Текст книги "Детектив на троих"

Автор книги: Михаил Серегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– Не знаю, – неуверенно ответил Исмутенков.

– Но она, похоже, точно знала.

– Так, мужики, – своей излюбленной фразой прервал наш разговор Дынин. – В общем, по коням. Ломимся в бар «Мустанг», берем там за яйца всех, кого надо, и копаем информацию о Карцеве. Если мы его не найдем, то и Таньки нам не видать. Вопросы есть?

– Нет, мой маленький фюрер! – помпезно ответил я и налил всем, кроме Исмутенкова, по рюмке.

Покончив с выпивкой, мы дружно поднялись и в наступающих сумерках направились по садовой дорожке к желтому «Москвичу». Выходя из калитки, я обернулся: Леха стоял на крыльце и провожал нас задумчивым взглядом. Юная подруга выглядывала из-за его плеча.

Машина завелась, по установившейся традиции, с третьего раза и недовольно тронулась по дороге дачного кооператива. Еще через полчаса блужданий мы выехали на проселочную дорогу и направились к городу. Я посмотрел на часы – было десять вечера.

– Да, доберемся как раз к закрытию, – задумчиво произнес я, глядя на огни встречных автомобилей.

– Публика нам не нужна, – зловеще сказал Дынин и залудил очередную дорожную песню с такой силой, что Исмутенков чуть не уехал в кювет.

«Три танкиста, три веселых друга, экипаж машины боевой!» – децибеллы, рожденные в мощной глотке Дынина, концентрировались в тесном салоне «Москвича» и нестерпимо давили на наши ушные мембраны. Седой с тоской посмотрел на затылок Дынина и, пошарив сзади в автомобильной аптечке, вынул оттуда два кусочка ваты и заткнул уши. Я последовал его примеру.

ГЛАВА 4
УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОГО «МУСТАНГА»

Несмотря на то что Дынин требовал ехать прямиком к бару, уверяя нас, будто он готов провести нас через любую заставу гаишников, я все же настоял на том, чтобы Дрюня покружил по городу, объезжая все посты. Мы были уже весьма тепленькими, и от одного нашего перегара дыхание Исмутенкова могло заставить позеленеть датчик Рапопорта.

Наконец, когда время уже было без пятнадцати одиннадцать, наша «крутая тачка» остановилась перед дверью бара «Мустанг» на Московской, 15. Над белой стеклянной дверью висела неоновая вывеска с изображением головы и шеи лошади. Дизайнеры, работавшие над вывеской, проявили недюжинную самобытность и смекалку. Вывеска постоянно мигала, отчего голова лошади дергалась, а глаза все время сильно расширялись. Возникало ощущение, что с корпусом лошади, которого не было видно, сзади делают что-то нехорошее – или тыкают ей шпорами в бока, или пикой в круп, и дергается она от боли, а глаза расширяются от ужаса.

Я не стал долго смотреть на бедное неоновое животное, которое символизировало название бара, и открыл дверь. Предварительно мы договорились, что с барменом все же лучше поговорить мне с моим методом разговора – несмотря на то что Дынин рвался в бой. Седой при этом высказал некоторые сомнения в том, что я с помощью пузыря смогу разговорить бармена, поскольку того «профессия обязывала». Я был настроен, однако, решительно и пошел внутрь.

Помещение бара, как я и предполагал, было погружено в полумрак. Зал был разделен на две части. Та часть, которая примыкала к стойке бара, была чуть приподнята и отделялась от другой деревянной перегородкой. Похоже, хозяева таким образом пытались придать бару сходство с салунами Дикого Запада прошлого столетия.

Посетителей в баре было уже мало, и стульчики перед стойкой пустовали. Туда я и направился. Бармена Костю нельзя было не заметить – он здоровенной бело-красной горой возвышался над стойкой. Белой была его рубашка, в нескольких местах, правда, закапанная джином или коньяком. Красной же у него была толстая морда, на которой выделялись две бусинки черных глаз и здоровенные щеки, свисавшие вниз, как у бульдога. Он наверняка надел бы и галстук-бабочку, но ее не было бы видно из-за обширного второго подбородка.

Я уселся прямо напротив него и небрежно бросил:

– Здравствуй, Костя!

Тот, видимо в качестве приветствия, молча засопел.

– Мне, пожалуйста, водочки с лимончиком.

Костя, буравя меня черными глазками, тихо прогудел:

– Мы вообще-то скоро закрываемся.

– Ничего страшного, с одним стаканчиком я быстро справлюсь, – успокоил я его.

Костя достал из-под стойки бутылку «Смирнова», почти не глядя налил мне норму и надел на стакан дольку лимона. Пока я поглощал спиртное, Костя взглядом исподлобья отметил появление еще трех моих спутников. Дынин уселся, как я и предполагал, недалеко от меня за стойкой бара – ему всегда надо было лезть на передовую. Дрюня с Борисовым уселись за столик в дальней части зала. Опорожнив рюмку и закусив ее лимоном, я до-стал свою пачку «Бонда» и предложил ее Косте. Тот усмехнулся и молча отрицательно покачал головой. Тогда я начал наступление. Я посмотрел на часы и сказал:

– Слушай, все равно уже никого нету, и скоро закрытие. Давай составь мне компанию... Я оплачу...

Костя оценивающе посмотрел на меня своими угольками-глазами и опять покачал головой, на сей раз с меньшей амплитудой и без усмешки, словно сомневаясь. Я подумал, что в принципе все идет нормально, и Костю в конце концов удастся разговорить, но тут заметил, как к Дынину подсела одна из девиц, сидевшая раньше где-то внутри, и спросила:

– Ну что, ковбой, угостишь даму рюмочкой?

Дынин молча уставился на женщину. Потом он покраснел, отвернулся и сказал:

– Я это... в общем... не угощаю...

– Ух ты, мой розовенький, – пропела девица, проведя длинным пальцем с красным маникюром по щеке милиционера. От этой незатейливой манипуляции лицо Дынина сделалось еще краснее, чем обычно. – Что же ты такой жадненький-то?

И тут Дынин следующей фразой сорвал весь план операции:

– Я не жадный. У меня просто денег нету. Вообще.

Последнее его высказывание явно насторожило бармена – потому что непонятно было, чего Дынин в таком случае здесь делает. Я же, к этому времени успевший заказать еще одну сотку спиртного, мысленно костерил Дынина за то, что этот лысый болван все время лезет туда, куда его не просят.

Все уставились на Диму – каждый со своим молчаливым вопросом. Дынин напрягся от всеобщего внимания и не нашел ничего лучшего для продолжения разговора как попросить бармена:

– Будьте любезны, дайте мне бутылку пива, пожалуйста, и налейте даме пепси.

Костя прогудел ему в ответ:

– А чем расплачиваться будешь?

– Да, красивый, ты говорил, что у тебя денег нет, – вторила ему девица. – Обманул бедную девушку, противный!

Напряжение вокруг и внутри Дынина нарастало, и наш герой не выдержал. Пока я расправлялся со второй рюмкой водки, он произнес, обращаясь к Косте:

– Слушай, мы сюда не выпить пришли... Нам с тобой поговорить надо... Об одном человеке...

При этих словах я чуть не поперхнулся.

– Кто это мы? – уточнил бармен.

– Ну вот мы, вдвоем с Володькой, – Дынин показал на себя и на меня.

Бармен окончательно понял, что здесь творится что-то неладное, и еще раз уточнил, свирепо глядя на меня:

– А у тебя тоже денег нет?

Такой обезоруживающий вопрос застал меня врасплох, и я, судорожно стараясь исправить ситуацию, быстро заговорил:

– Кость, ты только не волнуйся... Дело не в деньгах... Главное не это... Мы тебе сейчас все объясним...

Договорить мне не дали. Бармен уцепил меня за шиворот рубашки, притянул к себе и прошипел:

– Что, козлы, нагреть меня хотели? Халявщики, мать вашу!

В этот момент что-то похожее совершила девка, повиснув у Дынина на плече:

– Ну что, халявенький мой, пойдем отсюда, сейчас здесь разбираловка начнется. Ночку со мной проведешь – недорого с тебя возьму, останешься здесь – по балде твоей лысой настучат...

Дынин, так же как и я, начал вырываться из лап агрессоров, поведя себя, с моей точки зрения, неадекватно. Мне стыдно было в этом признаться, но я бы на его месте воспользовался предложением проститутки и не стал бы получать по лысой балде. Однако Дима не был бы Димой, если бы не завопил:

– Да отстаньте вы от меня, женщина! Что вы в самом деле? Как вы себя ведете?! Вы же в общественном заведении!

В этот момент я уже был лишен возможности наблюдать за этой сценой, так как бармен, крепко ухватившись за ворот моей рубашки, потащил меня вдоль стойки бара, решив, таким образом, не упустив меня, покинуть рабочее место для выхода на оперативный простор. Пройдя до конца стойки бара, мы вернулись обратно, но на этот раз нас разделяла не стойка, а лишь огромный живот бармена, на который он меня практически надел, подтащив мое лицо к своей жирной морде. Должен признаться, что это были не самые лучшие ощущения в моей жизни, так как к этому моменту он меня немного придушил. Но, к счастью, тут подоспел доблестно освободившийся от объятий путанки милиционер Дынин и потребовал, чтобы толстый хрен прекратил все это безобразие. Такое обращение поразило Костю до глубины души, и это меня спасло... от удушения.

Костя ухватил меня обеими руками, слегка размахнулся и швырнул с силой катапульты в дальний угол авансцены. Я, благополучно миновав несколько метров пустого пространства и пролетев попутно мимо путанки, которую не смог поприветствовать в силу большой скорости полета, сшиб попавшийся под ноги стул и приземлился наконец на один из столиков. Столик, не выдержав моего веса, рухнул подо мной, и мы вместе затихли в углу авансцены. При этом я довольно больно треснулся головой о деревянную перегородку. Видимо, по этой причине, дальнейшее прокручивалось в моей голове в некоем легком тумане.

Я помню лишь, что второй жертвой битюга мог стать Дынин, которого бармен также ухватил за шиворот пиджака и поволок вверх по своему животу. Однако на поле военных действий к тому времени вступила легкая кавалерия в лице Дрюни. Он, подбежав к бармену, тыкнул последнего в живот головой, которая отскочила как мячик от бетонной стены. После чего Дрюня, поправляя очки, стал ожидать реакции гиганта. Она не заставила себя долго ждать – от здоровенной оплеухи через перегородку сначала перелетели Дрюнины очки, а за ними последовал и сам Дрюня.

Наконец дело дошло и до бравого мента. Последнему повезло меньше всего: сначала его повесили на вытянутой руке, затем со страшной силой потянули на себя, направив ему навстречу кулак, который по размерам был ненамного меньше дынинской головы. Когда эти два предмета встретились, левая рука бармена разжалась, и Дынин полетел спиной на перегородку. Добравшись до нее, он проделал в ней брешь и распластался на полу без каких-либо внешних признаков жизни.

Сцена была впечатляющей: в центре возвышенности стоял, широко расставив ноги, бармен Костя, выставив вперед живот и медленно озирал окрестности в поисках желающих побеседовать с ним «по душам». Но эта победная сцена продолжалась недолго – неожиданно сзади него на стойку бара впрыгнул неизвестно откуда взявшийся Седой. В руках у него была деревянная табуретка. Не утруждая себя формальностями об объявлении войны, Седой размахнулся табуреткой и со всего маха вероломно опустил ее на голову бармена.

Седалище табуретки было фанерным, и от такого страшного удара проломилось, застряв на голове победителя. Таким образом, состоялась своеобразная коронация героя салуновской драки. Однако шапка, хоть и шла Сеньке, но оказалась все же тяжела для него. Бусинки Костиных глаз стали величиной с пуговицы и закатились, словно он хотел рассмотреть, что у него там сверху. После этого он со странным гудением, подобно морскому лайнеру, удаляющемуся в дальнее путешествие, стал опускаться вниз. И наконец банальным мешком с навозом рухнул на пол бара.

Седой живчиком спрыгнул со стойки и с видом тореадора обошел поверженного быка – Костю. Затем подошел к стойке бара и, поставив два стакана, наполнил их водкой. Один из них он протянул проститутке и сказал:

– Давай дуй к своей лысой зазнобе, и чтобы через пять минут он был как огурчик!

Девица вальяжно взяла стакан и, виляя задом, направилась к поверженной туше Дынина. Сам же Борисов направился ко мне и, присев на корточки, поводил у меня перед носом рюмкой с водкой. Это пробудило мою волю к жизни. Я, собрав силы, приподнялся и взял из рук боевого товарища рюмку с эликсиром жизни. Выпив ее, я уже мог с полным основанием утверждать, что являюсь полноценным человеком. Я встал на ноги и медленно зашагал к стойке бара. У меня слегка побаливал затылок.

– Лихо ты его «вырубил». Молодец, – сказал я, поглядывая на огромное пузо лежащего на полу бармена.

– В отличие от него, я не столь одарен физически и поэтому с детства предпочитаю настоящую салунную драку, без правил, – ответил Седой.

К этому времени проститутка с удивительной стойкостью втаскивала на авансцену едва передвигавшего ноги Дынина, приговаривая при этом как заботливая мама:

– Ух ты, мой сладенький, упал мой маленький... Что, заинька, больно? Скажи, где больно?

С этими словами она усадила Дынина на стул, сама села ему на колени и прижала его лысину к своей декольтированной груди. Дима был покорен, как младенец, и сцена выглядела почти идиллической. Своими силами до стойки бара добрался Исмутенков, настроение которого было далеко не радужное. Он уселся на стул, рассеянно вертя в руках свои разбитые очки. Левая половина лица Дрюни от полученной оплеухи была намного краснее правой. Щека наверняка болела, но он был настолько опустошен и подавлен, что не замечал этого.

Так мы сидели несколько минут в полной тишине, поскольку редкие посетители еще в начале драки покинули это лошадиное заведение, а пара официанток забилась в дальний темный угол. Первым, как и следовало ожидать, проявил желание действовать неугомонный Дынин. Отлежавшись на пышной груди проститутки и приведя остатки мозгов в порядок, он внезапно вскочил на ноги. При этом девица от неожиданности свалилась на пол.

Дынин перешагнул через нее и направился к лежащему без движения бармену.

– Ну, что будем делать с этим буйволом? – спросил он у нас, проверяя при этом, на месте ли его челюсть.

– Я думаю, что пора его будить, – сказал я.

– А может, не надо? – пытался слабо возразить, потирая щеку, Дрюня.

– Надо, Дрюня, надо, – вздохнул Седой и, достав из бара пластиковую двухлитровую бутылку кока-колы, вскрыл ее и стал поливать Костину ряху.

Коричневая жидкость с шипением разливалась по толстым щекам и впитывалась в белую рубашку. Сначала Костя морщился, затем стал потихонечку глотать и наконец, поперхнувшись, завертел головой. Седой прекратил водные процедуры. Костя открыл глаза и, не поднимая головы, оглядел окрестности. Полежав так некоторое время, он сделал попытку подняться, и она ему удалась. Он еще немножко посидел и окончательно пришел в себя. По мере того как он вспоминал произошедшее с ним, его маленькие глазки наполнялись злобой, и он уже был готов к тому, чтобы подняться и продолжить соревнование по человекометанию, но мы опередили его.

Я произнес:

– Дима, покажи ему наконец свое удостоверение.

Дынин тут же залез в боковой карман и вынул оттуда свои красные корочки, которые быстро сунул в морду Косте. Тот несколько секунд разглядывал удостоверение, после чего поднял на Дынина удивленный взгляд.

– Ну что, ковбой? – обратился я к нему. – Теперь ты понимаешь, каких дел натворил? Отмутузил милиционера при исполнении служебных обязанностей, учинил здесь погром...

– А я чо? А этот меня сзади по башке... шандарахнул, – пробасил Костя, указывая при этом на Борисова.

– Этот, между прочим, – сказал я, – старший следователь по особо важным делам областной прокуратуры. Полковник юстиции...

Седой приосанился и одним махом опрокинул рюмку водки. Костя удивленно вытаращился на него, раскрыв рот. Седой крякнул от выпитого и сказал:

– Будем оформлять дело... Нападение на официальное лицо, злостное хулиганство. До пяти лет строгого режима.

При последних словах Костя снова издал звук, напоминающий гудок парохода, выразив таким образом свое удивление.

– А нам всего-то нужно было, чудак-человек, – продолжал я, – чтобы ты нам помог твоего приятеля Славку Карцева найти.

– Да вы... Да я... Да я вам помогу... Только давайте без всяких оформлений, – Костина туша заколыхалась от волнения.

– Карцева здесь уже два дня не было, – продолжил он, – последний раз он сюда с какой-то своей телкой приезжал.

– Между прочим, тот дядечка, которому ты очки разбил, – отец этой самой телки, – назидательно вставил я.

Костя посмотрел на Исмутенкова и изобразил на лице гримасу, которая, по всей вероятности, должна была означать извинение и глубокое сожаление по поводу случившегося. Дрюня, однако, никак не отреагировал.

– Адрес, адрес давай! – скомандовал Дынин.

– Адрес? – переспросил Костя, после чего с неожиданной для его туши прытью поднялся с пола, перегнулся через стойку бара и стал рыться внутри. Спустя полминуты, в течение которой нашему вниманию был предоставлен обзор широкой задней части бармена, он развернулся к нам с малюсенькой красной книжицей. Там и нашел нужный нам адрес:

– Тракторная, 43.

– А номер квартиры? – спросил Дынин.

Костя сложил записную книжку и пояснил:

– Это частный дом. Он там с дедом живет.

– Так, – воодушевился Дима. – Вперед на винные погреба! Едем на Тракторную!

– Ну, нет. Я на сегодня уже больше не ездок, – резко возразил Борисов.

Я посмотрел на часы и сказал:

– Дим! Время первый час. Доберемся мы туда не раньше часа. Кто тебе там откроет и кто с тобой будет разговаривать? Это нереально.

– Так... Хорошо... Что ты предлагаешь? – отрывисто выпалил Дынин.

– Я предлагаю воспользоваться добротой Кости и взять у него пару бутылочек, – тут я повернулся к сидящему на табуретке бармену, на голову которого одна из официанток уже положила грелку со льдом.

– Да, – поддержал меня Седой. – Ведь ты угостишь гостей за счет заведения, буйный ты наш?

Костя в ответ утвердительно закивал, грелка при этом задвигалась в такт, словно головной убор китайского императора. Официантки тем временем выставили на стойку бара две бутылки «Смирнова», которые я придирчиво осмотрел.

– Кость, дай нам лучше одну бутылочку джина.

Бармен кивнул официанткам, и те тут же сделали замену. Седой убрал бутылку в пакет.

– Вот, – удовлетворенно продолжил я, – а теперь, воспользовавшись добротой Кости, я предлагаю поехать к гостеприимному Андрюше и переночевать там. Ты ведь не возражаешь, Дрюня?

Исмутенков отрешенно молчал.

– Вот, он не возражает, – подтвердил я.

– Да... Но я должен как-то объяснить домашним свое отсутствие, – сказал Дынин.

– Так и объяснишь – что находишься на особо важном задании, сидишь в засаде, в кустах. Тебе еще сочувствие выразят.

– Да? – с сомнением подумал Дима. – Ну, может быть...

– Тогда тронулись, – резюмировал я.

Мы с Седым подхватили бутылки и безучастного Дрюню и двинулись к выходу. Дынин немного задержался, что-то обдумывая, и наконец сказал, обращаясь к Косте:

– Ну, ты... Прибери здесь немного... А то нехорошо получилось...

Грелка на голове Кости снова задвигалась в знак полного одобрения. Дынин еще раз на всякий случай проверил рукой состояние своей челюсти и пошел вслед за нами.

Когда мы уселись в машину, Исмутенков безучастно завел двигатель, и неожиданно для всех «Москвич» со свистом и пробуксовкой колес стартовал с места, на большой скорости направившись к «Пентагону».

ГЛАВА 5
ХАЙЛЬ ДЫНИН!

Солнечные лучи настойчиво разлепляли мне глаза, и я понял, что просыпаюсь. Я автоматически стал искать рукой пульт управления телевизором для утреннего просмотра вчерашних спортивных событий. Не обнаружив пульта, я сразу вспомнил, где нахожусь и что меня привело сюда. Я лежал в зале двухкомнатной квартиры Дрюни Исмутенкова и бессмысленным взглядом пялился в давно не беленный потолок.

Дремучая тоска постепенно заполняла меня, проникая в каждую клетку моего организма. Я медленно поднялся и сел на диване. Спиной ко мне, у окна, стоял, заложив руки за спину, хозяин квартиры. Он неподвижно разглядывал открывающийся перед ним вид на Волгу и мост через нее. Мне снова стало жалко Андрюшку. Мужик сильно переживал пропажу своей дочери, о которой уже несколько дней не получал никакой информации, кроме того, что она мотается по городу на иномарке с каким-то парнем, задолжавшим большую сумму денег неизвестным кредиторам. Я подумал, что ему также обидно было получить от Таньки вымогательское письмо, состряпанное ею же самой.

Далее мои мысли переключились на своих собственных детей, которых я отправил сразу после смерти Веры в город Шабалов, к ее младшей сестре. С одной стороны, это было вынужденным решением, так как сам я вряд ли мог бы дать им все, в чем они нуждались. С другой стороны, я сильно тосковал и беспокоился о них. В конце концов, у меня тоже росла дочь – Лиде, правда, было пока всего два года, – и мысль о том, что я когда-нибудь могу оказаться в положении Дрюни, меня отнюдь не радовала. Вот так – живешь, живешь...

И тут меня посетило спасительное воспоминание, после которого я полез за спинку дивана и вынул оттуда бутылку с остатками вчерашней выпивки. Я поднял со столика стакан, дунул в него, налил туда немножко джина, добавил лимонного напитка и тут заметил сидящего напротив меня в кресле Седого. Похоже, у мужика были те же проблемы, что и у меня. Он согнулся в кресле, упершись локтями в колени и обхватив голову руками, и тупо разглядывал валявшуюся у него в ногах джинсовую куртку. Вот еще один задумался о жизни...

И я, взяв второй стакан, отлил туда половину содержимого своего. Подойдя к Седому, я ткнул его в плечо, и он медленно разжал руки и поднял на меня свои карие глаза. Вид у мужика, конечно, был не ахти. Он посмотрел, поморщился и замотал головой. Я не стал настаивать и опрокинул в горло последовательно сначала один, потом второй стакан. Через несколько секунд я обнаружил, как волна оптимизма покатилась по моему организму. Я хлопнул Седого по спине и сказал:

– Не переживай, Леня, все будет ништяк!

– Все может быть, – ответил своей любимой фразой Борисов и, посмотрев на меня, спросил: – Как ты думаешь, Вова, а какого хера я здесь делаю?

Я поставил стаканы на столик, засунул в рот кусок сервелата и, слегка поразмышляв, ответил:

– Думаю, что ищешь способ примирить себя с окружающей действительностью, серой и однообразной. Или хотя бы на время сделать ее не столь унылой.

Седой откинулся в кресле, задумался и, немного погодя, достал с пола бутылку пива, которую он, видимо, прикупил ночью в ларьке.

Тут до меня донеслось бодрое пение, которое доносилось из района санузла. «Как-то летом на рассвете заглянул в соседний сад!» – с молодым задором и неиссякаемым оптимизмом горланил Дынин. Я вышел в коридор и вытаращился в направлении, откуда доносились звуки.

– Он уже давно здесь всех на уши ставит, – прокомментировал ситуацию Седой. – Бойскаут е...ный!

Пение приближалось, и перед нами явился Дынин в белой маечке с полотенцем на шее и свежевыбритой физиономией.

– Ну что, орлы! Гвардейцы! Р-рота, па-дъем! Мать вашу, совсем у меня разболтались!

Седой с пронзительным стоном снова откинулся в кресле и закрыл лицо рукой. Я ограничился тяжелым вздохом.

– Дим, ты запарил, не гони! – сказал я ему.

– А что я? Я уже в форме, а вы еще не ссали и не срали! Гы-гы-гы-гы...

Дынин обнажил ряд широких крепких зубов. И тут нас всех удивил Исмутенков. Он отвернулся от окна, посмотрел на нас полными отчаяния глазами и проникновенным голосом заговорил:

– Ребята, я больше уже не могу. Помогите Таньку найти. Через три дня приезжает жена из деревни. Что я ей скажу?

Мы все обескураженно глянули на него. Даже Дынин был настолько поражен, что не произнес ни одной из своих оптимистичных банальностей. Я подошел к Дрюне, порывисто обнял его и сказал:

– Андрюша, мы сделаем все, что от нас зависит.

Через двадцать минут мы уже усаживались в желтый «Москвич», а еще через двадцать – въехали в лабиринт узких улочек частного сектора Заводского района. А там, вдоволь нахлебавшись разговоров с местными аборигенами, вконец измотавшими наши нервные системы (за исключением Дынина), остановились у небольшой деревянной избушки. Вид избушки был совершенно неказист, и она вряд ли могла олицетворять собой жилище бизнесмена, коим нам описали Славу Карцева. Я еще раз сверил адрес на бумажке с табличкой на избушке и пришел к выводу, что они идентичны. Нам ничего не оставалось делать, как попробовать проникнуть внутрь.

Я подошел к деревянному забору. Открыв калитку, которая была не заперта, просунул внутрь голову и стал высматривать, живет ли во дворе какая-нибудь злая собачонка. Через минуту осмотра я понял, что двор безопасен, и направился внутрь. На удивление домишко оказался довольно длинным, вытянутым в глубь двора. Я прошел до половины дома, прежде чем обнаружил входную дверь. Не найдя звонка, стал стучать: сначала тихо, потом громче... Когда я уже вовсю дубасил в дверь, сзади меня вдруг раздался голос:

– Что наяриваешь-то? Не видишь разве, там никого нет?

Я посмотрел на запертую дверь и, повернувшись к говорившему, вслух признался в том, что действительно не вижу. Передо мной стоял невысокий коренастый дед, которому было явно за шестьдесят. Он смотрел на меня маленькими заплывшими зенками, которые, похоже, регулярно заливал.

– Не видишь? Коль не видишь, нечего и наяривать!

У старика, видимо, были свои понятия о логике.

Я спросил:

– Вы, наверное, дед Славы?

– И что из этого? Допустим, дед...

– Очень хорошо, – быстро сказал я. – Мне нужен Слава.

– Зачем? – сурово спросил милый старикашка.

– У меня к нему есть дело, – абстрактно-уклончиво сказал я.

– Дело? Знаем мы ваши дела... Ездят тут каждый день с делами. Я тебе скажу одно: его делов я не знаю и денег у меня нету, – решительно отрезал старик.

– Помилуйте, я разве что-то говорил о деньгах? – спросил я, прижав руки к груди. – Мне просто нужен Слава, мне с ним переговорить надо.

– Нету Славы! – громко и безапелляционно заявил дед. – Которую уже неделю бегает, дома не ночует...

И старик, отодвинув меня, повернул в замке ключ, открыл дверь и вошел в помещение.

– Ступай, – повернувшись ко мне, сказал он, – и ищи его где-нибудь в другом месте.

Я понял, что пора действовать.

– А может, мы посидим, поговорим, подождем его? – предложил я.

И, развернув пакет, показал деду лежащую в нем бутылку водки, которую мы купили перед отъездом. Старик долго и внимательно рассматривал содержимое пакета, словно там было несколько вещей, совершенно не знакомых ему. Потом он посмотрел на меня и сказал:

– Ну, если ты с добрыми намерениями, то заходи.

– Да, конечно, с добрыми, – подтвердил я, – только я не один – со мной еще пара ребят.

– Какие еще ребята? – подозрительно спросил дед.

– Хорошие. Хорошие ребята. Все свои... – успокаивающим тоном сказал я. – Ну не сидеть же пацанам в машине, пока мы беседуем. Опять же, в случае чего, за выпивкой послать есть кого.

– Ну, давай, – нехотя согласился дед и прошел в дом.

Я вышел на улицу и кивнул головой своим пехотинцам. Уже во дворе Дынин потянул меня за рукав и спросил:

– Ну что, здесь все тихо? Шороха не подымали?

Я заверил его, что все тихо, и сказал, чтобы он ни в коем случае не доставал оружия. Дынин понимающе кивнул и вошел в дом. Вид «пацанов» несколько смутил старика. Особенно когда он увидел лысого Дынина и седого Борисова. Да и вид Исмутенкова, у которого была семнадцатилетняя дочь, также несколько расходился с ожиданиями старика. Но я не дал ему опомниться, быстро вскрыл бутылку и разлил ее содержимое по уже приготовленным стариком рюмкам. Покончив с этим, я предложил первый тост за встречу.

Все, кроме бедного водителя Дрюни, с радостью его поддержали.

– Отец, – сказал я, раздавливая во рту помидор, – скажи нам честно, где нам найти Славку?

Старик посмотрел на меня и угрюмо ответил:

– Не знаю...

– Нет, ты не понял, – сказал я. – Нам он очень, очень нужен.

Старик бросил в рот кусок черного хлеба и сказал:

– Он всем очень нужен. Вас здесь таких, знаешь, сколько ездит?

– Сколько? – спросил Седой.

– Да уж, почитай, четвертыми будете за последние два дня.

– И чего же они все хотят? – продолжил Седой.

– Как чего? – удивился дед. – Славку!

– А Славка им зачем?

– Ну это уж, мил-человек, я не знаю. Он мужик добрый, и всем им чего-то наобещал. Вот они и забегали... А он, как назло, куда-то уехал.

– Слушай, отец, – сказал я. – Нам он ничего не обещал. Более того, мы его даже не знаем и в глаза его не видели. И даже ищем-то мы не его.

– А кого же? – удивленно вылупился дед.

– Девочку, с которой он ездит.

– Девочку? Какую еще девочку? Зачем она вам? Она что, вам что-то пообещала? – засыпал нас вопросами дед.

– Да при чем здесь... – начал было Андрюша, но его неожиданно прервал громкий стук в дверь.

Все резко повернули головы в направлении двери.

– К вам гости? – спросил я старика.

Тот насупился и пошел открывать. Спустя некоторое время послышались голоса старика и какого-то баса, судя по интонации, очень настойчивого. Голоса приближались.

– Да хватит мне, Иваныч, мозги засирать-то всякой дребеденью! Ты мне четко скажи, когда он будет и когда отдаст бабки. Сколько уже можно... Мне уже Нинка всю плешь проела...

В дверях появился здоровенный детина с квадратной челюстью и прямой челкой волос. Он, увидев нашу компанию, от неожиданности замер, слегка смутившись.

– Чего, Иваныч? У тебя тут гости?

– У меня каждый день гости, – пояснил старик. – Внук бизнесом занимается, вот к нему и ходят – то бригадиры, то рэкетиры.

– Да? – переспросила квадратная челюсть и снова посмотрела на нас, мысленно оценивая, к какому из названных сословий принадлежим мы.

– В общем, Иваныч, давай вопрос решай, – наконец сказал гость. – Мне уже Нинка всю плешь проела – сколько уж времени прошло! А он все никак деньги принести не может. Считай, с Нового года на моей резине ездит, а деньги так и не отдает. Там всего-то лимон... Бизнесмен хренов!

– Вот и я говорю, бизнесмен... хренов, – согласился с ним дед.

– В общем, давай вопрос решай, – повторился детина, разворачиваясь к выходу. – Я завтра зайду. Пусть деньги оставит, если что.

– Петя, ты завтра не заходи, – серьезно сказал ему дед. – Ты уже и так каждый день заходишь. Зайди хотя бы через три дня. Раньше он наверняка не появится.

– Какие три дня?! Мне Нинка уже всю плешь... – удалялся крупночелюстной бас.

Закрыв дверь за посетителем, дед вернулся к нам и с горя налил себе полную стопку.

– А что за резина, про которую говорил этот хмырь? – спросил Дынин. – Презервативы, что ли? Гы-гы...

Старик, осушив стопку, поставил ее и морщась сказал:

– Какие, к черту, презервативы? Славка у него колеса купил для своей машины. Не новые, конечно, но в хорошем состоянии. Сказал, что как будут деньги, обязательно отдаст. И вот до сих пор тянет, – старик со вздохом налил себе еще. – Раньше он еще худо-бедно как-то расплачивался или как-то передоговаривался, – продолжил дед свои объяснения после выпитого. – Как это сейчас говорят – на бартер уламывал. А сейчас, когда пошел слух, что он исчез, они все и повалили. У кого, понимаешь, покрышку взял для машины, у кого вагон навесных замков на реализацию, а у кого и просто денег занял до ближайшего четверга.