Текст книги "Вокруг света под парусами"

Автор книги: Михаил Ципоруха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Даже вынужденное пребывание на территории Южной Африки Головнин использовал для продолжения проведения научных исследований. Он составил подробное описание самого мыса Доброй Надежды, изучал климат, флору, фауну, экономику, быт и нравы местного населения.

Он нашел множество подтверждений тому, что английские и голландские колонизаторы в Южной Африке норовят любыми путями получить побольше прибыли: «Взять лишнее за проданные вещи или мало дать за купленные уже более никто не называет обманами, а коммерческими расчетами», – писал он [8, с 168].

Прошло несколько месяцев, а ответа от английского правительства не поступило. На «Диане» заканчивались запасы продуктов. Английский адмирал отказался снабдить шлюп провизией и предложил Головнину посылать русских моряков на английские корабли для участия в ремонтных работах. За это он обещал кормить русских. Головнин отверг это издевательское требование. Вероятно, именно тогда он решил любым путем вырваться из плена. «Уверившись, что в этом деле между англичанами и мной справедливость на моей стороне, – вспоминал он, – я решился, не теряя первого удобного случая, извлечь порученную мне команду из угрожавшей нам крайности, уйти из залива и плыть прямо на Камчатку [8, с 168]. О том, как он выполнил дерзкий побег из плена, рассказано в начале главы.

Вырвавшись из плена, В.М Головнин пошел сперва на юг до параллели 40° ю. ш., а затем повернул на восток в обход с юга Австралии, в порты которой он решил не заходить из-за боязни повторного пленения.

25 мая на рассвете «Диана» подошла к о. Тана (архипелаг Новые Гебриды), расположенному севернее о. Анаттом (Анейтьюм). «Сей остров, – вспоминал Головнин, – приметен курящейся на нем огнедышащей горой… Извержение сей горы имело величественный вид: сколь мы не устали от дневных наших трудов, но не скоро оставили палубу, любуясь столь прекрасной и вместе страшной картиной природы» [8, с 169]. Головнин сделал зарисовки о. Тана и ряда ближайших островов.

Утром следующего дня Головнин решил зайти в порт Резолюшн, чтобы осмотреть его. Пройдя несколько миль вдоль берега, он убедился, что корабль входит не в залив, а в небольшую гавань, вход в которую закрыт рифом. Он приказал лечь на обратный курс Но в этот момент ветер переменился, и «Диану» понесло на риф. Все усилия моряков спасти корабль были безрезультатны: они пытались стать на якорь, но из-за большой глубины сделать этого не смогли, затем попытались оттащить шлюп на буксире спущенных шлюпок, но и этого не смогли сделать. Только неожиданная благоприятная перемена направления ветра спасла корабль от гибели.

В порту Резолюшн морякам с «Дианы» удалось пополнить запасы провизии и пресной воды. Во время пребывания на острове Головнин собрал немало сведений о быте и нравах островитян. Пришлось ему отметить, что жители тихоокеанских островов «считают европейцев голодными бродягами, которые скитаются по морям для снискания себе пищи» [8, с, 170]. А грабежи и насилие со стороны многих европейских моряков многие из них оправдывают тем, что описывают тихоокеанских туземцев как воров и разбойников.

Убедившись, что моряки «Дианы» не принадлежат к числу подобных европейцев, жители о. Тана отнеслись к русским довольно приветливо. Вождю местного племени и его сыновьям были преподнесены подарки, что вызвало «полную от них [островитян. – Авт.] доверенность». 31 мая «Диана» снялась с якоря, а местные жители тепло проводили русских моряков.

23 сентября моряки «Дианы» увидели берега Камчатки, и через двое суток шлюп вошел в гавань Петропавловска-Камчатского. Именно там Головнин получил известие о награждении еще в 1807 г. орденом Св. Георгия 4-й степени «За осьмнадцать морских кампаний» и орденом Св. Владимира 4-й степени «За благополучное совершение многотрудного путешествия».

На Камчатке Головнин с энергией и настойчивостью стал собирать обширные сведения о флоре и фауне края, о населявших его народностях. Он собрал материал, свидетельствующий о положительной роли русских людей, которые принесли на Камчатку более высокую культуру, содействовали освоению местными жителями земледелием и животноводством (до прихода туда русских у камчадал в числе домашних животных были лишь собаки). В своих записках Головнин отмечал, что камчадалы легко воспринимали обычаи русских.

Весной 1810 г. уже капитан-лейтенант В. М. Головнин плавал к берегам Северной Америки в Ново-Архангельск на о. Ситха для доставки продовольствия жителям поселений РАК, причем на пути были проведены некоторые гидрографические работы. Весной следующего года ему был поручено произвести опись южных Курильских и Алеутских островов, а также Татарского берега (Приморья) к северу до р. Уда и Шантарских островов в Охотском море. Было решено начать опись с Курильских островов, чтобы затем проследовать к восточному берегу Сахалина, а далее к Татарскому проливу (или заливу, tjc еще было неизвестно точно, что Сахалин – остров).

Начал он исследования с описи ряда Курильских островов. Любопытно, как Головнин расшифровал само название «Курильские острова»: «Цепь или гряду островов, лежащих между мысом Камчатки и Японией, Курильскими островами, наименовали русские, писал он, – ибо, увидев с

Камчатского берега дымящиеся на сих островах сопки, они назвали их Курилы, от слова курящиеся, а от того и самые острова получили свое название; природные же жители оных на своем языке не знают никакого имени для названия сей гряды вообще, но имеют только собственные имена каждому острову в особенности» [8, с 171,172].

Не все ученые согласны полностью с этим высказыванием Головнина. Так, по словам академика С. П. Крашенинникова, одного из первых исследователей Камчатки, название «Курилы» было заимствовано казаками от камчадалов, которые называли обитателей Южной Камчатки (потомков айнов, обитателей Курильских островов, смешавшихся с камчадалами) кушин (куши) или кужин. В языке камчадалов (ительменов) нет звука «р», и там, где другие народы употребляют этот звук, камчадалы произносят «ж». Вот казаки, первые русские на Камчатке, и переделали (как и ряд других ительменских слов) кужин в кури, а затем и назвали острова, где обитали айны, Курильскими.

Важно, что Головнин считал вообще правильным называть вновь открытые или впервые описываемые острова так, как это делают местные жители. Вот его слова: «Здравый рассудок, справедливость и польза географии требуют, чтобы населенные части земного шара назывались так, как они жителями своими именуются» [1, с. 233]. Только некоторые проливы и необитаемые острова, не имевшие у курильцев названий, получили их от Головнина и большинство из них сохранились до сих пор.

25 апреля 1811 г. Головнин, прорубив лед в Петропавловской гавани, вывел «Диану» в Авачинскую губу и 4 мая вышел в море. 14 мая Головнин подошел к проливу Надежды, где ранее Крузенштерн закончил опись островов, начатую им с самого северного острова. А теперь Головнин продолжил опись именно с пролива Надежды. Он составил для своих офицеров, которые участвовали в определении координат островов, специальную инструкцию. «Сей-то инструкции, – писал впоследствии И. Ф. Крузенштерн, – и точному исполнению оной со стороны искусных его офицеров обязаны мы любопытным известиям, в его журнале находящимся, касательно жителей Курильских островов» [8, с 172].

Погода благоприятствовала командиру «Дианы», и он сумел астрономическим способом определить географические координаты всех остальных островов Курильской гряды – от о. Матуа до северного побережья о. Хоккайдо. Всего было определено астрономическим способом более 30 пунктов.

Головнин составил точную карту Курильских островов, уточнив все собранные ранее различными мореплавателями сведения о них. Так, о. Райкоке, положенный на карту Крузенштерном, он назвал о. Матуа, а Райкоке – это остров, расположенный севернее. Он обследовал острова Ушишир, названный академиком П. С. Палласом 14-м островом, и установил, что это не один, а два рядом лежащих острова.

Описанные экспедицией на «Диане» два острова получили название Ушишир потому, что на языке коренных обитателей Курил айнов это слово означает «бухтовая земля». Дело в том, что один из этих островков имеет вид кольца, прорванного на юге и обрамляющего бухту на месте кратера вулкана. А небольшие острова Чирпоев и Брат Чирпоев (Черные братья) получили названия от айнского слова «чири-пои» – «мелкие птицы». По-айнски Симушир – «большой или обширный остров», Уруп – «лосось», Кунашир – «чёрный остров» (очевидно, из-за наличия темно-хвойных лесов из сахалинской пихты и «мелкосеменной ели» [9, с. 118, 164,173,183,186].

Пролив между островами Кетоем и Симушир был назван в честь шлюпа проливом Дианы, а пролив между островами Кунашир и Итуруп – проливом Екатерины (в честь транспорта «Екатерина», на котором через этот пролив в 1793 г. прошло русское посольство в Японию.

Уже тогда, когда В. М. Головнина не было на борту «Дианы», вступивший в командование шлюпом старший офицер П. И. Рикорд назвал в его честь пролив между островами Матуа и Райкоке.

Продвигаясь от острова к острову, В. М. Головнин описал о. Расшуа с высокими дикими утесами на побережье, о. Кетой с конусообразными вершинами сопок, обследовал острова Ушишир – два рядом лежащих острова. Им было установлено, что между о. Расшуа и островами Ушишир расположена группа скал, названных островами Среднего в честь подштурмана B. M. Среднего, первым увидевшего их в 1811 г.

Экспедиция обследовала о. Симушир. На северной стороне о. Симушир была описана гавань, которую курильцы называли «То, что означает озеро». О. Симушир, имеющий примерно протяженность с юго-запада на северо-восток до 60 км, был необитаем, но айны с соседних островов добирались до него с целью промысла. «Капитан Головнин, – писал Крузенштерн, – обошел его кругом в самом малом расстоянии, не нашел нигде никакой опасности. К нему можно было приблизиться даже на милю, только с восточной стороны» [8, с 172]. Так же подробно были обследованы острова Черные братья и о. Броутона, западная часть Урупа и ряд отдельных скал. На Итурупе и Кунашире были описаны отдельные участки побережья.

Исследования B. М. Головнина во многом изменили представления географов и моряков о Курильской гряде. До плавания В. М. Головнина географические координаты отдельных географических объектов на островах и картографические изображения их, а также проливов грешили неточностями. Особенно много искажений было в отношении географической долготы. Некоторые острова были нанесены на карты дважды под разными названиями, а площадь других оказалась на картах чуть ли не в 5—10 раз больше, чем на самом деле. Даже на картах И. Ф. Крузенштерна, где весьма точно отображалось географическое положение северных островов гряды, названия ряда южных Курильских островов были перепутаны (например, Матуа был назван Райкоке, Ушишир – Расшуа, Кетой – Ушишир). На карте французского путешественника и морехода Ж. Ф. Лаперуза между островами Симушир и Уруп помещались четыре острова – «четыре брата», а фактически там их было три. Существенные у него были ошибки в расстояниях и определении положения отдельных островов. Все это было исправлено В. М. Головниным

Головнин точно установил, что Курильская гряда состоит из 24 островов, а не из 21, как это считали до этого. Подводя итог работы по описи Курил, проведенных Головниным, Крузенштерн заключил; «Данные на всех картах именуемы они были различно: сим путешествием наконец они проверены» [8, с 172].

Айны на обследованных островах считали себя под данными России, а жители о. Рашуа даже показали Головнину специальную грамоту, выданную им в конце XVIII в. сибирским генерал-губернатором.

Затем Головнин направился далее на юг, намереваясь описать остальные южные острова Курильской гряды, на которых к тому времени обосновались японцы. Он решил подойти к о. Кунашир, на котором находилось селение и безопасная гавань, где намеревался приобрести провиант и дрова, а также пополнить запас пресной воды. Постоянные неблагоприятные ветры и густые туманы не позволили «Диане» подойти к берегу. Более двух недель шлюп лавировал у островов Итуруп, Кунашир и Шикотан. Наконец вечером 4 июля 1811 г. «Диана» подошла к длинной косе, составляющей восточную сторону гавани о. Кунашир, и стала на якорь.

Командир шлюпа надеялся войти в сношения с японцами в крепости на берегу и попытаться за плату получить необходимое продовольствие, запастись питьевой водой и дровами, но японцы избегали русских моряков. Продовольственные припасы они складывали на берегу, а моряки, забирая их, оставляли взамен деньги. На берегу удалось наполните бочки пресной водой и запастись дровами.

Через неделю после прихода шлюпа к острову по приглашению начальника крепости В. М. Головнин вместе с мичманом Федором Муром, штурманом Андреем Хлебниковым, матросами Симоновым, Макаровым, Шкаевым, Васильевым и переводчиком курильцем Алексеем отправился на переговоры с японскими чиновниками. Офицеры были при саблях, карманный же пистолет штурмана годился более для подачи сигнала, чем для обороны. Другого оружия у В М. Головнина и его спутников не было, поэтому по приказу начальника крепости, в распоряжении которого находилось несколько сотен вооруженных пиками, саблями и ружьями солдат, японцам удалось вероломно схватить русских моряков.

Пленников перевезли с о. Кунашир в г. Хакодатэ на о. Хоккайдо, а затем в губернский город Мацмай (ныне Фукуяма) и заключили в тюрьму. Головнина посадили в отдельную темную и сырую камеру. Но и в этих условиях Головнин не прекращал внимательно наблюдать за японцами, за их нравами и обычаями. Все, что он наблюдал во время прогулок и узнавал из разговоров с охранниками, Головнин старался запомнить. В этом помогал ему своеобразный «журнал» из ниток, облегчавший ему запоминание. Каждому примечательному событию, о котором Головнину удалось узнать, в этом «журнале» соответствовала нитка определенного цвета. Сами нитки выдергивались из манжет, подкладки мундира или шарфа. Затем нитки сплетались в узелок. Этот «журнал-дневник» помог ему впоследствии написать свое замечательное произведение о пребывании в плену у японцев.

Как впоследствии писал Головнин, японцы были напуганы появлением русского военного корабля у побережья о. Кунашир. Во время переговоров как с офицерами шлюпа, так и с самим Головниным японцы упоминали о деятельности на Сахалине в 1806 и 1807 гг. лейтенанта Николая Александровича Хвостова. Дело в том, что после возвращения в Новоархангельск из Калифорнии в 1806 г. бывший глава посольства в Японии Н. П. Резанов принял важное решение. Он поручил лейтенанту Николаю Александровичу Хвостову, который командовал трехмачтовым торговым судном РАК «Юнона», и лейтенанту Гавриилу Ивановичу Давыдову, командиру восьмипушечного тендера «Авось», выполнение своих планов, связанных с тем, чтобы путем применения военной силы обязать японские власти дать согласие на ведение торговли с Русской Америкой, т. е. сделать то, чего ему не удалось добиться дипломатическим путем.

Н. П. Резанову было известно, что на Сахалине нет русских поселений, хотя остров и считался владением Российской империи. Японцы, воспользовавшись отсутствием на Сахалине русских властей, начали колонизацию его южной части и создали там свои фактории. Они приплывали на летний сезон для ловли рыбы и жили в так называемых летниках – легких жилищах. А ведь еще во время переговоров в Нагасаки в меморандуме японскому правительству Резанов предупреждал, «чтобы японская империя далее северной оконечности острова Матсмая (ныне о. Хоккайдо) отнюдь владений своих не простирала», и грозил в случае «вторичного неуважения» принять «меры, которые в народе будут гибельны и невозвратные произведут потери». Уже 15 февраля 1806 г. в донесении императору Александру I Резанов доложил о своем намерении в будущем году отправиться «к берегам японским» и вытеснить «из Сахалина водворение на нем соседий наших» и прислать в Русскую Америку «колонию пленных» [5, с. 107]

О его замысле позже Г. И. Давыдов писал; «Все заведения их на нем [Сахалине. – Авт.] истребить, все, что можно, забрать с собою, остальное же отдать жителям острова или предать огню. Сахалинцев же взять под свое покровительство, раздать старшинам серебряные медали и объявить их российскими подданными. Сверх сего захватить несколько японцев, а особенно стараться взять их жреца с кумирнею и со всем в ней идолами и утварями… Взятых японцев отвезти в Охотск, содержать их как можно лучше. Позволить жрецу отправлять всякое по обрядам их священнослужение и по прошествии года всех отвезти обратно в Японию, дабы они рассказывали о поступках наших с ними и чрез то внушили бы народу лучшую к нам доверенность» [1, с 234].

Когда «Юнона» и «Авось» прибыли в Охотск, Н. П. Резанов поручил Хвостову и Давыдову пройти в бухту Анива «и, будя найдете японские суда, истребить их, людей годных в работу и здоровых» доставить в Ново – Архангельск, а других отправить на северную оконечность Матсмая (о. Хоккайдо) и через них оповестить японские власти, что посещать Сахалин японцам можно только «приезжая для торга, к которому россияне всегда готовы будут».

Трудно представить, чтобы Н. П. Резанов не понимал, что не имеет полномочий от правительства России на подобные действия, но он, видимо, решил, что победителей не судят, и в случае получения согласия от японских властей на торговлю с Русской Америкой власти в Санкт-Петербурге ему все простят. Одновременно он Н. А. Хвостову внушал, что «всюду сколько можно сохранять человечество, ибо весь предмет жестокости не против частных людей обращен быть должен, но против правительства, которое, лишая их торговли, держит в жестокой неволе и бедности» [5, с. 107].

Помимо решения главной задачи Н. П. Резанов поручил Н. А. Хвостову пройти к о. Уруп (Курильская гряда) и выяснить состояние посланной туда еще в 1795 г. небольшой артели промышленников во главе с Василием Звездочетовым. Но как позднее выяснилось, эта колония прекратила свое существование в 1805 г. после смерти Звездочетова, а промышленники сумели перебраться на Камчатку, доставив туда много ценной пушнины.

Накануне отъезда из Охотска Н. П. Резанов заколебался, изменил свое решение по поводу действий на Сахалине и предписал НА Хвостову прямо следовать в Ново-Архангельск, и только «ежели ветры без потери времени обяжут зайти в губу Анива, то старайтесь обласкать сахалинцев подарками и медалями и взгляните, в каком состоянии водворение японцев в нем находится. Довольно исполнение и сего сделает вам чести, а больше всего возвращение ваше в Америку, существенную пользу приносящее, должно быть главным и первым предметом вашего усердия» [5, с 107].

Г. И. Давыдов на тендере «Авось» отплыл в Петропавловский порт, а НА. Хвостов, получив столь противоречивые указания, отправился на берег к Резанову за разъяснениями и более четкими указаниями, но тот уже выехал из Охотска (по дороге на запад Н. П. Резанов заболел и скончался в Красноярске 1 марта 1807 г.).

Н. А. Хвостов, человек отважный и честолюбивый, но склонный по своему характеру и нраву к авантюрным поступкам, начал действовать в соответствии с первоначальной инструкцией. Выйдя из Охотска 25 сентября, он направился в залив Анива, там «он захватил четырех японцев [купцов. – Авт.] взял из их магазинов до 1200 пудов зерна, соли и разных вещей, сжег остальные их магазины с припасами» [5, с 108]. Одновременно он обласкал и одарил коренных жителей Сахалина айнов и вручил айнским старшинам документы, подтверждающие право России на Южный Сахалин.

Возвратившись в Петропавловский порт 8 ноября, НА Хвостов застал там тендер «Авось». Он собрался сразу же отправиться вместе с Г. И. Давыдовым для разорения японских факторий на Южных Курилах «в отомщение, – как писал он Г. И. Давыдову, – Японской империи, считающей себя неприступною, за отказ, сделанный Российскому посольству» [1, с 235]. Правда, состояние обоих судов не позволило сделать это немедленно.

4 мая 1807 г. «Юнона» под командованием НА. Хвостова и «Авось» под командованием Г. И. Давыдова, которому в предыдущем году присвоили чин лейтенанта, покинули Петропавловский порт и двинулись вдоль Курильской гряды – одно судно шло по северную сторону, другое по южную – для проведения описи. На о. Уруп были сожжены японские склады, а 19 мая в бухте Найбо о. Итуруп захвачены еще 5 японцев, а запасы их розданы курильцам В бухте Шана того же острова было разрушено японское укрепление, конфискованы японские товары и погружены на суда, а селение и склады сожжены. Были сожжены также японские склады на о. Кунашир.

В начале июня «Юнона» и «Авось» подходили к о. Хоккайдо, а затем ушли в залив Анива, где было сожжено еще несколько японских построек Там была основана русская колония, просуществовавшая до 1847 г. (ряд историков, в частности д.и.н. АИ. Алексеев, выражает сомнение в существовании этой колонии [10, с 108]. Затем они возвратились к о. Хоккайдо, где были освобождены все захваченные японцы, за исключением двух, оставленных в качестве переводчиков.

В письме губернатору Эдзо (южная часть о. Хоккайдо), отправленному через отпущенных японцев, НА Хвостов писал, что «соседство России и Японии заставило желать дружеских связей и торговли», но отказ посольству в Нагасаки и «распространение торговли японцев по Курильским островам и Сахалину, яко владениям Российской империи, принудило, наконец, сию державу употреблять другие меры» [5, с 108].

16 июля 1807 г. «Юнона» и «Авось» возвратились в Охотск с полным грузом захваченных товаров. Там начальник Охотского порта капитан 2-го ранга И. Н. Бухарин оценил действия Хвостова и Давыдова как самоуправство, арестовал их и подверг строгому допросу. Через 2 месяца оба арестованных бежали из-под стражи и в мае 1808 г. добрались до столицы. В связи с войной со Швецией в качестве наказания их отправили в Финляндию, где шли боевые действия. Проявившие храбрость моряки, командовавшие канонерскими лодками, были представлены к наградам: НА. Хвостов – орденом Св. Владимира 4-й степени, а Г. И. Давыдов – орденом Св. Георгия 4-й степени.

Одновременно Адмиралтейств-коллегия, рассмотрев поведение офицеров на Дальнем Востоке, признала их виновными в бесчинствах против японцев и постановила предать обоих военному суду. Резолюция императора Александра I на докладе Адмиралтейств-коллегии гласила: «Не получение награждений в Финляндии послужит сим офицерам [Хвостову и Давыдову. – Авт.] в наказание за своевольства против японцев» [11, с 129]. Жизнь обоих моряков закончилась трагически – 4 октября 1809 г. при разводе мостов они утонули в Неве.

Теперь вернемся к Головнину и его сослуживцам, вероломно плененным японцами. Изложенные выше действия Хвостова японцы вспоминали при каждой встрече с плененным Головниным, несмотря на его объяснения, «что прежние суда были торговые, нападали на них без воли правительства, за что начальники оных наказаны» [6, с 144]. Японцы, по-видимому, объяснениям командира «Дианы» не особенно верили, а может быть, и знали, что дело было не совсем так. А может быть, их недоверчивость возросла за счет того, что на «Диане» до пленения Головнина производились артиллерийские учения.

После взятия в плен Головнина в командование шлюпом вступил старший офицер лейтенант Петр Иванович Рикорд. Он попытался, открыв по крепости артиллерийский огонь, вынудить японцев к переговорам Ему удалось подавить японскую батарею. На «Диане» остался только 51 моряк С таким количеством бойцов Рикорд не в состоянии был высадить десант и отбить пленников у многочисленного отряда японцев. «Не имея достаточного числа людей на шлюпе, коими можно было сделать высадку, – вспоминал Рикорд, – не в состоянии были мы предпринять ничего решительного в пользу наших несчастных товарищей, хотя все матросы и офицеры экипажа «Дианы» были полны решимости броситься в середину города и мстящею рукою или доставить соотечественникам свободу или заплатить дорогою ценою за коварство японцев, пожертвовать самою жизнью» [8, с 174].

Убедившись, что ничего существенного предпринимать нельзя было, 14 июля Рикорд снялся с якоря и через 16 дней прибыл в Охотск.

А Головнин и его пленные сослуживцы, привезенные в г. Мацмай, весной 1812 г. были переведены из тюрьмы в дом, находившийся в тюремной крепости. Их стали выпускать на прогулку за пределы крепости. Из разговоров с переводчиком Головнин сделал вывод, что надежд на освобождение нет, так как японское правительство по – прежнему не предпринимало меры к переговорам с Россией и не обсуждало дальнейшую судьбу пленных с кем-либо из российских представителей. Головнин и его подчиненные решили бежать из плена.

Началась подготовка к побегу. Из своего скромного тюремного пайка пленные сэкономили небольшие запасы продовольствия. Штурман Хлебников из двух иголок и небольшой медной пластинки смастерил примитивный компас, матросы заготовили огниво. С большим трудом моряки раздобыли старое, покрытое ржавчиной долото, с помощью которого под крепостной стеной был сделан подкоп. 24 апреля пленники оказались на воле.

9 дней они скрывались в горах, а затем пробрались к морю. Им посчастливилось найти рыбацкий баркас, но ослабевшие и обессиленные голодом и скитаниями по горам моряки не смогли сдвинуть его с места и столкнуть в воду. Беглецы решили перебраться на необитаемый островок, чтобы отдохнуть и набраться сил, но были обнаружены и схвачены японскими стражами.

Беглецов снова заточили в тюрьму, охрана была усилена. При разборе обстоятельств побега японским губернатором В. М. Головнин всю вину взял на себя, заявив, что это он принудил моряков совершить побег, а они побоялись ослушаться, и поэтому просил наказать только его самого. К счастью, губернатор посчитал, что у беглецов не было намерения нанести вред японцам, и не стал их строго наказывать.

На следующий год 22 июля 1812 г. отремонтированная «Диана», экипаж которой был увеличен на 11 моряков, вместе с бригом «Зотик» (последний под командой одного из офицеров «Дианы» лейтенанта Никандра Ивановича Филатова) вышли в море. На борту «Дианы» находились специально присланный из России японец Леонзаймо, захваченный на Сахалине еще Хвостовым, и 6 японцев с разбившегося у берегов Камчатки судна. Предполагалось, что освобождение этих японцев и доставка их на родину облегчит освобождение Головнина и его сослуживцев.

28 июля «Диана» в тумане прошла у самого берега о. Ионы, который Рикорд хотел осмотреть, и даже коснулась мели. 28 августа «Диана» вошла в ту самую гавань, в которой стояла на якоре в то время, когда на берегу был захвачен японцами Головнин с сослуживцами, и которую назвали заливом Измены.

Рикорду не удалось добиться начала переговоров с японскими властями по вопросу освобождения Головнина и его сослуживцев. Двое из привезенных японцев, посланные на берег с предложениями о проведении переговоров, не возвратились. Не возвратился также и посланный на берег японец Леонзаймо. Остальных четырех привезенных японцев Рикорд отпустил. А тут начальник японской крепости сообщил ему, что Головнин и его сослуживцы погибли.

Возмущенный убийством своего командира и друга и остальных пленных моряков, П. И. Рикорд атаковал и захватил японское торговое судно, пришедшее в гавань. Оттуда на «Диану» был доставлен его владелец, состоятельный купец Такатай-Кахи. Этот купец проявил впоследствии прямо дружеские чувства по отношению Рикорда и много содействовал освобождению Головнина, Именно от Такатай-Кахи Рикорд узнал, что Головнин и его сослуживцы, захваченные японцами, живы. Вместе с Такатай-Кахи были захвачены еще 4 японца и один курилец.

11 сентября «Диана» и «Зотик» снялись с якоря и пошли в Петропавловск-Камчатский. В пути Рикорд, воспользовавшись хорошей погодой, прошел в Охотское море через пролив Буссоль (между островами Симушир и Черные братья), названный так Лаперузом в честь своего корабля, и, обозрев западные берега некоторых островов, вышел в Тихий океан проливом между островами Райкоке и Матуа, до того не имевшим названия и названным проливом Головнина.

3 октября 1812 г. «Диана», перенеся по пути несколько штормов, стала на якорь в Петропавловске. «Зотик» на пути потерпел крушение, но экипаж его и часть груза были спасены. 23 мая 1813 г. Рикорд прорубил лед в Петропавловской гавани, вышел из Авачинской губы и через 20 дней стал на якорь в заливе Измены на о. Кунашир. А 20 июня Такатай-Кахи, отпущенный Рикордом вместе с другими японцами вскоре после прибытия к о. Кунашир, принес первое письмо от Головнина с известием, что все пленники здоровы.

Матмайским губернатором были сообщены условия, на которых могло состояться освобождение Головнина. Первым и главным условием было следующее: «1. Согласно с нашим официальным листом доставить Японскому Правлению свидетельство за подписанием также двух начальников с приложением печатей, точно ли Хвостов производил без ведома и согласия российского правительства законопротивные поступки на «мохнатых» Курильских островах и Сахалине» [1, с 236,237].

9 июля Рикорд снялся с якоря и пошел в Охотск за просимыми японцами бумагами, куда прибыл через 15 дней. 11 августа, получив желаемые бумаги, Рикорд снова вышел из Охотска. На пути он попал в шторм, отбросивший «Диану» на две недели от берегов Японии, и поэтому в Сангарский пролив он пришел только 22 сентября. Через 6 дней «Диана» перешла в Хокодате, и 5 октября Головнин и его сослуживцы были освобождены и прибыли на «Диану» после пребывания в плену у японцев в течение двух лет и почти трех месяцев. 3 ноября 1813 г. «Диана» с освобожденными из плена моряками прибыла в Петропавловск.

Историки, в частности, контр-адмирал Н. Н. Зубов, считали, что освобождение Головнина и его подчиненных ускорилось оттого, что через голландцев, которые регулярно посещали с торговыми целями Нагасаки, японцы были полностью осведомлены о событиях в Европе. Так что они знали и о нашествии Наполеона на Россию, и о разгроме наполеоновской армии на русской земле. Безусловно, что после этого в Японии стали лучше осознавать могущество своего западного соседа [1, с 237].

Из Петропавловского порта В. М. Головнин по зимней дороге на собачьих и оленьих упряжках добрался до Иркутска, а оттуда по летней дороге проехал по Сибирскому тракту далее за Урал и 22 июля 1814 г. прибыл в Санкт-Петербург, который оставил ровно 7 лет назад.

В 1816 г. вышла в свет и была переведена на английский, французский, немецкий, датский, голландский и польский языки его книга «Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев в 1811,1812 и 1813 годах». В книге содержались ценные сведения о нравах, обычаях и культуре японцев. Фактически это было одно из первых обстоятельных сочинений о Японии, опубликованное в России, да, пожалуй, и в Европе. Эти записки были высоко оценены русскими читателями. Поэт К. Д. Батюшков, прочитав их, выразил общее мнение многих в русском обществе, воскликнув: «Вот человек, вот проза!» [7, с. 286]. «Записки В. Головнина, – отметил поэт-декабрист В. К. Кюхельбекер, – без сомнения, одни из лучших и умнейших на русском языке и по слогу и по содержанию».