Текст книги "Безмолвие цвета Green"

Автор книги: Михаил Форр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава 3. «Вопросы врачевания»

Сделал государь шаг в сторону и запнулся обо что-то. Да и не то чтобы споткнулся – просто шаркнул ногой. И толкнул обувкой сафьяновой этакую нелепицу. Покатилась она по полу и будто искоркой зеленой полыхнула.

Хоть мгновеньем ранее и утащили прочь строптивицу-зеленоглазку, а та словно напоминание о себе специально оставила. Пригляделся царь, что ж там под кроватью: – Митька, подай-ка вона ту закорючку…

Взял в руки и даже чуть оторопел. Оброненная прежней гостьей в неравной борьбе серебряная сережка была с точно с таким же камешком-изумрудом. Что и преданный Эйлоф царю прежде преподносил.

Живо государь сей момент представил – заставлять себя не пришлось. Без всякого приглашения в памяти беседа давнишняя всплыла…

– Ох, Джованни, ну и готов же ты сочинять. Только сильно не завирайся. Сам знаешь, что не один ты про это ведаешь. Еще и от поляков известия есть о тех далеких землях.

Словом, удивишь – награжу, а расстроишь – ужо не обессуживайся, – произнесенная мимоходом насмешка была, как обычно, не шуточной, а царской. Которая наравне с наградой означала и слишком большие беды для рассказчика.

Впрочем, обращался царь со своим личным доктором – голландцем Эйлофом, которого называл на искаженный латинский манер Джо́ванни, все более ласково. Даже голоса старался не повышать.

А как иначе? Был ведь тот хранителем наиболее важного. Не только государева здоровия, но и, даже, самого царского живота2222
  Жизни (перевод со старорусского).


[Закрыть].

А порой и развлекал он царя разговорами, на темы от правления далекими. Хотя всякая тема для уха царского – к заботе о благополучии земли отеческой. Любое знание можно применить с пользой для государства. И чем больше властитель ведает, тем, обычно, его холопам спокойнее. Хотя и не всегда.

Словом, слушал Венценосный внимательно, а рассказчик был последователен и выразителен:

– Господарь, как можно. Только правду расскажу. Папа нынешнего короля гишпанского Филиппа II – Карл V Габсбург вручил как-то своим подданным королевское благословение на завоевание земель Нового Света.

Много там уделов было захвачено, да только столько же еще оставалось. Вот мой дед в сем походе и поучаствовал. Тянуло его на пути дальние. Вот и я, Batushka Tzar, как видишь, тоже этому последовал. Только дорога моя была в другую сторону. На русскую землю.

– Ну про тебя я все знаю, – государь был нетерпелив: – Хотя, постой! Никогда ты не говорил про своего деда. Почему? Расскажи-ка ты мне про новые земли. Толком ли поведал твой предок про свое путешествие?

– Говорил во всех подробностях, господарь. Плыли они к неизведанным землям долго. А как достигли их, то было им большое удивление. Но чтоб туда добраться, преодолели эти люди беды великие.

Бури испытывали их одна за одной. Корабли их немалые казались блохами, прыгающими по поверхности превеликого моря-океяна. Наконец показалась Земля…

В этот момент думал о чем-то царь. Может о морских пучинах? Или напротив, о тех землях, из-за которых такие испытания иметь необходимо. Поднял глаза на рассказчика. Спросил, наконец:

– А что правда ли, что живут на море сирены, похожие на баб земных, но с рыбьим хвостом? Которые и приводят своими песнями и плясками корабли на камни подводные? Или адовы чудовища, что из больших ноздрей сбивают водяными потоками мачты у кораблей?

– Не могу утверждать, dominus2323
  Государь, владелец (перевод с латинского).


[Закрыть]. Не принято морякам говорить о бедах, если только не для бахвальства перед бабами. Или за чаркой эля.

Да только дед мой с определенных лет совсем пить перестал. И где-то его рассказ про сам морской поход затерялся. Однако, видимо, трудно пришлось, если он домой без руки заявился.

– Ну ладно, удивляй далее про земли, коли про морские пучины от деда не уразумел. – казалось, что царь разочарован отсутствием такой важной части повествования:

– А верно ли, что жили там люди дикие, а король Гишпанский их в свою веру обратил? Были у них государства и свои правители?

– Все так. Люди, которых никто до того не видывал, ярости заметной. Великаны и карлы.

Вряд ли помазанника убедили слова про злость местных воинов: – Ну, знать, не настолько яростны были, что гишпанцам подчинились. Впрочем, не впервой так происходит.

А девицы тамошние? Хоть про баб-то земных твой дед говорил, коли про морских дев умолчал. Они каковы?

Эйлоф отвечал, совсем не задумываясь. Чувствовалось, что его уважаемый предок постарался передать внуку самые важные для юноши знания:

– Красивы, только часто косоглазы. Иной раз родители специально бусинку на нитке к челке на лбу с детства привязывают, чтобы глаз косил. Такой уж вкус.

– Вот дурни. Зачем же так девок скривлять? Экие нравы необычайные. Хотя порой и наши столько на себя понавесят, что лучше бы одну бусинку. И что, говорят, почти нагие ходят?

– Да, господарь, правильно ты заметил – нравы у них совсем иные. А хочешь, dominus, сказку из тех мест?

Есть там священный колодец, в котором проживает Бог Дождя. Так утверждают колдуны тамошние. Так именно туда бросали все золото, что отбирали они у завоеванных племен или выторговывали у купцов тамошних.

Потому что сами эти воины-победители не знали для чего оно им иначе нужно. Так мой дед и не нашел там золота – все немногое, что есть, так и осталось на дне колодца. Не достать. Но были у них другие драгоценности.

– И что же за богатства они себе напридумали? – властитель явно заинтересовался этой темой.

– Где-то в далеком и густом лесу, а где именно дед не признался, есть еще один колодец природный. Говорят, живет там не водяной, а их лесной Бог.

И правда, воды там совсем немного, но все-таки полон он до краев. Предок мой так и не сказал мне, как его найти. Но осталось от него… Вот! – Джованни открыл широкую ладонь.

В самой ее середине лежал гладкий зеленый камешек причудливой формы. Напоминающий крупное зернышко неизвестного растения. Пододвинул руку к царю:

– Вот чем полон тот колодец, господарь! От самого дна и до поверхности заполнен он вот такими смарагдами.

А еще я знаю, что меняет камень сей цвет при сглазе и лжи. Знания про свойства камней мне дед привил. И их колдовские свойства он у колдунов тамошних познал. И тайны нумерологии, в которых и я теперь мастер.

– Знать не доберемся мы до этого места никогда. Да и много изумрудов – еще не счастье. А этот смарагд мне отдай.

– Конечно, он уже твой, dominus. Камень иссушает силы ядов. Всегда пей, кинув его в кубок…

…Помотал головой государь из стороны в сторону. Вроде отпустил его этот сон-наваждение. И ведь все, как наяву, снова увидел. Вот уж правда колдовские камни. Или просто хмель былая опять вернулась?

– Лекарь твой приехал, государь! Джованни… Пущать? – известие от слуги, и впрямь, всколыхнуло душу царскую. Как же лекарь вовремя появился. Только вспомнил, а тот уже на месте.

Вот он по лестнице поднимается в глубокой задумчивости – видать разглядел мешок шевелящийся, который слуги ему навстречу к возку тащили. Не каждый день такие картины узреешь.

– Проходи-проходи! Как поживает мой любимый врачеватель? И я жив, спасибо Господу! Вот видишь, что-то жарко мне стало, совсем рассупонился. Печь натоплена больно сильно. Да ведь жар костей не ломит.

Выпьешь что-нибудь? А я еще попью. Теперь почти без всякой опаски могу глоток делать, ведь снабдил ты меня своим камнем от всяких ядов. Кидаю в кубок и осушаю без сомнений.

Эйлоф с почтение слушал царскую речь. Выглядел его пациент много бодрее, чем вчера. Но все же не стоило сегодня сразу предаваться таким хмельным чрезмерностям. О чем лекарь не преминул царю со смирением напомнить:

– Ну ты бы, государь, все равно себя поберег. Ведь камень может только снизить эффект от ядов, а не совсем их искоренить. А тем более, если количество самого пития будет принято сверх всякой меры, – Эйлоф учтиво поклонился.

Но хмельной царь был известным знатоком дискуссий. Как и каждый из нас в схожем состоянии, знал, когда поставить шах королям вражеским.

Тут помазанник и раскрыл ладонь, на котором лежали два зеленых «огонька» – подарок лекаря и сегодняшняя находка:

– А я теперь, видишь, уже два камня могу пользовать – так оно в моем случае надежнее. Еще лучше от яда оборониться можно. И от пития излишнего.

Эйлоф на секунду даже остолбенел. Это была одна из двух сережек, что он специально сделал для своей Евдокии. Лишь пара камней из дедовской горсти изумрудов, а ведь всю жизнь их когда-то перевернула.

И история тайной любви с его милой Дуняшей в момент пробежала перед его глазами. Ни одна живая душа про их чувства встречные и не знала. Ну, пожалуй, кроме подмастерья, который весточки между любящими сердцами переносил.

Понял лекарь, что произошло с ней какое-то страшное несчастье. Нутром почуял – ведь это она была в том шевелящемся мешке. Слышал эскулап, что случались такие истории во дворце царском с девками и бабами, насильно на улице схваченными.

Что де некоторые с наградами постыдными к мужьям и семьям возвращались. А те, кто понесговорчивее или поболтливее, так и вовсе пропадали.

Как камень в воду. Или мешок, что недавно видел. Словом, таким образом, что никто потом и разыскать вовек не сумел… Спросить бы. Но как тут поинтересуешься. Да только государь сам прервал его размышления:

– А говоришь, вроде как ты последний камень мне вручил. Негоже царю врать. Пошто только один отдал – силу камней уменьшил?

Нужно что-то сказать в ответ. Да что тут за такой короткий срок надумать:

– Ан нет, государь! Нечетное число камней, собранных воедино, дают эффект совсем обратный!

Усмехнулся царь. Решил не гневаться:

– Ты ученый муж, тебе виднее! Хотя, как по мне, чем больше – тем и лучше. Вот ты магии повелитель, а, видать, не всегда знаешь свой «предмет». Такие камни как лучшие женщины: чем крепче яд, тем крепче любовь их. И память.

Женская память-то ничего не забыла, не стерла, память просто ждет. Может нового дня, а может какой-то блошки, которая вовремя, с самого утра укусит ее правую ногу. Чтоб она ступила с другой – левой. И все вспомнила. Память в этот момент и возвращает долги. И я их всех помню.

Словом, камням и женщинам неважно, чет-нечет. Не угадаешь. Уж я-то знаю. Вижу, что возразить хочешь? Не сегодня – устал я. Ладно, ступай…

Не вышел Эйлоф из покоев царских – выбежал. Почти впрыгнул в возок и погнал лошадей, что есть силы. В надежде догнать слуг государевых с их драгоценной поклажей. Искал он Евдокию по дворам и улицам, под мостки заглядывал, да только нигде следов ее не сыскать.

Вечерело. Прознал лекарь, что и Дунины домашние хватились дочку на закате. И весь следующий день провели в поисках. Только все без толку. Никто на царя ведь не укажет и с людей его не спросит.

А еще поговаривают, что кидают таких неугодных в Гнилую топь, которая из-за газов болотных и в самые лютые морозы готова завсегда новую жертву в себя впустить. Откуда такое известно? Все просто: тайну ведь люди оберегают. Да только они и сами порой не готовы ее хранить вечно.

Ведь факт знания секрета возвышает человека, делает его особенным и значимым в своих же глазах. Млеет тогда тайнохранитель, ох как радуется!

Ну а может ли человек не поделиться своим восторгом? Правда-не правда – не умолчит. Вот так секреты великие на поверхности и оказываются. До всех добираются.

Второй день в неустанных поисках. Валится Эйлоф с ног. Вот она дорога черная до места ненавистного. Снега выпало по пояс, но дороги-то проторены. И грязюка еще по пути туда начинается – везде белый след от саней, а в направлении на Болото – сразу буро-черный. Словно сама земля путнику об опасности напоминает.

Добрался до места ненасытного, где люди и звери бесследно исчезают – да что толку? Топь – она и есть топь. Тихо и пусто, как на зимнем погосте. Только ветер завывает, да местами камыш сухой топорщиться. И кустарник над снегами чернеется.

Вот тогда затмила ненависть окончательно, почти задушила сознание Эйлофа. Считал он царя-помазанника своим покровителем и отцом родным.

Был лекарь ему преданным спасителем, хранителем тайн и даже советчиком. Сколько раз вместе дела делали.

А теперь принес ему государь беду, доставил тьму в самое сердце. И не важно знал царь или нет про чувства своего Джованни. Уверен был лекарь, что даже если бы государь и ведал – все равно с задуманного безобразия не свернул.

Уж такая участь царская. А, значит, достоин тот смерти. Но не простой, а соответствующей своему званию высокому.

Ближние бояре давно и так, и этак к царскому здоровью подбирались. Самое время для них пришло, свое влияние с царя на наследника его блаженного в безраздельную собственную власть преобразить.

Оставалось только государя-отца извести. И лишь лекарь совсем недавно был для них непреодолимым препятствием. Поил врачеватель владыку земель русских различными противоядиями, хотя бы от немедленной беды отводящими.

Царь пусть болел, но держался. Умри государь мгновенно – кто в его окружении ближе всего к царской плахе? Было бы кому Джованни убийцей назвать. Ну хотя бы для того, чтобы от себя подозрение отвести. Знать, смерть царя должна наступать не сразу. И произойти, когда на лекаря никто и подумать бы не смог.

До сих пор Джованни такого еще не делал. В основном ведь поднимал на ноги, а не умертвлял. Вот и решил тогда Эйлоф у царя в дорогу отпроситься.

Сначала, чтобы найти нужные составляющие будущего напитка. А затем уж и снова отъехать, чтобы в момент ухода царя на тот свет рядом не присутствовать…

Именно сегодня царь был в настроении. И предложение нового лекарства от Эйлофа – Эликсира молодости, что вспять годы поворачивает – воспринял с преудовольствием.

А вот идея долгого отсутствия врачевателя была обречена. Даже для поиска «див-травы» – необходимой добавки в чудо-средство, никак царь не хотел надолго отпускать любимого Джованни в северные края. Мол, сходи-ка ты прежде в Запретный дом.

Запретный дом на Балчуге мрачным своим видом полностью оправдывал и свое название. И вот уже который год пугал обывателей града Московского. Темная хоромина2424
  Дом, жилое здание, обычно с высоким забором


[Закрыть] за высоким забором, где каждый находил свое вдохновение для собственных страхов..

Вот уж поистине внешний облик полностью соответствовал содержанию. Именно сюда свозили государевы слуги для потребы самого царя сильнейших колдунов и вещих людей с окраин Московии.

Мало находилось желающих, кто решался пройти хотя бы рядом с оградой, а уж внутри и подавно бывали единицы. Стрельцы, что охрану несли, да ближайшие царевы соратники. А последнее время и тех вовсе поубавилось.

Лишь Богдан Бельский – ближний царев слуга, что всем этим хозяйством ведал, регулярно терем навещал и допрос его странным насельникам учинял. Узнавал у них как каждый день для государя сложится. Что звезды, кости и духи про будущее скажут. И без задержки с докладом во дворец.

Узнал, что Эйлофу дорога в Запретный дом назначена, и тут же его к себе вызвал. Долго и хмуро смотрел на лекаря, будто подозревал его в чем-то.

И наконец строго-настрого наказал врачевателю: не дай бог, кому рассказать про то, что он сей хоромине увидит. Даже царю. Зачем же государя столь страшными сказками от дел великих отвлекать…

Глава 4. «Любовь и прочие сложности»

Предстоящая командировка Стэна на Международную сессию фитопсихологов в Вене не предоставляла заговорщикам дополнительного времени для долгого рассусоливания и обдумывания.

Но и промахнуться мимо цели было не в правилах этих мужчин. Стэн, согласившийся на странное и авантюрное предложение приятеля, воспринимал причуду Гены, как какую-то вынужденную меру:

– Ты только, и правда, не увлекись. Как в прошлый раз?

– В прошлый раз? Какой? О чем вы? – Гена и совершенно искренне удивлялся.

– Ладно, не мое это дело, – казалось, что довольно отвязанный Стэн в вопросах чужой личной жизни действительно испытывает неловкость: – Я тебе помогу. Но назад пути не будет. Просто будь осторожен – все-таки отбиваешь чужую жену, понимаешь?

– Даже и в мыслях не было, – Гене казалось, что ему, и правда, верят: – Наоборот, соединяем любящие сердца. Это же театр. Не взаправду.

– Ну нет, так нет. Я без занудства: человеку дается рай свыше, а ад «сниже». Но и туда, и сюда ему требуется время, чтобы добраться. И если бы у него была вторая жизнь, то поверь мне, он успевал в оба места.

Уж больно любит всякий индивидуум новые впечатления. Согласен? Ну а раз жизнь одна, то и выбор за тобой. Все еще уверен, что стоит продолжать? Тогда только вперед. Приступаем…

…Миловидная незнакомка – этакая неуловимая помесь скандинавки и японки-полукровки совершенно неожиданно обратилась к Видане в магазине нижнего белья: – Ах, простите, пожалуйста… Сможете меня выручить? Вы не подержите этот букет?

А то на работе подарили, а он из таких красивых, но очень хрупких цветов – никогда раньше не встречала. Еще вот и конверт дали, вместо подарка на День рождения.

Как всегда в офисе, вы же знаете… когда не понятно, что подарить. А моя слабость – дорогое белье. Вот я в обед сюда и сбежала.

Видана улыбнулась в ответ – она тоже обожала бюстгальтеры этой фирмы. И как-то сразу прониклась к девушке доверием:

– Ой, это поразительно! У меня завтра тоже день рождения. Какие же чудные цветы! Никогда таких не видела. И пахучие. Даже голова закружилась. Удивительно приятное сочетание. И для глаз, и для носа.

– У вас завтра день рождения? Не может быть! Вот совпадение! Мы одного знака зодиака. Такие противоречивые – сами знаете. Но очень женственные, – «японка» обезоруживающе улыбалась: – И я очень хочу вас поздравить, не отказывайтесь!

Давайте поделим подарки: себе я куплю белье, а у вас будет этот букет. Тем более он вам так понравился. Вы только не спорьте со мной. У меня-то праздник уже сегодня. И это мой каприз новорожденной.

А ваши грезы все будут выполнять только завтра, – и девушка с хорошим чувством юмора и ворохом бюстгальтеров в руках гордо «поплыла» в сторону примерочной.

Видане букет, и на самом деле, приглянулся. Она принесла охапку домой с таким блаженным видом, что ее муж Роберт даже не решился спросить, откуда цветы. И, наверное, не рискнул ревновать.

А дома хозяйка и вовсе сошла от них с ума. Ей казалось, что эта композиция, как выключатель моментально повышает настроение. И неуклонно заполняет пространство всепроникающими нотками со странным сочетанием клубники и апельсина, мускуса и луговых колокольчиков из детства.

Запахи изредка повторялись и задумчиво кружились. И как будто медленно поворачивались к Видане то одной, то другой гранью такого эфемерного и несколько подзабытого ею привкуса настоящего женского счастья.

Душа желала ярких эмоций, раскрывалась навстречу миру, хотелось мурлыкать знакомые мелодии. Голова была легка, а сердце, напротив, полно предчувствий чего-то самого-самого и только наилучшего. И даже ее день рождения, последние годы проходивший, как почетная обязанность, воспринимался уже с энтузиазмом.

Вообще, именинница давно не испытывала чего-то подобного. Разве что в детстве. Впрочем, там успела хлебнуть лиха. Ведь именно таким образом весь свой ранний возраст и прожила девочка с именем Вика.

Дело в том, что ни старшее поколение родных, ни отец никак не признавали экстравагантности ее матери. Которая дала ей странное имя Видана и, вильнув крутыми бедрами, умчалась навстречу новым ощущениям.

В общем, ушла к другому. А может и другим – нельзя точно сказать, сколько было у нее мужей после папы. Больше родные «вертихвостку» не видели.

А Вика выросла под присмотром бабули – отец всегда на работе или у других женщин. И иногда даже пропускал ее дни рождения. Вот почему эти праздники она не очень любила.

А в момент совершеннолетия «сирота» вопреки логике и здравому смыслу все-таки переназвала себя именем по метрике – Видана. Мстила, наверное, за что-то. С тех пор на обращение «Вика» и настойчивые звонки отца она не отзывалась.

Да и в более поздние годы праздники по поводу очередных прожитых лет, у Виданы порой проходили неважно. Так на одной из работ попалась ей начальница с какой-то торжественной фамилией Царская.

Как ее предки в годы сурового военного коммунизма и прочей идеологической дурости сумели пронести такое вражеское прозвище до наших дней – уму непостижимо.

Но женщина и правда была властная и, видимо, приходилась десятой воде на киселе кому-то из старинного рода Салтыковых . Уж больно замашки у нее были, как у известной барыни-садистки2525
  Салтычиха или Дарья Салтыкова – русская помещица, за издевательства и убийства приговоренная к пожизненному заключению в монастырской тюрьме.


[Закрыть], что в конце восемнадцатого века несколько десятков крепостных извела «вусмерть».

И особенно, как и прежней своей исторической наставнице, нравилось ей изводить свой секретариат да бухгалтерию. Где концентрация женского пола традиционно много выше.

Прямо порой трясло Царскую от существования кого-то еще, кроме нее на этом свете. Особенно, если этот «кто-то» – «в юбке». И не дай бог моложе.

Но как у любого настоящего палача, были и у той минуты слабости. Не могла она день ото дня отходить ко сну с грехами, не отмоленными и никем толком не отпущенными. Вот и устраивала порой Царская себе отдохновение. Зайдет бывало к подчиненным в любой отдел на чей-то день рождения и поднимет торжественную здравицу за именинника. И не запрещала ведь праздновать. Тоже человек.

Правда от тоста этого простодушного все за столом стоящие так и норовили раствориться в окружающих стенах. Чтобы начальница не заметила именно его или ее. А затем, не мешкая, Царская бросала через плечо что-то типа «Ладно, празднуйте» и резко выходила.

И беда, если еще на минуту останавливалась. Потому что произносила она в эти мгновенья свое тихое и роковое, обращаясь обычно к имениннице-женщине: – Лапочка, а зайди-ка ты ко мне!

И пропадал человек для коллектива. Означало это, что засядет Царская на своего любимого конька – человеколюбие. И будет в этот день питать себя эмоциями, вести у себя в кабинете душеспасительные беседы с «новорожденной». Себя и свою собеседницу «вусмерть» спаивая.