкандыбал на работу, пёхом захотел. Кругом отовседова школьников лезет: кто туды, кто навстречу. «Линейки кончились», – подумал Штрилиц. И такие, блин, в фартучках девчули все почти, словно вдруг откуда ни возьмись – власть советска появись. И внезапно навстреч по виадуку две крали нарисовались в кожанках, да так клёво прикинуты – вот бы ещё чёлочки с мылом напушить, точненько как в моей юности ходили. Старшеклассницы! Миленькие, юные, без оспинки на щёчках. Мимо проходя, одна другой говорит:
– А первоклашки уже догадались, что им на одиннадцать лет пи…? – и хихикнули.
Я в уме тоже. Оно так. «Верно подмечено», – подумал Штирлиц. Однакось в моё время при старших школьники стеснялись матюгаться. Любой из взрослых мог за это ухо накрутить. А сейчас ринешься – садистом-педофилом обзовут, да в кутузку можно загреметь. А туды ли котимся?
Молин
Молина все побаивались. Он был военруком 4-й школы, соперничающей с нашей. И отчего-то уважаем всеми школьными военруками: на военных сборах всегда был главным.
Не то чтобы был строг, но на язык остёр, так мог снисходительно припечатать, что не знаешь, что делать: краснеть или бледнеть. Так что на глаза ему лишний раз старались не попадаться и в разговор с ним не вступать. Если с нашим военруком ещё можно было препираться, посмеиваясь на его речью с этими вечными «средствá», то Молин за словом в карман не лез.
А военные сборы у старшеклассников тогда проходили не то, что нынче – в домашнем режиме. А с двухнедельным выездом за город, в казарму. С пробежками по три км по утрам, с рытьём окопов, марш-бросками по болоту – по пояс. Словом, что Молину приспичит, то и делали.
С полгода после сборов прошло. Соседка моя по лестничной площадке в 4-й школе училась. И как-то попросила пластинок для какого-то мероприятия – я собирал же, до сих пор с собой вожу ту коллекцию древности, ныне вдохновенно называемую – винил… И вот: не отдаёт долго. Спрашиваю, когда отдашь? Плечами жмёт. Говорит, после мероприятия их Молин взял послушать, а она к нему походить боится.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
