Текст книги "Судная ночь"

Автор книги: Михаил Клименко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Клименко Михаил
Судная ночь

Михаил Клименко

Судная ночь

Соседи не виноваты, если что-нибудь увидят. Они ведь тоже выходят на улицу, хотя уже сумерки и почти не видно, как идет дым из труб. Собаки лают в синий вечер, и это хорошо слыхать.

Был морозец.

Они с вечера заметили, что у шурина какая-то возня во дворе. Возятся, возятся – и никак не видно, что такое. Шурин помаленьку ругается, а этот пыхтит!.. Думали, он пьяный с кем-нибудь. Но он не пил. Он был изобретатель, и это ему вредило. Недавно он изобрел ложкодержатель. Портативный, небольшой такой зажим, чтоб удобней держать ложку во время еды. Он насчет этого уже давно с Японией ведет переговоры. Он и с ЮНЕСКО переписывается. По их просьбе он изобрел ступку-самодувку-полуавтомат для особого молекулярного истолчения мела. Потому что нужно создать очень большие запасы тонко толченного мела, какого мельче быть не может и нигде нет.

Потом они гурьбой вдвоем кое-как втолкались из сеней в комнаты. Так что дверь перед ними была открыта до тех пор, пока жена не закричала, чтоб он не выстужал дом. Трамвай по соседней улице прогромыхал как раз перед этим, и это мешало детям спать.

Он изобретает только из подручных материалов, что есть в кладовке, на чердаке, в сарайке и в подполе. Это принцип. У него дома одной только проволоки скопилось что-то около двадцати двух тонн. Разумеется, он не наш шурин. Он шурин одного близкого друга и работает лаборантом.

Но ночью, в три часа ночи он в растянутом свитере прибежал к тестю. И стал будить этот большой дом. Стал трогать ворота, гудеть ими. Тесть по ночам курил. Он ночью не спал, а думал. И вот в стеклянной глубине он оттопырил занавеску.

– Кто там? – спросил он этого шурина через тройные рамы. Его освещала луна, и шурин по губам догадался, о чем тесть разговаривает с ним.

– Я, не видишь! – размахнул шурин руками.

Тесть, глядя снизу на высокую луну (хотя через тройные стекла расслышать его слова и невозможно было), сказал:

– Глаза светом забило – не вижу, что ты говоришь.

Шурин достал из кармана трояковыпуклое зеркало и дважды отраженный свет направил себе на лицо.

– Впусти! – крикнул он в голубые глазки и, чтоб тесть не обиделся, поддерживал на себе отраженный свет. – Говорил тебе: давай слуховое окно высверлю. Легче бы собеседовать было.

– Чтоб дыму напустил? – побегал тесть губами и за тройными стеклами засмеялся без звуков.

Тесть его изобретений не признавал и по ночам в дом не впускал. У него была своя жизнь.

На всю улицу шурин крикнул:

– Я что-то изобрел и сам не пойму! Помогите связать!

– А как называется? – спросил тесть.

– Лошадиная сила! – на всю улицу закричал шурин. – Меня из дому гонит, детям есть не дает, а жене спать. Приходите. С деверем, со свекровью и с зятем. А я к свояку схожу, он математику знает.

– Иди. Придем. – Тесть беззубо засмеялся и опустил занавеску. Ему надо было найти валенки. Да галоши к ним. Да еще полночи зятя будить, который, может, и не проснется.

Шурин ждал их около дома. Под высокой луной топтался у калитки, хрустел снегом. Потом жена вынесла ему от соседей коричневый полушубок, лишь бы он в этом свитере не застудил свои внутренние органы.

Чтоб изобрести лошадиную силу, шурину потребовалось девять фунтов авиационной резины, бобровый рукав, три дубовые доски, полтора квадратных метра сыромятной кожи и одна пластмассовая рессора. Ну и по мелочам: батарейка, клей и одно сопротивление, а также дратва, немного жести и консультация у свояка. Вот и все. За три недели он эту лошилу, как он ее ласково называл, сшил и склеил. Она была похожа на хлебный батон с четырьмя руколапами – две руколапы для рук, а две для ног, – ростом с первоклассника и весила сорок четыре килограмма и все это время набиралась сил, и шурин не знал, станет ли она работать.

А вчера с женой они ее засунули во влажный мешок и вынесли в чуланку. И вот сегодня вечером она порвала мерзлый мешок, ворвалась в комнаты и начала кататься по полу, горшки передвигать, на детей фыркать, жену трогать. Потом выбежала во двор и куда попало разбросала сугробы. И пока в синих сумерках лаяли собаки, шурин с ней часа два провозился во дворе, потому что у него было меньше силы, чем у этой лошилы, а в ней была как раз одна лошадиная сила. Он очень боялся позора перед соседями и поэтому так отчаянно отбирал у ней деревянную лопату.

Теперь, стоя у калитки, шурин видел, как она среди ночи будто человек ходит по подоконнику и свечными своими глазками вглядывается в темноту. Этого он не боялся. Он боялся, что она разобьет окно и простудит детей. Он абсолютно забыл, что все его дети давно у соседей.

Четверо шли с горы, и тени их были черней, чем они сами.

– Замерз небось! – подошедши, сказал тесть. – Ну пойдем в дом! Будем выяснять.

Они пошли и вошли, а шурин что-то замешкался, задержался в сенях. Когда же он открыл дверь, ему в нос шибануло сыромятное зловоние. Он ухватился за косяк. Родственников нигде тут не было. Как потом выяснилось, они были в другой комнате – тесть вязал узел для петли, свекровь колдовала и молилась, свояк глубоко задумался, а зять ничего не делал.

Лошила спрыгнула с подоконника да так остервенело потолкала шурина в дверь, что он упал все-таки в комнату, а она сама вывалилась в сени, но тут же вскочила сюда и шурина выпихнула. Он дверь приоткрыл и сквозь едучее зловоние видел, как дошила стаскивает на стол все остальное в кучу: тарелки, хлеб, еду, горшки и все. Она работала очень быстро. Из подпола вытащила бочонок с капустой и этой квашеной капустой и огурцами набила унитаз до отказу и дернула за цепочку. В два счета опять вытолкала шурина, потому что он уже стоял было около унитаза, убивался в недоумении и шептал какие-то разные слова.

Теперь же он тихо находился в темных сенях.

Тут родственники гурьбой пробежали через зловонную комнату не дыша и зажимая рты, волоча уже бессознательную свекровь. Они с улицы облепили окна и наблюдали. Шурин примкнул к ним.

Лошила махом сгребла со стола всю посуду и яства – и прямо в угол. Побежала на кухню и вернулась с точильным камнем и кухонным ножом (этот ужасный нож шурин сделал из полуметрового напильника) и стала его точить, сидя посередь стола. Но точила недолго. Бросила все на стол. Вывернула из патрона, висевшего над столом, лампочку и принялась в него, в патрон, впихивать сырого окуня.

– Что такое! Что такое! – сильно стуча по раме, с улицы закричал свояк. – Это неправильно! Я же знаю! – Он, очевидно, терял рассудок, хотя и неплохо разбирался в математике.

Другая лампочка погасла. Произошло замыкание, и во всем доме стемнело. Только над столом в темной комнате двумя снопами взлетали искры – дошила о камень точила нож!

Наблюдатели за окном задрожали.

– Ей-богу, нечистая сила, – сказала свекровь.

– Изобрел-то ты ее зачем? – строго спросил тесть. – Ну-ка говори! Отвечай!

– Как зачем! – начал ругаться шурин. – Чтоб мясорубку крутила, полы мыла. Думаешь, дрова колоть у меня время есть? А вы, свекровь, отсталый человек, должны знать, что это научный аппарат, а не чертовщина! У меня же про нее схема есть. А как же!

– Кипятком ошпарить – вот и схема! И мученью конец! – вскипятилась свекровь.

– Господи! Господи! – забормотал свояк. – А какую ты программу, программу-то какую в нее вложил? А-а?.. Но кого-то она погубит. Погубит! Погубит!..

– Какая программа! Кибернетики – минимум. Обучал ее по домашнему хозяйству маленько, вот и все... И вся программа.

Громыхая дверьми, лошила вылетела на улицу. С блистающим ножом в руколапе, кутаясь в одеяло. Трижды, тяжело и часто вздыхая, обежала вокруг дома. Родственники пристыли к стене. Поискав и не найдя, лошила бесцельно, как сторож, стала бродить по двору. Изредка ножом врубалась в штакетник, кромсая досочки. А то неподвижно, долго таращилась на лупу. И тут тестя как дернуло. Он подкрался и набросил на нее свою петлю. Когда же канат хорошо натянулся, лошила круто повернулась и рубанула по канату страшным ножом. И перерубила. Тесть упал. А она спокойно пробежала мимо него и воткнула ужасное оружие свояку в мякоть!

– За что! – заревел тот, грудью прижимаясь к стене. – Я же в расчетах помогал!.. – И он побежал в клинику и добежал вовремя, потому что все было хорошо.

И остальные разбежались кто куда.

А дошила носилась по соседским дворам, фыркала, собак ножом пугала и этим же ножом по дверям и воротам стучала. Получилось столько гаму и переполоху, что все люди не выспались. Многие в нее стреляли и с дубьем бегали, но не поймали. Или она где в сугробе спряталась, или убежала в Невинномыслый лес – неизвестно. Она до сих пор пакостит. И хитрой стала дальше некуда. И ее никак не поймать, потому что она из резины, досок и сыромяты и поэтому не боится магнитного поля.

На днях шурин сам пострадал. Он рано утром пошел за своим полуавтоматом для снятия кожицы с мандаринов. К одному другу, который им кой-какие копии снимал. И вот на рассвете дошила перевстретила его в заметенном переулочке. Шурин сперва подумал, что это там какая-нибудь анахроническая бабка в зипуне. Ведет козлика на поводке... Да только этот козлик так его, упавшего, бодал! Так рогами пинал! А он кричал в утреннем свете. Он так кричал, так кричал! И сквозь крики, катаясь в сугробе, видел, что на другом конце переулочка не хрычовка в зипунке подпрыгивает, а лошила! С ножки на ножку перескакивает, будто замерзла, а сама радуется, руколапками по бокам себя хлопает!

Невыносимо стало. Поэтому шурин ночами не спит, книги зубрит: он хочет изобрести и построить семьсот тридцать семь маленьких таких джоулей, чтоб они могли порыскать, найти лошилу и с ним схватить ее. Или надо побыстрей изобрести что-то такое, которое хитрей лошилы и может вступить с ней в переговоры.