Текст книги "Старый дом"

Автор книги: Михаил Климов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

21

Хотя нет, вру, до того, как они тронулись в путь, состоялся еще один важный разговор, о котором просто необходимо упомянуть.

– Доча… – попросил Прохоров, – а ты не можешь, пока мы таскаемся по магазинам, книги поописывать?

– Ага, – обиделась Маринка, – как «Муму» писать, так Тургенев, а как памятник, так Чехову… Вы, значит, по Москве гулять, а я – трудиться в поте лица?

– Ну ты и нахалюга… – отец даже руками развел от такой наглости, дочь отлично знала, что он не любитель ходить по магазинам и подбирать гардероб, особенно себе. – Просто надо, чтобы работа шла, а то ведь Горох с меня спросит, да и меньше по квартире будешь шляться, сквозь окна могут заметить движение и прийти посмотреть – кто тут в отсутствие хозяев шебуршится…

– А я и не умею… – все еще сопротивлялась Маринка.

Тут уже возмутился «зять»:

– Как не умеешь? Я же тебя учил, и ты вполне прилично несколько десятков книг описала, когда я каталог готовил…

– Автор, название, год и место издания… – скучным голосом запричитала дочь. – Количество страниц и иллюстраций, переплет, особые приметы данного конкретного экземпляра…

– А давайте я, – вдруг вступила Надежда. – Мы вернемся, и я смогу чем-нибудь помочь…

– К вам другой вопрос, – Володя повернулся к «гостье», – и одно, нет, два предложения. Вопрос такой: с вашей стороны никто не придет? Проем-то открыт, заходи любой…

– Нет, – Надежда Михайловна отрицательно покачала головой, – я всех, кто мог прийти, предупредила, что на два дня уезжаю…

– А предложения такие, – Володя посмотрел на «тестя», – выходить будете со мной. Знаю, знаю, – прервал он возможные Славины возражения, – «почему дочь не может выйти вместе с отцом?» Теоретически – бывает, но вы так никогда не поступали, и это могли заметить. Почему-то вы никогда не ходите рядом с Маринкой, а всегда несколько спереди или сбоку…

– Занятно… – задумался Прохоров. – Никогда не замечал, но если это так – то предложение принимается…

Маринка хмыкнула, отец согласился так, как будто его невеста выйдет из дома с другим.

– А второе? – спросила она, чтобы никто не успел заметить двусмысленности ситуации.

– Я понимаю, – начал Володя, – что мы как могли вас подготовили к новому миру. Но когда выйдем из дома, все равно, мне кажется, вы будете несколько ошарашены. Вонь, грязь, высокие дома, множество тачек…

– Каких тачек? – почему-то ужаснулась Надежда Михайловна. – Тут, в центре Москвы – рудники?

– Он имеет в виду, – объяснила Маринка, – автомобили…

– Но я видела бензомоторы неоднократно, – возразила гостья, – и на одном даже ездила два раза…

– Я думаю, – вступил Слава, понимая, что «зять» прав, – что во всей Москве в ваше время машин было примерно столько же, сколько сейчас на одной улице. К тому же другие мощности, скорости, рев моторов, выхлопные газы…

– Сколько сил? – спросила вдруг Надежда Михайловна.

– Каких сил? – не понял Прохоров.

– Ну, у нас так говорят, – смутилась гостья, – я не знаю, что за силы, но у какой машины их больше, та и лучше, и дороже. Та, на которой я ездила, была в пятнадцать и считалась довольно хорошей… – честно призналась она.

– Это, наверное, лошадиные силы… – догадался Слава. Он повернулся к «зятю»: – Сколько их у тебя?

– Не знаю, – он попытался вспомнить, – что-то около двухсот, кажется…

– Тогда, – вдруг жалобно попросила Надежда, – может, поедем на ровере? Я как раз и одета подходяще…

Все повернулись к ней.

– Так мы и поедем на «ровере», – удивленно сказал Володя, – «фриландер» вас устроит?

Надо здесь заметить, что джип был у «зятя» не для понтов, а по традиции: когда-то они с отцом ездили на рыбалку в какую-то далекую деревню, куда обычная машина не могла пройти в принципе, «фриландер»-то с трудом пролезал. Рыбалки эти по разным причинам давно прекратились, а привычка осталась.

– Наверное… Только я плохо езжу… – честно призналась гостья.

– На чем? – спросили хором все.

– На ровере… – не понимая всеобщего удивления, ответила Надежда. – Никак не могу привыкнуть, что руль надо поворачивать в ту сторону, куда падаешь…

– Понятно, – сказал Слава, у которого были те же проблемы. – Надежда Михайловна под словом «ровер» имеет в виду велосипед…

– Точно, – хлопнул себя по лбу Володя, – по-польски и, кажется по-белорусски, так и будет… Нет, – он обернулся к гостье, – к сожалению, ехать сегодня по Москве на велосипеде можно, но далеко не уедешь. К тому же, если все знают, что у меня есть четырехколесная машина, а мы вдруг появляемся на трех двухколесных, это будет принято за тихое помешательство…

– Но ведь столько сил в одном моторе, – тихо возразила Надежда, – это очень опасно…

– Опасность, я думаю, не в моторе и не в лошадях, – Володя покачал головой, – а в людях и их головах, и тут мы повлиять на ситуацию никак не можем, разве что быть предельно внимательными на дороге. А я и так стараюсь именно подобным образом и поступать…

– Ладно… – отчаянно кивнула головой гостья, – ведите на ваши двести сил…

– Нет, – остановил ее «зять», – мы же еще не закончили, если вы помните. Я говорил о втором предложении, точнее, просьбе.

Слава так и не мог понять, о чем идет речь.

– Слушаю вас… – сказала Надежда.

– Принимая во внимание, – «зять» вздохнул, – что за домом, скорее всего, следят важно, чтобы вы, когда выйдете на улицу, вели себя, как в естественной и привычной среде.

– Не поняла?

– Ну, не останавливались на пороге, – уточнил Володя, – не крутили головой по сторонам, не хватали удивленно и испуганно никого из нас за руки. Просто прошли к машине и сели в нее.

– Он прав… – согласился Слава.

– Вы можете вцепляться мне в руку, – настойчиво продолжил «зять», – раз мы пойдем вместе, но для внешнего наблюдателя нужно, чтобы вы выглядели спокойной и невозмутимой…

– Я попытаюсь… – кивнула Надежда.

– Если для этого понадобится все ваше мужество, – никак не унимался Володя, – значит, постарайтесь собрать его, все, какое есть…

– Слушай, – прервала его Маринка, – отстань от женщины, она уже все поняла, видишь, до чего ты ее довел – побледнела вся…

– Ничего… – выдавила из себя Надежда, – я же сама напросилась, значит, должна слушаться старших… Все, пошли…

И вот теперь они действительно пошли.

22

И Надежда оказалась молодцом.

Она всего на секунду задержалась у выхода, затем крепко сжимая руку «зятя», бодро проследовала к машине.

Володя припарковал свой «фрил» (как он его звал), по московским понятиям, недалеко – всего в двух кварталах от подъезда, и гостья, поддерживаемая с двух сторон мужчинами (Слава, памятуя недавнюю реплику, просто шел рядом, не касаясь Надежды), почти без проблем дошла до машины.

Хотя несколько раз пыталась покачнуться, но устояла, и вопрос возник только один:

– Как вы здесь дышите? – она никак не могла решить – вдыхать лучше глубже или наоборот. – У нас в вагонах третьего класса приятней пахнет…

– Так и дышим… – буркнул наш герой.

А чего она?

У «фрила», который явно уже не был «в кадре», ей разрешили постоять и прийти в себя. Конечно, было предложено даме сразу сесть в машину, но она, видимо, тоже догадавшись, что уже можно, попросила постоять, явно выбирая, что страшней – огромный железный зверь, в нутро которого предстояло влезть, или вонючая и шумная улица.

– Ну, посмотрите, – решил помочь ей наш герой, – тут много чего вам знакомо и не изменилось или почти не изменилось с вашего времени. Вон Кремль, вот муляж Храма Христа Спасителя, там за рекой – палаты какого-то дьяка…

– Это тоже что-то известное? – с трудом спросила она. – Я должна это здание знать?

– Ну, чуть ли не единственное в Москве строение семнадцатого века и при этом не церковь… – растерянно отозвался Слава.

Ему всегда казалось, что такие вещи любой мало-мальски образованный москвич не знать не может.

– Вот это? – Надежда мельком взглянула на красивый двухэтажный домик с надстройкой. – Ну дом и дом, в наше время таких еще полно было, вы, наверное, забыли, Вячеслав Степанович, что сто лет прошло. – Она повернулась чуть вправо. – А это что за красный монстр?

– Помилуйте, Надежда Михайловна, – взмолился наш герой, – но это здание вы не знать не можете, оно-то точно здесь больше ста лет стоит, только называлось тогда не фабрика «Красный Октябрь», а кондитерское производство или что-то в этом роде «Эйнем»…

– Да, – она опять взглянула на фабрику, – наверное, вы правы… Я что-то припоминаю… И обещаю посмотреть, когда вернусь…

И что-то закручинилась опять, поникла.

Володя смущенно молчал, а Слава покрутил головой, разыскивая, чем бы опять отвлечь даму.

– А вон золотые купола церкви Ильи Обыденского… – придумал он, наконец, – Вы ведь ее тоже должны знать…

– Я сейчас… – Надежда слегка улыбнулась, – еще минуточку и все, справлюсь с собой…

На повороте на набережную какая-то черная «Ауди» подрезала небольшой «Опель», и тот затормозил с чудовищным визгом колес по асфальту. Его швырнуло в сторону, но к счастью, рядом машин не было, да и столбы с деревьями маленькую машинку пожалели. Короче, все обошлось – «Ауди» был уже далеко, а «малыш» выровнялся и остановился у обочины. Видно было, как женщина, сидящая за рулем, уронила голову на вытянутые руки и, похоже, заплакала.

А в спину ей уже сигналили нетерпеливые автомобилисты.

Когда раздался визг, Надежда Михайловна вздрогнула и отшатнулась, а сейчас вдруг сказала:

– Надо пойти помочь даме, господа, как-то успокоить ее…

Но Володя с «тестем» одновременно отрицательно покачали головой.

– Здесь так не принято… – жестко сказал наш герой. – Да и она скорей испугается, чем утешится от такого визита.

Они наконец сели в машину, Надежда сжалась в уголке, но глаза от страха закрывала не все время, а все-таки посматривала по сторонам.

Поэтому не сразу, но увидала памятник Петру (или русскому флоту, кто ж это поймет) работы Ркацители, а увидев, вскрикнула:

– Господи, что это?

– Скульптура… – мрачно сказал Слава. Ему уже начинало казаться, что зря они все это затеяли: сами-то привычные, а так ведь можно и здорового человека до инфаркта довести. – Памятник императору Петру Первому, он же бывший памятник великому путешественнику Колумбу…

– Но почему он такой страшный и черный? – не унималась Надежда. – Почему он во много раз больше корабля, на котором стоит? Почему ростры прикреплены прямо к кораблю, а не к специальной колонне? Почему…

– Это вопросы не к нам… – отмахнулся «зять». – И вообще это не самый уродливый и идиотский памятник, который можно видеть в нашем любимом городе… Есть и пострашней, просто этот самый большой и заметный…

– Что ты имеешь в виду? – спросил Прохоров.

Вдруг ей будет легче, когда они с «зятем» между собой о чем-то поговорят?

– Ну, ты видел на площади, – Володя, казалось, понял «тестя» и подхватил с готовностью, – напротив бывшего Моссовета памятник Ленину?

– Ну?

– А сзади глядел на него когда-нибудь?

– Нет… – Слава глянул на гостью. Она сидела, смотрела по сторонам и казалась почти спокойной. – А что там такого?

– Его зовут «рукой Москвы» с этого ракурса… Представляешь, ничего не видно, ни человека, ни головы его, только с каменного параллелепипеда свешивается тяжелая огромная рука, кажется, сжатая в кулак, но тут я, возможно, ошибаюсь…

– А это что за мост, господа? – раздался голос Надежды.

– Крымский… – с готовностью отозвался Слава.

– Красивый… – сказала она.

Даже Володя, не говоря уже о нашем герое, обернулся, на миг отвлекшись от дороги – в первый раз в этом новом для нее мире Надежда не расстроилась и даже что-то похвалила.

– Красивый… – согласились мужчины.

– А в мое время тут стояла такая уродливая железная штука… – она даже улыбнулась. Потом вдруг потянулась вперед: – Но если это Крымский мост, значит, вон та зелень на противоположном берегу реки – это Нескучный сад?

– Да, верно…

– А можно остановить тогда, я полюбуюсь, ведь мы когда в детстве в Москву приезжали, все время любили там гулять… И я вижу – сад на месте, мне как дома побывать…

– Тормозим… – отозвался Володя.

И припарковался недалеко от перехода.

23

Но похоже, делать им этого не надо было…

Надежда только еще вышла из машины, только сделала шаг в сторону, чтобы лучше видеть то, что хотела видеть, как на проезжую часть выскочила небольшая рыжая собака.

Что ее понесло на другую сторону, где и не было-то ничего, кроме гранитного парапета, стеклянных остановок, да еще слегка подремонтированного старого корабля, приспособленного под ресторан, никто не знает. Судя по тому, что выскочила она у перехода, можно предположить, что раньше у нее были хозяева и она с ними именно здесь ходила гулять на набережную.

Только где сейчас пребывали эти хозяева – умерли или просто переехали, бросив животину одну, – никто не знал, ошейника на дворняге не было, и путешествовала она в одиночестве.

И с большой опасностью для жизни…

Потому что проносящиеся мимо автомобили частью лавировали, стараясь не задеть собаку, частью (большей) проносились мимо, не обращая на нее внимания. Наша троица в ужасе следила за тем, как, невзирая на все угрозы, дворняга все-таки медленно двигалась к неведомой цели. Следила до тех пор, пока проезжающий мимо старый и грязный «Жигуль» первой модели без крыла и заднего бампера не вильнул специально в сторону…

Животина, получив удар, взлетела на воздух, приземлилась через несколько метров на клумбу и, повизгивая и прихрамывая, исчезла где-то во дворах…

Надежда в момент удара вскрикнула, закрыв лицо руками, а «копейка», победно взвыв клаксоном, поплюхала дальше.

Володя рванулся к своему «фрилу», но был остановлен «тестем»:

– Ты далеко?

– Догнать его… – мрачно крикнул «зять».

– И что ты с ним сделаешь? – Слава взял Надю под руку, помог сесть в машину. – Раздавишь, как танком пулемет? Забьешь бейсбольной битой, которой у тебя в багажнике и нет, наверняка? Просто получишь порцию мата, а то и пару раз по зубам от озлобленного идиота?

«Зять» молча сел в кабину.

Настроение у всех было подавленное.

– Нам еще долго ехать? – прервала молчание Надежда.

– Нет, – ответил Слава, – не очень… Два поворота и один светофор…

Володя с ними не пошел. Он и так не был большим любителем общения с родом человеческим, а тут нужно было просто присутствовать при том, как подбирают костюм «тестю».

Он-то там зачем?

Слава, конечно, все перепутал, ткнул не ту кнопку лифта и они попали на этаж, где распродавалась женская одежда известных марок.

– Нам выше… – извинился он. – Можно пешком или опять на лифте?

– А дайте мне несколько минут побродить здесь… – попросила Надежда. – Я все-таки женщина и мне интересно, что будут носить через сто лет…

– Конечно, конечно… – он сделал приглашающий жест. – Если что-то понравится, вполне можно купить…

– Да нет, – улыбнулась она застенчиво, – такого я себе даже представить не могу… Просто посмотрю…

Слава отогнал приклеившегося к ним было продавца и они двинулись вдоль рядов висящих платьев, рубашек, сарафанов, маечек, шарфиков, брючных костюмов, юбок, и прочих джинсов.

– Вот это я никогда не смогла бы надеть… – изредка останавливалась гостья, – и вот это. А вот это очень, наверное, красиво…

– Хотите померить? Вон там, – жестом показал он, – есть специальные кабинки, где можно переодеться…

Платье, в самом деле, было с четким, хотя и почти неуловимым оттенком начала двадцатого века: тонкий шелк в мелкий цветочек, рукава с буфами, стоячий воротник и широкая юбка до пола.

– Вам действительно должно очень пойти… – Слава глянул на бирку, – и размер, насколько я понимаю, ваш…

– А сколько стоит? – уточнила Надежда.

– Двадцать шесть тысяч… – ответил наш герой. – Видите, стоило восемьдесят семь, но видимо, размер маленький и никому не подошло, поэтому уценили…

– А это вообще много или мало?

– Смотря с чем сравнивать… – усмехнулся он.

– С… – она подумала немного, – с ценой булки хлеба…

– Ну, примерно, – теперь прикинул он, – чуть больше пятисот буханок…

– Сколько? – у нее даже голос изменился. – Не может быть… Оно же не из золота сделано…

– Да это нормально сейчас, Надежда Михайловна, – попытался успокоить ее Слава. – Тут есть немало предметов, которые ценятся в разы дороже. А ведь это уже уценка, то есть все здесь изначально стоило многократно больше…

– Тебе что, трех платьев и дубленки за один день мало? – услышали они вдруг свистящий шепот рядом. – И потом вот с такими голыми плечами я тебя никогда из дома не выпущу…

Прохоров обернулся.

Молодая дама со светлыми кудельками по краям широкого лица была явно из провинции, так же, впрочем, как и ее кавалер. Она с восторженной улыбкой рассматривала очень открытое летнее платье, которое почему-то, видимо, в расчете на какие-то званые вечера, было расшито по низу тяжелым золотым орнаментом. Наш герой, имевший большой опыт общения со своей предыдущей женой именно по части покупки шмоток, хорошо знал, что вот такое – всегда стоит немыслимых денег.

– Ну, Александр, ну Сашечка, ну Шурик любименький, – заканючила дама, – ну купи мне его…

– Хрен тебе по всей морде, – злобно сказал «любименький», – а не платье. Ты свое уже вчера в кабаке пропила…

Девушку такое обращение, однако, совершенно не смутило. Она, не выпуская из рук шмотку, потянулась целовать своего Шурика, а вторая рука явно направилась к его промежности.

– Ну, Санюлечка, ну сладенький… – продолжила она, как ни в чем не бывало. – Я больше не буду так пить, да и ты вчера отличился – кто Верку за сиськи таскал под столом…

– Че? – тихо взревел Санюлечка. – Чья бы корова мычала? Я тебя, сучару, где и с кем вчера застал?

Слава, понимая, что сейчас и до драки может дойти, схватил за локоть помертвевшую Надежду Михайловну и вытащил ее на лестницу, которая вела на другие этажи.

Нажал на кнопки стоящего тут автомата, бросил туда денежку, вытащил бутылку воды. Открыл, дал отхлебнуть гостье. Она благодарно кивнула головой, отпила, потом еще раз и еще.

– Простите, – сказала она, наконец, когда чуть-чуть пришла в себя, – я все сделаю, как обещала, помогу вам выбрать костюм и все такое, но можно я никогда больше не вернусь в ваше время?

24

Как они выбирали Славе костюм, я рассказывать не буду. Это в кино всегда интересный эпизод, как герой или героиня меряют в магазине то одно, то другое и как он (она) меняются на глазах.

Но у нас здесь не кино, визуальный ряд может быть создан только мастерством сочинителя, а по этой части есть другие, гораздо более виртуозные умельцы. Да и кроме того – вся примерка для нас ситуация чисто служебная: нам не нужно показывать, какой красавец наш герой, как он многолик и разнообразен. Нам нужно только, чтобы Слава с Надеждой подобрали ему правильный костюм, а это и произошло, не вдруг, но довольно быстро.

Единственное, что они не смогли найти – это котелок. Надежда почему-то считала, что к тому, что у них подобралось, подходит именно котелок, а Слава на этот счет своего мнения вообще не имел. Он, конечно, стремился к тому, чтобы на голове, да еще летом не было ничего, но хорошо понимал, что голос его тут ничего не решает, поэтому сопротивлялся вяло.

Однако, поскольку в этом заведении отдела головных уборов не было вообще, а где могут продаваться котелки ни «тесть», ни «зять» понятия не имели, то решение этой проблемы отложили на вечер, когда можно будет поискать по Интернету.

Володя даже хотел позвонить Маринке и попросить ее посмотреть нужную вещь в Сети, но гостья неожиданно остановила его:

– Не надо беспокоиться, – сказала она, – я завтра с утра куплю у нас, там и выбор побольше, да и…

Тут она замолчала, но ясно было, что продолжением должно было быть «да и не так отвратительно…» или что-то в этом роде.

Из небольших происшествий этого визита надо еще упомянуть, что и на мужском этаже наша парочка встретилась с другой парочкой, а именно – дама с кудельками и ее любименький тоже переместились с женского этажа на мужской. Только здесь роли их несколько поменялись: он выбирал себе одежку, а «кудельки» пытались его отговорить от любой покупки. Фингалов на широкой женской физиономии видно не было, морда Санюленьки также не была расцарапана, из чего Прохоров решил, что давешний инцидент – для его исполнителей дело привычное и необременительное, а возможно, даже и приятно-возбуждающее.

Но Надежда Михайловна на всякий случай старалась держаться от этой парочки подальше, и Слава смутно подозревал, что ботинки, которые они тоже купили, могли быть и другими, более годящимися, только подходить к другим образцам гостья из прошлого быстро перестала и предпочла ретироваться к кассе, а затем и на улицу.

Володя выскочил из машины, открыл дверцу даме, и было в этой короткой сценке что-то трогательное и печальное – скучный дождь, огромный джип, грустная Надежда и, как это ни смешно, галантный «зять», – что наш герой почти автоматически щелкнул телефонной видеокамерой, которая оказалась в руках, и зачем-то все снял. Володя осуждающе покачал головой, а Прохоров решил, чтобы поправить всем не лучшее настроение, пригласить свою «сюсю» в ресторан.

Он рассчитал верно – «зять», который к роду человеческому относился скорее отрицательно, а уж вечер в ресторане для него был чем-то сродни публичной порке посреди площади, тут же придумал себе какое-то занятие и уехал, пообещав вернуться через час.

Конечно, весьма вероятно, что никаких дел он себе не выдумывал, а они у него действительно были, но в любом случае, совесть у Славы была спокойна, и за одиночество «зятя» он не переживал.

Почему согласилась Надежда Михайловна, наш герой ответить не мог. Причем согласилась сразу, никаких уговоров, никаких придуманных им аргументов не понадобилось, просто сказала:

– Да, я голодна, поехали куда-нибудь по вашему выбору…

Отвез их Володя в небольшой итальянский ресторанчик в переулках возле Никитской. Выбор был обусловлен тремя моментами: во-первых, итальянская кухня была самая благожелательная к не очень здоровому желудку нашего героя. Во-вторых, ресторанчик был знакомый, и следовательно, была надежда, что суп тебе подадут не из банки, купленной на распродаже просроченных консервов в соседнем магазине. И в-третьих, до дома отсюда было недалеко и можно было прогуляться по ночным московским улицам, а центр в этом смысле все-таки был намного безопасней, чем Бутово или даже Черемушки.

Надежда не стала ломаться, а он спорить и заказал ей то же, что и себе, то есть то, что считал здесь наиболее вкусным.

И пока они пили – он чай с молоком, она кьянти – наш герой задал ей вопрос, который мучил его последние пару часов:

– Я не большой любитель этого города, да и страны, думаю, что мы живем не в самое лучшее для жизни время, но все-таки, Надежда Михайловна, отчего такое неприятие нашей несчастной действительности?

Она шевельнулась, чтобы ответить, но он не дал ей слова сказать, потому что хотел точно сформулировать вопрос.

– Сейчас, не отвечайте, – он в виде извинения приложил руку к своей груди, – я доскажу то, что хотел сказать. Никогда не поверю, что в вашем времени не было уродливых зданий, мы и сейчас их наблюдаем… Что не было хамов и желающих поиздеваться над беспомощными животными… Не думаю, что на ваших улицах так уж чисто и приятно пахнет, что в ваше время не было мужчин, которые обижали женщин, и женщин, которые спали с мужчинами, потому что «купи мне…» Почему вы так жестко отринули наше время?

Как понимает читатель, этот монолог был важен для нашего героя не только и не столько исходя из чувства патриотизма, а скорее из его ночных размышлений об их с Надеждой планах на будущее. Поэтому ответа он ждал не с академическим интересом, а в некотором и даже немалом напряжении.

– Понимаете, – она отпила небольшой глоток, – как же вам объяснить… Конечно, у нас все это есть, мы все это видели и знаем, да и каких-то гадостей у нас наверняка больше, чем у вас. А у вас много хорошего: красивые и сильные, хотя немного пугающие бензомоторы, летящие над рекой мосты, я уже не говорю о той машине, которая позволяет узнавать все новости, не выходя из дому…

– Так в чем же дело? – он тоже отпил глоток чая и теперь напряженно ждал ответ. – В людях?

– Нет, я здесь встретила вполне замечательных персонажей, – она слегка наклонила голову, чтобы было понятно, кого именно имеет в виду. – А там у нас своих негодяев хватает. Просто мы, я и мои товарищи, живем ради будущего. Мы переносим насмешки, гонения, голод, плохие условия жизни, а кто и пытки с каторгой, потому что верим – завтра все изменится. Надо сегодня потерпеть, надо сегодня не сдаваться, надо сегодня себе во всем отказать…

Она подняла на Славу глаза, думая, что будут возражения, ведь они уже говорили, как ей казалось, на эту тему.

Но он молчал, терпеливо ожидая продолжения.

– Знаете, – сказала Надежда, словно вспомнив что-то, – был такой писатель, Чехов, он недавно умер. Так у него в одной пьесе есть такие слова «Зачем мы живем? Если бы знать…» Так вот, – закончила она горько, – я теперь знаю…