Текст книги "Додик"
Автор книги: Михаил Дмитриев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Дмитриев Михаил
Додик
Михаил Дмитриев
ДОДИК
рассказ
Михаил Дмитриев родился в 1971 году в городе Ленинске Кзыл-Ордынской области в семье военнослужащего. Окончил три курса филологического факультета Московского пединститута.
Живет в городе Пушкино Московской области.
1
В середине июня около часа дня Николай Колобов, запирая входную дверь, на секунду задумался, снова открыл ее, проверил на кухне газ, сам не зная зачем, заглянул в обе комнаты и наконец вышел из квартиры. "Времени еще вагон, но просто так сидеть и ждать невыносимо... Ох уж мне эта встреча!" думал он, не спеша спускаясь по лестнице. И действительно, времени у него было предостаточно, чтобы к двум часам добраться от своего дома, находящегося в районе Преображенской площади, до Китай-города. Выйдя на улицу, он с тоской и вместе со злобой посмотрел на стоявшую во дворе свою старую, давно требовавшую серьезного ремонта бежевую "шестерку", вздохнул и направился к автобусной остановке.
Николаю недавно исполнилось двадцать четыре года. Это был очень худой, тщедушный молодой человек с непропорционально большой для своего невысокого роста головой с шапкой темных, густых, кудрявых волос. Болезненно-бледный цвет кожи портил довольно-таки правильные и приятные черты его лица. Он плохо видел и постоянно носил очки.
Колобов жил вдвоем с матерью. Отец, доктор наук, преподаватель в одном из московских вузов, умер от рака, когда Николаю было семь лет. Мать, страстно любившая сына, видела в нем одном смысл своей жизни. Она баловала его и готова была работать целыми днями, лишь бы он ни в чем не нуждался. Николай рос болезненным ребенком; ему приходилось частенько одному сидеть дома, когда остальные ребята играли на улице. Это развило в нем, с одной стороны, чувство ущемленности, с другой – своей исключительности. Он любил мечтать. Кем только не представлял он себя. И великим полководцем, правителем древней Спарты, и средневековым всемогущим алхимиком, чернокнижником. В школе Николай учился на "отлично", значительно опережая своих сверстников, но в то же время тянулся к компаниям хулиганов, ища в них силу и те непринужденность и раскованность, которых в нем не было.
Окончив школу, Колобов попробовал поступить в МГУ на юридический факультет, но, получив по одному из экзаменов три балла, не прошел по конкурсу. Для него это был удар. Если бы все это происходило в семидесятые-восьмидесятые годы, Николай, находясь в подобном положении, засел бы за учебники и вскоре добился бы своего, но это было начало девяностых, в стране бушевал капиталистический бум, все ударились в предпринимательство, Москва пировала. Что стало с городом за последние годы! Как из-под земли вырастали ночные клубы, рестораны, везде сновал богатый модный народ.
Николай поступил на заочное отделение в Московскую государственную юридическую академию. Но заставить себя углубиться полностью в учебу, как он делал это раньше, Колобов уже не мог. Он видел, что многие его знакомые, которых он считал гораздо ниже себя, уже чего-то добились, как-то определились, а он так и не двинулся с места. Его угнетало, что он "чужой на этом празднике жизни".
2
В два часа дня на Китай-городе, возле памятника героям Плевны, Николай договорился встретиться со своим бывшим одноклассником Сашей Нечаевым.
Нечаев, прозванный еще с детства Незнайкой, вырос в традиционной семье алкоголиков. После девятого класса Нечаев, как полагается, пошел в ПТУ, но вскоре его бросил. На секции бокса, которую он в последнее время стал регулярно посещать, завел знакомства среди блатных. Тренировавшимся там "пацанам" понравился "дерзкий" Незнайка, его "подтянули". С тех пор в районе плотно утвердилось мнение, что Саша Нечаев – измайловский бандит.
В свои двадцать четыре года Незнайка успел уже многое повидать. Он отсидел год в Бутырке, похоронил многих из своих друзей. Сам чудом остался жив, когда на выходе из ресторана "Ханой" прямо рядом с ним расстреляли авторитета Моню. Бандитские "стрелки", "мусорские приемы", оргии с проститутками – вот чем жил последние годы этот молодой человек. В роскошных казино и ресторанах кутил с "пацанами" бывший оборванец. Он завел себе сожительницу, некую Олю, которая во время бандитских застолий сидела рядом с ним разодетым безмолвным истуканом; в подобные моменты она ощущала себя спутницей крутого мафиози и готова была ради этого сносить от него грубые шутки, побои и прочие издевательства (в семейной жизни Незнайка обещал пойти по стопам отца). Одно время Нечаев плотно подсел на наркотики, кололся вместе с Ольгой. Когда совсем потерял человеческий облик, "старшие" сделали ему замечание. Испугался. Он знал, что у них делали с "кончеными" наркоманами: "обезличивали", то есть выгоняли из "бригады", объявляя, что такой-то теперь "никто и звать его никак". Те, кто много знал, пропадали. Незнайку долго лечили, с наркотиков он вроде бы "соскочил", стал опять ходить в спортзал. По воскресеньям некоторые любители из "братвы" играли в футбол. Холодильник в их раздевалке всегда был заполнен дорогим коньяком. Особенно злоупотреблял Незнайка, после таких матчей его пару раз выносили. "Перетренировался парень", – шутили "пацаны".
Сейчас Колобов и Нечаев не общались. А тогда, в школе, они были большими приятелями, сидели за одной партой. Саша заступался за Колю, тот давал ему списывать. Николай любил иногда участвовать в диких забавах Незнайки, вместе им было весело. В последний раз они случайно встретились на одной ночной дискотеке. Незнайка был в компании подозрительных личностей, по внешнему виду которых сразу было ясно, к какому кругу они принадлежат. Колобов и Нечаев поболтали, договорились, по словам Незнайки, "как-нибудь словиться", но из-за отсутствия общих интересов так и не встретились. Сейчас этот интерес появился.
Несколько дней назад Николай заехал к родителям Нечаева. Дома были отец и мать. Он их с трудом узнал – настолько постарели и подурнели от постоянного пьянства эти люди. Колобов представился, вежливо попросил дать ему телефон Саши. Давно деградировавшие, они все-таки посчитали, что сыну будет полезно продолжение старого хорошего знакомства. "Щас, щас", зашепелявила беззубым ртом наталья Васильевна Нечаева. Старики засуетились. "Куда же Сашка его записал?" – нервничал отец, переворачивая содержимое стоявшей в прихожей поломанной тумбочки. Николай между тем рассматривал квартиру: все те же обои, та же примитивная мебель, что и десять лет назад, только все страшно загрязнилось, обветшало. Он заглянул в комнату: в глаза ему сразу же бросился большой телевизор "Самсунг", который совсем был не к месту и совершенно не гармонировал с окружающим беспорядком. "Видно, подарил Незнайка. наверное, сказал при этом: "Пропьете – шкуру спущу", подумал Колобов. Наконец поиски номера телефона увенчались успехом. Отец гордо протянул Николаю бумажку: "Вот его домашний, а это сотовый". Чувствовалось, что сына своего они считали важным, деловым человеком. Колобов поблагодарил и попрощался.
3
Николай прибыл на Китай-город раньше намеченного срока, но и после двух ему пришлось прождать с полчаса, прежде чем он увидел идущего со стороны сквера Нечаева. С досадой Колобов заметил, что его бывший одноклассник приехал не один: Незнайка зачем-то прихватил с собой приятеля, невысокого брюнета лет восемнадцати, в черном эффектном костюме и синей рубашке. Когда они подошли ближе, Николай отметил, что у парня в тон замшевым черным туфлям был подобран и замшевый ремень, на сломанном боксерском носу у него красовались очки с простыми стеклами в золотой оправе – видно было, что он аккуратен и любит модничать. На высоком, крупном Нечаеве тоже было что-то черное, но бесформенно-нелепое, в глаза бросалась выглядывавшая из-за треугольного выреза футболки массивная золотая цепь.
– Здорово! – весело буркнул Незнайка, протягивая свою огромную ручищу. Он был в хорошем настроении: сказывалась выпитая до этого бутылка пива.
Колобов с готовностью пожал его руку.
– Здорово, здорово! – улыбаясь, сказал он, стараясь попасть в заданный, как ему показалось, дружески-веселый тон.
– Николай! – он протянул руку незнайкинскому приятелю.
Но тот, нагло смотря ему прямо в глаза, молчал.
Возникла неприятная для Колобова пауза. На какое-то мгновение его протянутая рука одна повисла в воздухе. Он собрался было ее уже убирать, но рукопожатие все-таки состоялось. Представиться молодой человек не посчитал нужным. "Какой наглый, отвратительный тип", – пронеслось в голове у Колобова. Он боялся и вместе с тем уважал этого "типа". Его присутствие крайне смущало Николая, он волновался.
Намеченной им ровной беседы с Незнайкой не получилось. Он говорил как по-заученному, иногда сбивался, в некоторых местах ненужно умничал, отчего казался глупее и неприятнее, чем был на самом деле. Николай сам это понимал, но ничего поделать с собой не мог. На протяжении всего разговора его не покидала мысль, что он унижается перед этими людьми.
– Саша, я к тебе вот по какому делу. Ты, может быть, помнишь, я во время нашей последней встречи тебе говорил, что работаю в одной фирме, которая занимается продажей майонеза. У директора этой фирмы, до недавнего времени моего приятеля, Сергея Потапова, знакомые на заводе в Иваново, где производят этот майонез. Система простая: там мы его брали по заниженным ценам и здесь, в Москве, реализовывали по магазинам. Месяц назад Потапов меня уволил.
Сказав это, Николай посмотрел на незнайкинского приятеля, но, встретив тот же наглый, немного насмешливый взгляд, сразу отвел глаза и продолжил:
– Потапов копит деньги на трехкомнатную квартиру. Когда я с ним расстался, у него уже было больше сорока тысяч долларов. Я знаю, сколько он откладывает с прибыли. Сейчас, по моим подсчетам, у него что-то около пятидесяти. Мне точно известно, что он хранит их дома. – Николай сделал паузу. – Я обратился к тебе, Саша, потому что мы знакомы с детства. И я доверяю тебе.
он хотел вложить в эти слова особый проникновенный смысл, но получилось как-то натянуто и неестественно, это заметили бандиты, почувствовал и сам Николай. Он закурил.
– Вот что надо сделать... Сергей Потапов снимает с женой квартиру на Соколе. У них собака – бультерьер, переросток Леша, меня знает и не тронет: я с ним раньше часто гулял. Сергей уезжает на работу в восемь – полдевятого утра. Жена Вера учится в институте и выходит из дома позже. К метро она идет через парк, там ее можно спокойно перехватить, забрать ключи и передать их мне, затем держать ее, пока я все не сделаю.
– Ты поспокойней... а то как почесал... Почему думаешь, что деньги дома? – спросил Незнайка.
Колобов попробовал говорить размеренно, но вскоре, сам того не замечая, опять перешел на прежний темп.
– Когда мы с Сергеем на кухне занимались бухгалтерией, он откладывал большую часть со своей доли, говорил, что это на квартиру, и уходил в комнату – там их где-то прятал. Так было несколько раз. Я точно знаю деньги дома, вот те крест! – Николай перекрестился держащей сигарету рукой, это получилось фальшиво и совсем не к месту.
– Ты так не Богу – дьяволу крестишься, – усмехнувшись, заметил Незнайка. – Ну а если этот твой барбос купил на эти деньги какого-нибудь там майонеза, а с хатой решил обождать?
– Исключено. Они только и мечтали о квартире. Во всяком случае, в то время, когда я с ним работал, он эти деньги берег и никуда не вкладывал.
– С женой мы разберемся, прессанем – скажет... От кого, кстати, Потапов работает?.. Может, его прикрутить? – Незнайка посмотрел на своего друга.
– Ты имеешь в виду крышу? – спросил Николай.
– Да.
– Ни от кого... Понимаешь, Сань, у него нет своих магазинов, офис у него на дому – для подобных структур он незаметен. Он мне говорил, что работать с кем-то ему нет смысла: на реализацию товар он не дает, рассчитываются все с ним по факту, то есть помощь в выбивании денег ему не нужна. Если его насильно заставить платить, я думаю, он попросту скроется.
– Почему он тебя уволил? – неожиданно, смотря Николаю прямо в глаза, низким голосом спросил молчавший до этого приятель Незнайки.
– Ну... как тебе сказать... Не сошлись характерами.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– У меня был свой взгляд на наше дело, у него свой. Под конец мы вообще перестали понимать друг друга... Я ему становился не нужен.
– Ясно. Вы с ним врагами расстались?
– Нет, я бы не сказал, что врагами. Потапов объявил, что в моих услугах больше не нуждается, у меня и возник этот план. Мы пожали руки и разошлись. Кроме меня он и других увольнял, дома у него многие бывали, жена всем болтала, что они на квартиру копят...
– Да, глядя на тебя, не скажешь, что способен акцию организовать. Незнайка посмотрел на часы и, напустив на себя серьезный вид, сказал уже официальным деловым тоном: – Так, короче, вечером я к тебе заеду, обсудим детали, покажешь место. С завтрашнего дня начнем пасти.
4
– Ну что, Геныч, наколка вроде бы сладкая? – сказал Незнайка, усаживаясь на место пассажира в свой черный "БМВ" третьей серии.
– По возможности надо этого додика, твоего одноклассника, когда он покажет место, от работы отлучить. Бультерьера мы и сами хлопнем... надо будет продумать потом, как это технично сделать. – незнайкин товарищ сел за руль машины.
Они тронулись. Нечаев откупорил бутылку пива:
– А я думаю его оставить, так вообще все гладко получится.
– Смотри сам... Тогда подтянем Фуму, он передаст этому черту ключи и поприсутствует в подъезде, чтобы тот не сквозанул с ловандосом, пока мы придержим кобылу.
Дела у группы Незнайки в последнее время складывались не лучшим образом. Из-за своих постоянных "отдыхов", наркотиков и пьянства, систематического безделья Нечаев потерял все свои "точки". С легкостью "прикрученные" в самый разгар эпохи бандитизма серьезные коммерсанты, видя никчемность, даже вредность Незнайки, от него отошли. Мелкие торговцы разорились сами. Время культивирования "бандитской крыши" давно прошло, у "мусоров" стало гораздо больше возможностей помогать коммерсантам и держать их в страхе. Нормально себя чувствовали те "пацаны", которые успели за это время "вырасти" в денежном плане, в связях. Являясь учредителями крупных фирм, они широко вкладывали в них свои капиталы. Незнайка это золотое время упустил. Вокруг него собралась такая же компания бездельников. Один только недавно "подтянутый" младший брат Фомичева Гена, по кличке Хипарь, был толковый. Его мнение уважали, потихоньку он уже начинал "рулить". Главное, Хипарь не мог просто так сидеть на месте, постоянно что-то искал, был чем-то занят, словом, "рос". У него уже сейчас зрело недовольство Незнайкой, которого он про себя называл "ослиной рожей". Он подумывал по возможности отойти от него и увести брата к тем, кто умел зарабатывать.
Сейчас "Незнайка и его друзья", как их называли, получали долю с "точек" "старших". В общей сложности на каждого выходило по полторы тысячи долларов в месяц. В таком дорогом городе, как Москва, где столько соблазнов, им, с большими запросами, этих денег, конечно же, не хватало. Они хотели быть как другие их знакомые "пацаны": постоянно менять дорогие машины, вести шикарную жизнь, заниматься каким-то своим серьезным делом. Они потихоньку поругивали своих "старших", которые, по их мнению, "жируют" и довели ситуацию до того, что "пацаны голодные ходят". Свою долю они получали регулярно, ничего толком не делая: иногда все вместе "подтягивались" на "стрелки", иногда кого-нибудь "кошмарили", в последнее время необходимость в этом уменьшалась. Они видели, как постепенно становились ненужными. Дармовые деньги их разбаловали, некоторые расслабились до того, что вообще перестали быть боевыми единицами. Окружающие это чувствовали, имидж их рушился. Раньше они со своими "старшими" постоянно вместе отдыхали: дни рождения, всевозможные юбилеи, презентации следовали одни за другими. Сейчас их приглашали крайне редко, практически не стало общих дел, они постепенно выбывали из "движения". Их еще пускали в офисы, выслушивали, делали для них скидки в своих магазинах, выдавали по их просьбе для "дела" различные прайс-листы и образцы продукции, которые потом неизвестно куда девались, – но все уже было не так, как раньше, а кое-кому они уже и вовсе надоели.
Предложение Колобова для Хипаря и Незнайки было как нельзя кстати, возможность получить порядочную сумму после долгого периода делового затишья вскружила им голову.
5
До встречи с Нечаевым Николай не верил, что все то, что он задумал, может произойти в действительности. Разрабатывая этот план, он как бы щекотал себе нервы, считая, что всего этого никогда не будет и все еще тысячу раз отменится, лопнет, как лопнули другие его проекты. Даже на разговор с Незнайкой он поехал только для того, чтобы просто посоветоваться об этом деле. Но сейчас все стало по-другому: слово им было сказано, чужая сильная воля сковала его, он испугался. Была еще, конечно, возможность скрыться от Незнайки, предупредить мать, что– бы всем говорила, что его нет дома, самому не открывать дверь, не подходить к телефону, и о нем вскоре бы забыли – но Николай этого не сделал.
В десять часов вечера за Колобовым заехал Незнайка. Вместе с ним были уже знакомый Николаю Гена Хипарь и его старший брат Фома. Поехали смотреть место. Там план Николая подвергся серьезной доработке. Наблюдение за подъездом решено было вести из Фоминой "девятки" с тонированными стеклами. Предварительно он должен был на ней поездить по грязи и уже вручную полностью замазать номера. Из машины Николай указывает бандитам жену Потапова и после того, как она скроется за углом дома, идет в подъезд и там, между последними, пятнадцатым и шестнадцатым, этажами, ждет. Веру перехватывают Незнайка и Хипарь, но сделать это они должны не в парке, где даже в такое позднее время много гуляющих с собаками, а на безлюдной асфальтовой дорожке, по краям которой росли густые кусты. В задачу Фомы входило подогнать ближе к этой дорожке машину и после того, как в нее будет усажена Вера, отъехать в глухой двор. Затем, когда у Веры выбьют место хранения денег, Фома сообщает его Николаю и передает ему забранные у нее ключи от квартиры. Они вдвоем спускаются на пятый этаж, где живет Потапов, Колобов заходит в квартиру, Фомичев на лестнице его ждет. После того как все будет сделано, Фома возвращается к машине, и уже возле соседнего дома они забирают Николая. Был также намечен путь отступления: дворами они выскакивают на "ленинградку", на участок с оживленным движением, где легко затеряются среди машин.
На протяжении всего этого времени Хипарь и Фома не скрывали своего презрительного отношения к Николаю. Фома "прикалывался" и открыто хихикал над ним, Хипарь делал вид, что вовсе не замечает его. Когда Колобов пытался сказать свое мнение по делу, Хипарь отворачивался от него или бесцеремонно перебивал его резким вопросом. Незнайка также начал обращаться с Николаем грубо и вообще вел себя с ним как с посторонним. Испытываемое унижение мучило Колобова, но из-за своего панического страха перед этими людьми он делал вид, что не замечает такого отношения к себе.
Домой Николая привезли в третьем часу ночи. Не отвечая на вопросы матери, он сразу же заперся в своей комнате и лег в кровать. Мрачные мысли терзали его, особенно угнетало подлое поведение перед этой троицей. "Жил и не знал, что на самом деле трус и подлец. сейчас это вылезло наружу", думал он. Вскоре гнетущий страх перед завтрашним ужасным днем овладел им: "Если бы можно было этот день как-то перелистнуть и лежать вот так на кровати, только уже следующей ночью!" В эту ночь он заснуть не смог.
В шесть утра зазвонил будильник. Николай поднялся, в голове была тяжесть, его сильно мутило. В половине седьмого ему посигналили с улицы. Колобов выглянул в окно: во дворе стояла грязная синяя "девятка". "Началось", – подумал он.
Ехали молча. Фома вел машину нервно, быстро. В начале восьмого были уже на месте. Припарковались шагах в двадцати от подъезда. Примерно через час из него вышел Потапов, довольно высокий, толстый, с животом малый лет тридцати, в костюме, галстуке и с портфелем в руке. На секунду он остановился, закурил и двинулся в их сторону. Колобов почувствовал, как отчаянная тревога и вместе с тем какое-то окостенение разлились по всему его телу.
– Вот он! – пробормотал опомнившийся Николай.
– Спрячь жало, – прошипел сидящий рядом с ним Незнайка и грубо, схватив рукой за затылок, пригнул его вниз.
Хипарь спокойно, закрывая себе лицо, развернул газету. Не спеша Потапов прошествовал мимо машины.
– Какой коммерс! В гавриле, с портфелем! – сказал Фома.
– На стоянку пошел, за джипом, – добавил Николай.
– Ты что тормозишь, спалиться хочешь? – накинулся на него Незнайка.
– Извини, растерялся.
– Хорош теряться, соберись, тебе хату выставлять.
– Хорошо.
– Цирк, б...дь, – усмехнувшись, процедил сквозь зубы Хипарь.
Минут через двадцать неожиданно на своем намытом красном "Гранд Чироки" к подъезду подъехал Потапов, посигналил.
– За женой заехал, шкура, – сказал Фома.
И действительно, через несколько минут появилась Вера, элегантная стройная брюнетка, одетая во что-то темное, обтягивающее.
– Красивая фраерица, с такой пошалить не в падлу, – прокомментировал Незнайка.
Когда они отъехали, Хипарь повернулся к Николаю:
– Ты же сказал, она одна в институт ездит?
Колобов пожал плечами.
Фома завел мотор:
– Мы тебя до центра кинем. Завтра, видно, все отменяется: суббота.
– По субботам он тоже работает и она учится, – ответил Николай.
– Так же, как сегодня? – зло съехидничал Хипарь.
Разговаривая между собой, бандиты довезли Колобова до Пушкинской.
– Завтра утром в такое же время. Всё, давай, – сказал ему Незнайка.
– Пока, – попрощался со всеми Николай.
– Пока, – недовольно промычали Хипарь и Фома.
6
Окончательно потеряв остаток воли, Колобов уже не мог сам ничего предпринимать, он полностью покорился событиям. Ночью он ворочался, ходил на кухню курить, иногда засыпал, но сон его был коротким и тревожным. Когда пришло время вставать, Николай не мог вспомнить, спал он этой ночью или нет.
Как и договаривались, утром за ним опять заехали бандиты. Прибыли на место. Все так же вышел на работу Потапов. Прошел час, два – Вера не появлялась.
Все это время Николай провел в постоянном нервном напряжении, он совсем извелся. Он не мог больше выносить бандитских разговоров, шокировавших его своей дикостью. "Скоты, отстреливать таких нужно, как взбесившихся зверей", – думал он.
Прождали до часа дня. Бандиты начали тыкать Колобову, что его "кобыла" не выходит, расслабились и собрались уже через полчаса уезжать. В машине играло радио, крутили песню Юрия Антонова. Фома, дразня своего младшего брата, показывая на него пальцем, подпевал: "Давай не видеть мелкого, не замечать нам мелкого..."
Вдруг из подъезда вышла Вера. Фома оборвал свою песню. У Николая сдавило грудь, сердце заколотилось. Вера шла быстрым шагом, видно было, что она торопится. Из машины по одному за ней последовали Незнайка и Хипарь. Когда все трое скрылись за углом дома, Фома завел мотор.
– Дуй в подъезд, – сказал он Николаю.
Все произошло очень быстро. Веру догнали, когда она вышла на дорожку. Подойдя сзади, Незнайка резко рукой зажал ей рот и подставил к боку нож:
– Тихо, овца, дернешься – прирежу.
Идущая впереди, шагах в десяти, тоже по направлению к парку женщина с сумками ничего не заметила.
Через кусты ошеломленную Веру затолкали в ожидавшую их машину. Девушка оказалась на заднем сиденье, между Незнайкой и Хипарем, тот сразу же несколько раз сильно ударил ее кулаком в живот.
Отъехали к школе. Незнайка схватил Веру за волосы и ножом приподнял голову.
– Где деньги? Где деньги? Сейчас на небо отправлю! – шипел он ей на ухо.
– В... вот. – она потянулась к сумочке.
Фома с разворота ударил ей локтем в грудь. Вера охнула.
– Дома где хранишь деньги, дура?
Она не могла перевести дыхание.
– Дай мне нож, я ей глаза выколю, – проскрежетал Хипарь.
– Они в комнате... в колонке.
– Что за колонка?
– В большой колонке от музыки... Она на полу стоит, слева от телевизора... пустая внутри, передняя крышка снимается – деньги там.
– Чё гонишь, тварь, чё ты нам, сука, гонишь! – Хипарь выкручивал ей ухо.
Незнайка размахнулся рукой с ножом.
– Убью, б... дь!
Вера отшатнулась, ее колотила дрожь:
– Они там... правда... в пакете, в углублении.
– Смотри, прогнала – изуродую... Где ключи от хаты? – спросил Хипарь.
– В сумке.
– Эти? – он достал связку.
Вера кивнула.
– На, Фомич, действуй.
Фома быстро вышел из машины. Незнайка, взяв Веру за волосы, повернул к себе:
– Передай мужу, чтоб не вздумал мусорнуться, заявить. Мы не одни работаем. Выловим, привяжем вас друг к другу и сожжем, балбесов. Ясно? – Он дернул за волосы.
– Да.
Какое-то время они просидели молча. Вера тяжело дышала, отчего грудь ее высоко поднималась. Нечаев запустил свободную руку ей под кофту:
– А, ушастая какая!
– Пустите!
– Молчи, шкура. – он вовсю ее лапал. – мокрая уже, наверное, ах ты, мокрыш...
– Пустите!
– Тихо, б... дь. – Хипарь ударил ей в живот.
Веру вырвало.
– Куда, сука... на штаны! – на нее посыпались удары.
– Весь в блевотине... вонь какая... свинья! – не унимался Хипарь.
Он взял ее замшевую сумку и стал ею очищать себе брюки и сиденье машины. В это время подошел Фома.
– Все ровно, – сказал он.
Хипарь с размаху ударил Веру по голове кулаком. Оставив за собой открытую дверь, он пересел вперед.
– Пшла! – Незнайка ногой выпихнул девушку из машины и кинул за ней ее сумку.
"Девятка" сорвалась с места. Фома резко рулил, входя в повороты.
– Там, Санек, твоего одноклассника чуть удар не хватил, когда я у него деньги забрал в подъезде... Такими глазами на меня посмотрел. Я его обшмонал на всякий случай: вдруг что заныкал?
– Сколько денег? – спросил Хипарь.
– Откуда я знаю? У меня времени считать не было.
Хипарь взял пакет. На углу соседнего с Потаповым дома они забрали Николая. Незнайка, глядя на пачки долларов в руках Хипаря, которые тот ловко считал, был доволен.
– Ты ее напоследок не слабо контузил. Не скоро очнется, сотряс точно будет, – сказал он.
Дворами они выскочили на Ленинградское шоссе. Незнайка и Фома бурно обсуждали Веру. "Свинья", – сквозь зубы периодически цедил Хипарь.
Денег оказалось сорок две тысячи.
– Ты говорил, около пятидесяти будет, – заметил Николаю Фома.
"Раздербанили" по десять пятьсот на каждого.
Как и вчера, Колобова довезли до Пушкинской. Незнайка вместе с ним вышел из машины:
– Ты, Колян, это самое, загасись куда-нибудь недельки на две, дома не живи.
– Хорошо.
– Давай, не прощаемся. Если будет еще какая работа – звони.
Они пожали друг другу руки.
7
Как в полусне Николай зашел в метро. Он почувствовал облегчение, когда вокруг него оказалось много народу. Ступив на эскалатор (просто так стоять на нем не смог), он пошел вниз. В голове кружился вихрь мыслей, но ни за одну из них он не мог надолго ухватиться. На какое-то мгновение его привлекла толпа громко говорящих иностранцев, независимо от возраста одетых в цветастые футболки и шорты, но, тут же забыв о них, он вспоминал уже о том, как в полусумасшедшем состоянии, с доселе неизвестным ему нервным волнением и подъемом, вошел в квартиру Потапова, как она сразу показалась ему чужой и незнакомой. Это ощущение дополняли появившиеся новые вещи: большой вентилятор, стеклянный журнальный столик. Резко, болезненно ударила и обожгла его мысль о Вере, о той веселой хохотунье Вере, которая столько раз в этой квартире накрывала им с Сергеем на стол, подливала ему в чашку чай: "что она сейчас, избитая, униженная, делает?"
он чувствовал тяжесть в затылке, трудно было приподнять голову. Так исподлобья смотрел он на находившихся с ним в вагоне метро людей и думал: вот они спокойно куда-то едут, о чем-то разговаривают, а в нем творится такой ужас.
Когда Колобов добрался до дома, во дворе с ним поздоровался известный на всю округу алкоголик Гриша Базин, долговязый кудрявый парень на два года старше него. Сейчас это приветствие Гриши как-то согрело Николая. Он подумал, что у него есть еще знакомые, которые с ним здороваются.
Матери дома не было. В ванной Николай намочил себе лицо и волосы холодной водой. Зайдя в свою комнату, он открыл окно и, не раздеваясь, лег на диван. Он жил на третьем этаже, и сейчас ему было видно, как легкий ветерок шевелит листья деревьев. Прохладой обдавало ему лицо, он понемногу успокоился. Так, в каком-то странном забытье, он пролежал до позднего вечера, пока не пришла с работы мать. О чем-то с ней разговаривать, вести себя как прежде Николай не мог. Он переоделся, взял пачку добытых сегодня долларов, многие из которых помялись (тогда, в машине, не пересчитывая, он сунул их себе в карман). Сославшись на дела, ушел из дома. Мать чувствовала, что в последнее время с сыном происходит что-то неладное, но спросить его об этом, зная его раздражительность, побоялась. На улице Колобов поймал такси и поехал на ночную дискотеку, по дороге разменяв в обменном пункте триста долларов.
8
Возле клуба стояли фешенебельные иномарки, сновал веселый, богатый народ, красивые девушки. В зале гремела музыка. Он купил себе коктейль и уселся за отдаленный столик. Вдруг подумалось: почти у всего этого яркого, дорогого, чего так много появилось вокруг, есть другая сторона – как правило, за всем этим стоят преступления, сплошное море преступлений, и он сегодня добавил в него свою часть.
"Все, что я задумал, сделано, – думал он, – деньги у меня, как говорится, "на кармане". Почему не радуюсь? Потому что унизился перед этими скотами. Да плевать на них, я их больше никогда не увижу. Веру избили? У нас постоянно кого-нибудь бьют. Нечего было им самим "светить" свои намерения с "хатой", целы были бы. Сами виноваты. Раскрыть все могут? Пусть попробуют. Доказательств нет, меня никто не видел". но на сердце было тяжело.
В семь утра Николай возвращался домой. В эту июньскую ночь на Москву обрушился страшный ураган. Буря пронеслась с юго-востока на северо-запад со скоростью экспресса, сметая все на своем пути. С трехсот домов были сорваны крыши, поломано около пятидесяти тысяч деревьев. Такого Москва еще не знала.
Колобов смотрел на все эти страшные последствия из окна такси и не удивлялся. Наоборот, ему казалось, что так все и должно быть.
9
Николая "приняли" через два дня. Сопоставляя факты, Потапов понял, чьих это рук дело. Он обратился за помощью к своему родственнику, владельцу фармацевтической компании, зная, что у того тесные связи с одной из спецслужб.
Сделав обыск и конфисковав оставшиеся доллары, слуги закона привезли Николая в наручниках к себе в заведение. Там в уютном кабинете с двумя столами им занялся майор Тюрин, мастер своего дела, садист, очень богатый человек.
