355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Серегин » Святое дело » Текст книги (страница 3)
Святое дело
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 02:26

Текст книги "Святое дело"


Автор книги: Михаил Серегин


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Священник разгневанно задышал. Удобно они у себя в ментовке устроились. Как бабки у кого отжать, так сразу тут как тут. А как нужно затронуть чьи-то криминальные интересы, нельзя, у нас демократия! А если что всплывет, так это не менты продажные виноваты, это все демократия проклятущая... Саботажники хреновы!

– Они там тотализатор устроили! – не сдавался он. – Деньги ставят!

– И вы можете это доказать? – ехидно наклонил голову главный мент города. – Если можете, пишите заявление, а мы проверим, насколько ваши утверждения соответствуют... действительности.

Священник задумался. Он вовсе не был уверен, что сможет доказать хоть что-либо. Скорее всего, участники этой противозаконной оргии ничего не подтвердят. А значит, он сядет в лужу.

– Ладно, хрен с вами! – вздохнул отец Василий и поднялся из-за стола. – Видно, придется мне в администрацию идти!

– Ваше право, – пожал плечами Скобцов.

Но и в администрации ничего путного отцу Василию не сказали. В смысле налогов частный предприниматель Бачурин у них числился в «передовиках», а ничего, кроме этого, никого, собственно, и не интересовало. И тогда он, по совету Кости, отправился в Союз ветеранов.

* * *

Уже на подходе к расположенному на последнем, десятом, этаже «Белого дома» офису Союза ветеранов отец Василий услышал возбужденные голоса. Он подошел к двери и остановился.

– Я тебе бабки не для этого давал, – напирал кто-то на удивление знакомым голосом.

Священник открыл дверь и решительно вошел. За огромным полированным столом сидели трое: седой и загорелый бывший «афганец» и председатель Союза Саша Комлев, его заместитель и... Бача – чистенький, холеный, в роскошном костюмчике «от кутюр»... Отца Василия увлеченные дискуссией мужики просто не видели.

– Ты, Бача, тоже совесть имей, – покачал седой головой бывший старший лейтенант, а теперь инвалид и не слишком удачливый предприниматель Комлев. – Квартира квартирой, а пацанов еще и лечить надо.

– Я тебе деньги на квартиру дал, конкретно, – жестко возразил Бача. – А если тебе на лечение надо, так ты попроси, я дам. Когда я тебе отказывал?

Отец Василий набрал воздуха в грудь и шагнул вперед.

– Здравствуй, Саша, – подошел он к председателю и протянул руку для пожатия.

– Здравствуйте, батюшка, – обрадовался Комлев и затряс протянутую кисть. – А у меня для вас хорошая новость. – Вот Вася Бачурин, член правления Союза, решил на храм тридцать тысяч рублей пожертвовать...

Отец Василий сглотнул: тридцать тысяч рублей – это как раз та самая «штука» баксов, которую Бача платил каждому бойцу, решившему участвовать в его оргии. И если бы он минувшей ночью дрался не за Верку, а сам, то как раз бы их и заработал.

– Спасибо, но я как-нибудь без этих денег обойдусь, – решительно покачал он головой.

– А в чем дело? – недоуменно посмотрел на священника председатель Союза ветеранов. – Что не так?

– Все не так, – отодвинув стул, сел за стол отец Василий.

– Батюшке не нравится мой образ жизни, – легко и беззаботно прокомментировал ситуацию Бача и достал сигарету.

Комлев переглянулся со своим заместителем, но промолчал. Похоже, они эту проблему уже обсуждали.

– Ну, ладно, Санек, – встал Бача. – Мне здесь делать нечего, завершайте без меня, – и вышел.

Воцарилось неловкое молчание.

– Вы не все понимаете, батюшка, – первым нарушил гнетущую тишину Комлев. – Васька нормальный пацан. Реальный.

– Я это уже слышал, – кивнул священник.

– И Союзу помогает...

– Я вижу.

– А что развлекаются они по мелочи, так ведь молодые еще...

На Комлева было жалко смотреть. И объяснять ничего не надо: Бача оплачивал медицинские нужды Союза, а значит, умнее будет не лезть к своему спонсору с этическими претензиями. Что бы ты об этом ни думал.

– Вот с младых ногтей все и начинается, – назидательно произнес отец Василий и тоже встал. Ему, как и Баче, делать здесь было нечего.

* * *

Настолько глухого, тотального поражения батюшка не получал давно. Обычно властные структуры охотно шли ему на помощь; по крайней мере там, где не затрагивались их шкурные интересы. Но в данном случае таковые интересы, увы, затрагивались: и налоги Бачурин платит, и ветеранам помогает, и вообще «реальный мужик». М-да...

До вечерней службы оставалось еще шесть часов, и отец Василий мысленно перебрал запланированные на сегодня дела. По-настоящему важных среди них не числилось, и священник, дабы сделать хоть что-нибудь действительно полезное, решил сходить в районную больницу и навестить незадачливых «духоискателей», о которых говорил ему Костя.

Он быстро пересек площадь, затем сквер Борцов за революцию, вышел в больничный парк и вскоре уже сидел в кабинете Константина Ивановича. Но на просьбу позволить ему поговорить с отравившимися неизвестным наркотическим веществом юными язычниками Костя лишь покачал головой.

– Двоих мы этой ночью потеряли, а третий в реанимации. Так что побеседовать тебе с ними никак не удастся.

Отец Василий поперхнулся.

– Ты бы не лез в эти дела, Мишаня, – настороженно блеснул стеклами очков главврач. – Пусть этим менты занимаются... Это их забота.

– И моя тоже, – тихо проронил священник. – Всякая потерянная для господа душа – моя забота.

– И чего ты от меня хочешь? – хмуро поинтересовался главврач.

– Дай мне адрес, откуда их доставили. Пойду, гляну...

Костя неодобрительно посмотрел на друга, некоторое время размышлял, а потом все-таки поднял трубку и набрал номер.

– Анечка? Слушай, Анечка, дай-ка мне адресок, с которого к нам эти наркоманы поступили. Да-да, те самые...

Главврач подтянул к себе листок бумаги, корявым медицинским почерком написал адрес и протянул записку священнику.

– Держи. Это должно быть недалеко.

Отец Василий благодарно кивнул, поднялся, но Костя остановил его властным жестом.

– И это... Мишаня, я не знаю, поможет ли это тебе, но ребятами уже интересовались.

– Менты?

– Если бы... Бачурин поутру приходил.

Священника будто ударили поленом по голове.

– Зачем? – хрипло спросил он.

– Я не знаю, – покачал головой Костя. – Сам-то я его не видел. Мне сестричка из приемного покоя сказала.

– Вот это номер... – прошептал отец Василий.

То, что язычников навещал Бача, меняло многое. С точки зрения отца Василия, теперь дело из банального превращалось в крайне подозрительное, почти политическое. Он не знал, что за этим стоит, как не знал и того, есть ли эта информация у ментов, но искренне надеялся, что следователи не пройдут мимо этого странного факта.

«Обязательно надо со Скобцовым поговорить! – решил священник, сбегая по больничной лестнице. – Обязательно! А сейчас, не мешкая, на место происшествия! Посмотрим, что за шабаш они там устроили...»

* * *

Низенький частный дом, в котором траванулись три отрока, и впрямь оказался совсем рядом, на самом краю Татарской слободы. Утирая обильно сбегающий по лицу пот огромным носовым платком, отец Василий постучал в калитку, но никто ему не ответил. Тогда он осторожно заглянул за забор, понял, что собаки во дворе нет, и толкнул калитку от себя.

Маленький, захламленный старым железом двор оставлял впечатление нежилого. Отец Василий подошел к двери, пригляделся и понимающе кивнул головой: на дверях уже красовалась пластилиновая ментовская печать. Точнее, то, что от нее осталось: от жары пластилин потек и съехал вниз, так что буквы стали почти нечитаемыми.

Он отошел от двери и направился вкруг дома, просто, чтобы почувствовать саму атмосферу этого нечистого места, но зайдя за угол, замер. Здесь, на заднем дворе, на идеально вычищенной и тщательно посыпанной песком площадке, прямо в центре, красовался идол. Самый настоящий.

Высокая, в человеческий рост, деревянная фигура идола была вкопана в землю по колени, отчего идол напоминал то ли проросший человекообразный гриб-мутант, то ли вбитого ударом Змея Горыныча богатыря. Большие, прикрытые веками глаза опущены вниз, усы, борода, короткий, ноздрями вперед, нос, непропорционально мощные кулаки и зажатые в них зигзагообразные молнии.

«Перун!» – охнул священник. Несколько стилизованный под современность, несколько вычурный и не слишком художественно исполненный, но это был он – древний языческий божок славянских племен. Отец Василий вгляделся и понял, что темные потеки на щеках и лбу идола – следы крови: ему уже приносили жертву.

И, словно откликаясь на эту, жертвенную, кровь, своя собственная кровь ударила отцу Василию в голову. Встреча с язычеством через тысячу лет после крещения Руси оказалась настоящим испытанием.

Он подошел и толкнул идола в грудь. Тот даже не шелохнулся. Священник уперся в него плечом и напрягся, но идол был непоколебим. Тогда отец Василий огляделся по сторонам, заглянул под лавку и сразу нашел то, что нужно – тяжелый, потемневший от времени колун. Священник вытащил его, взвесил в руке и усмехнулся. Он знал, что делать.

* * *

Идол поддался не сразу. Сначала отлетел короткий нос божка с выпученными ноздрями, затем уши и кулаки. И лишь потом отцу Василию мощным, идущим от всей души ударом удалось расколоть деревянный образ Перуна пополам. А дальше пошло легче.

Он рубил порождение врага человеческого, не замечая ни летящего в стороны пота, ни ранящих лицо и руки щепок; рубил так яростно, словно от этого зависела его жизнь. А потом упал на колени, торопливо сгреб остатки в одну огромную кучу и только теперь понял, что сжечь это все просто нечем. Некурящий священник никогда не носил с собой ни спичек, ни зажигалки.

– Эй, батушка! – окликнули его.

Священник, шатаясь, встал. За соседским забором стоял пожилой татарин.

– Спички нада? – спросил он.

Отец Василий сглотнул и закивал.

– Держи! – метнул ему коробок татарин, и отец Василий перехватил его на лету и снова упал на колени – разжигать.

– Я им говорил, Аллах не простит, – печально произнес татарин. – Грех большой идолу намаз делать. А они смеялся.

– Вот и досмеялись, – подтвердил его правоту священник. – Двоих уже господь призвал, один в реанимации...

Татарин сокрушенно зацокал языком.

– Жалка. Такой молодой... Жена нет, дети нет. Кончился род.

Охвативший мелкие, почти невесомые щепки огонь жадно пожрал их и теперь перекинулся на более крупные обломки идола. Отец Василий вернул коробок и отошел к скамье. Невыносимый жар солнца теперь многократно усилился жаром от костра. Но что значит этот жар по сравнению с неугасимым, вечным пламенем преисподней?

Некоторое время священник так и сидел, а потом, когда костер начал угасать, пришел в себя и понял, что весь покрыт мелкой деревянной трухой, серым душистым пеплом и липким, противным потом. Он сгреб золу в кучу, вышел через калитку на улицу и долго, тщательно умывался под колонкой, смывая с себя гнев и жажду разрушения, а потом глубоко вдохнул и направился в центр. Теперь ему предстояла еще одна задача – уничтожить один из главных источников воплощенного в дереве язычества.

* * *

С тщедушным Сусликом он учился в одной школе. Но пути их быстро разошлись. Когда Михаил Шатунов ушел в армию, откосивший от службы по состоянию здоровья Суслик поступил в Институт культуры. Когда Михаил Шатунов остался на сверхсрочную и давил гадов, Суслик пил портвейн и носил на шее огромный, собственноручно вырезанный из красного дерева крест. Затем, уже когда Мишаня вернулся в Усть-Кудеяр отцом Василием, Суслик ударился в «поиски корней»: отпустил роскошную, красиво седеющую по краям бороду, начал активно изучать славяно-горецкую борьбу и, вот надо же, докатился! Отец Василий прекрасно опознал «почерк», каким был исполнен языческий идол, – его изготовил все тот же Суслик.

Священник, не переставая утирать беспрерывно катящийся по лицу пот, снова пересек центральную площадь и отметил, что народа на улицах практически нет – город как вымер. Безумная жара загнала всех по домам и кондиционированным офисам.

Отец Василий почти бегом ворвался в тенистую аллейку, ведущую к целому ряду серых одинаковых пятиэтажек, и замер. Недалеко от него, буквально в полусотне метров, садился в машину Бача. Сомнений не было: двух таких костюмчиков «от кутюр» в Усть-Кудеяре быть не могло.

– Вот бесовщина! – пробормотал отец Василий. Связь между молодым, законопослушным и вообще образцово-показательным предпринимателем Василием Бачуриным и языческим нашествием становилась все ощутимее.

Отец Василий преодолел последние метры, вбежал в знакомый подъезд – бывал он здесь лет пятнадцать назад, – задыхаясь, поднялся на третий этаж и толкнул нужную дверь. Та легко открылась, и священник без промедления вошел. Одетый в чудную желтую куртку Суслик стоял перед побитым, заляпанным краской столом и любовался разложенными по поверхности зелеными купюрами.

– Здорово, Суслик! – прохрипел священник.

– Мишаня? – оторопел скульптор.

– Ага! – утирая пот уже рукавом, выдохнул отец Василий. – Что, тридцать сребреников никак пересчитать не можешь?

Суслик испуганно заморгал. Огромный, потный и явно недовольный им, Сусликом, поп определенно произвел на него впечатление.

– Ты чего, Мишаня? – подался назад скульптор.

Священник прошел в зал и обомлел. Вся превращенная в мастерскую комната была забита идолами и прочими изображениями языческих божков: Перун, Сварог, Даждь-бог, богиня Сва – какой только мерзости здесь не было!

– Уже на поток поставил? – хищно осклабился священник.

– Народу нравится... – побледнев, промолвил Суслик.

– Я тебе покажу, что народу нравится! – грозно двинулся на него отец Василий. – Я тебе устрою, блин, капище!

Суслик дернулся и побежал от него вкруг стола, на ходу собирая столь беспечно разложенные доллары и распихивая их по карманам просторной желтой куртки.

– Миша, прекрати! – залепетал он. – Мишаня, приди в себя! Ты что делаешь, Мишаня?! Она же куплена! За ней приедут через полчаса!

Но отец Василий не слушал. Подхватив стоящее в углу странной формы кайло, он уже крушил идолов: гипсовых, деревянных, всех подряд! На-лево! На-право! На-лево! На-право!

– Миша, остановись! – отчаянно кричал Суслик, патетически хватаясь за нечесаную голову. – Миша, ты еще пожалеешь!

Куски гипса брызгали в разные стороны стремительными белыми метеоритами, дерево трещало, стопки эскизов оседали на пол и, подобно рядам домино, падали под ноги – сначала священнику, а затем и хозяину, пытающемуся если не вразумить бешеного попа, то хотя бы спасти что-нибудь.

– Не надо! – беспрерывно уговаривал он, стараясь держать разумную дистанцию. – Что ты делаешь?!

Но обезумевший священник ничего не видел и не слышал.

– Я тебе, бля, покажу баксы! Я, бля, тебе покажу, что народу нравится! – твердил он, и лишь когда вся мастерская стала походить на развалины Сталинграда, отец Василий приостановился – крушить более было нечего.

– Десять лет творчества! – рыдал вжавшийся спиной в угол, закрывший лицо руками Суслик. – Десять лет бессонных ночей! Я мучился! Я творил! А ты! Варвар! Чудовище!

– Этой ночью двое ребятишек погибли, – тяжело вздохнул выместивший злобу на идолах и немного отошедший от гнева отец Василий. – И твой идол был там главной персоной...

– Ты ничего не понимаешь! – отмахнулся Суслик. – Это искусство! Настоящее! Народное! От корней...

– Это не искусство, – покачал головой отец Василий и обессиленно уселся на пол рядом с бывшим школьным товарищем. – Это полная жопа.

Некоторое время они сидели молча, и лишь Суслик шмыгал носом и утирал набегающие слезы. А потом священник, ожидая, что получит именно тот ответ, которого боится, спросил:

– Кто заказчик – Бачурин?

– Ну, и Бачурин тоже, и что теперь? – обиженно протянул скульптор.

– Да ничего, – ответил отец Василий и поднялся. Ему было стыдно за учиненный погром. Но изменить что-нибудь было нельзя, да он, по большому счету, и не хотел что-либо менять. Что сделано, то сделано.

* * *

До начала вечерни оставалось два с половиной часа, и отец Василий успел сходить в храм, коротко переговорить с диаконом, завести свой старенький белый «жигуленок» и заехать к Бугрову. Нужно было что-то делать, и чем быстрее, тем лучше. Но, как ни странно, понимания он не встретил.

– Вы что, батюшка, – удивился Бугров. – Ко мне за помощью приехали?

– Да, Виктор Сергеевич, – после секундного колебания признал священник. – Я думаю, нам следует сотрудничать.

– А когда я вам предлагал, вы мне что сказали? – мстительно напомнил Бугров. – Помните?

Конечно же, отец Василий помнил. Но рождающийся прямо сейчас, можно сказать, на глазах новый культ, с его точки зрения, был куда опаснее, чем та причудливая смесь православия и военщины, которую исповедовал Бугров. И если Виктор Сергеевич грезил о порядке времен Андропова, то Бача, буде ему удастся задуманное, погрузит юную, доверчивую поросль во времена, предшествовавшие рождеству Христову. Туда, где еще не было ни Нагорной проповеди, ни распятия, ни Воскресения.

– И вообще, батюшка, у меня завтра военно-спортивные игры на Песчаном, а я еще ребят не всех собрал, – как от назойливой мухи, отмахнулся Бугров от священника. – Хотите серьезно поговорить, что ж, я не против. Но только после «Зарницы».

Отец Василий присмотрелся к нахмуренному лицу «общественного тренера» и признал, что трогать его в таком настроении не резон. И тут же решил, что обязательно будет на этой «Зарнице»; пусть Виктор Сергеевич почувствует его моральную поддержку и поймет, что он ни зла, ни камня за пазухой не держит.

* * *

Отец Василий отслужил вечерню неровно, он словно потерял что-то важное, какую-то опору под ногами. Но это не касалось ни его веры, ни его отношений с господом, это касалось его самого. А когда он, изнемогая от жары, добрел до дому и поднял трубку на удивление точно зазвонившего телефона, то понял, что этой своей антиязыческой акцией попал в самое яблочко, в самое гнездовище нечистого. Потому что это звонил Василий Бачурин.

– Мне сообщили об учиненном вами погроме, – мягким и спокойным баритоном сообщил Бача. – Придется ответить.

– Я готов, – усмехнулся священник. – Где и когда?

– Вам сообщат дополнительно.

Трубка загудела. Отец Василий пожал плечами и наткнулся на встревоженный взгляд попадьи.

– Что-то не так? – стараясь выглядеть спокойной, спросила Ольга. Она всегда видела его насквозь.

– Да, – нехотя признал отец Василий. – Но я справлюсь. Ты лучше скажи, что там насчет завтрашних военно-спортивных игр пишут...

Он знал, что вынужденная по причине малолетства Мишаньки сидеть в четырех стенах попадья читает местную прессу от корки до корки.

– «Зарницу» организовал губернатор, – довольная, что может быть полезной, с готовностью начала перечислять попадья. – Состоится завтра на острове Песчаном, возле турбазы. Восемь команд, из них две наших и одна московская. Бойскауты, кстати, приедут.

Отец Василий улыбнулся: бойскауты – это интересно.

– А когда?

– В двенадцать.

– Надо же, – удивился священник. – В самое пекло. У них что, мозгов нет – ребятишек в такую жару мучить?

– Ну... губернатор никогда чрезмерным интеллектом не блистал, – улыбнулась Ольга. – Ты кушать-то будешь? Или, как всегда, кваском перебьешься?

– Как всегда... – вздохнул отец Василий. Есть после всего этого пекла не хотелось совершенно.

* * *

Назавтра, к половине двенадцатого, отец Василий выловил лодочника Петьку, заплатил давно оговоренную таксу в пятьдесят рублей и без четверти двенадцать уже ступил на пологий, чистый и действительно песчаный берег острова Песчаный.

На весь остров гремела музыка, повсюду сновали взмокшие подростки в тельняшках и форменных кепи с козырьками, кто-то громко подавал команды в мегафон, и вся атмосфера была пропитана ясно различимым ароматом крупного, почти государственного мероприятия. Так что, если бы не жара и не контейнеры, битком набитые жестяными баночками из-под напитков, то можно было подумать, что он вернулся лет на двадцать назад, аккурат на первомайскую демонстрацию.

Священник как можно быстрее переместился в тенек, под высокие многолетние ивы, но темная материя рясы все равно накалялась чересчур быстро. Бугрова он пока не видел. Но спустя пять или шесть минут команды начали строиться, и тогда стало ясно, что вон те, во всем зеленом – бойскауты из Москвы, те, что в тельниках, определенно бугровские, а те, у которых на спинах, то есть на майках, конечно, аляповато изображен крупный герб области, – губернаторские...

Одеты были мальчишки как на подбор, и только одна команда выделялась своим откровенно свободным и абсолютно не форменным стилем одежды. Священник пригляделся. Кое-кого он знал. Один паренек из Шанхая – отца недавно отпевали: сгорел мужик от самогона; а вот другой определенно бугровский – видел его отец Василий, и не раз... Кажется, Хохлов.

Рослый, крупный тренер этой странной разномастной команды отдал последние распоряжения и повернулся к нему лицом.

– Йо-пэ-рэ-сэ-тэ! – охнул священник, покрываясь холодным потом. – Уже до подростков добрался!

Тренером оказался Василий Бачурин собственной персоной. Верить в это не хотелось, но факт был налицо.

– Ну что, мужчины, – ободряюще произнес Бача. – Покажем сегодня, кто самый крутой?

– Йес! – хором выдохнули пацаны.

Отец Василий растерянно огляделся по сторонам, словно кто-нибудь мог помочь ему остановить это языческое по своему духу нашествие, и тут же увидел Виктора Сергеевича, идущего прямо на Бачу.

– Хохлов! – властно позвал остановившийся перед строем «бачуринцев» Бугров. – А ты что здесь делаешь? А ну, быстро в команду!

Бача неторопливо, враскачку подошел к Бугрову и что-то произнес.

– Какие, на хрен, списки?! – возмутился Виктор Сергеевич. – Здесь половина моих!

– Они взрослые ребята и сами выбирают, с кем им быть, – спокойно и уверенно возразил Бача.

– Чего?!

Они сцепились почти мгновенно. Бугров сразу сунул Баче «тычку», но тот поставил блок, и тогда опытный рукопашник Бугров грамотно провел подсечку и повалил рослого Бачу на песок. Но закрепить успех ему не удалось, к ним уже бежал главный судья.

– Что это такое, Виктор Сергеевич?! А ну, в стороны! В стороны, я сказал! Постыдились бы! При детях...

Пацанва следила за развитием событий, затаив дыхание. Тут же понабежали и остальные судьи, и после короткого, но бурного совещания прямо на месте всю команду Виктора Сергеевича Бугрова сняли с соревнований.

– Все члены команд занесены в списки! – объясняли они не желающему покидать поле несостоявшегося сражения Бугрову. – А ваши проблемы вам надо было раньше утрясать!

Виктор Сергеевич был вне себя.

Отец Василий стоял под ивой ни жив ни мертв. Нет, его нисколько не возмутило решение судей. В конце концов, Бугров сам во всем виноват. Но его потрясла реакция пацанов: на Бачу они смотрели с обожанием. Несмотря на падение после подсечки, несмотря на не слишком умело поставленный блок – несмотря ни на что. И лишь один перекинувшийся к Баче подросток дрогнул и вернулся в снятую с соревнований команду Виктора Сергеевича.

«А противник-то сильнее, чем я думал, – вздохнул отец Василий. – Вот так-то, дорогой ты мой товарищ Бугров! Вот так!»

* * *

Священник отстоял до конца. «Зарница» оказалась так себе. Обычные, можно даже сказать, рядовые, соревнования областного уровня. Подростки разжигали костер, плавали, ставили палатки – естественно, все это на время. Не обошлось без эксцессов: двоих ребят из губернаторской команды хватил солнечный удар, а один из московских бойскаутов серьезно поранил руку. Но остальные, коричневые от загара и закаленные беспрерывным сидением в волжской воде пацаны, испытание выдержали, что называется, с достоинством.

И вот что еще отметил отец Василий: бачуринская команда явно отличалась от других в лучшую сторону. Чем-то неуловимым, чем-то глубоко внутри... Они не были подготовлены лучше других, а во многом даже уступали. И тем не менее смотрели они веселее, а держались дружнее и увереннее.

А потом судьи начали делить места, и губернаторская команда получила первое место, московские бойскауты – второе, а какая-то безвестная и весьма слабенькая команда третье. И вот здесь началось самое интересное.

Бача построил своих и повел к берегу. Отец Василий, думая, что все завершилось и теперь Бачурин просто посадит парней в лодки и отправит по домам, немного проследовал за ними, и только здесь понял, что все будет не так. Потому что по всей ширине Волги, от острова Песчаный и до старой усть-кудеярской пристани, в два ряда, образуя отчетливо видимый проход, стояли моторки. Много, штук двадцать.

Бача подал команду, и все пацаны до единого, раздевшись до плавок, вошли в воду.

– Я не понял, что он делает? – прошептали сбоку, и священник оглянулся: это был главный судья соревнований.

– В морду вам плюют, – усмехнулся подошедший Бугров.

Отец Василий кивнул – похоже, так оно и было. Не получившие места бачуринцы явно собирались переплыть Волгу. И не в самом, надо сказать, узком месте.

– Он что, охренел?! – заволновались мужики.

– У него все схвачено. Смотрите, сколько лодок. Если кто начнет тонуть, вытащат.

Отец Василий молчал и смотрел. Он знал, что половина местных пацанов Волгу в этом месте переплывает. Через силу, захлебываясь на последних десятках метров, но переплывает. Понятно, что такое серьезное испытание господин губернатор подросткам назначить не может. И понятно, что, если бачуринцы его выдержат, их официальное поражение обернется такой моральной победой, какая занявшей первое место губернаторской команде и не снилась. Бача действительно собирается плюнуть им всем в морду. Уже плюнул.

Священник быстро прошел на пляж, нашел среди нескольких десятков лодок Петькину и распорядился следовать параллельно совершающей заплыв команде. Он видел все: как дружно, почти строем, преодолели пацаны первую треть реки, с каким надрывом дается им вторая треть и как, изо всех сил превозмогая себя, чтобы не попросить помощи у сидящих в моторках взрослых бачуринских парней, они дотягивали последнюю треть.

– Давай, Хохол! – орали сидящие в лодках парни самому слабому, совсем недавно перешедшему от Бугрова пацану. – Давай, мужчина! Не сдавайся! Вот молодца!

Отец Василий медленно греб веслом, не позволяя Петру завести мотор из опасения поднять волну и этим помешать пловцам, и смотрел. Он понимал, что сейчас пацаны получают одну из самых крупных своих побед и одно из самых важных умений – умение не обращать внимания на то, во что тебя оценили другие, и продолжать следовать своим курсом. Несмотря ни на что. И все благодаря Баче. И теперь вопрос лишь в том, когда Бача решит, что об этом весьма серьезном долге можно напомнить.

В том, что такой момент наступит, священник не сомневался – видел, как это делается. И в этот самый миг свободный и счастливый доселе человек осознает, что не может отказать тому, кто так много ему дал.

* * *

Они доплыли. Все. На последних метрах захлебывающегося Хохлова «взяли на буксир» изрядно подуставшие товарищи, и пацаны финишировали вместе, ни разу не прибегнув к помощи парней в лодках. Это видели все, кто жадно смотрел в бинокли и на той стороне реки, на острове, и тем более на этой.

Измотанные подростки по очереди обессиленно вползали на почерневший от воды склизкий деревянный мосток и так же поочередно презрительно махали тем, кто остался на острове.

«И что мне с таким соперником делать?» – покачал головой отец Василий. Ответа не было.

* * *

Отец Василий дождался Бугрова, но ему даже не пришлось к нему подходить – Виктор Сергеевич нашел его сам.

– Вы были правы, батюшка, – сказал бедный мужик. – Этот Бачурин конкретно оборзел, пора на место ставить.

Священник молча кивнул. Он видел, что Бугрова зацепило за живое, а значит, он не остановится. И значит, можно ничего более не говорить. Они стояли и смотрели, как Бачины воспитанники, удовлетворенно перешучиваясь, надевают подвезенную на скоростной моторке одежду и забираются в подогнанные к самому причалу импортные микроавтобусы. Как одобрительно хлопают их по спинам старшие товарищи. И если священник и Бугров не чесали в затылках, то лишь потому, что боялись хоть в чем-нибудь выглядеть проигравшими. Да только так оно и было.

– Я к вам вечером зайду, – решительно тряхнул головой Бугров и отправился к дожидающейся его неподалеку снятой с соревнований и выглядящей очень несчастной команде.

– Буду ждать, Виктор Сергеевич, – тихо пробормотал вслед священник.

* * *

Бугров подошел прямо в храм, к концу вечерней службы. Он терпеливо дождался, когда отец Василий завершит все свои дела, и лишь когда священник дал последние напутствия прихожанкам и направился в здание бухгалтерии, нагнал его.

– Что делать будем, батюшка?

Священник с ответом не спешил. Теперь, когда Бугров пришел к нему сам, можно было и отвоевать некоторые позиции.

– Прежде всего, – открывая дверь бухгалтерии своим ключом, начал он, – если вы всерьез настроены со мной сотрудничать, перестаньте пугать пацанов своими россказнями о всемирном заговоре против несчастной России.

– Но это же правда, – растерялся Бугров.

– Вы верующий человек? – повернулся к нему священник.

– А то вы не знаете?! – обиделся Бугров.

– Тогда отдайте кесарево кесарю, и пусть всякими заговорами занимаются те, кого господь наставил этим заниматься.

– Спецслужбы, что ли? – растерялся Бугров.

– Именно так.

Бугров поежился. Он не любил контрразведчиков – были на то основания. Не всех, конечно, с местной ФСБ он сотрудничал давно и плодотворно, но вот армейские особисты выпили в свое время у Виктора Сергеевича столько его честной офицерской крови, что хватило бы на несколько армейских госпиталей.

Порой отец Василий даже думал, что если бы тогда, в далеком афганском прошлом, сразу после острого приступа душевного расстройства пехотный капитан Бугров попал бы к врачам, а не в контрразведку, половины его сегодняшних проблем не было бы и в помине. Но Виктор Сергеевич попал именно к особистам, и те, само собой, использовали это обстоятельство на полную катушку, с пристрастием выискивая в неадекватных действиях глубоко больного человека предательство интересов Советской Родины.

– Ладно, – махнул рукой Бугров. – Договорились.

– Тогда приступим, – пропустил его вперед отец Василий.

* * *

Многое встало на свои места достаточно быстро. Оба сошлись на том, что выпускать пацанву из-под контроля нельзя ни в коем случае. Особенно в столь острый и переломный момент. Оба признали, что ни школа, ни семья контролировать детей не в состоянии – были бы в состоянии, не дошло б до такого беспредела. И оба видели: в ситуации тотальной невостребованности мальчишки охотно встанут под любые знамена, лишь бы на этих знаменах начертали их имена. Или хотя бы пообещали начертать. В этом смысле Бача объявился на удивление вовремя.

Они не знали ни стратегических целей, ни тактических планов этого странного коммерсанта, но понимали: увяз коготок – всей птичке пропасть, и вытащить однажды попавших под его влияние пацанов обратно вскоре будет почти невозможно. Что бы он в дальнейшем ни замышлял. Все слишком далеко зашло.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю