Текст книги "Башня из красной глины"

Автор книги: Михаил Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Смирнов отпер каюту и замер на пороге: на полу лежал квадратик белой бумаги. Его кто-то подсунул под дверь. Следователь осторожно перевернул его ногтем и увидел, что обратная сторона покрыта буквами. Это были строки, набранные на компьютере и распечатанные на лазерном принтере.

«Они думают, что на человеке можно играть, как на флейте» – гласила записка. Следователь невольно приподнял брови: не так давно он вспоминал немецкую легенду о крысолове, и вдруг такое совпадение!

Смирнов вошел в каюту, открыл свою сумку и вынул походный набор инструментов, которые могут пригодиться следователю. Он извлек из него пинцет и с его помощью перенес бумажку на стол. Затем вытащил средства для снятия отпечатков. Прошло несколько минут, прежде чем Смирнов убедился, что никаких следов на листке убийца не оставил. Он посмотрел на буквы. Ровные и четкие – картридж был новым, не перезаправленным.

Полицейский достал из сумки ноутбук и подключил беспроводной Интернет. Просмотрел почту, там нашлось письмо от Павлова – биографии ученых-генетиков и родителей детей, которые плыли на семинар. Смирнов решил заняться этим позже. Он скопировал файл на жесткий диск, а затем набрал текст записки в поисковике браузера. Оказалось, что это цитата из «Гамлета».

Следователь задумался: что могут означать эти строки? Еще одно указание? Намек на причину убийств или личность убийцы? Попытка оправдаться или обвинить кого-то?

Уверенным можно было лишь в одном: листок подбросил Крысолов. Только он мог заранее распечатать цитату из Шекспира, потому что едва ли кто-нибудь прихватил с собой в дорогу принтер.

Смирнов достал мобильник и набрал номер Павлова.

– Привет, – сказал он, когда тот ответил.

– Здорово. Как отчалили? Еще никого не убили?

– Глупая шутка.

– Прости, – извинился опер. – Письмецо мое получил?

– Да, но еще не читал.

– Ничего особо интересного. Зацепиться, на мой взгляд, не за что.

– Учту. Что насчет алиби любителей Голема?

– Читателей-то? Все нормально. В смысле, никто из них не мог совершить эти убийства. Да и никаких связей с лабораторией НИИ они не имели. Так что эту ниточку мы оборвали.

– Хорошо. – Смирнов действительно был рад, что поле поиска сузилось. – Но убийца должен был изучать материалы о Големе.

– Если он это и делал, то по Интернету. А там отследить посещение сайтов невозможно из-за объема.

– Ясно. А если проверить компьютеры работников лаборатории?

– Нужен ордер.

– Доложи Несметову, может, он достанет.

– Я думаю, нужны какие-то причины для этого. А их пока нет.

– Это его проблема. Ты узнал, кто еще работал в лаборатории Марухина?

– Знаешь, как ни странно, кроме Базарова, никто. Три года назад его сменил Бирюков, а все остальные трудились под руководством Марухина с самого начала.

– Серьезно?

– Ага. Практически нулевая текучка кадров.

– А говорят, Марухин плохо ладил с людьми.

– Значит, с этими ладил.

– Он всех их лично набирал?

– Да. Это была его команда.

– Понятно, – протянул Смирнов. – Чем еще порадуешь?

– Скажи за это спасибо.

– Спасибо.

– У Самсонова черная «Волга».

– Больше ни у кого?

– Нет. Но профессор на этой машине не ездил уже года два, у него сейчас новенький «инфинити», который он оставляет под окнами. А «Волга» стоит в гараже в Купчине.

– И сейчас еще стоит?

– Я отправил ребят проверить. Скоро должны позвонить.

– А ордер?

– Я получил согласие у Самсонова.

– Когда?

– Примерно полчаса назад. Позвонил ему и объяснил ситуацию.

– Он согласился, чтобы его гараж осмотрели?

– Да, легко. Сказал, что предупредит отца, чтобы дал парням ключи.

– Он живет с отцом?

– Да, тому уже под девяносто. Самсонов с женой забрали его к себе, чтобы приглядывать за ним.

– Ясно. Ладно, перезвони мне потом.

– Лучше завтра, когда сделают анализ того, что найдут на шинах. Может, там окажется красная глина из карьера.

– Хорошо бы, – едва слышно пробормотал Смирнов.

– Что? – переспросил Павлов.

– Нет, ничего. Работай дальше.

– Я и так.

– Пока.

– Давай, удачи.

Отключившись, Смирнов устроился на койке поудобнее, открыл файл с биографиями ученых и начал читать. Первым шел Марухин Александр Викторович.

Оказалось, что профессор родился в Воронеже, школу окончил на год раньше, поскольку был переведен из седьмого класса сразу в девятый. Затем приехал в Питер поступать в университет. Сдал экзамены, учился на факультете генетики, потом отслужил в армии, в ракетных войсках. Демобилизовавшись, поступил в аспирантуру и через год женился на Дарье Жуковой. Далее Марухин успешно двигался по карьерной лестнице, получал ученые степени, стал самым молодым профессором на кафедре, написал две книги по генетике. Его приглашали в страны бывшего Союза и за границу читать лекции. Потом последовал развод. Детей у Марухина и Жуковой не было, но расстались они со скандалом: он отказывался давать жене развод, всячески пытался затянуть это дело. Но она своего добилась и съехала.

Профессор запил, причем страшно. Дважды пытался наложить на себя руки. Сначала открыл газ и принял снотворное, но соседи учуяли с лестницы запах и начали трезвонить. Марухин побоялся, что газ рванет и люди пострадают. К счастью, снотворное не успело подействовать, и он смог закрыть конфорки. Соседи все поняли и вызвали скорую. Марухину сделали промывание, – словом, откачали. На некоторое время он попытался бросить пить, но выдержал всего неделю. На работе его держали, потому что уважали и сочувствовали. Но позиции он терял, на лекции почти не ходил, и руководство было вынуждено делать ему одно предупреждение за другим. Через три месяца профессор лег в ванну и перерезал себе вены. И снова ему повезло: приехала из Воронежа его сестра Рита. У нее были ключи от квартиры. Она тут же вызвала скорую и перебинтовала ему руки. Марухина спасли и отправили в реабилитационный центр. Оттуда он вышел другим человеком. Погрузился в работу, перешел в НИИ и организовал лабораторию по исследованию методов генной терапии. Снова начал печататься и читать публичные лекции. Начальство на него нарадоваться не могло. Профессор наладил сотрудничество с несколькими клиниками России и ближнего зарубежья – они отправляли ему на диагностирование и лечение детей-пациентов. Тех, которых не могли вылечить сами. Три года назад Марухин женился вторично.

Оторвавшись от текста, Смирнов задумался: когда произошло то, что послужило причиной смерти профессора? С учетом убийства Базарова и Липина – уже после того, как Марухин перешел в НИИ. Жена Самсонова рожала четырнадцать лет назад – к этому времени лаборатория уже существовала и несколько лет работала.

Следователь перешел к биографии Самсонова. Юрий Петрович родился в Ленинграде и после школы пошел в армию, служил в пограничных войсках. Затем поступил на биологический факультет университета, стал генетиком. Успешно защитил диплом, затем две диссертации, а спустя несколько лет получил профессорское звание. Написал книгу и кучу статей. Поступил на работу в НИИ, а когда туда пришел Марухин, стал работать в его лаборатории. Известен за границей: читает лекции во Франции, Швейцарии и Австрии. Шестнадцать лет назад женился на своей коллеге, Людмиле Ивановне Липатовой.

Его жена была в файле следующей. Людмила (в девичестве Липатова) родилась в Гатчине, поступила в университет на факультет биологии, затем перешла в мединститут. Там изучала методы генной терапии, начала работать в НИИ, параллельно продолжая учиться на заочном в университете. Со временем, защитив кандидатскую, а затем и докторскую диссертации, стала работать вместе с будущим мужем, родила двойняшек. Член-корреспондент, автор пособий, статей и так далее.

Кожин Анатолий Семенович. Перебрался после технического училища из Новосибирска в Ленинград, поступил в институт, окончил с отличием, получил красный диплом. Специализация – медицинское оборудование. Затем прошел курсы повышения квалификации по программированию. Стажировался в Венгрии, потом в Чехии. Имел судимость по обвинению в воровстве (вынес дорогостоящие приборы), но был оправдан. После этого пришел в НИИ, в лабораторию Марухина. Не женат.

Смирнов отодвинулся от экрана и задумался. Кожина взяли на работу в лабораторию, где полно самого современного оборудования, несмотря на то что он обвинялся в выносе аппаратуры. Это было, мягко говоря, странно. С другой стороны, если у техника был опыт выноса вещей из охраняемых помещений (следователь не верил, что тот действительно был невиновен, скорее всего, просто оказалось недостаточно улик), то и канистры он мог украсть вполне спокойно.

Полицейский стал читать дальше.

Викулова Виктория Романовна (в девичестве Захарова). Родилась в Ленинграде в семье партийных функционеров. Брат Леонид появился на свет на три года позже. Мать с отцом погибли в автокатастрофе, когда девочке было всего пять лет. Их с братом взяли на воспитание дед и бабка по линии матери.

Виктория поступила на химический факультет, затем – в аспирантуру, со временем защитила и докторскую. Публикует статьи, читает лекции в университете по вторникам и четвергам.

Замужем за Романом Сергеевичем Викуловым, с которым познакомилась двадцать шесть лет назад. Дети: Кирилл и Дмитрий, двадцати четырех и двадцати двух лет соответственно. Старший сын женат, имеет дочь полутора лет по имени Татьяна.

Брат Виктории Романовны, Леонид Захаров, погиб семь лет назад – утонул летом на даче. Был женат на Марии Тарковой (в девичестве), оставил дочь Ульяну девяти и сына Павла шестнадцати лет.

Золина Зоя Владимировна (в девичестве Дубровская). Родилась в Ленинграде, закончила мединститут, стажировалась в Риге, поступила на работу в НИИ, когда туда пришел Марухин, стала делать анализы для его лаборатории. Замужем за Золиным Виктором Петровичем. Дети: дочь Нина, тринадцати лет, проходит лечение в лаборатории Марухина. Диагноз неизвестен.

Кушекова Александра Николаевна (в девичестве Гаронова). Родилась в Ленинграде, окончила биофак, повышала квалификацию на факультете химии, затем пришла в лабораторию Марухина. Была замужем за Кушековым Андреем Степановичем, четыре года в разводе. Дочь Юлия, девятнадцати лет, учится на факультете психологии.

Базаров Степан Николаевич. Родился в Галиче, перебрался в Питер после техникума и поступил на химический факультет, затем переквалифицировался на фармаколога. Сменил два места работы, прежде чем попал в НИИ, где его сразу прибрал к рукам Марухин. Три года назад неожиданно уволился и принял постриг. Не женат.

Бирюков Дмитрий Александрович. Родом из Ленинграда, пока учился в институте, окончил военную кафедру со званием младшего лейтенанта мотострелковых войск. Поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую, затем получил докторское звание. Работал преподавателем, потом трудился в фармакологической фирме, два года провел за границей, потом вернулся в Россию, но уже в Москву. Оттуда переехал три года назад в Питер и попал в лабораторию Марухина на место Базарова. Был женат на Ксении Юрьевне Комовой, развелся семь лет назад. Сын семнадцати лет живет с матерью в Питере. Сейчас Бирюков женат на Татьяне Григорьевне Бирюковой (в девичестве Наумовой). Познакомился с ней в Москве пять лет назад.

Когда зазвонил телефон, Смирнов вздрогнул. Это был Павлов. Странно, он ведь обещал объявиться только на следующий день.

– Да? – проговорил следователь, прикладывая трубку к уху.

– Решил тебе сказать, что ребята в гараж съездили, отпечатки шин взяли, грязь с них тоже, а заодно и с пола – на случай, если тачку помыли.

– Хорошо. Когда будут результаты?

– Тумарин сказал, если привезем ему все завтра утром, то к полудню сделает.

– Сразу мне отзвонишься.

– Само собой, Валер.

– И вот еще что: узнай, почему, несмотря на судимость, Кожина взяли на работу в НИИ.

– Меня это тоже удивило.

– Вот и выясни все хорошенько.

– Лады.

Смирнов открыл файл с биографиями родителей детей, которые проходили лечение в лаборатории Марухина и плыли на «Фаэтоне». Сведений было мало, даже меньше, чем об ученых. Но следователь все внимательно прочитал. На первый взгляд информация ничем не могла помочь в расследовании, однако Смирнов решил, что сначала нужно познакомиться с этими людьми, установить личный контакт. Поговорить об их детях. Конечно, было очень маловероятно, чтобы кто-то из родителей, плывущих на теплоходе, имел зуб на Марухина и прочих. По той простой причине, что, раз их детей везут показывать на семинаре, значит, лечение проходит успешно. А вот что действительно нужно выяснить, так это – нет ли на «Фаэтоне» родителей тех детей, которым Марухин с компанией не сумели помочь. Или навредили. Возможно, Базаров из-за этого ушел в монастырь, а недавно решил открыть тайну – рассказать о допущенной в лечении ошибке. Но все опять же упиралось в бутыли со спиртом – человек со стороны не мог, а главное – не стал бы похищать их из лаборатории. Смирнов вообще был уверен, что бутыли исчезли еще в пятницу, иначе преступник нашел бы другие емкости. Может быть, не такие вместительные, но какая разница, если можно наполнить не две, а, скажем, четыре канистры? Они поместились бы в багажник «Волги» не хуже чем тридцатилитровые бутыли. Если только… Смирнову вдруг пришло в голову, что убийца мог похитить именно бутыли со спиртом, чтобы указать на лабораторию. Очередной знак, указатель со стрелкой. Какую мысль, какую истину пытается Крысолов донести до полиции? И почему ему так важно, чтобы все поняли, за что именно он мстит, признали справедливость его действий, не считали чудовищем – это было единственным разумным объяснением.

Смирнов закрыл файлы и выключил ноутбук. Дверь открылась, и вошел Дымин.

– Ну что, нагулялся?

– Забавные ребятишки. Близнецы так и вовсе вундеркинды.

– Да неужели?

– Ага. Они даже в спецшколе какой-то учатся. Для особо одаренных.

– Я видел их награды в кабинете Самсоновой.

– Хорошо, когда дети радуют родителей, – философски заметил Дымин.

– Да уж. Пора нам заступать на боевое дежурство, – шутливо сказал Смирнов.

Дымин махнул рукой:

– Еще не ночь, а они все сидят по каютам, я проверял.

– Как?

– Поочередно заглянул во все, извинился, сказал, что ошибся дверью.

– Артист!

– А то! Я тут разжился у стюарда программкой развлечений на время плавания. Кстати, хочешь взглянуть?

– Давай. – Смирнов сел на стул и взял протянутый опером буклет.

Дымин закурил, распахнув иллюминатор.

Следователь дважды перечитал расписание мероприятий, задуманных устроителями путешествия на «Фаэтоне». В первый день плавания после ужина предполагался двухчасовой отдых, а затем на верхней палубе должны были дать концерт, обещалась и танцплощадка. «Для взрослых открыт бар» – маняще указывалось в буклете крупным шрифтом. Смирнов подумал, что очень скоро к тем, кому станет плохо от алкоголя, прибавятся страдающие от морской болезни. Причем в некоторых случаях это будут одни и те же люди. Им он особенно не завидовал.

– Приглашаются все желающие, – заметил Дымин, когда Смирнов сложил и бросил буклет на стол.

– Думаешь, кто-нибудь из наших подопечных туда пойдет? По-моему, они до смерти напуганы.

– Вот увидишь – кто-нибудь да выползет, – уверенно заявил опер.

Смирнов взглянул на часы.

– Четверть девятого, – отметил он. – Концерт через час пятнадцать.

– Времени еще полно.

– Я хочу пообщаться с семьями, которые едут в Сургут на семинар.

– Думаешь, в этом пруду водится рыбка? – В голосе Дымина послышалось сомнение.

– Вряд ли. Но надо все проверить.

– Валер, ты ничего не добьешься.

– Может, они знают о неудачных случаях, когда лаборатории не удалось помочь кому-то из детей.

– Спроси об этом Самсонова.

– Хочу сначала поговорить с родителями.

– Думаешь, ученые стали бы это скрывать?

– Если этот случай стал причиной мести, то вполне возможно.

– Они должны понимать, что подвергают себя опасности, – возразил Дымин. – Неужели они не укажут нам на возможного убийцу?

– Не знаю. Пока они этого не сделали. А если подобный случай был, они должны о нем вспомнить и предположить, что ниточки тянутся к нему.

– Значит, это была не просто врачебная ошибка, – задумчиво сказал Дымин. – Дело наверняка подсудное. Вот только как в эту версию вписывается легенда о Големе? Да и канистры эти…

– Да-да, – кивнул Смирнов. – Я об этом тоже думал. Получается, что убийца все-таки кто-то из лаборатории. Ну или из НИИ в крайнем случае.

– Это вряд ли, – поморщился опер. – Уверен, это один из семерых.

– В принципе я согласен.

– Значит, мы не только пытаемся спасти чью-то жизнь, но и выслеживаем гада?

– Да. Имей в виду, Тумарин сказал, что убийцей может быть как мужчина, так и женщина.

– Как он это определил?

– По силе ударов.

– Каких ударов?

– Марухина пытали. Ломали ему кости обрезком трубы.

– А, да. Точно. Слушай, кстати, а что там насчет этой трубы? Криминалисты что-нибудь выяснили?

– Не знаю. Забыл спросить Тумарина.

– Попроси его прислать полный отчет.

– Там одни термины, не поймешь ничего.

– Это точно, – согласился Дымин. – Ладно, тогда давай просто позвоним.

– Ну давай. – Смирнов достал мобильник и набрал номер патологоанатома. – Может, он и не в курсе, а сейчас уже поздно, он давно дома.

– Все равно попробуем.

– Попытка не пытка, – подтвердил Смирнов.

– Алло? – раздался в трубке голос Тумарина.

– Это Смирнов. Я насчет трубы.

– Какой еще трубы?

– Той, которой ломали кости Марухину. Зеленой.

– А-а, – протянул патологоанатом. – И что?

– Выяснили что-нибудь насчет нее?

– Не в курсе, если честно. В отчете надо посмотреть, но он на работе остался.

– А ты не можешь позвонить своим ребятам и спросить, что они в нем написали?

– В принципе могу.

– Сделаешь?

– Да. Перезвоню.

– Давай. Спасибо.

– Знаешь, я думаю, если Крысолов задумал не одно убийство на борту теплохода, то он не станет убивать, пока «Фаэтон» не отчалит от Ремголова, – проговорил Дымин, когда Смирнов убрал мобильник.

– Побоится, что остальные сойдут на берег? Несмотря на запрет Самсонова?

– Его запретом можно подтереться, он им не начальник. Но не в этом дело. Просто Крысолов должен понимать, что нам придется подключить местную полицию и на теплоходе начнется настоящая свистопляска. А после Ремголова будет большой перерыв: следующая остановка только через тридцать два часа.

– Да, это верно. Времени у него будет полно. Но это только если он собирается убить нескольких человек.

– Вот-вот.

– Так что нам все равно надо быть начеку.

– Согласен, – вздохнул Дымин.

– Я не собираюсь торчать всю дорогу взаперти! – раздался возмущенный голос Викуловой.

Женщина говорила с вызовом. Интересно, к кому она обращалась? В ответ раздался приглушенный мужской голос, и Смирнов почему-то подумал, что он принадлежит Кожину.

– Похоже, кто-то отправился на праздник жизни, – усмехнулся Дымин.

– Вроде для концерта рановато-то еще.

– Ну и что? На палубе полно народу. Люди спешат насладиться плаванием.

– Ну, мы тут останемся, я думаю. В толпе едва ли кого убьют, а вот в каюте…

– Они все по двое едут.

– Но только что кто-то остался один. Думаю, Кожин. По-моему, он плывет вместе с Викуловой.

– Думаешь, они любовники?

– Вообще, похоже на то.

Дымин неопределенно хмыкнул.

– Она выглядит старше.

– У них разница четыре года, – пояснил Смирнов, вспомнив прочитанные биографии.

– Не так уж много.

– В принципе да.

Дымин достал листок бумаги и взял ручку.

– Так, – сказал он, – значит, Викулова в одной каюте с Кожиным, Самсоновы, понятно, едут вместе.

– Либо он с сыном, а она – с дочерью, – вставил Смирнов.

– Да, верно, – согласился Дымин. – То есть если дети где-то бродят, а я видел, как они усвистали на другую палубу вместе с дочкой Кушековой, то Самсоновы либо вместе, либо порознь, и тогда получается, что они сидят в каютах по одному.

– Это вряд ли, – заметил Смирнов.

– Тоже верно. Кто следующий?

– Золина и Кушекова плывут с дочерями.

– Но Юлька свалила с двойняшками. Значит, лаборантка одна.

– Остается Бирюков.

– Да, он должен был плыть с Марухиным, но его переселили, чтобы мы с тобой оказались вдвоем.

– Значит, он плывет с кем-то еще?

– Уж не один.

– Но сосед, конечно, не боится, что его грохнут, и наверняка пошел прогуляться по теплоходу.

– Возможно, но не факт. Вдруг они играют в шашки?

Смирнов усмехнулся:

– Учитывая состояние Бирюкова, скорее квасят.

– Согласен. Кстати, Валер, я еще никому не говорил, но я жениться собрался.

– Да ладно?! – Следователь от неожиданности даже рот приоткрыл. – Серьезно или прикалываешься?

– Серьезно. На Маринке своей. Я ей уж и кольцо подарил. Как вернусь, пойдем в ЗАГС подавать заявление.

– Ну, поздравляю. – Смирнов протянул оперу руку. – Наконец-то вы решились. Это ты сам или она тебя уломала?

– Сам. Пора уже.

– Тоже верно. Чего тянуть. А чего это ты вдруг вспомнил о женитьбе-то? – Смирнов подозрительно прищурился.

Дымин смущенно усмехнулся и полез в тумбочку.

– Да я подумал: может, отпразднуем? Чуть-чуть. – С этими словами он водрузил на стол бутылку коньяку. – Я, конечно, понимаю, мы на работе, – добавил он быстро. – Но ведь и в круизе тоже, так?

– Не совсем, – возразил следователь. – Тем более мы с тобой сегодня кирнули уже.

– Валер! Такой случай. Тебе первому сказал!

– Ладно, – сдался Смирнов. – Давай по маленькой.

– Отлично! – мигом оживился Дымин. – Погодь, я закуску соберу.

– Я сейчас тоже что-нибудь достану, – поднялся следователь.

В половине десятого полицейские поднялись на верхнюю палубу, где была устроена концертная площадка. По бокам от нее возвышались колонки, чуть дальше стояла аппаратура. Музыканты уже были на местах и проверяли инструменты. Смирнов заметил возле бара топтавшегося конферансье с радиомикрофоном. Он был в синем блестящем пиджаке и белых брюках. На ногах – парусиновые туфли на толстой подошве.

Затем следователь отыскал глазами Викулову, проводившую время в обществе какого-то представительного мужчины, с улыбкой рассказывавшего ей что-то. Женщина время от времени кивала, но явно высматривала Кожина. Потом полицейский заметил капитана. Должно быть, тот явился поприветствовать гостей и пробудет недолго, подумал Смирнов. Возле него стоял молодой парень и глуповато ухмылялся. На вид ему было лет семнадцать. К капитану широким шагом подошел Самсонов, и они с капитаном обменялись рукопожатиями. Парень тоже поздоровался с профессором. Между капитаном и Самсоновым завязалась беседа – они явно были хорошо знакомы.

Смирнов остановил проходившего мимо офицера.

– С кем это разговаривает капитан? – спросил он, продемонстрировав удостоверение.

– С доктором, – ответил тот, взглянув в сторону Самсонова.

– А откуда они знакомы?

– Он лечит сына капитана.

– Того, что стоит возле него?

– Да, это Серега. Мы в шутку зовем его «юнгой», хотя на самом деле, какой из него моряк.

– А что с ним?

Офицер помолчал. Было заметно, что он недоволен тем, что ему приходится отвечать, но, видимо, команда теплохода получила от Капотова приказ содействовать полиции, поэтому он наконец сказал:

– Точно не знаю, но у него что-то вроде отсталости.

– Ясно. – Смирнов кивнул. – Спасибо… Ты об этом знал? – поинтересовался он у Дымова, когда офицер отошел.

– Не-а, – ответил опер, доставая из пачки сигарету. – Надо бы этот вопрос провентилировать, как ты считаешь?

– Пошли. – Смирнов двинулся через танцплощадку к капитану.

Заметив его, Капотов слегка изменился в лице, но тут же сделал попытку улыбнуться, продемонстрировав золотую фиксу.

– Старший лейтенант, решили посетить праздник? – проговорил он, поворачиваясь.

Смирнов слегка кивнул Самсонову и перевел взгляд на капитана.

– Да, Алексей Геннадьевич, но исключительно по долгу службы. – Он улыбнулся, давая понять, что отчасти шутит. – Кто этот молодой человек? – Он уставился на юношу, и тот смущенно захихикал, отводя взгляд.

– Это мой сын. – В голосе Капотова появилось напряжение. Он словно боялся, что полицейский вслух выскажется насчет странного поведения его сына.

– Ваш пациент? – прямо спросил Смирнов Самсонова.

Тот недовольно нахмурился.

– Да, а что?

– Ничего. Как продвигается лечение?

– Какое это имеет отношение к… делу?! – буквально прошипел Самсонов, сверля полицейского глазами.

Смирнов пожал плечами:

– Может, и никакого.

– Успешно, – ответил капитан. – У Сергея большие успехи. И все благодаря Александру Викторовичу и его команде. Упокой, Господи, его душу.

– У парня со временем все будет нормально, – добавил Самсонов, взглянув на Капотова. – Еще три-четыре года терапии, и вы его не узнаете. – Он обращался уже только к капитану.

Тот взглянул на профессора с благодарностью:

– Дай-то бог, Юрий Петрович!

– Сергей всегда плавает с вами? – поинтересовался Смирнов.

– Нет, конечно. Раза два в неделю.

– Я – юнга! – неожиданно проговорил сын капитана и широко ухмыльнулся. Зубы у него были ровные и белые.

– Да-да, – поспешно согласился Капотов. – Иди проверь такелаж.

– Хорошо. – Парень развернулся и медленно направился прочь.

– Желаю удачи, – сказал Смирнов, проводив его взглядом.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил капитан.

Смирнов и Дымин отошли к барной стойке.

– Что будете пить? – поинтересовался бармен, молодой парень с выбритой головой. В ушах у него болтались серьги-колечки.

– Ничего, – ответил Смирнов.

Дымин только отрицательно покачал головой. Конферансье тем временем поднимался на сцену. Он махнул музыкантам и вышел на середину площадки.

– Дорогие дамы и господа! Мы рады приветствовать вас на теплоходе «Фаэтон», самом большом теплоходе на этом рейсе! Сегодня для вас поет и играет вокально-инструментальный ансамбль «Арнельбо»! – Конферансье сделал паузу для аплодисментов.

– Я схожу вниз – посмотрю, что делается в каютах, – сказал Смирнов. – Будь начеку.

– Ушки на макушке, – отозвался Дымин.

Следователь отправился на нижнюю палубу. На всякий случай он расстегнул кобуру, но пистолет пока доставать не стал.

В коридоре было тихо, только в глубине трюма гудела и ритмично работала огромная машина, вращающая винты. Демон затаился и ждал своего часа. Линолеум, обои, пластиковые профили на углах и евророзетки – все это было фасадом, который должен был замаскировать чудовище, живущее в брюхе железного Левиафана. Он ждал кровавой жертвы, чувствовал, что она должна быть вот-вот принесена. Демон хотел сожрать исторгнутую убийцей душу, мечтал впитать через ковролин кровь. Смирнов поклялся, что сделает все от него зависящее, чтобы не допустить этого и не дать твари насытиться.

Он обошел все каюты, в которых плыли ученые, прислушиваясь возле каждой двери. Подергал ручки, но везде было заперто. На его стук отозвался только Бирюков.

– Да, все в порядке, – проговорил он в ответ на вопрос следователя. – Спасибо.

Смирнов вернулся на верхнюю палубу. Там вовсю шел концерт: пассажиры пили и плясали, группа «Арнельбо» на совесть отрабатывала гонорар. Полицейский отыскал глазами Дымина. Опер стоял возле перил и беседовал с Золиной, при этом не сводя глаз с танцующих. Смирнов не стал подходить. Вместо этого он двинулся по направлению к сцене, где стояли супруги Самсоновы. Их дети крутились поблизости. В руках они держали эскимо. Следователь встал за профессорами. Они его не замечали. Вокруг было полно народу, так что полицейский просто был одним из толпы. Кроме того, стало довольно темно, свет шел только от установленных на перилах прожекторов, направленных слегка вверх, и от диско-шара, отбрасывавшего на палубу разноцветные, пульсирующие в ритм музыке пятна.

Смирнов хотел подслушать, о чем говорят Самсоновы, но голосов не было слышно. Полицейский заметил приближающегося Кожина и поспешно отступил, скрывшись за спиной какого-то толстяка.

Развернувшись, он сделал несколько шагов, и вдруг перед ним возник сын капитана. Он чуть наклонился – так, чтобы его было слышно, и прокричал следователю в лицо:

– Скоро у меня все будет в порядке! У меня большие успехи! – Он покивал, глядя Смирнову в глаза. – Я хорошо рисую и леплю! Очень похоже! Из пластилина и из глины! Я вам покажу! – Его фразы доносились до полицейского, пробиваясь сквозь грохот музыки.

Прежде чем Смирнов успел вымолвить в ответ хоть слово, парень развернулся и умчался, ловко лавируя между танцующими. Следователь пытался разглядеть его среди толпы, но это оказалось безнадежным занятием. Тогда он отыскал Дымина.

– Что случилось? – удивился опер. – У тебя вид какой-то встревоженный.

– Не знаю. Может, и ничего. Сын капитана только что признался, что обожает лепить из глины.

– И что? Ты теперь и его подозреваешь?

– Наверное, нет. Надо время, чтобы все обдумать.

– Слушай, парень как ребенок. Думаешь, он слышал о Големе? И смог продумать весь план? Ты сам-то в это веришь? – Опер протянул Смирнову стакан с виски.

– Спасибо, – машинально кивнул тот.

– Давай, расслабься.

– Попробую.

Полицейские чокнулись и выпили.

– Что делается внизу? – поинтересовался Дымин.

– Ничего особенного. Бирюков засел у себя в каюте и, наверное, забаррикадировал дверь.

– Не знаю, что бы я сделал на его месте, – заметил опер.

– Взял вход под прицел и всю ночь не смыкал бы глаз?

– Вполне возможно.

Сын капитана шел, слегка пританцовывая, по нижней палубе. Он насвистывал мелодию, которую слышал во время концерта. Сверху доносились громкая музыка, смех, выкрики пассажиров. От этого у Сережи болела голова, но он знал, что это скоро пройдет: нужно только забраться в одну из шлюпок, висящих вдоль борта, укрыться парусиной, свернуться калачиком и заснуть. Когда проснешься, голова болеть не будет – так всегда бывало.

Но на этот раз перед тем, как лечь спать, Сережа хотел поиграть. Спустя час после отплытия теплохода он нашел на нижней палубе в свернутом канате картонную коробку с красной глиной. Как она туда попала? Ее туда кто-то положил. Сережа несколько минут размышлял, стоя над коробкой, можно ли взять немного глины, потом решил, что можно: она ведь была без присмотра и не в каюте, а папа запрещал трогать только то, что в каютах. «Это не твое, – говорил он, – это принадлежит пассажирам». Поэтому Сережа оторвал кусочек глины и слепил человечка. Осталось немного материала, и он сделал еще одного – поменьше. Он спрятал их в папиной каюте, под своей койкой. Ею он пользовался редко, потому что почти всегда спал в одной из шлюпок. Ему нравилось представлять, что под днищем бурлит вода, и ощущать, как лодка слегка покачивается на креплениях.

Сережа увидел знакомый канат и направился к нему. Если коробка еще там, он возьмет кусок глины и слепит из него собаку – он это заранее задумал. И, может быть, еще кошку – такую, как жила у них дома. Только она будет не белая, а красно-коричневая, потому что у него нет краски и кисточки.

Когда на плечи Сереже что-то упало, он резко остановился и удивленно опустил глаза. Это был толстый корабельный канат, завязанный широкой петлей. Его конец шел вверх, на следующую палубу. Сережа задрал голову и вгляделся в темноту. Там белело чье-то лицо. Мальчик улыбнулся и поднял руку, чтобы помахать.