Текст книги "Час рыси"

Автор книги: Михаил Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 3
Рысь идет по следу

Раиса Сергеевна после ночного скандала с сыном так и не сумела заставить себя поспать хотя бы несколько часов. Когда Костя ушел чуть свет, хлопнув дверью, она прилегла было, но сон не шел.

Она растила Костика, своего Котеночка, одна. Много работала, экономила на всем, на чем можно сэкономить, полностью посвятила себя сыну. Для нее он был всем: и смыслом жизни, и самой жизнью. С самого детства она старалась дать Костику максимум возможного. Он занимался спортом, фигурным катанием, учился в английской школе, посещал музыкальную, класс фортепьяно, пять лет отзанимался во Дворце пионеров в кружке рисования и два года в том же Дворце ходил в кружок мелодекламации. Одним из первых, в седьмом классе, он вступил в ряды ВЛКСМ. Вечно занятая множеством мелких и крупных домашних хлопот, Раиса Сергеевна старалась проводить с сыном как можно больше времени, но это не всегда удавалось. Мальчик был постоянно загружен то учебой, то внеклассными занятиями, а в свободную минуту ему, само собой, хотелось побегать во дворе, поиграть с друзьями. Костик рос умным мальчиком и еще в раннем детстве смекнул, что вечно занятую мамочку очень легко обмануть. Достаточно полчаса ежедневного вечернего общения с родительницей быть ласковым и нежным сыном, чтобы мама оставалась тобой довольна, покупала игрушки и баловала сладостями, а позднее давала солидные (по подростковым меркам) деньги на карманные расходы. Сама того не ведая и не желая, Раиса Сергеевна воспитала хитрого, двуличного и эгоистичного сына. Нельзя сказать, что мальчик не любил маму. Но любил ее по-своему, любил за то, что она в нем души не чаяла, и цинично пользовался ее слепыми и бездумными материнскими чувствами.

Мама прочила сыну карьеру сообразно с существующей в пору его взросления общественной системой. Когда же повеяли первые ветры перемен и Костик заработал первые «рыночные» деньги, он смог убедить маму, что это результат исключительно умственных способностей и полученного с ее помощью образования. И она ему поверила, она им гордилась, плакала от счастья – жизнь прожита не зря, жизнь удалась...

Домашняя идиллия продолжалась до последнего времени – до тех пор, пока Костик не познакомился с «этой стервочкой Илоной». Мальчик сразу стал другим, отдалился от нее и ни за что не желал возвращаться к прежним доверительным и нежным, как ей представлялось, отношениям. На самом-то деле Костя просто-напросто наплевал на ставшее привычным за долгие годы притворство, и Раиса Сергеевна смогла наконец лицезреть истинный облик своего сына. Она его не узнавала и, конечно же, во всем винила Илону, «окрутившую» Костика.

Нужно было что-то предпринять. Но что? Поговорить с сыном, вразумить его, окружить еще большей, чем раньше, лаской и заботой, снять колдовские чары этой девицы, затуманившие его мозг, провоцирующие на глупости, сводящие с ума! Однако, как ни старалась Раиса Сергеевна, что ни пробовала, становилось только хуже. В последние дни она особенно остро чувствовала изболевшимся за сына сердцем, что надвигается беда, что-то должно было случиться, и притом что-то очень нехорошее, ужасное. Посему, когда раздался телефонный звонок и ее обожаемый Котик, насмерть перепуганный, сообщил о преследовании и попросил помочь, Раиса Сергеевна отнюдь не переполошилась, а, напротив, ощутила какое-то даже облегчение.

Словно гора с плеч упала. Как известно, ожидание всегда тягостнее действий. Разумеется, она и только она поможет своему мальчику, она его спасет, и у них снова все будет хорошо, как прежде. Ее маленький Котенок усвоит наконец – надежнее мамы нет никого на свете. А эта фифочка Илона пусть ищет другую жертву. Раиса Сергеевна ни на секунду не сомневалась, что во всех Костиных несчастьях виновата Илона и он, безусловно, это поймет. Если уже не понял.

– ...у меня в письменном столе, во втором ящике, записная книжка, зеленая такая! – кричал откуда-то Костин голос. – В ней адрес Липы. Поняла?

– Да, сыночек, поняла, не волнуйся.

– Сообщи этот адрес милиции! Мамочка, помоги мне! И самое главное – никому не верь! Особенно людям с моей работы! Они все в сговоре с Липой. Завидуют мне, хотят уничтожить молодого конкурента! Меня хотят убить!!! Спаси меня!

– Я спасу тебя, Котенок, верь мне! Мама тебя выручит, и все у нас будет хорошо...

Но он уже не слышал, трубка надрывалась короткими всхлипывающими гудками.

Раиса Сергеевна застыла рядом с банкетным столиком. На столике находился факсовый аппарат с телефоном" и автоответчиком, а рядом с ним в живописном беспорядке были разбросаны всякие мелкие штучки для шитья: ножницы, нитки, подушечки, утыканные иголками. Раиса Сергеевна умела и любила шить. Несмотря на нынешний широкий ассортимент одежды, она, что называется, обшивала себя сама. Причиной тому были отнюдь не изъяны в фигуре. Напротив, в свои сорок пять она имела прекрасную фигуру, способную вызвать зависть у многих двадцатилетних девчонок. На вид ей никак нельзя было дать больше тридцати с маленьким хвостиком. В трудные годы Раиса Сергеевна научилась шить, дабы сэкономить на покупке готовых изделий, а также для того, чтобы иметь еще один, дополнительный источник дохода. До недавнего времени она служила скромным бухгалтером в сберкассе, и основной доход семье матери-одиночки давала работа портнихи-надомницы. Много лет старенькая машинка «Зингер» кормила, поила, одевала их с Костей, но когда он, как теперь говорят, «поднялся», то заставил мать бросить копеечную работу заурядного бухгалтера и оставить шитье. Костику стало выгодно задействовать мамашу исключительно на собственном обслуживании. Но привычка – вторая натура, и она до сих пор продолжала себя «обшивать».

Раиса Сергеевна взглянула на свое отражение в зеркале, висевшем рядом с банкетным столиком. На нее смотрело лицо с едва-едва заметными морщинками вокруг зеленых глаз, слегка прикрытых рыжей густой челкой. В доме было много зеркал, и она любила в них заглядывать, ей нравилось, как множились в них развешанные тут и там картины старых мастеров, дорогая антикварная мебель... Разве можно сравнить их новую трехкомнатную квартиру с прежней однокомнатной, где вырос Костик? В дом наконец пришел достаток, и это все благодаря Косте, ее замечательному сыну, такому умному и красивому, так похожему на голливудскую звезду Леонардо Ди Каприо...

К черту эмоции! Она расправила плечи. Кажется, пришло время вспомнить все. Даром, что ли, она следила за своим здоровьем придирчиво и строго – не ради себя самой, а дабы любимый сыночек в будущем не отвлекался от радостей бытия на заботу о старой, больной маме, дабы как можно дольше иметь возможность активно ему помогать и заботиться о нем. Годы жесткой диеты и непременных ежедневных физических упражнений не прошли даром: сегодня она сильна, гибка и вынослива. И сегодня ей, как никогда, понадобятся и сила, и выносливость, и гибкая грация хищной кошки. Она спасет сына!

Нет, она не будет звонить в милицию! Милицию Раиса Сергеевна презирала. Насмотрелась на дуболомов в милицейской форме во время дознания после скоропостижной смерти мужа. Менты – она была абсолютно в этом убеждена – полные кретины! Милиция – сборище неудачников по жизни, прибежище лимитчиков. Она спасет своего сына сама.

Ее размышления прервала трель телефонного звонка. Она мгновенно схватила трубку: а вдруг Костя?!

– Алло! Костя, ты?

– Из милиции вас беспокоят. – Слышно было отвратительно, далекий женский голос тонул в пощелкиваниях, потрескиваниях и шипении. – Квартира Поваровых?

– Да, с кем я говорю?

– Сказала ж вам – из милиции беспокоят. Старший сержант Гундырева Ирина Вениаминовна. Нам поступил звонок от...

Пока сержант Гундырева пересказывала звонок Кости, Раиса Сергеевна прикидывала, как проверить, действительно ли эта тетка из милиции. Сделать это можно было запросто – спросить у Ирины Вениаминовны ее номер и проверить его по справочной телефонной службе. Но что это даст? Ровным счетом ничего! Слабо верилось, чтобы Костя звонил в милицию, а посему она заподозрила в ангажированности госпожи «старшего сержанта» противоборствующей Костику стороне. А если Костя действительно звонил ментам, то это означает только одно: мальчик находится на грани нервного срыва.

– Ирина Вениаминовна, я – мама Константина Николаевича Поварова и должна вам заявить: этот звонок – чья-то злая шутка. Костя никак не мог вам позвонить, он буквально минуту назад ушел на работу, а до этого мы пили чай на кухне.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно, милая! До свидания...

Она повесила трубку.

Довелось бы Косте увидеть сейчас свою маму, он бы удивился несказанно. Он-то пребывал в уверенности, что мамаша после его звонка, а уж тем более после звонка из милиции, начнет охать, ахать, суетиться и пить валерьянку, примерно как тогда, лет двенадцать назад, когда он, старшеклассник, лежал в гриппе с температурой сорок и два. Ничего подобного! Раиса Сергеевна осталась, по крайней мере внешне, абсолютно безмятежной. Вот только глаза... В зеленых рысьих глазах появился ни разу не виданный Константином яростный, холодный и расчетливый огонек...

Итак, пришла пора сражаться. После долгой спячки проснулась смертельно опасная самка, на все готовая ради спасения своего детеныша, проснулась рысь и вытеснила до поры из обманчиво хрупкой оболочки изящной красивой женщины ее вторую натуру, господствовавшую бесконечно долгие годы, натуру обожающей свое чадо обыкновенной русской бабы, трудолюбивой, сентиментальной, в чем-то скромной и ранимой. Прошло время мирного быта бывшего бухгалтера, отличной хозяйки и рукодельницы. На тропу войны ступила рысь, ступила безжалостной, сильной и когтистой лапой!

Раиса Сергеевна провела рукой по волосам, убрала их со лба, собрала в пучок на затылке, заколола длинной шпилькой. Еще раз взглянув в зеркало, она уверенным шагом, деловито прошла в комнату сына, выдвинула второй ящик письменного стола. Зеленая записная книжка лежала поверх прозрачной коробки с оловянными солдатиками. Как быстро взрослеют дети!

Листочек с буквой Л на обрезе оказался сплошь исписанным мелким почерком сына. Здесь были телефоны нескольких Лен, некоего Леонида, какой-то фирмы «Лефа» и в самом конце телефон и адрес Липова Аркадия Пантелеймоновича. Рядом с фамилией в скобках значилось «Липа».

Несколько раз Раиса Сергеевна пробежала глазами адрес, вырвала листок под литерой Л из книжки и прошла с ним на кухню. Здесь она сожгла листочек в голубом пламени газовой горелки, поставила на огонь кастрюльку с молоком, достала из навесного шкафчика открытую бумажную пачку «Геркулеса».

Пока закипало молоко, она успела сходить в душ и облачиться в элегантный черный брючный костюм. После чего приготовила себе кашу, позавтракала и «занялась лицом» – она никогда не покидала квартиры, не сделав макияж.

Она была сейчас спокойна и уравновешенна. Обычная женская суетливость исчезла, лицо стало похоже на маску. Больше всего ее поведение в это утро напоминало состояние актрисы перед премьерой.

Завтрак, сборы, косметика отняли почти час. Раиса Сергеевна уже накинула на плечи темно-коричневый плащ, натянула на ноги ботиночки на низком каблуке и потянулась за сумочкой, но в этот миг в дверь позвонили. Она на секунду замерла, напряглась, мельком взглянула на себя в зеркало, в то, что висело в прихожей, как будто отражение могло ответить на вопрос о нежданном утреннем визитере. Звонок повторился еще и еще раз. Она заставила себя улыбнуться, подошла к двери, заглянула в глазок.

На лестнице стоял солидный, хорошо одетый, грузный мужчина.

– Кто там? – спросила Раиса Сергеевна, стараясь произнести эти два слова максимально доброжелательно.

– Пауков Тимофей Иванович. Работаю с Костей. Начальник. – Мужчина говорил раздраженно, несколько грубовато: – Откройте!

Она распахнула дверь.

– Чем обязана, Тимофей Иванович?

– Пройти можно?

– Милости прошу! Я, правда, уходить собралась...

Объемистый живот Тимофея Ивановича заставил ее посторониться.

– Дверь закройте, будьте любезны. Есть короткий деловой разговор. Вы, я так понимаю, Костина мама?

В прихожей стало тесновато, и ей пришлось посторониться и по-кошачьи выгнуть спину, чтобы и дверь захлопнуть, и толстяка не задеть.

Ее изящное движение заставило Паукова вспомнить о своей половой принадлежности. Тем паче что Тимофей Иванович питал слабость к женщинам бальзаковского возраста и слыл большим их ценителем.

– Так вы Костина мама?

Тимофей Иванович чуть смягчился, уголки толстых губ изобразили полуулыбку.

– Угадали.

Раиса Сергеевна невзначай поправила волосы, так что полы ее плаща распахнулись. Пауков смог по достоинству оценить и аккуратную округлость в меру пышного бюста, и длинные стройные ноги.

– Позвольте полюбопытствовать имя-отчество.

Он немного смутился, и Раиса Сергеевна поняла почему. Ожидал увидеть старую грымзу, а встретился с дамой, которую еще можно (ох как можно!) употребить.

– Раиса Сергеевна. – Она кокетливо потупилась.

– Видите ли, уважаемая Раиса Сергеевна, произошел маленький казус, довольно частый, к сожалению, для тех, кто занимается большим бизнесом. Сотрудникам нашей фирмы угрожает какой-то сумасшедший, и, пока милиция его не отловит, мы все вынуждены проявлять бдительность и осторожность...

– Бога ради, Тимофей Иваныч, не пугайте меня! – Она схватила Паукова за руку, заглянула в глаза. – С Костей все в порядке?!

– Полный порядок! Не волнуйтесь. Костя в безопасном месте, просил и вас туда же отвезти, к нему...

– А почему же он сам не приехал, не позвонил?!

Тревога в ее голосе была неподдельной.

– Он звонил вам, но телефон не соединялся.

– Действительно! Были, вы знаете, странные звонки. Сначала позвонила какая-то девица, представилась, что она из милиции, видите ли, и наговорила всякой чепухи, потом позвонят и молчат в трубку... Я поняла! Это они звонили – те сумасшедшие, про которых вы рассказываете. Могло такое быть, Тимофей Иванович?

– Пожалуй, вполне... – замялся Пауков.

Она была совсем рядом, терпкий запах ее духов нашел отзыв в организме Паукова в виде легкого томления в паховой области.

– Я придумала! Знаете, что мы сделаем?

Она заговорщически посмотрела ему в глаза и, не дожидаясь ответа, резко повернулась, выбежала из прихожей и исчезла в комнате.

– Куда вы? – окликнул ее Пауков довольно добродушно.

– Проходите, Тимофей Иванович, обувь не снимайте, я сейчас, одну минуточку, и поедем.

Пауков прошел в комнату, огляделся. Раиса Сергеевна колдовала с автоответчиком. Она прекрасно чувствовала (женщины вообще это прекрасно чувствуют), что она нравится, а посему ей позволены и простительны маленькие женские глупости.

– Что вы собираетесь делать, Раиса Сергеевна?

– Минутку... Ага, готово! – Она включила автоответчик на запись и принялась очень серьезно надиктовывать на него текст, который чуть позже услышит Виктор Скворцов: «Вы слушаете автоответчик. Сегодня пятница, тринадцатое число. Я специально делаю эту запись для всех, кому вдруг срочно понадобится Костик. Его нет сейчас дома, но к обеду он вернется. Прекратите постоянно названивать...»

Раиса Сергеевна остановила запись.

– Ой! Я только что сообразила! Тимофей Иванович, а можно я Косте на мобильный позвоню?

– Его мобильный отключен в целях безопасности, – ляпнул Пауков первое, что пришло в голову.

– Поняла. Еще секундочку подождите...

Она продолжала наговаривать на автоответчик всякую чушь, и Пауков сокрушенно подумал: «Ну что ты с ней будешь делать, с егозой этакой! Не бить же, в самом деле, по голове, как Шопов советовал. В общем и целом мысль у Антошки Шопова верная – взять в заложницы мамочку ублюдка Костика, долбаного интригана да еще и кидалы, сам бог велел, но не могу же я ее, в натуре, вязать, неудобно как-то. Пусть лучше перебесится, дурочка, и сама, своими ножками со мной пойдет... А ножки, между прочим, ничего, стройненькие... И квартирка ничего, я-то думал, хата будет победнее...»

Тимофей Иванович покрутил головой, подивился на писанные маслом картины в тяжелых рамах и не заметил, как Раиса Сергеевна спрятала в рукаве ножницы, до того невинно лежавшие рядышком с телефаксом.

– Тимофей Иванович, все! Теперь, если сумасшедший позвонит, запись на автоответчике собьет его с толку, вы согласны?

– Ну-у, наверное...

– Вот! Посмейте сказать после этого, что я дура.

– Да что вы, Раиса Сергеевна, разве ж можно...

– Осталось последнее... Пойдемте со мной...

Не дожидаясь его реакции, она выбежала из комнаты.

– Ну что тут будешь делать... – обреченно пробубнил себе под нос Тимофей Иванович.

– Идите сюда, ко мне! Я в ванной! – глухо донеслось из недр квартиры.

Пауков вздохнул и поплелся искать ванную. Что там еще придумала бабенка? «Правильно в народе говорят – все бабы дуры, понять их невозможно», – думал Пауков на пороге ванной комнаты.

– Заходите, Тимофей Иваныч.

– Раиса Сергеевна, мы опаздываем, и я не понимаю...

– Быстрее заходите! – перебила она.

– Чувствую себя полным болваном... Ну, вошел, что дальше?

– Будьте любезны, спиной к ванне повернитесь...

«Да она сумасшедшая, – психанул Пауков, – а я полный идиот. Хожу на поводке у смазливой истеричной бабенки, как...»

Додумать эту самокритичную мысль несчастный не успел. Спрятанные в рукаве плаща ножницы скользнули в узкую женскую ладонь. Средний палец удобно лег между двух достаточно острых полосок металла с двумя колечками на концах. Стремительное движение рукой – и заточенный край ножниц начертил на шее Паукова красную рваную линию, одновременно другая, свободная рука Раисы Сергеевны сильно толкнула пузатое тело. Тимофей Иванович потерял равновесие и грузно перевалился через край ванны. Хорошо подстриженный затылок гулко стукнулся о керамическую плитку с веселеньким рисунком.

Пока он падал, женщина успела перехватить ножницы. Теперь она держала их, как держат нож хватом вниз. Обе половинки сомкнуты, восьмерка колечек торчит над большим пальцем. Еще одно стремительное движение, и ножницы воткнулись в ямку под кадыком тщательно выбритой шеи Тимофея Ивановича.

Второй удар скорректировал положение тела. Пауков растянулся в ванне, будто собирался понежиться в теплой водичке, да вот раздеться забыл. Говорить он не мог, только хрипел. Попробовал было встать, но удар двумя сомкнутыми колечками в лоб опрокинул его обратно. Кровь толчками вытекала из раны. Пауков схватился обеими руками за шею, на большее сил уже не хватало.

Словно во сне, сквозь застилающую глаза пелену он смотрел широко раскрытыми глазами в лицо склонившейся над ним женщины. Когда она заговорила, он не пытался вникнуть в смысл ее слов, между тем Раиса Сергеевна объясняла умирающему причины своего поступка. Зачем? Возможно, хотела дождаться его смерти, убедиться, что он вышел из игры окончательно и бесповоротно, и коротала время. Ее показушная суетливость исчезла. Это снова была спокойная, сосредоточенная женщина с умными зелеными глазами хищницы и ровным голосом без тени эмоций.

– Вы, Тимофей Иванович, меня обманули. Нехорошо обманывать любящую мать. Жалко, у меня нету лишнего времени. Поверьте, я бы нашла способ узнать правду, выведала бы все ваши грязные планы, хотя я и так о них догадываюсь. Вы хотите погубить моего сына и пришли взять в заложницы его маму. Умно. Организовали звонок из милиции, чтобы переполошить несчастную мать, так сказать, подготовили почву, и вот явились за мной. А что было бы потом – ясно и просто. Любая мать поддается на шантаж, если ее шантажируют жизнью сына. И любая мать в настоящей милиции будет говорить все, что ей прикажут: и сыну под диктовку письмо напишет, и расскажет обо всем, что ей известно... Но я, Тимофей Иванович, не любая. Я единственная и неповторимая. Я дикая кошка, и я могу защитить своего детеныша. Вот почему я решила вас устранить и, заметьте, сделала это чисто с точки зрения гигиены. Вся кровушка стечет в ванну. Жаль только, Костик бреется электробритвой, пришлось придумать повод подойти к телефонному столику. Зайти на кухню и спрятать нож было бы сложнее... Подозреваю, вскоре сюда явятся ваши друзья, встревоженные вашим долгим отсутствием. Надеюсь, они облегчат мне жизнь – вывезут ваше тело. Работу им я упростила, ведь они попытаются убрать следы крови. Как вы думаете, они заподозрят, что это я вас так?... Вряд ли...

Она нагнулась, оттянула закрывшееся веко Паукова наманикюренным пальцем. Вид застывшего зрачка вполне ее удовлетворил.

Раиса Сергеевна аккуратно и тщательно вымыла руки, протерла полотенцем ножницы, спрятала их в сумочку и бодро прошла в прихожую. После короткого раздумья дверь в квартиру решила не закрывать – не стоит создавать друзьям Тимофея Ивановича лишние сложности. Случайных воров она не боялась. Во-первых, имущество было застраховано, во-вторых, в данную минуту, когда вопрос касался жизни ее сына, было бы странно переживать за неодушевленные предметы, пускай и очень дорогие.

Плотно прикрыв за собой дверь, Раиса Сергеевна сбежала вниз по лестнице, выскочила на улицу и направилась в глубь двора, где в старом, основательном гараже ее дожидались верные «Жигули».

Гараж вместе с подержанной машиной Костя купил по дешевке, когда они переехали на новую квартиру. Купил специально для мамы. Раиса Сергеевна растаяла от счастья и расплакалась, а Костик засмеялся: дескать, это чтобы почаще мамочка на рынок ездила и повкуснее его кормила. Раиса Сергеевна на диво быстро получила права. Костя не переставал удивляться, откуда у мамы такие способности к вождению. Он ведь не знал, что много лет назад его маму звали Рысью и обучали управлять не то что машиной, но и самолетом, и вертолетом, и даже танком...

Как ехать до переулка, где, согласно адресу в записной книжке сына, проживал Липа, она, коренная москвичка, прекрасно знала и легко нашла удобный путь в объезд вечно забитого пробками центра. По дороге она остановилась дважды: у аптеки (купила валидол – сердце что-то последнее время пошаливало) и перед магазином «Мечта мужика». В магазине, полном разнообразных мелочей, она купила плоскогубцы, шило, молоток, рулончик широкого скотча, замечательно острую опасную бритву и флакон дорогого мужского одеколона.

Швейцарские часики, тоже подарок сыночка, показывали десять часов восемь минут, когда Раиса Сергеевна, самую малость запыхавшись, подошла к обшарпанной двери занимаемой Липой жилплощади. Проклятый лифт поднял ее только на второй этаж и ехать дальше категорически отказался. Пришлось еще шесть лестничных пролетов идти по грязной, заплеванной и заблеванной лестнице.

На правом плече у нее болталась сумочка, в левой руке она держала целлофановый пакет, набитый прикупленными инструментами. Еще в машине Раиса Сергеевна надела тонкие, как вторая кожа, лайковые перчатки, что было вполне по погоде – весна в этом году выдалась поздняя и прохладная. Перед дверью она несколько раз глубоко вздохнула, пошуршала пакетом, извлекла из него шило, спрятала в карман плаща, еще немного порылась в пакете и отыскала футляр с опасной бритвой. Картонный футлярчик полетел назад в пакет, Раиса Сергеевна раскрыла бритву, и в зеркальном лезвии отразилось ее красивое лицо в обрамлении ярко-рыжих волос. Пластмассовую ручку бритвы она зажала в кулаке. Подушечкой большого пальца уперлась в закругленный язычок на конце плоского широкого лезвия, плотно прижав его тупой край к остальным пальцам. (Получился своеобразный кастет с острой кромкой вместо шипов.)

Запястьем правой руки Раиса Сергеевна надавила кнопку звонка и сразу же опустила руку, спрятала кулак с зажатой в нем раскрытой бритвой за спину.

За дверью послышались ленивые, шаркающие шаги.

– Чего надо, тетка?

Раиса Сергеевна догадалась, что ее разглядывают в допотопный дверной глазок с выпуклым, как глаз золотой рыбки, окуляром.

– Эротический массаж не желаете? – Она улыбнулась, демонстрируя дверному окуляру белый ряд металлокерамических зубов.

– Чего?... – Замки в темпе звякнули. Дверь открылась. – Я не въехал, тетка.

На Раису Сергеевну сверху вниз смотрел, ухмыляясь, здоровенный детина, одетый в синие сатиновые «семейные» трусы и майку-тельняшку. На его крутом голом плече красовалась татуировка «Липа жил, Липа жив, Липа будет жить!». Правую руку детина, как и его гостья, прятал за спиной. От ее внимания не ускользнуло, как он быстро, воровато огляделся по сторонам – проверил, точно ли тетка одна на лестничной площадке, нет ли рядом конкурентов, выставивших ее на первый план, дабы усыпить его бдительность.

– Я раньше работала на оживленных автомобильных магистралях, – бодренько затараторила Раиса Сергеевна. – А сейчас – по месту жительства. В соседнем микрорайоне у меня сорок два постоянных клиента. Вот решила расширить сферу деятельности. Хожу по квартирам, звоню, если отвечают мужским голосом, предлагаю свои услуги.

– Во атас! – Липа оскалился в улыбке. – А реально, че ты конкретно предлагаешь, бабушка?

Кроме «бабушки», на лестничной площадке никого не наблюдалось. Липа расслабился, мускулистая рука, которую он только что держал согнутой за спиной, выпрямилась, и Раиса Сергеевна увидела пистолет в огромной татуированной пятерне.

– Разговора не будет, мужчина. Я ухожу... – Она изобразила на лице неподдельный ужас, попятилась.

– Да погоди ты! Ствола испугалась? Так он по типу того, что газовый! Во, гляди... – Липа юркнул в сторону, на мгновение исчез за дверным проемом и появился снова, демонстрируя пустые ладони. – Во, видала? Я его на тумбочку положил.

– Все равно боюсь, – неуверенно произнесла Раиса Сергеевна.

– Не боись! Рассказывай давай, че за эротические услуги у тебя.

– Сразу должна предупредить: один сеанс стоит двадцать долларов, и если у вас лишь праздный интерес, то...

– Бабуля! – перебил Липа радостно. – Да я тебе двадцатник уже за-ради прикола дам, не боись! Это ж пацанам про тебя рассказать, уссутся от смеха.

– Мне ваше отношение не нравится, но работа есть работа. Если вы готовы платить, может, тогда позволите мне войти?

– Заходи!

Липа шагнул назад, повернулся к Раисе Сергеевне боком. Буквально на секунду он потерял ее из поля зрения, и как раз этой секунды ей хватило, чтобы выбросить вперед вооруженную бритвой руку тем же стремительным, хорошо поставленным движением, как и в случае с Пауковым. И шея у Липы была более длинная, без складок двойного подбородка, и стоял он удобнее, будто специально подставлялся под удар, да и бритва куда острее ножниц, но все равно атака на пороге чужой квартиры получилась менее эффективной, чем неожиданное нападение на Тимофея Ивановича в собственной ванной. Бритва прошла мимо основной цели – сонной артерии. Как принято говорить в похожих случаях, «и на старуху бывает проруха». (Знать бы еще, что такое «проруха».)

Сталь вспорола кожу на горле, кровь мгновенно заполнила порез и хлынула вниз по шее двумя тонкими ручейками. Липа был ранен, но ранен не смертельно.

Толстый благополучный Пауков и профессиональный бандюга Липа – два разных человека, и их реакции на неожиданное нападение коренным образом различались. Если Пауков вообще не среагировал адекватно на действия Раисы Сергеевны, то Липа, зверь битый и матерый, без всякой заминки превратился из ухмыляющегося оболтуса в опытного уличного бойца. И успел оттолкнуть от себя непрошеную гостью раньше, чем бритва в обратном движении еще раз полоснет его по шее. Девять из десяти куда более молодых и гибких женщин, получив толчок такой силы, непременно опрокинулись бы на спину.

Но эта устояла, широко шагнула назад, согнула ноги в коленях, прогнулась в спине и без промедления набросилась дикой кошкой на сжимающего пудовые кулаки бандита.

Одним коротким прыжком она проскочила в щель меж его вытянутых рук, пружинисто разогнула ноги, яростно ударила головой снизу вверх, в небритый массивный подбородок. Липа попытался поймать ее, сгрести в охапку, но наносить удары в столь тесном контакте он не имел навыка. Раиса Сергеевна выскользнула из его объятий, низко присев. Остро отточенная бритва полоснула по сатиновым трусам, застряла, запуталась в синей ткани. Ей пришлось разжать пальцы, выпустить из руки свое оружие. Но дело было сделано. Ни один мужчина не способен толково драться после глубокого резаного ранения в детородные органы.

Раиса Сергеевна мягко упала на спину. Носок левого полусапожка подцепил сзади пятку волосатой мужской ноги, низкий широкий каблучок правого ударил в колено. Липа опрокинулся, рухнул навзничь, растопырив здоровенные сильные руки. Грохнувшись об пол, он уже и не пытался встать. Скорчился, скрючился, словно эмбрион в материнском чреве, одной рукой схватившись за гениталии, другой – за шею...

С хлопком распахнулась обклеенная пленкой «под дерево» дверь ванной. В тесный коридорчик выскочил голый мужик весь в мыльной пене.

– Чего тут шумите?... – Голый изумленно уставился на бьющуюся в мелких судорогах посреди прихожей окровавленную тушу Липы.

– Помогите! – воскликнула Раиса Сергеевна и указала пальцем в темный проем все еще открытой настежь входной двери.

Голый метнулся вперед, перепрыгнул через умирающего Липу, заглянул в дверной проем, лихорадочно шаря глазами в поисках несуществующего противника на лестничной площадке.

Раиса Сергеевна хладнокровно дожидалась, пока обильно намыленная задница не окажется на расстоянии вытянутой руки. Как только это произошло, рука ее скользнула в карман плаща, пальцы сжались – теперь на лакированной рукоятке шила.

Рывком она перевела себя из лежачего положения в сидячее, вскинула руку вверх и прицельно ударила, направив острие шила в нужную область на голой мокрой спине. Попасть было несложно: голый был хорошо сложен, и его влажная спина вполне сгодилась бы образцом художнику, рисующему картинки для анатомического атласа.

Шило легко проткнуло кожу и мышцы, плавно вошло в нижнюю треть легкого. Проникающий удар в эту область подробно описали судебные медики еще в двадцатые годы. После такого удара легкое, образно выражаясь, «сдувается», как лопнувший воздушный шарик. В эпоху нэпа пошла мода на женские заколки в псевдояпонском стиле. Томные незнакомки с сильно напудренными смазливыми личиками фиксировали замысловатые прически длинными острыми спицами с малюсенькими деревянными шариками на конце. Соблазнительные пухленькие мадемуазели жеманно перемигивались под сенью ресторанных пальм с одинокими фрачными господами-нэпманами, знакомились с ними и отправлялись в темный, безлюдный уголок целоваться. Во время поцелуя, долгого и страстного, дамочка незаметно извлекала из прически стальную заколку, вонзала ее либо сзади в шею, в особую точку у основания черепа, либо туда, куда сейчас вогнала шило Раиса Сергеевна. Мимолетный любовник умирал во время поцелуя мгновенно и, главное, тихо, после чего его карманы подвергались тщательной проверке. Улов бывал скуден, но в эпохи перемен человеческая жизнь ценится подчас не дороже позолоченных карманных часов от Павла Буре...