Текст книги "Счастью равная даль. 2 книга"

Автор книги: Михаил Зайцев

«Этому мальчику две тысячи восемь лет…»

 
Этому мальчику две тысячи восемь лет,
Семь полных месяцев
                               и двадцать четыре дня.
Этот мальчик зажигает свет
И прибавляет в лампе живого огня.
Расширив глаза, затаив дыханье,
Смотрит на лампу,
                        на огонь и его колыханье.
Томительно смотреть,
                           как чужая душа трепещет.
Близятся сумерки.
Наступает дождливый вечер.
Мальчик берёт лампу,
                       выходит на прохладную улицу.
Прохожие мимо бегут,
                     от дождя проливного сутулятся,
Холодно телу,
                душа где-то теплится в пятках.
Обегают мальчика,
                    надоел им мальчишка порядком,
Пристаёт каждый вечер
                            с одним и тем же вопросом:
«Рожь будем сеять сегодня
                        или всё же посеем просо?»
Глупый мальчик,
                     а может, больной, приставала,
Сеять рожь по асфальту?
                                  Такого ещё не бывало.
Да и лампа зачем ему?
…Но случилось чудо!
Утром двадцать пятого дня
                                      неизвестно откуда
На улицы вышли комбайны
                         и занялись первым прокосом.
Рожь колосится!
Прохожие к мальчику с новым вопросом:
– Кто посеял? Когда?
Как успела заколоситься рожь?
– Так ведь дождик же шёл,
                        благодатный небесный дождь!
 

2008

«Это было давно…»

 
  Это было давно.
  В раннем детстве моём.
  Пчёлка влетела в окно.
  Стала кружить над огнём
  Мирно горящей лампы.
  И обожгла себе лапки.
  Крылья свои обожгла.
  И упала на скатерть стола.
  «Сколько на свете зла!» —
  Мама мне тихо сказала,
  Пчёлку ладонью смела.
  А та вдруг острейшее жало
  В мамину ткнула ладонь.
  Мама лишь вскрикнула: «Ой!»
  В лампе потух огонь.
  Стало темно-темно.
  Хлопнуло ставней окно.
  Звёзды на небе померкли,
  И всё погрузилось в лоно смерти.
  И ветер ужаса прошелестел
  И душу мою ненароком задел.
  «Успокойся, сынок, – мне мама сказала,—
  Это всего лишь пчёлкино жало».
  Был я тогда ещё глуп и мал,
  Многое в жизни не понимал.
 

2005

«Если во сне бутылку водки…»

 
Если во сне бутылку водки
                                    выхлестать залпом,
Плюнуть с раздражением
                          на приблизившийся потолок,
Выйти на балкон, закурить
                              и долго смотреть на запад,
То можно увидеть не только запад,
                                                   но и восток.
 
 
Всё это, конечно, весьма и весьма
                                                  любопытно:
Запад – чернеет, желтеет восток,
                                     ну а север – грустит.
И никому не понятно, где же собака зарыта,
Ясно лишь:
   чёрный снежок так же, как белый, хрустит.
 
 
Да и какая мне разница: белую пить
             иль прикрашенную спелой малиной,
С мягкой блондинкой лежать
       или по смуглым пространствам елозить,
Главное – вовремя смыться
                     и стать или прахом, иль глиной,
Иль на сковородке поджариться,
                       при этом свой нос обморозить.
 
 
Но и этого есть поглавнее:
                       куда б мы с тобой ни спешили,
Там уже кто-то был
          и переговоры вёл с мировой закулисой
О переименовании полюсов Земли.
Вот они и решили:
Всё оставить, как есть.
Так что пора просыпаться с мордою кислой.
 

2009

«Листва шуршит за шифоньером…»

 
Листва шуршит за шифоньером,
Скребутся мыши, дождь идёт,
И осень красным пионером
В лодчонке времени плывёт.
 
 
Есть в жизни множество примеров
Любви осенней… Жизнь права
И в том, что мало шифоньеров,
За коими шуршит листва.
 
 
Всё чаще водка иль заначка
Пылятся в сетях паутин,
Иль соли пятилетней пачка,
Или влюблённый гражданин
 
 
В твою жену… Не то печально,
Что он влюблён в твою жену,
А то, что пошло изначально
Он признаёт свою вину.
 
 
А в чём вина? В любви безмерной?
Но ты винишь его за то,
Что он, подлец, за шифоньером
Почти одет в твоё пальто,
 
 
Висящее в том шифоньере…
Ты открываешь шифоньер,
Надев пальто, шагаешь в вере,
Как на линейку пионер!
 
 
И лишь за каменным барьером
Реки прислушаешься вдруг:
Листва шуршит за шифоньером,
Летит и падает вокруг.
 

2009

Одинокая бабушка

 
Вышла бабушка на балкон.
На балконе было сыро.
Открыла бабушка флакон,
Отломила кусочек сыра.
 
 
Из горлá хлобыстнула грамм двести,
Крякнула, закусила сыром.
Посидела, подумала. И на этом же месте
Отошла в мир иной. С миром.
 
 
Хорошая была бабушка: жила,
                                 никому не мешала.
Через неделю приехавшая «скорая»
                                                    подытожила,
Что если б вместо сыра съела кусочек сала
И вместо водки молоко пила,
                                         то ещё бы пóжила.
 

2009

«Бывает и так: выйдешь на улицу…»

 
Бывает и так: выйдешь на улицу,
                                 когда там тебя не ждали,
И отправишься в магазин,
                      где тебя всегда ждут.
Лето в разгаре!
Вот и решил купить лёгкие сандалии,
Которые, согласно гарантии,
                                  пальцы совсем не жмут.
 
 
Купил.
И в обнове шагаю по проспектам и скверам.
Легко мне шагается у мира всего на виду.
В пример всем живущим,
                           пребывающим в полумерах,
Шагающим в полуботинках,
                                   в сандалиях новых иду.
 
 
Вот так и свершаются революции:
                                     плюнет кто-то налево
С дура ума, когда все направо плюют,
И зашуршит муравейник,
                   и с песней «товарищи, смело…»
Не только соседи по дому —
                              народы в шеренги встают.
 
 
Затем – гильотина, реакция, бунты,
                                         террор и так далее.
И старая гвардия пущена новой в распыл.
Газеты пестрят заголовками:
                         «Во всём виноваты сандалии
И тот, кто сандалии эти купил».
 

2009

«Вот и река покрылась льдом…»

 
Вот и река покрылась льдом,
                                         и чего бы это ради?
Вчера ещё шумела волнами
                      на пролетающие по ней лодки.
Вчера и я улыбался,
               когда меня представляли к награде,
А сегодня хмур и замкнут,
             как ротик у целомудренной молодки.
 
 
А всё же приятно скользить по льду
                                          и думать о детстве.
При громкой награде это даже к лицу,
Не только мне, но и всем,
               участвующим в наградном действе,
Ведущим награждённого к лавровому венцу,
 
 
Словно на казнь.
И я помню, что на сцене я чуть не падал
И пытался сдёрнуть с головы
                            окровавленный венец,
А сегодня скольжу,
                       как самая последняя падла, —
Ни стыда, ни совести,
                     ни слезинки покаяния наконец.
 
 
Помню, вчера
            я руки в страхе прикладывал к векам,
Словно у бездны самой, на самом её краю.
Как же легко скользить
                           по тонкому льду и кумекать,
Что хорошо и то, что всё это я сознаю.
 

2009

«Неуютно сидеть на мокром мостке…»

 
Неуютно сидеть на мокром мостке
                        и смотреть на вертлявую воду
Реки, загулявшей на старости лет,
Жизнь вспоминать и проклинать
                  данную мне в ощущенье свободу
Тоже на старости лет. А свободы-то нет!
 
 
Но есть ощущенье её,
                       и оно обдувает озябшую душу,
И не только душу, но и то,
                                     чем на мостке я сижу.
Вертится на языке, как водица в реке:
«Я не струшу!
Я за эту свободу всю им мерзкую правду
                                                            скажу!»
 
 
Толку-то?!
Ну, послушают, снисходительно вдруг
                                                         пожалеют,
Бросят камешек в речку,
                             с народом, мол, мы заодно.
Я бы тоже мог так, но не смог, не умею,
Мой-то камешек скатится смирно на дно.
 
 
Не поднимет он мути
                      и волны не вздыбит – опустит
Сам себя потихоньку,
                              к подводному ляжет кусту
И смешается с жизнью другой
                                        без печали и грусти,
Я вздохну и свободу свою навсегда обрету.
 

2009

«Когда тебе за шестьдесят…»

 
Когда тебе за шестьдесят
                               и разум не ходит налево,
Да и не только разум —
                            размеренна жизни нить.
Утречком выйдешь на улицу —
                                 разрубишь сухое полено
И, как ребёнок малый,
                              куски хочешь соединить.
 
 
Так и играешь весь день
                           в мыслях о юности, детстве,
Ищешь любимую ложку,
                                   а ложка в твоей руке,
Думаешь, что сериалы смотришь,
                                            а это – вести,
Думаешь, пса прогуливаешь,
                                     сам же – на поводке.
 
 
Старость! Но сдерживает что-то всё же
Сделать глоток последний
                                  из жизненного ковша —
Это с минуткой каждой
                               становится чище, моложе,
Ближе к высокому небу,
                             дальше от будней – душа!
 

2009

«Вот и дача очнулась от зимней спячки…»

 
Вот и дача очнулась от зимней спячки.
«Пора сезон открывать!» —
                       намекает, смотрит пристально.
А у меня ни копейки в кармане,
                                          ни верной заначки,
Весь в долгах как в шелках,
                    так что жди появления пристава
Или Полануера,
                        что не совсем одно и то же, —
Безработный он нынче,
                        найдёныш гремучего кризиса.
Да и ноги болят у него,
                                   что уже никуда негоже,
Обе болят, а у меня одна
          при длительном хождении
                                             капризится.
Старость ко всем подкралась:
                к Полануеру, мне, и стране, и даче.
Шагаем по кромочке,
                             а кромочка – узкая, узкая.
Полануер, наверное, выкарабкается,
                                                а как же иначе,
У него в жилах кровь еврейская,
                                 а у меня – белорусская.
Правда, дачу построил он мне,
                         ах, какая получилась дача —
Красавица! А вся ведь из старого кирпича.
Пора сезон открывать, и, не судача,
Звонить Полануеру, и ехать в машине,
И чувствовать тепло дружеского плеча.
 

2009

«Ну и жара…»

 
Ну и жара!
Тень спрятаться спешит
В тени под лопушистым вязом.
Решетчато штакетником прошит,
Вьюном, словно бинтами, весь обвязан
Наискосок малинник возле бани
И светом, словно картами, шуршит.
Немыслимо, чтобы с такой вот рани
Уже свинцовым воздух стал и грани
Его были видны невооруженным глазом.
Но мы с женой уже стоим под вязом.
 
 
Ключ потеряли дачный, как назло,
Колюче усмехается стекло
Оконное, и ослепляет светом,
И подморгнуть пытается при этом.
Ключи всегда теряются весной —
Весна благополучно миновала.
Но – чтобы летом знойным?! Запасной
Ключ не закажешь – нет оригинала.
Мы тут же плюхнулись, распаренные разом,
На свянувший ковёр травы под вязом.
 
 
Стекает пот с лица единственно прохладный,
Приезд на дачу вышел нам накладным —
Дверь не откроешь в домик, где счастливо
Рядок бутылок прохладительного пива
В зените раскалившегося дня
Ждёт не дождётся в холодильнике меня.