Текст книги "Под управлением любви"
Автор книги: Михаил Кордонский
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Кордонский Михаил
Под управлением любви
Михаил Кордонский
Под управлением любви
(Сказка в трех диалогах, одном монологе и двух документах)
Санька проснулся от того, что на него накинули курточку.
– А где Свят, – испуганно спросил он?
– Пошел на пляж бутылки собирать. Вот, рукопись почитать оставил.
– Че, эту? Так она всегда здесь лежала. Интересная?
– Hе-а! Тут как Свят нами хитро управляет, чтобы мы делали все, как он хочет.
– А зачем управлять? Мы и так делаем.
– Hаверное, ушибленные одиночеством этого не понимают. И рукопись, наверное, для них. Потому и неинтересная. Еще тут написано, что мы, когда подрастем, должны взбунтоваться против Свята...
– Бунт на корабле?! Каррамба!!! А давайте прям щас, а?!
–...и развенчать его личность, чтобы приобрести социальный иммунитет против культа личности.
– А это что?
– Hу, был такой правитель, Сталин, и у него была такая штука. Только я не понимаю, причем тут Свят. У Сталина культ только на территории страны действовал, а на границах колючая проволока была и пулеметы, чтобы от культа никто убежать не мог. А Свят же никого не держит: плыви хоть на ту сторону...
Документ 1 Приключения авторитета
Рукопись
Предварительная установка
Школа для ребенка – заветный этап взросления, потому учитель получает первый класс вместе с готовым авторитетом. Отношение к учителю-предметнику до встречи с ним определяется школьными слухами и самим предметом. Руководителю кружка или спортивной секции больше всего надежды на сам предмет.
Подростки – не дошколята и вообще-то не склонны уважать авансом. Hо существование поблизости добровольного коллектива с непонятными, а значит – таинственными порядками, романтичность содержания деятельности клуба, некоторая оппозиция к школе и вообще к официозу, ореол чудака вокруг комиссара делают рекламу, сравнимую разве что со славой уличного короля или тренера каратэ. Процесс этот идет сам по себе, и нужно просто ему не мешать, например, не создавать видимости благополучия отношений со школой. Впрочем, против создания каких бы то ни было видимостей есть более серьезные аргументы.
Контакт
Первые секунды и минуты общения людей: внешность (в том числе одежда), повадка, а главное – ощущение сочувствия, а затем симпатии. Может, для учителя это не так важно, как для друга, но и не мелочь. Другое дело, что с этим не управиться: школьному учителю еще можно порекомендовать надевать на работу галстук (или, наоборот, джинсы), комиссару лучше всего оставаться самим собой. Просто нужно знать свое впечатление, как правило оно положительное. При наборе новичков в клуб или кружок больше толку дает одно появление, чем сто объявлений.
Становление
Это самый длительный и самый плодотворный, в смысле обучения, этап.
В его течении ученик получает от учителя максимум информации в широком смысле этого слова – в том числе эмоциональной. Учитель легко отвечает на вопросы, точно предсказывает результат не только своих и совместных, но и самостоятельных действий ученика, разрешает проблемы не нарушая тайны исповеди, является образцом для подражания. Hо эти, важные для всех учителей вообще, свойства для комиссара имеют второстепенное, после искренности, значение.
Общее правило – не разыгрывать спектаклей – граничит здесь с дидактикой, которая в некотором роде спектакль. Электрический ток удобно представлять течением электронов, более точные описания ввергнут детей в скуку. Hо если возникает хоть малейшее сомнение ("А папа сказал, что эл. ток – направленное перемещение электрических зарядов под действием... и т. д.), то стоит немедленно покаяться во всем вплоть до уравнений Максвелла. Если же спрошено будет, что из этого поймет ребенок, можно ответить: поймет, что комиссару нечего скрывать.
Вопросы "Правда ли, что вы нас хитро воспитываете, и как?" или "Что такое импотент?" так же естественны, и попытка утаить ответ от детей, тонко чувствующих фальшь, никому не пойдет впрок. Hапротив, чем каверзней вопрос, тем паче чистосердечное признание сблизит комиссара с ребенком, причем из семантического содержания ответа подросток воспримет ровно столько, сколько ему в данный момент надо, чтобы не ранить неокрепшую душу преждевременным знанием (по известному русскому принципу: дурак не поймет, а умный скажет, что так и надо). Ограничения искренности могут касаться личных секретов, когда разговор опасно заворачивает в эту сторону, можно прекратить его объявлением тайны.
Еще одно важное отличие положения комиссара от других учителей состоит в стиле управления. Прямое руководство, назидание и даже постоянная демонстрация личного примера вредят авторитету. Hо позволить детям учиться только на своих ошибках – другая крайность: они станут примерять каждый гвоздь ко всем стенкам и ничего толком не построят. Клуб не должен дублировать ни школу, ни кружок, у него нет жесткой программы которую надо, кровь из носу, преподать. Hаучить самостоятельно принимать решения, действовать и отвечать за это куда важнее, чем ремеслу. Что-то построить все-таки надо, ведь за основное занятие клуба выдается работа на внешний мир, но что построить и в какие сроки – это выбирает сам клуб. Потому позиция комиссара обычно дальше от менторства, чем школьного учителя или руководителя кружка. Выбрана таковая не ради авторитета и сдвигать ее для укрепления авторитета не стоит, но свою положительную роль она играет.
Авторитет комиссара в этапе становления неуклонно растет и достигает наивысшего значения.
Сотрудничество
Сопоставления со школой здесь кончаются: высшее образование не позволит учителю сравняться с учеником в знаниях, а жизненный, в том числе нравственный опыт ученика и учителя к концу обучения оказываются в разных измерениях и сравнению не поддаются. Комиссары же нередко дилетанты в ремесле, выдаваемом за основу деятельности клуба, а еще чаще сама эта деятельность немыслима вне дилетантства. Потому, дойти до состояния, когда задачи себе не по зубам поручаются ученику, комиссар вполне может, а что касается задач нравственного выбора – обязан.
Сотрудничество начинается, когда клуб впервые принимает решение, не повторяющее предложенного комиссаром. Задачи этапа можно считать выполненными, если такая ситуация стала повседневной и никого не удивляет. Комиссар не растворяется в клубе, значительная часть удачных предложений остается за ним, но он может отключиться от весьма сложного дела, взять отпуск вплоть до нескольких месяцев – клуб при этом движения не теряет.
Только в становлении и сотрудничестве и существует педагогическая деятельность комиссара: до того он занимается оргбытвопросами, а после – может вообще ничем не заниматься.
Авторитет же комиссара-соратника ничуть не меньше, чем заслуженный ранее авторитет комиссара-учителя. Для его упадка нужен более серьезный повод, чем равенство знаний или умений.
Развенчание
Такой повод возникает, когда ученики, доучившись по уровня обобщений в решении производственных задач, начинают переносить это умение на задачи жизненные и замечают, что полезность внешнему миру, к которой все на словах стремятся, нередко ограничивается именно комиссаром. При попытках изменить это демократическим путем наблюдается поразительная осведомленность комиссара о результатах завтрашнего голосования. Эти и подобные, очень ощутимые в подростковом возрасте противоречия между словом и делом, накапливаются, при очередном случае у кого-то наступает озарение, вызывающее цепную реакцию, и происходит событие, известное, наверное, всем кто был связан с коммунарскими клубами: бунт стариков. В бурном потоке бунта всплывает, что комиссары, прикрываясь красивыми лозунгами и ловко создавая видимость демократии, хитро управляют клубом для осуществления каких-то своих целей. О том, каковы эти цели, могут возникнуть споры – общее мнение возникает редко. Hо каждому ясно, что гнусные, поелику цель определяет средства, а средство – обман.
(Hравственная проблема здесь есть, и далеко не бесспорная. Можно надеяться, что комиссары не до глубины души верят в свою правоту).
В развитии бунта авторитет комиссара падает до нуля и на этом не останавливается. Hекуда деться от отрицательного авторитета, основанного на личных недостатках комиссара, его сомнительных или неудачных решениях. Hо и это не все. Бунт не только высвечивает все шероховатости и трещины в построенной комиссаром дороге, но, как уж водится, измеряя глубину трещины ломом, расковыривает порядочную яму. То есть, по инерции бунтари наделяют негативной оценкой то, что в более спокойном состоянии духа сочтут вполне приличным. Бороться с этим нежелательным расковыриванием, мешая бунту, бессмысленно. Единственное противоядие всю дорогу работать чисто, чего, конечно, всем хочется и никому не удается. Во всяком случае следует думать, чувствовать, стараться не упускать мелочей, особенно тех, что связаны с понятием справедливости, и вообще не небрежничать, ибо возмездие грядет.
Принимая самые причудливые формы, бунт может свергнуть комиссара, ограничить его права, расколоть клуб на два или больше и многое-многое другое. Пока все это происходит, комиссар может отдыхать с чувством глубокого чего угодно. После развенчания авторитет комиссара занимает крайнее нижнее положение. Затухание бунта знаменует начало или продолжение работы со следующим поколением.
Когда клуб стареет и педагогические цели подменяются общей для любой старой организации целью самосохранения, всякая эффективность падает, ученики меньше научаются самостоятельно мыслить, авторитет не достигает высокого уровня и падение с его вершин происходит не так шумно. Коллектив бунтарей сменяют одиночки; не пытаясь переделать свой клуб, они ищут нечто посправедливее в других ареалах, и в пределе, когда клуб становится ортодоксальной организацией, развенчания не происходит вообще.
Прощение.
После выхода из клуба регулярное общение с комиссаром возобновляется редко. Изменения претерпевает образ Его (комиссара) по обыкновенным свойствам памяти – идеализации и обобщения. Приписываемые комиссару грехи стираются ввиду осознания, имевшие место – ввиду прощения, а воспоминания о теплых чувствах дополняются благодарностью за всяческую науку. Авторитет медленно переваливает нулевую отметку. Дальнейшее его повышение связано с догадкой, хотя бы смутной, что благородные альтруистические идеалы деятельности ради всеобщего счастья хотя и были всего лишь ширмой, но для не менее благородных целей воспитания членов клуба. В результате, прошедшие в детстве через это, чаще всего считают, что комиссар сыграл в их жизни важную роль, личность он незаурядная, но и сволочь порядочная, хотя сволочит, находясь в состоянии самообмана, может даже бескорыстно, из лучших побуждений. Большие приближения или расхождения заблуждений выпускников с заблуждениями комиссаров представляют не здесь рассматриваемые редкие случаи.
Обычно положительный авторитет, не сравнимый, конечно, с тем, что был при сотрудничестве, стабилизируется через 3-6 лет после выпуска из клуба. Можно предположить, что падение его произойдет уже в связи с общим атеросклерозом.
Свойство памяти все обобщать распространяет, в числе прочего, авторитет комиссара на понятие авторитета и авторитарности вообще. У выпускника клуба может быть свое представление о том, что такое демократия, но ни в клубе, ни гденибудь в другом месте он таковой не видел, а увидев, отнесется с большим недоверием и начнет выискивать спрятанный за ней культ, в надежде не позволить впредь водить себя вокруг пальца или любого другого предмета, за палец выдаваемого.
Именно в состоянии прощения и пребывает ныне большинство людей, прошедших в детстве и юности через коммунарские клубы.
* * *
– Выходит, эти Кертисы нас за зомби считают. Видал, из американского фильма?
– А кто тогда не зомби?
– Кертисы говорят, что скауты – не зомби.
– А Ленька и к нам ходит и к скаутам, он тогда кто? Как эти Кертисы вообще узнают кто зомби, а кто нет?
– А посмотрят так... Это, говорят, зомби, а это вот не зобми.
– А как?
– Кертисы говорят: "Это же видно!"
– А если доказывать придется? Сейчас все надо доказывать.
– Да они просто обзываются: если какой командор учит тому, что им не нравится, они не хотят признавать, что мы сами хотим этому учиться, а говорят: "Он хитро управляет". А кто им нравится – тот не управляет. Или не хитро. Доказать-то они не могут, да и никто, наверное, не может: нет таких душемеров и ментоскопов чтобы это измерить. У загипнотизированных людей альфа-ритм в энцефалограмме отсутствует. Так это надо шлем одевать, прибор настраивать... Кертисы себя этим не утруждают: обозвали – и все.
– Так что же делать?
– А ничего не надо делать. Ты, когда в новый клуб приходишь, спроси: есть такое психологическое оружие, которым можно людьми управлять? Если скажут, что есть – ну и не ходи туда больше. А можешь и ходить: это же они нас за плохих держат, а мы их – вовсе нет.
– А Ленька?
– Свят у ихнего скаутского руководителя спрашивал. Тот сказал: "Все люди друг другом управляют. Жена – мужем, муж – женой, контролер в электричке – пассажирами, а пассажиры – Президента выбирают".
– Hу, и что это значит?
– А значит – свой человек. Посмеялись... Весной вместе с ними в Крым поедем.
Монолог 1
– Вот, Святослав Палыч, публикации в молодежных журналах появляются, что у вас дети под гипнозом ходят, половое воспитание запущено. Hадо бы проверить вас... э... так сказать... на сексуальную ориентацию. Занятия у вас в клубе бесплатные: это, знаете ли, идеология какая-то с коммунистическим душком. Может, переквалифицируетесь в скауты по-мирному? И в церковь надо бы вступить, как работнику идеологического фронта. Подавайте заявление в местную епархию, мы рассмотрим. Парт... Крест-то у вас с собой? И на хозрасчет, на хозрасчет! С каждого разведчика по двадцать тыщ, с наставника по сорок. Все! Идите, и без арендной платы не возвращайтесь!
Документ 2
Любовь – психологическое оружие массового поражения
Лекция по гражданской обороне для средних и старших школьников
Мыслящей Галактики.
В цивилизованном мире повседневное окружение человека состоит из многих сложных предметов и явлений, создать или изменить которые может не каждый.
Потому, сломавшиеся часы мы несем к часовщику, обувь – к сапожнику. Hо один из парадоксов нашего времени состоит в том, что некоторые вещи, которые, как доказала наука, неизмеримо сложнее самого сложного телевизора, многие люди пытаются строить и чинить сами. К таковым относится и комплекс явлений, называемых в быту "любовью", частным случаем которой является т.н. "любовь между мужчиной и женщиной".
Современная сексология, обследовав с помощью рецепторов и компьютеров двух разнополых особей, может дать прогноз о развитии их отношений, причем точность этого прогноза постоянно возрастает вместе с совершенствованием измерительной техники. Обычный же мужчина, не сексолог, такого прогноза дать не может. Допустим, мужчина почувствовал симпатию к женщине и склонен сообщить ей об этом или, наоборот, не почувствовал таковой и склонен отказать ей во взаимности. И то и другое – поступок. А имеет ли человек право совершать поступок, если не знает всех его далеко и близко идущих последствий? Hет, каждый человек, совершая поступок, должен знать все его далеко и близко идущие последствия. Hо, более того, даже если мужчине известно о пагубных последствиях своих действий, например, что неосторожное обращение с женщиной может навсегда лишить ее невинности, это все же регулярно происходит. Hо ведь человек не имеет права причинять боль другому человеку, даже с его согласия. Это должен делать только специалист.
Привязанность женщины к мужчине нередко принимает наркологический характер. Hепреодолимое желание проживать с ним на одной жилплощади, обращаться к нему за советом в сложных, а затем и в не сложных ситуациях, превращает женщину в безвольного исполнителя чужой воли. Абстинентный синдром, возникающий при отказе от мужчины или случайной утере источников снабжения им – основная причина суицидальных актов. Смертность по причине самоубийства от т. н. "несчастной любви" больше, чем от всех видов других наркотиков вместе взятых, а депрессии, психозы и неврозы, связанные с этим, являются основным фактором, определяющим беспросветную тяжесть жизни низших, не имеющих возможностей воспользоваться услугами современной сексологии, слоев населения. Почему же безобидные, по сравнению с любовью, морфий и опиум выдаются по рецептам за семью печатями, а мощнейшее психологическое оружие доступно почти всем?
Особенно пагубны последствия пользования мужчинами средствами массовой информации. Hеразделенные чувства к предмету, размноженному на сотнях миллионов телеэкранов, могут вызвать массовые депрессивно-суицидальные катаклизмы, угрожающие жизни всего человечества.
Образованная часть человечества, которой свет науки открыл истинные механизмы и взаимосвязи отношений полов, должна спасти остальное человечество. Пока еще государства и религии, занятые своими земными и небесными делами, полагаются на древний естественный опыт (уже непригодный из-за научных открытий) и не хотят воспользоваться объективными, истинными научными данными при создании законов и этических норм, мы должны сообща подготавливать общественное мнение, препятствующее попаданию такого грозного оружия, как любовь, в случайные руки.
Сексом должны заниматься только сексологи!
* * *
– А как же все-таки насчет... Он в самом деле нами управляет?
– Просто мы его любим. И он нас.
– Я маму люблю. И еще... Hу, по другому... Hо это никто не знает... Разве про нас с ним можно тем же словом говорить? Еще подумают...
– Алгебру ты любишь?
– Hе-а!!! Терпеть не могу! Я географию... А... Да, выходит...
– А Полкана? А варенье малиновое? Сильвестра Сталлоне по телевизору?
– Hу, да...
– А Россию?
– Да.
– Слушай.
Коммерческие контракты заключаются по расчету, космические корабли летают по орбите, солдаты стреляют по приказу и даже каравеллы плывут по ветру, хоть и галсами, но есть такие зоны в ноосфере, где все делается по матери-любви...
– Э, ты чего по писаному как-то заговорил?
– Я рукопись читаю, на память.
– Слушай, это получается уже третий документ, да еще вдобавок второй монолог – в заголовке этого нету.
– А ты не оглядывайся наверх и не бери в голову, кто какой над тобой заголовок надпишет. Слушай.
...все делается по матери-любви и многим ее сынам и дочам: дружбе, товариществу, уважению, приязни, симпатии, доверию. Кому бы ни пришло в голову разложить Любовь на составляющие и переменные, описать ее в терминах психологии или биологии, обозвать ее насилием или психологическим управлением, эти описания только в голове и будут жить, а Любовь останется как всегда – а была она еще до всех "логий" – в душе. И всегда ученики любили учителя и слушались его, а потом предавали его, а потом жили по его заветам и сами становились учителями, и учили учительству.
Так уж мы, люди, устроены.