Текст книги "Весь этот рок-н-ролл"

Автор книги: Михаил Липскеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Михаил Липскеров
Весь этот рок-н-ролл

Посвящается Михаилу Липскерову

От Автора

Настоящая книга написана по мотивам реальных событий. Не происходивших в действительности. Суть их крайне неясна. Последовательность отсутствует вовсе. Причинно-следственные связи, а попросту – детерминизм, разрушены. В общем, нарратив рядом не лежал, а если и лежал, то данным сочинением растоптан и смазан.

Для того чтобы не нанести моральный ущерб истинным героям и не налететь из-за этого на башли, имена, отчества и фамилии героев заменены на первые попавшиеся имена, отчества и фамилии.

Автор приносит глубочайшие извинения кому-либо, если имена, отчества и фамилии героев по случайному совпадению совпадут с именами, отчествами и фамилиями кого-либо.

Автор, Липскеров Михаил Федорович, приносит глубочайшую благодарность автору Липскерову Михаилу Федоровичу, без которого эта книга не была бы написана.

Оба вышеназванных персонажа приносят более чем глубочайшую благодарность редактору Марине Тимониной за труд, вложенный в редактирование этой книги, по сравнению с которым труд, вложенный в написание этой книги и в строительство железной дороги («страшно громаден») в поэме незабвенного Н.А. Некрасова «Железная дорога», – «Игра в бисер» незабвенного Германа Гессе.

Не судите строго. «Ибо какой мерой судите, такой и вас судить будут» (Незабвенный Иисус Христос).

Всех целую.

Линия Липскерова

– А скажите-ка мне, любезнейший Михаил Федорович, когда в последний раз вы просыпались счастливым?

Сергей Владимирович посмотрел на меня острым взглядом левого глаза, в то время как взгляд правого ясно дал понять, что никакого счастья в последние годы при просыпании у меня не было; ибо какое может быть счастье у сильно отметеленного дурными привычками пожилого, косящего под интеллигента, интеллектуала, не сильно далекого полета и сомнительного по части нравственности пошиба? А все потому, что этот глаз принадлежал неврологу, которого я обозвал Сергеем Владимировичем. Ибо настоящее имя его столь тяжело произносимо, что язык, не надрессированный в произнесении скороговорок, выговорить его не в состоянии. А если и в состоянии, то это свидетельствует о глубокой патологии голосовых связок произносящего. Потому что здоровый человек выговорить сразу Либенштохзен Момштейнбраушпильевич не в силах из-за человеческого устройства ротовой полости рта. А если и сможет, то не сможет уже ничего другого. И навсегда погибнет для общества из-за навязчивой идеи – не забыть ненароком Либенштохзен Момштейнбраушпильевич. Он будет неожиданно вскрикивать это имя на приеме у президента по случаю вручения Государственной премии в области рэпа, и премию получит досрочно убитый Тупак Шакур; при финале интимного свидания с девушкой Люсей… а если интимное свидание проходит с юношей Геной, то это уже ни в какие ворота! «У тебя другой! Ты любишь его! Чем он лучше меня?..»; и его изобьет бармен Глеб за слова Либенштохзен Момштейнбраушпильевич со льдом и вишенкой. Разлибенштохзеновить, но не момштейнбраушпиливать.

Потому и Сергей Владимирович.

– А было это в два часа ночи двадцатого августа две тысячи четвертого года. Когда я мутно проснулся и повернул голову налево. И увидел, что в изголовье стоит стакан, а в нем – двести граммов Ее и кусочек сахара-рафинада. И вот этот момент – от просыпания до осознания – и был чистейшей воды счастьем. Насколько чистой может быть вода в столице нашей родины городе Замудонске.

– А потом?

– Потом жизнь завертелась колесом, которое в конце концов докатилось до реанимации одного нарицательного приюта душ, потерявших свою первоначальную конфигурацию.

– Это я знаю от Андрея Аркадьевича Курехина. [1]1
  Имя и отчество настоящие, фамилия закодирована.


[Закрыть]

Имя и отчество настоящие, фамилия закодирована.

– А там вы спали?

– Если б спал! – неожиданно взъярился я. – Хрен бы я оттуда вышел! Я хочу спать! Спать, спать, спать… Я хочу спать, ты хочешь спать, он/она хочет спать, но заснуть не могут… И ночи мои пусты и одиноки. И печаль моя не светла. Ой, как не светла.

– А скажите мне, Михаил Федорович, какие снотворные вы принимали на протяжении вашей жизни?

Я задумался… Я знавал и даже был в близких отношениях с транквилизаторами, нейролептиками, просто снотворными разных калибров и разной убойной силы. Насосавшись колес, я часами наблюдал за жизнью гуппи и вуалехвостов в близстоявшем аквариуме, но не спал. На меня не могли наглядеться лечащие врачи психиатрического состояния души. Я был тот человек, которому не помогало ничего. Нет, кое-что все-таки – да, но это уж такой компот, что страдающие бессонницей невысокого пошиба, жалкие ничтожные люди, коих тринадцать на дюжину, умирали сразу, раз и навсегда, бесповоротно и конечно же на хрен. Но врачи психиатрического состояния души его не прописывали. Потому что неизвестно – человек уснет или помрет. Под влиянием этого компота он может дойти до самой крайней крайности: реализовать Эдипов комплекс, выйти на Красную площадь с чтением работы Владимира Ильича Ленина «Государство и революция» или отправиться на защиту Белого дома в августе семьдесят пятого года. А один неустойчивый чувак после компота заснуть заснул, но проснулся, перерезанный пилой то ли Алана Эдгара По, то ли Франца Кафки. Захотел встать, но не смог. Произошло раздвоение личности – верх хотел, а низ не мог. Он не привык вставать без команды сверху. Буквально ни шагу не мог ступить. Ни шагу вперед, ни два назад. Предтеча вертикали власти. И гребаная клятва Гиппократа типа не навреди. Но я этой клятвой не связан.

Так вот, что это за компот. Даю рецепт для нуждающихся, когда уж совсем… Потому что стараниями нашего Минздравсоцразвития самый простенький яд скоро будет продаваться по рецептам, а «Алжирское» будут гнать через Памир на ослах, и отравиться им по полной программе смогут только очень богатые декаденты. Значит, так. По раннему утру, отойдя от бессонницы, почистите зубы. Есть такие губки для чистки зубов, которые впитывают до трехсот граммов «Каберне» и двухсот восьмидесяти граммов «Совиньона» (из-за разной плотности этих чистящих средств). Рот после чистки не споласкивать. Затем позавтракать чем-то диетическим. Например, выдохшимся «Жигулевским» и забродившим обезжиренным творогом. И только потом выйти на улицу, чтобы купить две (но лучше три) бутылки водки и несколько бульонных кубиков, и на этих компонентах додержаться до ночи. В это время как раз укладывается 8,2 просмотра видеокассеты с фильмом Алана Паркера «Стена» на музыку психоделической группы «Пинк Флойд». (Со времени, когда вышел фильм, я ее смотрел тысячу восемьсот тридцать пять раз.) И когда ночь придет на мягких лапах, задышит, как медведь, вы принимаете две таблетки леривона и две таблетки клонозепама, запиваете гладким стаканом водки и уходите в нети. Чтобы в два часа ночи проснуться, глянуть на пол у изголовья и почувствовать себя счастливым.

– Да, – сказал невролог Сергей Владимирович, насосавшийся этой историей, – терапия вам уже не поможет. Сейчас подумаем… Не откажите в любезности. Скажите три раза подряд: «Спать, вам хочется спать».

Много я встречал в своей жизни психологов, психиатров, психотерапевтов и прекрасно знаю, что они, вопреки массовому мнению не шибко просвещенной общественности, дурно воспитанной на эстрадных миниатюрах «Психиатр – псих», вполне адекватные люди, и их вполне можно принять за обычных преподавателей марксистско-ленинской эстетики, но Сергей Владимирович показался мне вошедшим в образ артиста эстрады Коми-Замудонской филармонии. Ну раз человек, и не просто человек, а врач, просит…

– Спать, вам хочется спать. Спать, вам хочется спать. Спать, вам хочется спать…

Чувак остекленел!!! Взгляд у него стал пустым до затылка. Но эта пустота заполнила весь кабинет, проникла сквозь стену больницы на улицу Стромынка, подрезала БМВ Смогляка, видного деятеля медведковских, в результате чего он врезался в «Ауди» Дурняка, видного деятеля гольяновских, и оба погибли. (На сходке в кафе «Ромашка» в Сокольниках было решено, что все катраны переходят под контроль Гиви Замоскворецкого.) Далее пустота глаз охватила гастроном у Семеновской, слизнула продуктовый товар, оставив лишь пачки «Жира животного», образующие красивую надпись «Слава КПСС». Потом через Курский повернула к центру и на Садовую, где сквозь редкий поток «Побед» и «Москвичей» проскальзывала еще более редкая новорожденная «Волга». А дальше пустота зацепила «дело врачей», салют Победы… И остановилась на каком-то зыбко дождливом полустанке, которому не положено было иметь даже маленького, но собственного имени… И пустота замерла в отсеке пульмановского вагона в октябре сорок первого года. Я плакал. Мама выпростала грудь и сунула коллекционный сосок мне в рот. Население отсека по душевной возможности отвернулось. Я сосал молоко моей мамы, и в это время раздался паровозный гудок. Я отвалился от груди и заснул…

– Вот! – заорал невролог. – Вот оно! Вам не помогут никакие лекарства.

– А как же?..

– Вам поможет вкус молока вашей мамы в сочетании с паровозным гудком. И тогда вы заснете без всяких лекарств и алкоголя. Ищите и обрящете. С вас три тысячи. – И Либенштохзен Момштейнбраушпильевич улыбнулся.

Я вышел на улицу Стромынка в бескрайнем затруднении (или крайнем?). Вечно у меня с русским языком проблемы. А с каким языком у меня нет проблем? Ни с каким. Потому что я их не знаю. И опять – проблема. Почему с тем, чего не знаешь, нет проблем, а с тем, что с молоком матери… Кстати, молоко моей матери… и паровозный гудок… Где в нашей громадной стране найти паровоз? «Сапсаны» переехали истончившуюся нить жизни паровозов. И жизнь человеческая стала беднее. Потому что, случись гражданская война, не на чем будет проехать Бумбарашу с песней «Наплевать, наплевать, надоело воевать». А ежели, не дай бог, Отечественная, то на чем подъедут к Белорусскому вокзалу победители? И уже позже, в пятьдесят седьмом, какая задохлая «кукушка» повезет меня от Кавголова к Приозерску? Как сейчас ее помню – кашляющую, пердящую, с пропитым гудком. А какого хрена я ехал в Приозерск – напрочь! Вот так вот и вышло. Средство оказалось главнее цели.

Простите, это вы сказали?.. Нет-нет, большое спасибо. Нынче это – большая редкость, чтобы вот так вот запросто кто-то совершенно посторонний без спроса всосался в твои мозги и все разобъяснил простым незамысловатым слогом. Может быть, вы подскажете, где… Ах, и это вы знаете? Вудсток? Замудонск-Тверской губернии? Это же надо!!! В море-окияне среди могучих дубрав, каким чудным языком изъясняетесь, сударь, что слева-справа, выше-ниже по носу корабля Садко, который, как хрен в шахне, болтается по волнам, такие слова, сударь, ах да, конечно, из песни слов не выкинешь, находится остров Буян, крайне интересно, и что на острове Буяне, понял, часовенка благоверного князя Гвидона… Камень Алатырь? А на кой? Исполняющий желания?.. Где же вы, сударь?.. И кто же вы, сударь?.. Нет как нет… Только штопает рядышком бесконечно примитивная, не заслуживающая даже простенькой метафоры трехногая собачонка. А потом вдруг, без видимых причин со стороны моей ноги, взлетает и растворяется в воздусях, пролаяв на прощание:

– Езжай в Вудсток Замудонск-Тверской губернии, чувак!

А уж это, ребята, закон. Поверьте мне. Если трехногая собака, растворяясь в воздусях, велит вам езжать в Вудсток Замудонск-Тверской, то езжайте. Трехногие, растворяющиеся в воздусях собаки знают, что лают. Отрубленные ноги придают мудрости. В отличие от голов.

Я пошел домой, взял все деньги – не жене ж оставлять? Котлеты на ужин и геркулес на завтрак есть, а завтра уже и пенсион принесут. Обоих. Так что ей хватит, пока я…

«Полетим, полетим, полетим, ох, не скоро теперь мы к своим, ты да я, как один, как один, полетим, полетим, полетим…» (в исполнении Графа Хортицы, человека необузданной натуры, написателя слов, напевателя песен, очеркиста очерков, диджея незабвенной радиостанции «Трансильвания»).

Линия Джема Моррисона

– Ну не?!.. Это же… нет слов!.. Выходишь утром, во все лицо улыбаясь окружающей действительности, а эта самая действительность вместо ответной улыбки плюет в тебя сопливым недоношенным дождем. И тут же лезет мысль, причем сразу глобальная, без начального легкого сожаления, что ах, вот как неудачно день начинается, ну это ничего, может, развиднеется (вековая народная мечта – а может, развиднеется). Нет. Такой толерантности к погоде у меня нет как нет. Сразу на поверхность вяло колышащегося мозга всплывает мысль, совершенно невозможная, неуместная и не созвучная дождю. Настолько вшивому, что просто моветонно реагировать на него суицидальным текстом: «Ах, зачем я на свет народился, ах, зачем меня мать родила». А вот такой вот фольклорный текст у меня в голове и всплыл. Хотя я этого не хотел. Всплыло что-то подсознательное, мгновенно задавленное индивидуальным бессознательным, вербально выраженным словами: «А пошло бы все на обсценное».

Совершеннейшая дичь, скажете вы, и будете правы. Но я – не вы, я живу в своем мире, который давит на меня со всех сторон: от головы до тощего филея с продолжением на ноги и даже на асфальт, или что там еще под ногами.

Но если быть честным до конца, такое же непротивление у меня вызывает любая погода. Мягкое солнышко (само это уменьшительное словцо вызывает желудочные спазмы), легкий ветерок (кишечные спазмы), снег в рапиде, свежесть осеннего листа и прочая лирическая поэзность заставляют задуматься: а не тесно ли нам с этим миром вдвоем? Не лишний ли кто-то из нас?..

Меня зовут Джем Моррисон. Я иду на вокзал, где должен быть в девятнадцать часов. До этого мне еще надо кое-куда зайти, правда, пока не знаю, куда, но надо. Потому и вышел в эту непрохожую погоду так рано или, выражаясь мелкометафорически, ни свет ни заря.

И куда, сударь мой, идти интеллигенту средней руки (определение, вызывающее у меня некоторое неудобство при его применении, так как, будучи человеком достаточно дотошным и чутким до всякой мелочи и неопределенности, не могу найти на своем теле достойного места для третьей (средней) руки. Так, на мой взгляд, мучились русские князья перед битвами меж собой или, что случалось реже, против общего врага. Всегда были полки правой и левой руки. А по центру был главный. А не средней руки. И еще был засадный полк. Возможно, до этого назывался полком третьей руки. Все может быть. Опять – неопределенность. А я этого не люблю, поэтому определение «интеллигент средней руки» снимаю. Ввожу определение «советский интеллигент». Тут уже все сразу становится ясно). Итак, сударь мой, куда идти советскому интеллигенту технического содержания на «ни свете ни заре»? Вы не можете мне подсказать? Скажите, пожалуйста, а зачем вы вообще идете рядом со мной?.. Стоп. У меня закрадывается подозрение, что это вы стояли в очереди в уборную перед Дженнифер Лопесовной. Хотя сначала стояли сзади. А я не помню случая, чтобы Дженнифер Лопесовна кого-нибудь пропустила вперед себя. И еще вспоминаю, что в уборную вы не пошли, а сразу как-то необязательно ополоснули лицо. Что вызвало у меня некоторые вопросы. Почему вы ополоснули лицо не под краном, к которому не было очереди, а из бака на плите, в котором кипятила белье тетка Кейт в качестве подработки к своему скудному заработку в сорок два рубля? И почему кипяток не оставил следов на вашем лице? Хотя нет, вы стали выглядеть несколько моложе. И шесть старых пар бумазейных кальсон в баке превратились в новехонькие батистовые рубашки с пластронами, ровно вы какой-нибудь Конек-Горбунок. В одной из них я сейчас и иду. Иду на вокзал. На какой, не знаю. В моем родном Замудонске-Столичном одиннадцать вокзалов, разбросанных по всему городу так, чтобы обеспечить более-менее одинаковую криминальную обстановку. Так что к девятнадцати часам я должен определиться, на какой вокзал я должен прийти, чтобы… Чтобы «что»? Вы не хотите прояснить обстановку сейчас, дорогой мой незнакомец? Чтобы мне не болтаться попусту в поисках приключений на свой, как я уже имел честь сообщать, хилый филей… Все! Поднимаю руки. Человеку… да, если вас не затруднит, вы – человек?.. Ну, не буду затрагивать нескромные вопросы. Человек, обеспечивший меня батистовой рубашкой с пластронами, имеет право иметь (нехорошо как-то «имеет право иметь») свои маленькие тайны.

Вы полагаете, что восемь часов утра – достаточно пристойное время, чтобы позавтракать в неоткрывшемся ресторане «Актер Актерыч»?.. Меня пускали туда, хотя актером я не был, но папеньку моего знали отменно и держали меня за его преемника. Ну, раз Якоб Дэниэлович спешит к нам, свой вопрос я ставить на голосование не буду. О! Не помню случая, чтобы в «Актер Актерыче» подавали яйца всмятку. Правда, не помню, чтобы их кто-нибудь просил. А уж геркулесовая каша – это совсем Беккет. Или Ионеско. Тихо, чу, молчок. Оттепель оттепелью, а такие слова вслух пока не произносятся. А вы, сударь, ничего не будете?.. Нет-нет, я понимаю. Человеку, умывшемуся из бака с кипятком и одевшему меня в батистовую рубашку с пластронами, предлагать что-то меньше зернистой икры на маленьком поджаренном кусочке белого батона из Филипповского как-то неудобно. Нет-нет, не предлагайте. Боюсь, что икра мне понравится, а она мне – не по карману.

Благодарю вас. И куда мы сейчас идем? Вы не можете сказать о конечной цели моего путешествия? Я не имею в виду один из одиннадцати вокзалов, я говорю об отдаленной перспективе. Не бесконечно отдаленной, конечно, а в каких-нибудь достаточно ощутимых пределах. Чтобы успеть к авансу. А то, знаете ли, я не верю, что меня каждое утро будут одевать в свежую батистовую рубашку с пластронами и предлагать зернистую икру в ресторане «Актер Актерыч». Есть у меня в этом кой-какие сомнения. Так что хотелось бы к авансу успеть. И чтобы не очень долго. А то на работе могут превратно понять. Конечно, у нас сейчас не сталинские времена, чтобы за опоздание или прогул сразу-прямо по тундре, но кое-какие строгости сохранились. Крайне портящие трудовую книжку и осложняющие дальнейшее продвижение по службе. Понял. Если мне вдруг понадобится, то чтобы не…

Понял, сегодня в девять утра я буду на вверенном мне месте мнс в НИИ ВМААКС. [2]2
  Должен заметить, что расшифровкой аббревиатуры ВМААКС занимались лучшие умы Академии наук СССР, но так ничего и не смогли сделать. На этом деле сотни диссертаций защитили. В ранние времена ведомство Лоуренса Пабловича в поисках расшифровки добралось до Лос-Аламоса. Но ни Оппенгеймер, ни Поллард, ни еще кто в Лос-Аламосе об ВМААКСе ничего не слышали. И вместо расшифровки ВМААКСа приволокли чертежи атомной бомбы. Не с пустыми же руками возвращаться. Пришлось нашей науке самой прокладывать путь. И на этом пути неведомо как родилась идея синхрофазотрона в Обнинске, произошло самопроизвольное рождение сто шестьдесят второго элемента таблицы Менделеева, названного по неожиданности появления поллюцием, и был открыт способ выработки сыра «Русский камамбер». Но о расшифровке аббревиатуры ВМААКС так ничего и не узнали.


[Закрыть]

Я вам уже говорил, что времена не сталинские, но совесть все же надо иметь, имея в виду (опять какое-то словесное шуршание «иметь, имея в виду», ну да…) возможности карьерного роста…

Нет, конечно, интересно было бы узнать отдаленное будущее, но до известных пределов. Знаете ли, в проживании жизни должна быть интрига. А то как-то будет скучновато. Нет, конечно, если есть какая-то вариативность… что в тридцатник я буду старшим научным сотрудником или старшим тренером сборной СССР по деберцу… если я сам буду выбирать, то… В общем, ну хоть какое-то право выбора должно быть, но не настолько, чтобы он был беспредельным, а в рамках приличия. А то я услышал от одного приличного вроде бы человека, имя только помню, Михаил Федорович, что «свобода выбора» – это главное. Не знаю, где он сейчас, сидит, наверное. По осознанной необходимости для общества. Знаете такого? Ну да ладно, только не говорите, что я вам о нем говорил. А то оттепель оттепелью, но уже не совсем, какой-то уже шестьдесят шестой год, чать, и места, не столь отдаленные, еще никто не отменял. Так что́, сударь, вы можете предложить мне в будущем разной отдаленности от завтрака в неоткрывшемся ресторане «Актер Актерыч»?.. Угу, должен до девятнадцати часов отдать материальные и моральные долги? Я готов, но хотелось бы знать кредиторов. Перелистать записную книжку моей памяти (так себе метафора, но она живет внутри меня, выползать на поверхность не собирается, так что вряд ли кто поморщится, встретив ее на жизненном пути) и отправиться по Замудонску в поисках того, кому я… а это по книжке мы и определим. И из Замудонска-Столичного придется выехать?.. Ну конечно, придется. Иначе зачем мне надо быть к девятнадцати часам на одном из одиннадцати вокзалов порта семи морей? Можно ошизеть от сочетания «вокзалы порта». Но это не единственное гусиное перышко, способное защекотать нашу (мою) жизнь до состояния пациента Института имени Сербского. Сколько их, этих перьев, способных не то что пощекотать, а до крови исцарапать нашу (мою) жизнь, чтобы держать нас (меня) в рамках сдержанного неудовольствия и дозволенного покусывания за икры в отдельно взятой кухне в одной отдельно взятой коммунальной квартире. [3]3
  Ничего выстроилась фраза. В рамках «никто не придерется».


[Закрыть]

Итак, куда ведут записи в моей записной книжке?.. Так, сударь, это не моя записная книжка. Тут нет ни одной записи. Только картинки. Мне абсолютно неизвестные. Нет, есть какие-то, отдаленно что-то напоминающие. И все это двигается, двигается, двигается… И я там… двигаюсь, двигаюсь, двигаюсь… Это что ж получается? Мне придется расплачиваться не только за прошлые?.. Понял, сударь. За будущие. И что у нас в конце? Где могилка моя? О! Вудсток Замудонск-Тверской области.

Вы оставляете меня, сударь?.. Ну спасибо, что не навсегда… А то боюсь, что при болтании в прошлых и будущих временах для расплаты за прошлые и, как я понимаю, будущие грехи у меня могут возникнуть некоторые проблемы, которые я не смогу разрешить без вашей помощи. Разрешится там? На острове Буяне? У камня Алатырь? Исполняет желания? Искупление. Да какое искупление, когда я относительно пристойно прожил свои двадцать семь лет? Но раз труба зовет, то я уже в пути. Как вы сказали?.. Кому при встрече?.. Керту Кобейну?.. Всенепременно… До встречи, сударь… Как же это вы – на трех ногах?.. Летать?.. Не трудно собаке?.. В дождь?.. Который так и сочится, так и сочится из неплотно закрытого облаками неба. И кто такой этот Керт Кобейн?