Текст книги "Господин барон"
Автор книги: Михаил Дулепа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Вроде помню. Я что-то хотел, так?
– Пойти крестовым походом на поиск земли… гхм… свободы.
– И я ей еще место своего генерала предложил.
– А когда она отказалась, заявили, что готовы учредить рыцарский орден, для освобождения всех женщин от ига.
– Ига лифчиков?
– Да. И вообще одежды.
Полный краснолицый турист, сидящий на почетном месте справа и внимательно прислушивающийся к разговору, с уважением покивал. Видимо, его представления о хорошем отдыхе полностью соответствовали негромкому рассказу управляющего. Его жена, чему-то мечтательно улыбавшаяся, вдруг оглянулась и ткнула мужа локтем. Мда, давненько я так не гулял. Видимо, сказывается свежий эскенландский воздух. Последнее я повторил вслух, напрашиваясь на комплименты от туристов, и те воспитанно мне их выдали – и о замечательном замке, и о великолепном городе, и о живописной природе. Фон Шнитце слушал с нескрываемым удовольствием, а вот пажи хмыкали и шептались. Видимо, их ожидания в чем-то не соответствовали происходящему. Так, это надо давить в зародыше. Тут только я решаю, что и как должно происходить!
– Ну что смотрите, други? Книг не читали? «Жизнь барона это пиры, охота и война». Войны удалось избежать, охота у нас впереди, а утро после пира вот так и выглядит… Ничего. Выпивка тоже в программе обучения. – И дождавшись, пока оживившаяся молодежь притихнет, добавил: – Как и методы снятия похмелья на следующий день. Чтобы опробовать все и выбрать подходящие – пить будете на убой. Забудьте об удовольствии, вас ждут тяжелые будни!
Четверо слушали мои слова как и положено студентам на отдыхе – с энтузиазмом, дескать – пусть все болит потом, но сегодня будет хорошо!
Японец изображал манекен, а Марти – презрительный манекен. Не, ну нельзя ей такие обтягивающие майки носить! Бесчеловечно же! Феминистка должны быть старой и уродливой, а не молодой и… так, хватит.
– Хорошо. Сегодняшние задания: Марти – на кухню.
– Опять?!
– И опять, и опять, и опять – каждый день, пока ты не всадишь подряд три произвольных клинка в среднюю мишень с десяти шагов. Кстати, от обучения основам управления замком у господина фон Шнитце это не освобождает.
И сделав вид, что больше не обращаю внимания на нее добавил, обращаясь к Изе:
– У девчонки для такого характера слабоваты руки. Будем тренировать!
Гасконец, лихо подкрутив ус, кивнул.
– Сато, гоняешь Умника вокруг замка, а то он слишком много улыбается. Потом сравнишь его результаты со вчерашними. Норман и Роберт – в распоряжение сэра Ульфрика, в патрули по городу. – Я повернулся к фон Шнитце: – Предупредите начальника полиции, чтобы назначил этих двоих на сутки к опытным стражникам в самые скучные места.
– Но мы же так ничему не научимся!
– Вам восемнадцать-двадцать лет, вы взрослые люди. – Я снова начал давить авторитетом. – Учить вас чему-то уже нет смысла, будет нужно сами научитесь. Моя задача выяснить, готовы ли вы к высокому званию! Если ван Клифф выглядит рыхлым – я позабочусь о его теле. Если Сато нерешителен – он будет командовать до тех пор, пока не привыкнет. Если Дэн постоянно улыбается – он поймет, когда этого делать не стоит. Приняв вас, я взял на себя ответственность, и потому за эти месяцы я устрою вам, каждому персонально и всей группе в целом, один большой ад, который покажет прежде всего вам самим, чего вы стоите. Понятно?!
– Так точно, сэр!
О великая сила искусства! Я же знаю, что никто из них не служил, но вот, все тут же по стойке смирно и дружно гавкают ответ. Что с людьми современный кинематограф делает! И главное – теперь можно творить что угодно, под видом выполнения очень важного, очень тайного, и очень хитрого плана.
Глубоко в душе попискивали остатки совести, но я легко заглушил эти трепетания решением в самом деле научить пажей чему-нибудь полезному в жизни. Черт, я же им про семь благородных искусств втюхивал! Еще бы вспомнить, что это такое…
– Первые две недели вы будете меняться и пройдете всех авторитетных людей баронства. Следующие две – станете отчасти заменять их. Дальше… ну, это вам пока рано знать, но легко не будет!
Туристы млели! Ну где еще увидишь живого, похмельного и грозного барона, а тут вот он я, во всем великолепии. Кстати, надо и самому чем-то заняться.
– Между прочим, оруженосцы должны были следовать за своим рыцарем и помогать ему в делах. – Самый толстый из пажей, уже смирившийся с двумя неделями физических упражнений, попытался укусить в ответ.
Подумав, я кивнул и улыбнулся. Умник тут же насторожился, ну да на то он и умник.
– Эгельберт. Молодой паж хочет носить часть доспеха своего господина, как и подобает настоящему оруженосцу. Поможем ему? Прикажите Эрдару принести из рыцарского зала щит. Тот, что на стене висит, над камином.
– Но это же…
– Я жду.
Старик мгновенно выскочил за дверь, а я поднял кубок, который тут же был наполнен. Лепота! И нальют, и указания выполнят, причем бегом… положительно, мне нравится быть бароном! Еще бы голова не болела… и не тянуло от стола этой чертовой яичницей.
Спустя десять минут громила-стражник с некоторым усилием осторожно опустил щит перед Умником и тот с тоской взглянул на меня.
– Знаю, ты мечтал носить оружие, как написано в твоих мудрых книгах. Вот тебе щит – носи! Цени, ты первый из пажей удостоился такой чести! Будем считать, что это награда за твои глубокие исторические познания!
Туристы, оторвавшись от стола, дружно зааплодировали.
Умник с печалью уставился на щит. Тот, конечно, был декоративным, цельнометаллический прямоугольник со скобой из железной полосы для привешивания на стену, но в принципе выполнять защитные функции был способен – точно как и крышка от канализационного люка. Ну так что же, нигде не сказано, что оружие, которое носят за рыцарем, обязательно должно быть настоящим. Или легким – эта железяка, по виду, тянула килограмм на пятьдесят.
Быстро закончив завтрак я, насколько мог учтиво, попрощался с туристами, похлопал Умника по плечу и пошел на выход.
– Что с волонтерами?
– О, просто прекрасно! Часть станет изображать живые экспонаты, всяких там стражников, кузнецов и прочих конюхов. – Эгельберт семенил рядом по двору, слишком радостно повествуя о хозяйственных заботах. Ничего, вот сейчас выйду на стенку, там будет ветерок, прохлада… – Часть выйдет за стены и займется необходимыми работами… Берегитесь!
Черная тень мелькнула над головой, со скрежетом проскользила по камням двора, разворачиваясь. Я вскочил, матюкнувшись – ощутимый удар пришелся в плечо, то сразу онемело.
– Меее!
От новой атаки я попытался отпрыгнуть, но атакующая тварь извернулась в полете, задев меня рогами.
– Беее!
– Скотина! Это моя любимая рубашка!
– Сейчас, Александэр, я позвал на помощь!
Вот еще, помощь мне против этого козла не понадобится!
Тварь фыркнула и рванув с места снова попыталась достать меня в прыжке, я машинально отмахнулся левой, попал, нападавший коротко вякнул и приземлившись попытался разорвать дистанцию. Пришлось прыгнуть на него и навалиться, прижимая к земле.
– Это что такое?! – Здоровенный черный козел под коленом орал и пытался вывернуться, держать приходилось крепко, животное… да какое там – Зверь весил килограмм восемьдесят и очень старался спихнуть меня.
– Простите, Александэр, забыл вас предупредить! – Старик выглядывал из-за двери, явно не веря в то, что я смогу удержать рогатого агрессора. – Вчера вечером привезли пополнение. Лучший производитель, породистый медалист!
– Медалист?! Я ему сейчас объясню его место в этом замке!
Рыча от злости на солнце, туристов, козлов, туристов, себя и проклятых туристов я схватил мерзавца за рог, приподнял, не давая ему опереться копытами и вывернуться, протащил по двору и пинком загнал извивающееся от ненависти к людям животное в сарай, быстро закрыв дверь.
Изнутри сразу же раздалось зловещее меканье и чьи-то жалобные вопли, стена содрогнулась под тяжелым ударом, а потом все стихло.
Черт. Ну, ничего. Волонтеров у нас теперь много, одним больше, одним меньше… Сам я туда не полезу!
Фон Шнитце, задумчиво глядевший на происходящее с крыльца, похоже, разделял мои мысли.
Туристы снова зааплодировали.
Ладно, сделаем вид, что это такой подвид корриды, специально под эскенландские реалии. Плечо холодило ветерком, любимая рубашка, теплая, в клеточку, была разорвана… Зачем, ну зачем я ее надел? Теперь другую покупать, мучаться, выбирая, привыкать неделями, и она все равно будет не такой удобной!
– Ну, Александэр, не стоит так переживать. Это только козел, и ваш пинок ему не очень повредил.
От моего мрачного взгляда старика шатнуло. Он тут же откашлялся и перевел тему:
– Господин барон, вашего суда ждет задержанный.
– Что, в городе не могли найти, кому разобраться?
– Тут очень сложный вопрос. Видите ли, этот молодой человек был задержан за сомнительные высказывания и назвался вашим личным врагом.
– Когда я успел ему навредить?
– Он утверждает, что двадцать три года назад, за пять лет до его рождения. Он, видите ли, националист.
Да что ж за утро такое, то козлы, то националисты! У них тут слет по интересам? Дружно сговорились портить мне утро?!
– Эгельберт, подробности!
Таковые были: некий парнишка, на одну восьмую эск, решил, что барон-иностранец это оскорбление его национальных чувств. Поэтому он стал бродить по городу, раздавать листовки с призывами к свержению и доводами о необходимости немедленного восстания против меня. Гравштайнцы радовались твердым убеждениям у столь молодого человека, но ничуть не поддерживали его стремлений. Вчера, в тот момент, когда я с гостем устроили состязания по бегу на руках по крепостной стене (победил фон Виндифрош, но лишь потому что я все время держал его за ноги, не давая упасть вниз), отважный наци решил перейти от слов к делу и решительно вышел на площадь с флагом и моей фотографией (той, где я добрый), которую и сжег под пение все той же «Победили мы».
Задержали его за нарушение пожарной безопасности, но уже в участке он заставил полицейских переоформить протокол, убедив в наличии политической составляющей. Поскольку в политику моя стража лезть не желала, то отважного, но слегка неразумного юношу сбагрили мне.
Теперь этот организм заявлял, что он – идейный борец за демократию и не пожалеет жизни, чтобы изгнать проклятого захватчика. Или чтобы обратить внимание зарубежной общественности на происходящие в городе ущемления национальных чувств.
Так-с, преступника однозначно требуется наказать, для пресечения. Но насилие – не наш метод, особенно в судебной практике. Не стоит создавать прецеденты, будем править разумно и справедливо. Вроде бы я видел решение во время недавней прогулки по городу.
– Эгельберт, вы хорошо знаете горожан?
Управляющий поднял вопросительно бровь и кивнул.
– Тогда найдите… – и я продиктовал приметы запомнившейся дамы.
Думаю, следующие сорок минут сильно разочаровали борца с иноземной тиранией. Сторожил его всего один стражник, сам тиран ушел в тень, где и присел на лавочке, а проклятый пособник проклятого барона вообще занялся какой-то хозяйственной деятельностью, то и дело проносясь по двору в разных направлениях, уткнувшись носом в папку с бумагами. Немного обнадежили подсудимого туристы, с удовольствием фотографирующие и его, и тирана, и стены, и красивые цветы в палисаднике, и дверь сарая, и ту симпатичную птичку на камне… и вообще, почему так мало внимания к жертве произвола?!
Думаю, он скоро начал бы жаловаться на это, но тут вернулся фон Шнитце с названной мною дамой, и суд возобновился.
Собственно, он тут же и закончился вынесением приговора. Очень удивившего всех собравшихся.
Семидесятишестилетняя фру Янсен, во всей красе своих ста двадцати килограмм, с сомнением оглядела жертву.
– Вот этого?
Хулиган смотрел то на нее, с ужасом, то на меня, с мольбою.
– Да, фру Янсен. От души! Тридцать раз.
Почтенная фру тоненько хихикнула и потерла руки, отчего привязанного передернуло.
– Ну, начинайте, что ли. Вы заняты, так что мы будем считать. И раааааз, и дваааааа – торопиться не надо. Эй, хватит биться! И трииии! С чувством, Матильда, с полной отдачей! Все его выходки от недостатка внимания, ну так пусть почувствует, что кому-то нужен!
Националист пыхтел и пытался отвернуться, но старая рыбачка держала свою нынешнюю добычу надежно и целовала от души, взасос. Все дружно считали. Туристы, столпившиеся вокруг эшафота, аж подпрыгивали от эмоций, а я почему-то вспомнил, что был такой танк у англичан – «Матильда».
– Господин барон, может, он еще чего-то натворил? Так я же вдова, может, сдадите его мне, для дальнейшей работы? – Разрумянившаяся дама все так же небрежно, одной рукой, держала несчастную жертву моей больной фантазии на весу, иногда потряхивая для наглядности.
– Ну, это как он себя вести будет. А пока – благодарю за помощь!
Преступник часто дышал, высунув язык, и скорчившись, круглыми глазами следил за фру, перебирая в воздухе ногами.
– Эх, только раззадорил, паршивец, честную женщину! – Рыбачка опустила его обратно на эшафот, игриво шлепнула по заду, отчего борец за свободу с визгом подпрыгнул… да, у рабочего человека рука тяжелая, это вам не планктонина, ничего тяжелее смартфона не державшая. Туристы в очередной раз зааплодировали. Ну что же, теперь завершающий штрих.
– Фру Янсен, за выполнение столь важной работы вот ваша плата. – Я вытащил из кармана гравкойн и важно протянул его женщине. Та приняла, присела в книксене и вдруг облизнулась, глядя на преступника. – Так же вам разрешается в подаваемых прошениях и официальных бумагах делать приставку к имени «Воспитательница Молодых», и обращаться к моим рыцарям без церемоний. – Вспомнив о некоторых предубеждениях против исполнителей наказаний я галантно протянул руку и помог «неумолимой палачке» спуститься со ступеньки, изобразив сдержанный поклон. Женщина еще раз быстро «кникснула».
– Я бы отдал вам одежду преступника, как и полагается по обычаю, но юноша может неправильно понять. Помрет еще от испуга.
Стоявшие рядом «стражи» и два волонтера перекосились в попытке удержать суровые лица.
– Так что сегодня обойдемся без этого. И кстати, Эгельберт, любые сплетни против моих подданных будут расценены как навет на меня самого.
– Ясно, господин барон! – Старик позволил себе пошутить: – Александэр, теперь сюда хлынет поток ценителей женской красоты!
– Да? Ну тогда распорядитесь о заказе каталога секс-шопа, что-нибудь из БДСМ-экипировки. Думаю, умудренные годами гравштайнцы с удовольствием позаботятся о нравственности молодежи! Тем более, что у нас вот этому еще тридцать дней общественных работ полагается. На благо Эскенланда. Он ведь о нем так заботился? Впрочем, разрешаю заменить на поцелуи, из расчета один день на десять лобзаний!
Тот страж, что был ближе, с мужественным закаменевшим лицом закрыл глаза, всхлипнул и сморгнул слезу. Волонтеры в голос ржали где-то за углом эшафота.
Фру Янсен уже фотографировалась в обнимку с одним из обступивших ее туристов.
Может, в самом деле отправить пацана помогать бедной вдове? Всегда подозревал, что эти националистические и религиозные заскоки происходят от избытка энергии и недостатка внимания противоположного пола, вот и посмотрели бы на результат.
Эх, если бы все проблемы решались так просто…
В голове все крутились несколько воспоминаний вчерашнего вечера.
– Какая немыслимая жестокость!
– Согласна. Целоваться с таким слизняком!
– Парень просто высказывал свою позицию!
– И чем вы не довольны? Его даже не били!
– Да, фон Гравштайн знает толк в мотивации!
– Интересно, что бы он придумал для наших наци?
– Я был в замке – поверьте, этот барон заставил бы их работать! Думаю, это было бы для них страшней поцелуя очаровательной фру.
– Трудно спорить!
из комментариев к статье на портале «Nuheter Politiken Zeitung», статья сопровождается фотографией фру Матильды Янсен, посылающей воздушный поцелуй в объектив.
Час спустя после экзекуции ролик разместили на сайте музея, с подписью «националистов у нас любили, любят и будут любить!». Кто-то безымянный еще и ссылку повесил, на страничку популярного секс-шопа, в виде пояснения, какими именно инструментами будет пользоваться палач в следующий раз. Грубоватый юмор, но моим подданным пришелся по душе, надо будет поинтересоваться, сколько Изя слупил с того магазина за рекламу. А пока меня захлестнула текучка. Отпуск, называется – волонтеров проверить, в сувенирный киоск заглянуть, доклад по городским происшествиям, пусть и очень формальный, от рыцарей принять (договорились, что сводку будут передавать ежедневно, раз уж от моего имени управляют), новую партию туристов поприветствовать, Эгельберт очень просил, понимая, что в основном люди приходят посмотреть на «господина барона», больше-то и рассматривать нечего… ну, разве еще наполняемая мной же темница. Проверить Сато и пыхтящего Умника, покивать одобрительно вслед, спуститься в ров, очищаемый дружной компанией волонтеров, собрать отзывы и пожелания по еде и ночлегу, символично отработать полчаса на тачке, показывая пример, потом с деловым видом пойти дальше, обсудить услышанное от ребят с управляющим, поприветствовать туристов, снять пробу на кухне (хотел полноценно отобедать, но под взглядом чертовой девчонки подавился и сбежал), отправить трех слуг на транспортировку козла в хлев, сопроводить двух из них в медпункт, убедиться, что в замке нет медика, самому вправить вывих одному и почистить царапины другому, наорать на Эгги, получить в ответ выкладку по стоимости услуг медсестры, поручить сделать опись всех имеющихся профессий волонтеров на предмет выявления полезных, снова озверев пинками сопроводить брыкающегося Зверя в его гарем, по пути приветствуя восхищенных туристов, отболтаться от парочки из Швеции, спрашивающих у меня расписание экзекуций «по эскенланскому методу»… Обычная работа.
В какой-то момент я оказался на вершине донжона с бутербродом в руке.
Внизу все так же крыши города, улочки, деревья, а за ними море до горизонта. Наверху все так же легкая облачность по типу «ой, сейчас дождь пойдет… или нет». Посередине я, не обращающий внимания ни на ко…
– Господин барон?
С тоской поглядев на бутерброд, я повернулся к деликатно теребящему свою папку управляющему, рядом с которым смотрел по сторонам волонтер с нарукавной повязкой «дежурный».
– Да, Эгельберт?
– Требуется ваше решение.
Ну да, это тоже всегда так. Больше всего проблем появляется в тот момент, когда ты собрался спокойно поесть. Закон природы.
Я вздохнул. Уходить отсюда не хотелось, да и вообще ничего делать тоже. Прохладный ветерок, хороший вид, никаких туристов и никаких забот. Они все там, внизу.
– Что, опять кого-то судить?
Старик, почувствовав мое настроение, отложил папку и осторожно пристроился рядом.
– Скорее принять участие. В замок пробрался Человек-Паук.
Прикрыв глаза, я подавил первое рвущееся слово, потом прикинул второе, третье, и остановился на более-менее нейтральном девятом:
– Вот как?
– Оказывается, он только что узнал о нашем… правовом статусе. В Федерации он уже посетил все выдающиеся здания, теперь вот решил, пока мы не проголосовали обратно, успеть покорить Гравштайн.
Еще раз попытавшись сопоставить в уме киногероя и мой замок, я пришел к выводу, что чего-то, видимо, не понимаю.
– Скажите, Эгельберт, тут у вас всегда так весело?
– О, что вы, Александэр, обычно у нас очень спокойно, я бы даже сказал, что чуточку чересчур.
– То есть вы хотите сказать, что все это началось с моим приездом?
Поняв по тону, что отвечать утвердительно не в его интересах, старик неопределенно подвигал рукой, а потом намекнул:
– Вы можете сами посмотреть. Он как раз под нами. – И он приглашающе показал на край площадки. Чувствуя себя полным идиотом я тем не менее подошел и перегнувшись заглянул вниз. Потом почесал затылок, и уточнил:
– Эгельберт, это что?
– Это Человек-Паук.
– Признаться, как-то по-другому его представлял.
– Вот как… а-а! Я понял – нет-нет, это действительно он! Не придуманный, а настоящий!
Перегнувшись еще раз я оглядел вцепившегося в кладку стены на высоте примерно третьего этажа парня лет двадцати пяти, в шортах и безрукавке, переругивающегося со стражниками.
– Подробности!
Таковые обнаружились быстро. Спайдерменом называли экстремала, лазающего на различные высотки, как правило без разрешения владельцев. Причем покорить он старался всегда самое высокое здание в стране. Развлечение странное, но чем бы люди не тешились, я не против – пока этот умник не полез на мой донжон!
– Снимать его пытались?
– Не хочет слезать. Говорит, что еще ни разу полиции не удалось снять его со стены. Только потом, с крыши.
– Так… ты. – Стоявший у флагштока и прислушивающийся к нам слуга с энтузиазмом кивнул. – Быстро сюда веревку, чтобы до земли достала, швабру и бутылку масла.
Энтузиазм сменился недоумением, но волонтер тут же рванул вниз. Эх, как же хорошо иметь расторопных подручных! Семь этажей вниз, семь вверх, упаришься самому мотаться, а так приказ отдал и все забегали. Интересно, где он веревку найдет?
Периодически поглядывая на оказавшегося в патовой ситуации экстремала (он как раз повис между окнами третьего и четвертого этажей, и из обеих высовывались азартно кричащие стражники, висящий непонятным образом на стене хулиган показывал им неприличные жесты, уверенный в том, что спихивать копьем его никто не станет) я дождался возвращения посыльного, вдумчиво просмотрел веревку, счел пригодной, после чего закрепил кое-как на подходящем крюке и сбросил конец вниз.
Экстремал наконец обратил внимание на меня, столпившиеся внизу туристы зааплодировали появлению знакомого лица. Кажется, у них так на меня рефлекс выработается скоро, увидел барона – готовь ладоши.
– Эй, слезать будешь?
– Прошу прощения, но только по лестнице, с верхушки башни!
– Ты не понял, это не вопрос. – Я поочередно продемонстрировал ему швабру и бутыль оливкового масла. – Или ты слезаешь, или сейчас на два метра вся верхушка башни покроется этим замечательным продуктом.
Белозубая улыбка сменилась задумчивым прищуром, потом недовольной миной. Лезть по намасленным камням вверх Спайдермену не хотелось.
– Господин барон фон Гравштайн?
– Он самый.
– Может, договоримся?
– Я тут обедал, и твое появление прервало этот замечательный процесс.
– Ставлю угощение в лучшем городском ресторане!
– Что тебе тут нужно?
Нужно ему было всего ничего. Поскольку мы теперь как бы самостоятельное государство, то он хочет залезть на самое высокое здание оного. Пока государство не отменили. У них с коллегами-небоскреболазами негласное соревнование, и когда эски проголосуют за возврат, то у него навсегда останется непревзойденное достижение.
В принципе я был не против, только…
– Эгельберт, кем по вашей сложной классификации является этот тип?
Старик, поняв, поднял глаза к небу, пошевелил губами, и выдал:
– В военное время лазутчиком, но сейчас – шутом или комедиантом, пожалуй. Веселит народ, другой пользы нет, но и вреда тоже.
– Тогда нарядите его в соответствующий костюм и только после этого отправьте на стену. Да, внизу поставьте десять человек с натянутым брезентом. Мы цивилизованное баронство, а не дикая Америка или откуда он там, у нас моральные ценности, порядок и всякое такое.
Кивнув, управляющий исчез. Крепкий все-таки тут народ. Целыми днями мотаться по этим лестницам под этими сквозняками. Я меланхолично наблюдал, как внизу спустившийся все-таки без помощи веревки Человек-Паук фотографировался со стражей и туристами, потом ему на плечи был торжественно повязан красно-бело-оранжевый с традиционным скандинавским крестом флаг Эскенланда, а на голову бумажный колпак и под радостные крики отчего-то не слишком вдохновленный своей экипировкой восхожденец пополз вверх.
Впрочем, его можно было понять: одно дело творить какую-то проказу по велению души, и совсем другое – выполнять ее как работу. Это он еще не знает, что я ему наверху заплачу, прямо под камерами вручив гравкойн в подарочной упаковке. У меня тут не анархия, а средневековое баронство, у нас все серьезно, и шалить можно только с разрешения меня.
Эх, может, еще тысячу монеток заказать? Разлетаются так, как это и бывает с деньгами.
Когда Спайдермен все-таки дополз до вершины донжона и спустился обратно, уже по лестнице, энтузиазма на его лице не виделось. Ну да, вот такой я злой – то поцелуями людям угрожаю, то шваброй. Положенный «за увеселение почтенной публики» гравкойн, тем не менее, он принял.
Стоя на краю парапета, куда, зараза, и меня вытащил, под аплодисменты пятой и шестой групп туристов, скопившихся внизу. Ох и высокий у меня донжон, даже слишком.
Ладно, меланхолия меланхолией, а работать надо – управляющий оставил списки волонтеров, стоит ознакомиться. Да и по финансам отчет лежит со вчера, и по матбазе, и счета проверить нужно, а то старик подумает, что им пренебрегают. Тяжела ты, доля баронская, ну да ничего, мы, румынские бояре, народ работящий!
Спускаясь, я обдумывал, чем бы занять пажей, но раздумья были прерваны: внезапно что-то с шипением выскочило из стены, утробно мурча вцепилось мне в штанину, замахнулось лапой…
– А ну!
Упырь замер.
Я прямо ощутил, как он судорожно сглотнул, пытаясь сообразить, чем можно оправдать свое поведение, потом клыкастая пасть разжалась, когти на лапе втянулись, он немного сдал назад, сел на попу, поднял вверх усатую морду…
– Не верю.
Глаза бедного котейки наполнились слезами. Ему, несчастной жертве суровых гонений не верил самый справедливый человек в замке!
– Ну ты еще всхлипни.
Кот опустил голову. Да, он понимает, трудно поверить, что это была лишь самозащита от мира, непомерно жестокого к таким маленьким существам.
– Типа ты не причем?
Мохнатая двуличная тварь легко поднялась на задние лапы, передними аккуратно тронув меня. Преданный взор был исполнен надежды.
– Вот сейчас пинка под зад!
Он опустился на камень, задумался, обернув себя хвостом, потом недоумевающе наклонил голову. Воля ваша, дескать, но за что?
– А кто меня укусить пытался?
Я? Когда?!
– Нет, все-таки пинка. И тапочком по хребтине.
Эх, господин барон… А я-то думал, что вы тут единственный нормальный человек.
– Будешь давить на жалость, отправлю в город. Там собак много.
Упырь хищно улыбнулся, облизываясь.
– Ладно, иди сюда. Пусть лицемер, зато пушистый и теплый. Это уже немало, да?
Кот одним прыжком оказался у меня на руках, обнюхал по привычке шею, щекоча усами, потом огляделся, чуть слышно фырнул. Наверняка считает себя тонким манипулятором. Один из волонтеров, стоявший у стены с веником в руке, смотрел как-то совсем обалдело. Что это с ним?
Кстати, ведь и в самом деле, я единственный, на кого этот зубастый террорист ни разу не нападал. Это потому что только я додумался угостить его молоком? Хотя скорее дело в запахе валерьянки, которым я пропитался во время весенней ревизии. До сих пор не выветрилось, столько было употреблено. Не мной, а из-за меня. Есть чем гордиться, да.
Два часа спустя я все-таки смог оторваться от работы и разогнуться, пройдясь по комнате и остановившись у окна. Мебель в кабинете стояла антикварная и по уму за работу на ней надо было делать доплату, как за особо вредную для организма. Но кто ж меня пожалеет? Вот даже рыцари прислали кучу ненужных бумажек – я понимаю, святое дело утопить нового начальника в отчетах, только зачем они мне? Вроде договорились, что в городские финансы я не лезу, чего нервничают? Или есть поводы?
Внизу раздались жуткие крики и по двору пробежали сначала несколько волонтеров, потом стражник и в наконец гнавшийся за ними козел. Кажется, кто-то из бегущих с надеждой смотрел в сторону моего окна, но спускаться было лень. Их там много, Зверь один, пусть договариваются. Скажите спасибо, что я хоть кота у себя оставил, все послабление.
Стук в дверь оторвал меня от размышлений о причинах нервозности магистратских чинуш, вылившейся в бумагопад на мою голову.
– Войдите!
Первым в дверь прошло копье.
Держала его обеими руками Марти, идущая, судя по выражению лица, на смертный бой во имя Света.
Входящие за ней пажи были смущены, переминались, топтались с ноги на ногу, но тем не менее смотрели подозрительно. Начала, кто бы сомневался, девушка:
– Мы все знаем!
– Да? И где же останки?
– Чьи?
– То есть вы не знаете?
– Вы его убили?!
– Да я тогда еще не родился!
Девушка смотрела на меня как комиссар на белогвардейца, остальные пажи изображали массовку, показывая всеми конечностями, что эта идея вовсе не их, что они тут совершенно случайно и вообще, только вот непоняточка есть, как бы разрешить ее?
– Я имел в виду Рудольфа Дизеля. Очень таинственное исчезновение, а тут как раз человек, который знает все – грех не воспользоваться случаем. А вы что имели в виду?
– Вашего брата!
Подавив желание почесать в затылке, я быстро припомнил родственников. У мамы с папой я единственный ребенок, ну есть еще двоюродные кузены, только причем тут они?
– Какого брата?
– Вот этого! Признавайтесь, где он?!
И передо мной на стол легла… распечатка фотографии с сайта! Точнее, мое «доброе» лицо.
– Это не вы! Я изучала рисование и точно могу сказать, что в вас от этого человека нет ничего!
С удовольствием разглядев фотку я открыл ящик стола, порылся, наконец нашел оба варианта и взяв, сравнил. Да, недооцениваю себя, а ведь какой талант! Вообще-то трюк с лицом мне подсказала одна знакомая, начинающая актриса. Давно было, лет двадцать назад, но в свободное время она любила разглядывать физиономии окружающих и давать советы по имиджу. Я к ней, правда, за другим бегал, но со временем и полученное в перерывах пригодилось.
– Значит, говорите, что вам нужен мой брат? – Сказано было с минорно-угрожающей интонацией, соответственно… как там было – жестче скулы, наклон головы, резче интонации? И все это освещается только одной настольной лампой, под которой греется насмешливо поднявший уши Упырь. – Так вот же он. – Я, не обращая внимания на наставленное на меня копье сдвинул лампу, меняя освещение, откинулся, подняв голову, и очаровательно улыбнулся, воспроизведя образ принятый для «фото хорошего барона»
– Господи, он еще и оборотень.
– Доживите до моих лет и не такими станете. – Я прошел мимо сжавшихся пажей, сел в кресло. – Как и любой, занимающийся бизнесом всерьез, дорогие мои. А теперь объясните мне, чья это была затея и чего вы хотели добиться? – И легким движением лица превратился в барона «злого». Так привычнее и для меня и для них.
Дальше была смешная сценка с переругиванием, обвинениями в духе «а ты! нет это ты!» и шипением недовольной девушки. Я, как и положено, натравливал разошедшихся в поиске истины пажей друг на дружку, вылавливая крупицы истины. Выяснилось, что наслушавшись небылиц от «не скажу кого» и решив, что так, как я поступил с ней, настоящий барон поступить не может, Марти затеяла расследование. Вчера в пылу пьянки случайно подслушав какую-то фразу, она, не желая ошибаться, истолковала ее по-своему, сочла меня за монстра и весь день обрабатывая друзей все-таки уговорила их придти ко мне, «прижав злодея к стене».
