Текст книги "Я выложу душу"

Автор книги: Михаил Чикин

Бабье лето

 
Наступило всё же бабье лето
Всяческим прогнозам вопреки,
Пусть тепло и ненадолго это,
Но погреют спины старики.
 
 
Смогут огород убрать селяне,
Урожай свой спрятать в закрома,
Чтоб зимой не голодали сами
И не был дырявым их карман.
 
 
Пусть и мало длится бабье лето,
Пусть неделя радости той срок,
Но тепла и золотого света
В бабье лето набирают впрок.
 
 
А когда наступит злая стужа,
Когда солнце перестанет греть,
Вот тогда нам очень будет нужен
Этот свет, чтоб душу отогреть.
 
 
Отогреть теплом воспоминаний,
Светом наших жизненных надежд,
Что теплей бывают крепких зданий,
Дорогих, изысканных одежд.
 
 
Вновь придёт на смену стуже лето,
Как идёт на смену смерти жизнь…
Бабье лето – это не примета,
Бабье лето – дар природы, приз!
 

«Тяжело, когда люди теряют любовь…»

 
Тяжело, когда люди теряют любовь,
Когда веру с надеждой теряют.
Остаётся им в жизни печаль лишь и боль,
Всё другое они забывают.
 
 
Забывают, что солнце встаёт по утрам,
И, что птицы поют, забывают.
И не помнят цветов, что цветут тут и там,
Ведь цветов тех для них не бывает.
 
 
Что вернуть может к жизни всех их? И когда
Снова радость в глазах засверкает?
Лишь когда вновь любовь обретут, вот тогда
Ледяное их сердце растает.
 

Завет

 
В жизни главные есть учители:
Жизнь сама и твои родители.
Их науку ты свято чти,
Опыт жизни весь их учти.
Трудно будет, но ты не ленись,
А всегда, постоянно учись.
 

С праздником 8 Марта!

 
Вы сегодня всё затмили,
Даже солнце скрылось в тень,
В этот радостный и милый
Всенародный Женский день.
 
 
Вы желанны и прекрасны,
Бог вам нежность дал, красу.
Роз, гвоздик, тюльпанов красных
Вам букеты в дар несут.
 
 
Все сегодня вам желают
Счастья женского, любви,
Пусть вас Бог оберегает
От превратностей судьбы.
 
 
Чтоб напасти вас забыли,
Чтоб гордились вы судьбой,
Чтобы вы счастливы были
В каждый день и в миг любой.
 
 
Чтобы эта жизнь земная
Стала райскою для вас
Вся, от края и до края,
Без натяжек, без прикрас.
 
 
Чтобы вас всегда любили,
Чтоб ценили вас всегда,
Чтоб всегда красивы были,
Чтоб не старили года.
 

«Двенадцать Апостолов шли за Христом…»

 
Двенадцать Апостолов шли за Христом,
Один из них был Искариот Иуда.
Любили Иисуса, но ждали при том
Божественного сотворения чуда.
 
 
Чтоб подтвердилось им, что Он – Божий Сын,
И что Он – Мессия, ниспосланный Богом,
Что всем счастье несёт Он и в миг один
Останутся беды их все за порогом.
 
 
Внимали Ученью, но мучил вопрос:
Где подтверждения Бога, что послан им
Спаситель, Мессия – Иисус Христос
Не кем-нибудь, а Богом Всевышним самим.
 
 
И хлебы давал Он, от бури спасал,
Лечил и людей воскрешал Он из мёртвых,
Но бисер пред свиньями Он не бросал:
Пред фарисеев и священников первых,
 
 
Что злобой хотели унизить Его,
Распять и отдалить Христа от народа,
Не зная, не ведая просто того:
Иисусу подвластна даже природа.
 
 
Сын Божий Он и человеческий Сын,
Рождённый от Духа Святого и Девы,
Ниспослан был Богом, чтоб вместе мы с Ним
Вернулись бы снова к Создателю Евы.
 
 
Но предал Иуда, не верил Фома,
И Пётр отрекается трижды от Бога.
Апостолы вроде лишились ума,
Пред Богом судить если очень их строго.
 
 
И всё это раньше предвидел Христос:
Он знал, что слаба человечья порода.
И Он послан Богом решить сей вопрос
Спасения и вразумленья народа.
 
 
Он шёл на мученья, чтоб нам показать
Через смерть свою и своё Воскресение,
Что с Верою к людям придёт благодать,
Всем, принявшим Бога Святое Крещение.
 
 
Но, что заповедал нам Бог, соблюдать
Должны каждодневно народы все верно.
Тогда Сатане наших душ не видать,
Очистимся все мы от грязи и скверны.
 
 
Наступит тогда золотой, добрый век,
Все беды тогда из нас каждый забудет.
С природой в единство войдёт человек,
Любовь на земле процветать только будет.
 
 
Не будет болезней, ни войн, ни вражды,
Предательства, злобы и брани не будет.
Не будет ни голода и ни нужды —
А счастье и мир на Земле лишь пребудет.
 

«В глазах, расставленных широко…»

 
В глазах, расставленных широко,
Медлительных и осторожных,
Куда взглянуть хотел глубоко,
Увидел он, что невозможно
Питать надежду на любовь.
Там пустота и мельтешение…
Тебя сманить ведь мог любой,
И, чтоб доставить утешенье,
Тот увозил тебя далёко…
Потом ты возвращалась снова.
Он вроде бы взлетал высоко
От одного лишь только слова,
Хоть знал: слова твои ведь лживы —
И видел в тех словах обман.
Но оставались всё же живы
Его любовь и слов дурман,
Который вновь его сбивал,
И вопреки он оставался.
Не уходил, не убегал,
А снова мучился, терзался,
Что он дурак, раз позволяет
Себя обманывать несчётно,
И что себя не уважает,
Раз всё искал в себе отчёта…
Ведь так не может продолжаться,
Им надо разобраться наконец.
Он стал всё меньше обижаться,
И, значит, что: любви пришёл конец?
Ты всё-таки её убила
И обезличила враньём,
Которым ты его кормила.
Ну что же, каждому своё:
Ты получаешь, что хотела,
Он, как в романе том старинном,
Не для услады только тела,
Хотел любить и быть любимым.
 

Душевная рана

 
Всё проходит, кроме раны на душе,
Стонет от неё душа, болит и плачет.
Вроде бы забыто всё, прошло уже,
Но душа, увы, ведёт себя иначе.
 
 
Ноет, гложет и сжимается душа,
Острыми когтями в ней скребутся кошки.
Всё б отдал, чтоб из души та боль ушла
И следов в ней не осталось бы ни крошки.
 
 
Но душа, увы, ведёт себя не так,
Даже если боль ушла, зажили раны.
Не даёт забыть ту боль душа никак:
Боль от ран ушла, но саднят, ноют шрамы.
 

Осеннее

 
Разбросала краски осень
На берёзах, липах, клёнах…
Сарафан зелёный сбросил
Лес с деревьев опалённых.
 
 
Поменял на золотые
И багряные наряды,
Совершая непростые
Ритуальные обряды.
 
 
На полянах хороводы
Подберёзовиков красных —
Принесла дары природы
Осень в натюрмортах разных.
 
 
По траве и пням опята
С побуревшими боками
Веселились, как ребята,
Ждавши встречи с грибниками.
 
 
Вся зардев стыдливой краской,
Придорожная рябина
Шаловливо строит глазки,
Ожидая стать любимой…
 
 
Разбросала краски осень,
Листья золотом раскрасив,
Чтоб потом их тихо сбросить,
Краску белую заквасив.
 

Рябина

 
Раскудрявая рябина
Рядом с ивою обвислой,
Словно ягода малина
Рядом с клюквой горько-кислой.
 
 
Вся в оранжевых серёжках,
Вьются кудри золотые,
В очень модные сапожки
Ножки спрятаны крутые.
 
 
Озорным окинув взглядом
Клёна стройную фигуру,
Для сравненья с собой рядом
Показала иву-дуру.
 
 
Чтоб в сравнении с этой ивой
Клён все прелести рябины
Оценил бы и красивой
Той рябине стал любимым.
 
 
Так старалась показаться
Модной, умной и красивой,
Что всё больше обнажаться
Стал рябины вид спесивый.
 
 
И, не вняв, что по морозу
Краше выглядит рябина,
Полюбил тот клён берёзу —
Взгляд рябина лишь рябила.
 

«У дороги старая сука…»

 
У дороги старая сука
С перебитым хребтом лежит,
С морды капают слёзы скупо,
Подвывает и вся дрожит.
 
 
Онемели старые ноги:
Торопилась щенков кормить,
Сбил промчавшийся по дороге
Ночью тёмною грузовик.
 
 
За рулём, разминая спину,
Протирая рукой глаза,
Шапку низко на лоб надвинув,
Ас-водитель жал по газам.
 
 
Он домой спешил, к своим детям,
Счастлив был от свершённых дел,
Ослеплённый вмиг встречным светом,
Ту собаку не разглядел.
 
 
Он спешил. Вёз домой, усталый,
По машинке своим сынкам,
Не увидел собаки старой —
И сиротами быть щенкам.
 
 
Быть голодным щенкам-сестрёнкам,
И никто их не будет греть,
У дороги лежит в сторонке
Сука старая, рядом смерть.
 

«Говоришь, что ты его обожаешь…»

 
Говоришь, что ты его обожаешь,
Нет любви к нему, но ты уважаешь,
А не любишь. Что ж, теперь не беда,
Обожаешь ты его – это да.
 
 
Обожаешь, говоришь, обожаешь,
Даже если ты ему изменяешь.
Что не любишь ты его – не беда,
Обожаешь ты его – это да.
 
 
Обожаешь, говоришь, обожаешь,
Даже если от него уезжаешь.
Что любовь? Любовь – она ерунда.
Обожаешь ты его – это да.
 
 
Обожаешь, говоришь, обожаешь,
Когда вновь опять к нему приезжаешь.
Уходила, говоришь, – не беда,
Обожаешь ты его – это да.
 
 
Обожаешь, говоришь, обожаешь,
Даже если ты его убиваешь.
Эта вовсе ведь беда – не беда.
Обожаешь ты его, как всегда.
 
 
Обожаешь, говоришь, обожаешь.
А зачем и почему – ты не знаешь.
Ты считаешь, что любовь – как вода,
Обожанье лишь одно навсегда.
 

«И в двадцать, и в тридцать, и в пятьдесят…»

 
И в двадцать, и в тридцать, и в пятьдесят,
И в восемьдесят лет тоже
Мечтает человек счастливым стать,
Без счастья он жить не может.
 
 
Не в возрасте дело, а дело в том,
О чём человек мечтает,
Что хочет иметь он и что при том
Под счастьем он понимает.
 
 
Кто видит счастье в машине крутой,
В доме шикарном и в даче,
Кто хочет иметь сортир золотой,
Не может он жить иначе.
 
 
Кому-то лишь хлеба нужен кусок
Да тёплой одежды малость,
Чтоб жажду унять – лишь воды глоток,
Да угол – чтоб снять усталость.
 
 
Кто ропщет свободным, а кто – в тюрьме,
Обоим им счастья мало.
И каждый из них, себе на уме,
Мечтает, чтоб лучше стало.
 
 
И им невдомёк: всё это труху
И тлен представляет собой.
Мы время теряем на чепуху,
Ведь главное счастье – Любовь.
 

Правда и ложь

 
Поспорила однажды с правдой ложь,
Что ложь хитрее правды и сильнее,
Мол, где по жизни с правдой не пройдёшь,
Там с ложью пролетишь: она умнее.
 
 
От правды проку нет, одна беда.
Что толку оттого, что правду скажешь?
Кто с правдой – будет нищим, как всегда,
На хлеб свою ты правду не намажешь.
 
 
А с ложью полной чашей будет дом,
Ты нищету, мол, с ложью позабудешь,
И будет вся её заслуга в том,
Что ты как сыр кататься в масле будешь.
 
 
«Иди за мной! – кичилась правде ложь. —
И как принцесса ты из сказки будешь,
Со мною, правда, ты не пропадёшь,
Держись за ложь – иль ты себя загубишь».
 
 
«Куда же нам идти? Кругом там грязь», —
Сказала правда, выглянув наружу.
Но ложь шагнула гордо, словно князь,
И, поскользнувшись, тут же пала в лужу.
 

Икона Казанской Божьей Матери

 
Великой Божьей Матери иконе
Со Спасителем-младенцем на руках,
На пепелище посланной Матроне
Дано спасать святую Русь в веках.
 
 
От польских ворогов оборонила
Пожарским с Мининым она Москву.
В те дни Россия волю сохранила,
Не дала русским людям впасть в тоску.
 
 
Целительницей и баб заступницей
Иконе быть Казанской суждено,
России от врагов хранительницей
В иконе Божьей силой рождено.