Текст книги "Лишь в Ростове я дома"

Автор книги: Михаил Годов

Михаил Годов
Лишь в Ростове я дома
(Издание второе – дополненное)

© Годов М. А., 2021

* * *

Автор выражает сердечную благодарность Елене Парамоновой за помощь в публикации этой книги.

Предисловие автора

Эта книга – объяснение в любви родному городу, Ростову-на-Дону, и ростовчанам.

Мне хотелось, чтобы образ города получился таким, какой он есть, без грима: многоликим, гостеприимным, с неунывающим, искромётным, азартным, полным самобытного юмора характером!

То есть южной, донской столицы, со своим, ростовским «Бродвеем», с яркой красотой «ростовских мадонн», с неповторимостью «ростовского говорка», с крутым авторитетом «Ростова-папы», чьим законнорождённым сыном я являюсь и чем горжусь.

Михаил Годов

Вместо рецензии от земляка, друга и собрата «по перу»

Дорогой Михаил!

Наконец-то я встретил человека-поэта, беззаветно влюблённого в город, где он сделал первые шаги, «строкой и сердцем» воспевающего каждую улицу, каждый двор и Дон-батюшку!

Ты – настоящий сын знаменитого города! Спасибо тебе!

Аршак Тер-Маркарьян,

коренной ростовчанин и москвич «со стажем», поэт, очеркист, журналист

Строкой и сердцем я с Ростовом!
(Стихи о Ростове)

«Всюду жизнь: и в глухой деревушке…»

 
Всюду жизнь: и в глухой деревушке
В три хромых, окосевших избы,
В Заполярье, в Париже и Кушке, —
Всюду ткёт жизнь пряжу судьбы.
 
 
И везде эти травы и птицы.
И повсюду леса и поля.
Почему же в разлуке нам снится
Только наша, родная земля?
 
 
Почему этот клён под окошком
Мне дороже магнолий в цвету
И соседская чёрная кошка
Воплощает и дом, и мечту?
 

«Ночь. Звёзды. Музыка. Река…»

 
Ночь. Звёзды. Музыка. Река…
Бурун клокочет за кормою.
И вечность кажется близка,
И небо манит глубиною.
 
 
Наш теплоход, как чёлн, плывёт,
И в волосах играет ветер.
И сердце радостно поёт,
И мы беспечны, словно дети.
 
 
И беды наши позади,
И впереди ещё так много…
И скроет толщею воды
Сомненья наши и тревоги.
 
 
А впереди мерцает свет
И ждёт нас пристань, как награда.
Но не растает пенный след,
А в душу хлынет звездопадом!
 

«Зима в Ростове: слякоть, гололёд…»

 
Зима в Ростове: слякоть, гололёд;
То оттепель, а то опять морозы…
Её капризам я теряю счёт,
И вводят в заблуждение прогнозы.
Ещё с утра был дождь: сплошной потоп,
А среди дня завьюжили метели!
На месте лужи вырос вдруг сугроб,
А завтра, может, зазвенят капели…
 

«Соборная площадь. Базар и собор…»

 
Соборная площадь. Базар и собор…
В чём тайна такого соседства?
Ведут они вновь утомительный спор?
А может, друзья они с детства.
 
 
Ведь, если задуматься, славный дуэт.
В нём жизнь, словно в капле водицы.
На рынке для тела найдётся обед,
А в храме душа причастится.
 
 
Иконные лики и лица старух
И святость – соседка юродства.
И реет над ними Божественный дух,
Миря красоту и уродство.
 
 
И вновь очищается чья-то душа
От слёз, от проклятий и стона.
Все звуки иные в округе глуша,
Плывут колокольные звоны…
 

«Опять восточные ветра…»

 
Опять восточные ветра
Несут на город пыль степную.
Опять восточные ветра…
С досады их в сердцах кляну я.
 
 
А пыль несётся вдоль дорог
И вдоль по улицам клубится.
А пыль летит из-под сапог
И в щели всё спешит забиться,
 
 
И запорошила глаза,
И на зубах хрустит со скрипом…
И гнутся кроны, как лоза.
А ветер дальше мчит со всхлипом.
 
 
И задирает баловник
Девчонкам юбочек подолы,
И чёлки им растреплет вмиг,
И вновь своё продолжит соло.
 
 
И что-то дрогнет вновь во мне,
И улетучится досада.
И пыль осядет вся на дне.
И я пойму… всё то, что надо.
 

«Ростов шестидесятых…»

 
Ростов шестидесятых
Футбольным «болен» бумом.
Ростов шестидесятых
Прёт на трибуны буром!
 
 
Бурлят на поле страсти:
«Куда ты бьёшь, «мазила»?!»
И даже «пол прекрасный» кричал:
«Судью – на мыло!»
 
 
Назавтра возле парка
«Брехаловка» гудела!
Как матч футбольный, жарко
В нас жизнь тогда кипела…
 

«Отец художник был от Бога…»

 
Отец художник был от Бога.
Я многим, видимо, в отца.
Мне от него досталось много
Не в плане схожести лица,
 
 
А в смысле творческого пыла
И вдохновения и мук…
Ведь мною движет та же сила.
Я заключён всё в тот же круг.
 
 
И мной владеют те же чувства
И поклонение красоте.
Я, как и он, молюсь искусству,
Служу Божественной мечте.
 

«В разрывах небо. Самолёт…»

 
В разрывах небо. Самолёт —
Горящий хищный зверь железный.
И с парашютом вниз пилот
Летит в спасительную бездну.
 
 
Кисть, словно скульптора резец,
Быть не могла точней и строже.
На той картине – мой отец…
И рисовал её он тоже.
 

«В розетку вновь втыкаю штекер…»

 
В розетку вновь втыкаю штекер —
И вспышка яркая в мозгу:
Навстречу мчится студебекер
Ко мне по памяти мосту.
Какой водила бесшабашный!
И что там ждёт его в конце?
Но тот рисунок карандашный
Опять напомнил об отце…
 

«На танцплощадке в парке Горького…»

 
На танцплощадке в парке Горького
Народ «кучкуется» в углах.
На танцплощадке в парке Горького
Был не в почёте Иоганн Бах.
 
 
И сам я им не увлекался,
С искусством фуги не знаком.
В девчонок ветреных влюблялся
Тогда от мамы я тайком.
 
 
И помню, как после танцулек
Я брёл с «Нахаловки» домой
С наградой – первым поцелуем,
Шестнадцать стукнуло весной…
 

«В Старочеркасск плывёт „Ракета”…»

 
В Старочеркасск плывёт «Ракета»…
А может, это «Метеор»?..
Незабываемое лето:
С далёким прошлым разговор…
 
 
Мы жили в маленьких палатках,
Раскинув их на берегу…
Как поцелуи были сладки!
Как звёзды, счесть их не могу…
 
 
И кожа цвета шоколадки,
И южной ночи лунный фон…
И жар любовной лихорадки
Водой не мог умерить Дон!
 

«Живу с любимою женой…»

 
Живу с любимою женой
В зелёном Северном массиве:
Родной очаг и кров здесь мой,
И потому он всех красивей!
 
 
Хоть всюду тот же трафарет
И ширпотреб архитектуры.
Но то, что чувствует поэт,
Таит души клавиатура.
 
 
Из каждой клавиши её
За нотой ноту извлекаю:
И снова в будней бытиё
Любви мелодию вплетаю…
 

«Наш дворик на Большой Садовой…»

 
Наш дворик на Большой Садовой,
Между Газетным и Большим…
Я говорю с тобой по новой,
Воспоминаньем пьяный в дым.
 
 
Всё тот же домик двухэтажный.
Подъезд. И наши три окна…
Такой же, тихий и отважный,
Ты пережил все времена.
 
 
Ты столько лет родным был кровом.
Ты дал мечтам моим приют.
Все были живы и здоровы,
Семейный ты берёг уют.
 
 
Хотя «частичные» удобства
Нам отравляли скромный быт,
Но был ты полон благородства,
Гостеприимен и открыт.
 
 
Былое заключая в раму,
Храню картины прежних дней.
В далёком детстве снова мама
Меня встречает у дверей…
 

«Порхает гимнастка под куполом цирка…»

 
Порхает гимнастка под куполом цирка.
Глаза у мальчишки восторгом сияют.
В брезентовой стенке проделана дырка,
И он через дырку за ней наблюдает.
 
 
Был цирк «Шапито» прямо рядом со школой.
Нам в детстве везло – вот такие приколы.
Мы прямо с уроков в тот цирк убегали,
Ведь цирку мечты мы свои доверяли…
 
 
Во времени в прошлое сделана дырка,
И память меня в эти дни увлекает.
Порхает гимнастка под куполом цирка.
Глаза у мальчишки восторгом сияют…
 

«Глаза размером в пол-лица…»

 
Глаза размером в пол-лица,
А в них – сердечность и участие.
Я понимаю, мам, отца:
Он в жёны брал сплошное счастье.
 
 
Когда он в госпиталь попал
И ты, как врач, его лечила,
В твоих глазах он вмиг пропал…
А ты за что его любила?
 
 
А впрочем, это не секрет:
Художник, ставший вдруг героем, —
Почти шекспировский сюжет!
Я вам завидую обоим…
 

«Я – плод родительской любви…»

 
Я – плод родительской любви,
В любви зачатый и рождённый.
Я – плод родительской любви,
К любви навек приговорённый.
 
 
Ведь в жилах кровь отца течёт,
А он любил безумно маму.
В игре на чёт или нечет
Мне выпал жребий тот же самый.
 
 
Ей с фронта каждый день писал
Отец в любви признаний ворох
И бесконечно был ей дорог,
Петрарка был их идеал.
 
 
Большое счастье им досталось,
Но с ним не сладили сердца.
Лет через шесть они расстались.
А я… я вырос без отца…
 

«Мой прадед с величием Бога…»

 
Мой прадед с величием Бога
С портрета в глаза мне глядит.
Не хватит метафор и слога,
И рифм ограничен кредит,
 
 
Чтоб выразить всё, что во взоре:
Как он в своей скорби велик!
Какое вселенское горе
В нём высветил времени лик!
 
 
И болью искривлены губы,
В чертах – вековая тоска,
Морщины изрезали грубо
Лицо от виска до виска.
 
 
И красок повыцвело масло,
Соскобы, как шрамы, видны,
Но виден в картине той мастер:
Отец… а портрет дней войны…
 

«Мой дед – профессор и жуир…»

 
Мой дед – профессор и жуир,
Светило нашей медицины
И дев мечтательных кумир —
Он идеалом слыл мужчины.
 
 
Недаром бабушка моя
В него без памяти влюбилась.
Но их прекрасная семья
До срока вдребезги разбилась.
 
 
Но в этой жизни непростой,
Где чувство призрачно и хрупко,
Она осталась однолюбкой…
А дед женился на другой.
 

«ЦГБ – ростовская больница…»

 
ЦГБ – ростовская больница,
Здесь «пахала» мама тридцать лет
(Тридцать два, чтоб не оговориться)
И была большой авторитет!
 
 
И лечила «язвы тел» рентгеном,
И лечила души добротой…
И во мне её прижились гены,
Хоть избрал я путь совсем иной.
 
 
По стопам твоим, как ты хотела,
Не пошёл я и не стал врачом.
Но врачую душу я и тело
Безыскусным, искренним стихом.
 

«Меняет город прежнее лицо…»

 
Меняет город прежнее лицо.
Не узнаю я старого Ростова.
Всё чаще слышу «крепкое» словцо,
Всё реже слышу ласковое слово.
 
 
Скупают город прямо на корню,
И правят бал воры и нувориши.
И на Большой Садовой «авеню»
У старых зданий тихо «едут крыши».
 
 
«Бистро» и «маркет», «казино», «бутик» —
Рябит в глазах от импортных словечек.
Попал в опалу наш родной язык.
Он в услужении у заморской речи…
 
 
Самодовольство сытое витрин
Заворожит бездомного калеку…
А вдруг возьмёт он в руки карабин
И у гранаты молча дёрнет чеку?..
 

«В природе вновь сплошная кутерьма…»

 
В природе вновь сплошная кутерьма —
Мы из зимы шагнули сразу в лето.
Что бы о том сказал Прутков Козьма?
А я в любви всегда ищу ответа.
 
 
Изменчив ты, как женщина, Ростов,
И резковат порою, как мужчина,
Не признаёшь в любви полутонов
И не привык дружить наполовину.
 
 
Хоть буйный нрав с годами поостыл,
Ты повзрослел и чуть остепенился.
Тебя таким когда-то полюбил.
Такой, как есть, ты в сердце уместился.
 

«На Ворошиловском мосту…»

 
На Ворошиловском мосту
Расположились рыболовы.
На Ворошиловском мосту
Проблематичные уловы.
 
 
Поток машин впритирку мчит,
Чадит, гудит и оглушает,
И плавно Дон внизу бежит,
Рыбак, гляжу я, дело знает.
 
 
Держа удилище, как флаг,
И, как ребёнок, веря в чудо,
Он ворожит себе, как маг,
Стоит, застыв, как белый Будда.
 

«Цветут ростовские каштаны…»

 
Цветут ростовские каштаны.
Их свечи нежно розовеют.
И, как от сладкого дурмана,
Моя душа от счастья млеет,
 
 
И погружается в нирвану
По всем канонам аюрведы,
И поглощает жадно прану
Взамен привычного обеда.
 
 
Валторны, скрипки, барабаны
В ней ни на миг не умолкают…
Цветут ростовские каштаны,
Цветеньем жизни потакают.
 

«На Театральной бьют фонтаны…»

 
На Театральной бьют фонтаны,
Как колокольчики звенят.
И труд свой скромный неустанно
Они, как таинство, творят.
 
 
Подобьем лёгким водопада
В прохожих капельки летят.
Воды весёлая ламбада,
Ажурных струй мажорный лад.
 
 
И театра Горького громада —
Напротив стелы силуэт,
И женщин летние наряды,
И солнца нестерпимый свет…
 

«Едва отшумели в Ростове метели…»

 
Едва отшумели в Ростове метели,
И солнце пригрело, и лужи блестят…
Коты прилетели… Коты прилетели!
На дереве кошки, как птицы, сидят!
Гляжу и глазам в изумлении не верю,
Ведь в рот я спиртного ни капли не брал.
Грачи? Нет, коты! Я на ощупь проверю…
Неужто Саврасов в картине соврал?..
 

«Пахнет в доме пирогами…»

 
Пахнет в доме пирогами,
Пахнет праздничным обедом,
Снова слышу голос мамин…
Как давно он мне неведом!
Я забыл, какой любовью
В нашем доме всё дышало…
Пишет время послесловие…
Жизнь нельзя начать сначала.
 

«Сугробы. Сугробы. Сугробы…»

 
Сугробы. Сугробы. Сугробы…
Весь город в январском снегу.
Снег высшей, проверенной пробы
Зима намела нам в пургу.
 
 
И чист он, кристально сверкает,
Я глаз отвести не могу:
На солнце лежит и не тает.
Те зимы в душе берегу,
 
 
Как самую светлую память
О маме, о юных годах…
Она обжигает, как пламень,
И тает, как снег на губах…
 

«Рондо каприччиозо. Рондо каприччиозо…»

 
Рондо каприччиозо. Рондо каприччиозо…
Скрипка. Божественный гений Сен-Санса…
И на глазах моей бабушки слёзы,
От этой музыки бабушка в трансе.
 
 
Жизни российской суровая проза:
«Вихри враждебные», голод, война…
Рондо каприччиозо. Рондо каприччиозо…
Что в этой музыке слышит она?
 
 
Радость и скорбь. Взор. Скульптурная поза…
В прошлом остались Париж и весна.
Рондо каприччиозо. Рондо каприччиозо!
Выпита жизнь, как бутылка вина…
 

«Чайковский. Первый фортепианный…»

 
Чайковский. Первый фортепианный.
Аккордов мощных наваждение!
И жизни вкус медово-пряный.
Души святое пробуждение.
И красок буйство с переливом
Из клавиш Рихтер извлекает…
И образ мамы лейтмотивом
В любви крещендо вырастает!
 

Темерничка

 
Темерничка, Темерничка,
Полноводный Темерник…
Это с прошлым перекличка.
Здесь Донской Ростов воздвиг.
 
 
Проезжала мимо бричка,
Казаков скакал отряд,
И промчалась электричка —
Дни и годы мельтешат.
 
 
Поиссякла та водичка —
В ней лишь тина, смрад и яд.
Темерничка, Темерничка,
Кто в тех бедах виноват?
 
 
Обнищание, обезличка,
Душ трагический распад…
Темерничке, Темерничке
Снится парусный фрегат…
 

«Облака отразились в реке…»

 
Облака отразились в реке,
Или в небе река отразилась,
И синеет лесок вдалеке,
К Дону с нежностью ива склонилась.
Тишина и покой неземной
В пряном воздухе густо разлиты.
И восторг в моём сердце такой,
Словно вышла из вод Афродита…
 

«Какое буйное цветение…»

 
Какое буйное цветение:
Апрель безумствует в саду!
Для глаз и сердца наслаждение,
В себя никак я не приду!
 
 
Жерделы, яблони и груши,
Черешня, вишня, абрикос…
Едва ль в Эдеме было лучше:
Их аромат нежнее роз!
 
 
Вновь бело-розовое в моде,
Затмила зелень изумруд!
И жизни я слагаю оды:
В любови к ней ищу приют…
 

Я уехал по-английски…

 
Я уехал по-английски, не прощаясь,
И за это перед всеми горько каюсь.
И бредут устало мысли-пилигримы
В те края, где дом оставил я родимый…
 
 
Я уехал по-английски, не прощаясь.
Жить в разлуке я прилежно обучаюсь.
И бредут устало мысли-пилигримы
В те края, где дом оставил я родимый.
 
 
Я уехал по-английски, не прощаясь,
И с друзьями я годами не общаюсь.
И бредут устало мысли-пилигримы
В те края, где дом оставил я родимый.
 
 
Я уехал – и предстало вдруг без грима:
Я оставил всё, что дорого, любимо!
И бредут устало мысли-пилигримы
В те края, где дом оставил я родимый.
 
 
Я уехал по-английски, не прощаясь,
Но бессонными ночами возвращаюсь
В те края, где дом оставил я родимый,
И бредут устало мысли-пилигримы…
 

Строкой и сердцем я с Ростовом!

 
«Ничто не ново под луной»,
Да и под солнцем всё не ново.
Но вновь твержу я, как шальной:
«Строкой и сердцем я с Ростовом!»
 
 
Брожу по Мюнхену порой
И восхищаюсь Веной снова,
Но вновь твержу я, как шальной:
«Строкой и сердцем я с Ростовом!»
 
 
Не властно время надо мной,
Хоть тяжелы его оковы.
Но вновь твержу я, как шальной:
«Строкой и сердцем я с Ростовом!»
 
 
Нет, видно, нужно мне домой,
Успеть хотя бы до «Покрова»,
Ведь вновь твержу я, как шальной:
«Строкой и сердцем я с Ростовом!»
 

Я – ростовчанин коренной!
(Песни о Ростове)

Лишь в Ростове я дома! (Песня)

 
Отчалит от причала теплоход,
И я на город взгляд прощальный кину,