Текст книги "Митридат против Римских легионов. Это наша война!"

Автор книги: Михаил Елисеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Гроза надвигается

Итак, с войной было решено, и не было теперь в мире силы, которая могла бы ее предотвратить. В том, что с Римом придется воевать, Митридат не сомневался никогда. Если бы война не началась сейчас, то она все равно бы началась через пять, десять, даже двадцать лет. Столкновение было неизбежно, к этому вел весь ход предшествующих событий и римский натиск на Восток рано или поздно должен был наткнуться на ожесточенное сопротивление. И если относительно Митридата можно говорить, что столкновение с Римом было для него вынужденной необходимостью, то относительно Республики этого сказать нельзя. Само существование могучего и стабильного государства в Малой Азии было для них как кость в горле, их устроили бы мелкие и раздробленные государственные образования, постоянно раздираемые внутренними противоречиями и конфликтующие между собой. Аппиан конкретно указал причину войны, отметив, что римляне «с подозрением смотрели на страну, подвластную Митридату, становящуюся очень крупной, и желали таким образом разделить ее на несколько частей». О том же самом говорил и Митридат, и это происходило в тот момент, когда понтийские фаланги победоносно маршировали по Малой Азии, а римляне везде терпели сокрушительные поражения. «Затем Митридат сказал, что поистине римляне преследуют царей не за проступки , а за силу их и могущество» (Юстин). Не в бровь, а в глаз! В целом, царь Понта, один из умнейших людей своего времени, очень верно раскусил сущность римского государства, этого народа-хищника: «Ведь у римлян есть лишь одно, и притом давнее, основание для войн со всеми племенами, народами, царями – глубоко укоренившееся в них желание владычества и богатств»(Саллюстий). Эта тема получит дальнейшее развитие в письме Митридата к парфянскому правителю Аршаку, где Евпатор даст блестящую и очень точную характеристику римскому натиску на Восток, всем и чаяниям, и надеждам этого народа-хищника. «Или ты не знаешь, что римляне, после того как Океан преградил им дальнейшее продвижение на запад, обратили оружие в нашу сторону и что с начала их существования все, что у них есть, ими похищено – дом, жены, земли, власть, что они, некогда сброд без родины, без родителей, были созданы на погибель всему миру?Ведь им ни человеческие, ни божеские законы не запрещают ни предавать, ни истреблять союзников, друзей, людей, живущих вдали и вблизи, ни считать враждебным все, ими не порабощенное, а более всего – царства… Они держат наготове оружие против всех. Больше всего ожесточены они против тех, победа над кем сулит им огромную военную добычу; дерзая, обманывая и переходя от одной войны к другой, они и стали великими »(Саллюстий). Невозможно не согласиться со столь блистательной характеристикой своего врага, которую дает Митридат в изложении Саллюстия, из нее видно, что царь прекрасно понимает, что другого выхода, кроме войны у него нет. Сыновья волчицы понимают только один разговор – разговор с позиции силы, недаром Гай Марий при личной встрече говорил Митридату: «Либо постарайся накопить больше сил, чем у римлян, либо молчи и делай, что тебе приказывают» (Плутарх). Поэтому Митридат знал, что разговор на равных с сыновьями волчицы возможен только в одном случае, если перед этим могучий понтийский кулак в кровь разобьет наглую римскую морду. Уважают только сильных, и он заставит Рим себя уважать!

* * *

Какие цели преследовал Митридат, вступая в эту войну? О самом уничтожении Республики, как во времена Ганнибала, речи быть не могло, а вот остановить продвижение агрессоров на Восток было вполне реально – прекратить бесцеремонное вмешательство западных политиканов в восточные дела, покончить со страшным ограблением народов Анатолии алчной сворой римских публиканов и наместников. Население Малой Азии изнемогало под римским гнетом, и их единственной надеждой был Митридат: отчаявшиеся люди ожидали прихода с Востока Царя-Освободителя, Нового Диониса. Все это было известно понтийскому царю, и при каждом удобном случае этот потомок Ахеменидов демонстрировал свое эллинофильство, успешно позиционируя себя, как наследника традиций Александра Великого. Учитывал Митридат и то, что в Италии бушевала Союзническая война, а военный потенциал Республики был очень сильно ослаблен этой междоусобицей. Царь уже давно очень тщательно просчитывал все возможные варианты развития событий, искал возможных союзников и итогом его деятельности в этом направлении стал брак дочери Клеопатры с могущественным царем Армении Тиграном Великим. Митридат приобрел грозного союзника и обезопасил себе тыл. «Союзники договорились между собой, что города и сельские местности достанутся Митридату, а пленники и все, что можно увезти с собой, – Тиграну»(Юстин).

Ну а что же относительно вооруженных сил, которыми располагал Новый Дионис? Юстин их охарактеризовал очень емко: «Митридат подготовил к боям против Рима весь Восток».

И действительно, можно сказать, что так оно и было, мало того, царь везде искал союзников, тех, кто ненавидел Рим и не хотел влачить жалкое существование в рабстве и подчинении у сыновей волчицы. « Митридат, понимая, какую серьезную войну он разжигает, разослал послов к кимврам, галлогрекам, сарматам и бастарнам с просьбой о помощи. Давно замыслив войну с Римом, Митридат еще раньше сумел привлечь на свою сторону все эти племена разными знаками милости. Он приказал также прибыть войску из Скифии…»(Юстин). Царские агенты сновали по Европе и Азии, раздувая недовольство против римлян, а Митридат готовился к предстоящей кампании так, как никогда до этого, понимая, что исход великой борьбы может решиться не только на полях сражений, но и в лабиринтах тайной войны. Отряды лучших бойцов стягивались со всех концов его державы и понтийские стратеги приложили немало сил, чтобы из разноплеменного воинства создать единый боевой механизм. Аппиан приводит данные о численности понтийских войск, и, на мой взгляд, с ними можно согласиться, но при одном условии – если считать, что это были действительно все те силы, которыми на тот момент располагал Митридат. Соответственно, сюда должны входить и войска, стоящие гарнизонами по всей огромной державе царя, а также контингенты, которые находились на Боспоре и в Закавказье. То же самое должно относиться и к флоту, потому что не мог Евпатор бросить все силы на борьбу с Римом, а остальные границы оставить открытыми. Командный состав понтийской армии был великолепным и по своему потенциалу ни в чем не уступал римским коллегам. Аппиан особо выделяет двух братьев, Архелая и Неоптолема, которые явно были греками из понтийских городов, ведь не случайно именно Архелай будет отправлен в Элладу на борьбу с римлянами, и не последнюю роль в этом сыграло его эллинское происхождение. Помимо них упомянут сын Митридата, царевич Аркафий, командующий армянской конницей, командир тяжелой пехоты Дорилай, начальник боевых колесниц Кратер, командующий элитными пехотными подразделениями халкаспистов («медных щитов») Таксил и многие другие. Было кому сбить спесь с римских полководцев, было кому к победе вести понтийские войска. И, конечно, не следует забывать про самого Митридата: царь очень хорошо знал и любил военное дело, был прекрасным стратегом и тактиком, очень много времени уделяя подготовке своих войск. «Митридат проводил время не за пиршественным столом, а в поле, не в развлечениях, а в военных упражнениях, не среди сотрапезников, а среди ратных товарищей; с ними состязался он в конной езде, в беге, в борьбе. И войско свое ежедневными упражнениями он приучил к такой же выдержке и терпению при перенесении военных трудов. Таким образом, сам непобедимый, он создал себе неодолимое войско»(Юстин). Как уже отмечалось, боевые качества понтийской армии были очень высоки, и недаром она считалась самой боеспособной во всей Азии – за ней тянулся шлейф из непрерывных побед, а понтийские стратеги считались победителями непобедимых скифов. И этот факт постоянно использовал в своей пропаганде Митридат, утверждая, что он победил тех, кого не смогли победить ни Дарий I, ни Александр Великий. А если к этому добавить, что территорию, где предстояло развернуться боевым действиям, Митридат знал досконально, то преимущества понтийской армии будут налицо. «Так как он питал замыслы противАзии, он с несколькими друзьями тайком покинул свое царствои, исходив ее всю, узнал расположение всех городов и областей, причем об этом никто не подозревал. Отсюда он переправился в Вифинию и, точно был уже владыкой ее, наметил удобные места для будущих побед»(Юстин). И здесь хотелось бы обратить внимание вот на что: бытует мнение, что Митридат сознательно не желал обострять конфликт с Римом, желая выставить себя в глазах «международного сообщества» того времени, невинной жертвой агрессии. И тут возникает вполне закономерный вопрос: а зачем ему это было надо? По большому счету всем было абсолютно наплевать, под каким лозунгом он вступает в войну, агрессор Митридат или жертва, и каждый из правителей смотрел на ситуацию с точки зрения пользы для своей страны. А моральный аспект проблемы не волновал никого! Да и перед кем было Митридату изображать невинную овечку? Перед вырожденцами Птолемеями, чей военный потенциал был довольно скуден и не оказывал ровно никакого влияния на ход событий? Или перед последними Селевкидами, которые сидели на осколках некогда великой державы и не знали, как удержать то немногое, что еще у них осталось? Или перед мелкими царьками и династами Малой Азии, на мнение которых Митридату было глубоко наплевать? А может, перед эллинами? Так они и так ждали его и были готовы встретить с распростертыми объятиями, невзирая на то, агрессор он или нет по отношению к Риму. Словом вывод напрашивается такой, что незачем было Митридату заниматься подобной ерундой и кого-то изображать. Он был хищником и с таким же хищником готовился сойтись в смертельной схватке, а остальные при любом раскладе оставались лишь зрителями.

* * *

А теперь рассмотрим, каким потенциалом располагали римляне и их союзники. Дело в том, что события приняли столь стремительный оборот, что в Малой Азии не оказалось достаточного количества римских легионов, и мало того, по поводу войны с Митридатом не существовало ни постановления сената, ни решения народного собрания. Римские полководцы стали набирать воинов, где только можно – в Вифинии, Каппадокии, Пафлагонии, землях галатов, а собственно римских войск, судя по всему, было не много, но они все же были. И когда объединенная армия была готова и римские военачальники обсудили сложившуюся ситуацию, то было принято решение разделить войска. Создали три компактные и мобильные армии, которые должны были, с одной стороны, перекрыть Митридату пути вторжения, а с другой – атаковать его территорию, численность каждой из этих армий Аппиан определяет в 40 000 пехоты и 4000 всадников. Получалось, что если царь Понта нападал на одну из этих армий, то она должна была сковать его боями, а две другие в это время вторгались беспрепятственно в Понт и в Каппадокию. Само расположение римских войск свидетельствовало об этом, поскольку армия Оппия стояла у границ Каппадокии и, вторгнувшись в эту страну, должна была освободить ее от войск царевича Ариарата, севернее, в Галатии, у самой границы Вифинии, стояли войска Луция Кассия, которые через Пафлагонию могли ударить непосредственно по самому Понту, а на самом опасном направлении, там, где ожидали вторжения Митридата в Вифинию, стояла армия Мания Аквилия. Из всех римских военачальников он был самым опытным и заслуженным, и его военные таланты равнялись разве что его алчности. Но Аквилий располагал еще одним дополнительным козырем на этом опасном направлении, и этот козырь назывался армией вифинского царя Никомеда IV, в которой насчитывалось 50 000 пехотинцев и 6000 кавалеристов. И войско Аквилия, и армия Никомеда находились недалеко друг от друга и всегда могли прийти на помощь союзникам в случае ухудшения обстановки, но, с другой стороны, и Митридат мог попробовать разбить их поодиночке. Как видим, планы союзников подразумевали как оборонительные, так и наступательные действия, в зависимости от ситуации.

И в итоге было принято решение действовать наступательно, причем главный удар решили нанести мощным кулаком в составе вифинской армии и войск Мания Аквилия, через Пафлагонию, прямо в направлении Синопы. Но почему-то получилось так, что войска Никомеда стремительно рванули вперед, а Маний Аквилий замешкался, и в итоге вифинцы ушли достаточно далеко и вторглись на территорию Понта. Но ничего страшного в этом не было, армия Никомеда была достаточно многочисленной и хорошо обученной и могла на равных противостоять понтийцам. Все теперь зависело от того, как царь Вифинии этими силами распорядится. Первая война Митридата с Римом началась.

Глава III
Шествие Диониса (89–88 гг. до н. э.)

Разгром Вифинии

Вышибая обутыми в легкие сандалии ногами пыль анатолийских дорог, на Запад маршировала армия Митридата. Словно лес качались тысячи сарисс над головами фалангитов, блестели на солнце большие щиты и доспехи гоплитов из понтийских городов, набросив поверх наборных доспехов светлые плащи, пылили в сторону Вифинии отряды тяжелой армянской кавалерии, а за ней двигались закованные в пластинчатые панцири сарматские и скифские наездники. Грохотали по дорогам страшные боевые колесницы, пока без смертоносных ножей и серпов – их наденут перед битвой, шли отряды лучников и пращников, набранных из многочисленных племен, входящих в состав понтийской державы, а также быстрых на ногу горцев, непревзойденных метателей дротиков. Отряды легкой кавалерии ушли далеко вперед, двигались вдоль походного строя и в тылу наступающей армии, наблюдая за флангами и обозом, в котором везли осадные машины. Нескончаемые колонны понтийских войск тянулись до горизонта, и казалось, нет в мире такой силы, которая сможет им противостоять. Но где-то там, на закате, находилась вифинская армия Никомеда, который был готов вступить в бой с понтийской громадой, и предвкушение предстоящей битвы охватило всю армию Митридата – от царя до последнего пращника.

Впереди главной массы понтийских войск шли передовые отряды стратегов Архелая и Неоптолема, а также кавалерия царевича Аркафия, именно эти силы должны были первыми войти в соприкосновение с врагом. Двигались быстро, впереди рысила конница, за ней быстрым шагом шли легковооруженные бойцы и ехали боевые колесницы, а подразделения фаланги серьезно отставали, отягощенные своим тяжелым вооружением. Встреча с армией Никомеда произошла в долине реки Амнейон, увидев надвигавшиеся на них войска Митридата, вифинцы построились в боевой порядок и двинулись навстречу. Понтийские стратеги по ходу движения также перестраивали свой строй из походного в боевой. Мобильные отряды, состоявшие из лучников, пращников, метателей дротиков и отрядов пехоты с легким вооружением становились в центр, кавалерия Аркафия смещалась на левый фланг, а Архелай с боевыми колесницами и своими пехотинцами перешел на правый. Фаланга еще не подошла, да и разворачивать ее времени уже не было, видя, что вифинская армия, которая намного их превосходит численностью, начала охват понтийских флангов, полководцы Евпатора нанесли удар в центре: их легковооруженные войска неожиданно для врага захватили крутой и скалистый холм в центре равнины. Окружение понтийцев прекратилось, и все свои силы Никомед двинул на этот холм, после яростного боя воинов Митридата сбросили с вершины и погнали в долину. Но в сражение уже вступили отряды Неоптолема и Аркафия – кавалерия царевича врубилась в правый фланг Никомеда и привела его в расстройство, а войска стратега пошли в атаку и столкнулись с вифинской фалангой. Но против тяжелой пехоты вифинцев у легковооруженных бойцов Неоптолема не было никаких шансов, сдвинув щиты и ощетинившись частоколом копий, враги наступали по всему фронту, и понтийцы не выдержали. Отчаянно сопротивляясь, забрасывая фалангитов стрелами, дротиками, камнями и копьями, понтийские войска начали быстро откатываться вглубь долины. Видя отступление центра, стала выходить из боя и кавалерия Аркафия, отбиваясь от наседавших врагов, всадники царевича тоже начали отход в долину. Армия Никомеда развернулась и всей своей массой навалилась на пятившегося врага, намереваясь обратить его в беспорядочное бегство. И в этот момент на них обрушился страшный и неожиданный удар, который разом положил конец всем надеждам на победу, обойдя вифинцев с правого фланга, на них набросились воины Архелая. Закидав врагов градом метательных снарядов и приведя их ряды в расстройство, воины стратега ринулись в атаку. Лучники, обойдя фалангу, выпустили стрелы практически в упор, и задние ряды сариссофоров повалились как скошенные, выхватив мечи, понтийцы с тыла врубились в вифинские шеренги. У страха глаза велики, и Никомед, сдуру что ли, развернул всю свою армию против отряда Архелая, оставив в покое отступавшие части Неоптолема и Аркафия. Те получили драгоценное время, перегруппировали свои войска и, перейдя в наступление, атаковали вифинцев с тыла. Боевые порядки неприятеля расстроились, Никомед попытался парировать этот новый удар понтийцев, но счет пошел на секунды, а их в распоряжении царя уже не было…

Грохот мчавшихся боевых колесниц потряс равнину, блестели на солнце отточенные серпы и косы, прикрепленные к колесам и дышлам, ветер свистел в ушах стрелков и возниц, которые направляли свои машины смерти прямо в густые ряды вифинского войска. Удар во фланг наступающей фаланге был страшен: в разные стороны полетели отсеченные руки и ноги, страшные косы рассекали фалангитов кого на две, а кого на несколько частей, куски человеческих тел летели в разные стороны, а колесницы продолжали мчаться, оставляя кровавые просеки в неприятельских рядах. Возницы гнали их в самую гущу вифинских рядов, боевые кони были забрызганы кровью с ног до головы, а на повозках повисли куски мяса и человеческие тела. И ужас объял воинов Никомеда, бросая пики, копья, мечи и щиты, они обратились в повальное бегство, паника начала стремительно распространяться по всей царской армии. Зажатые с трех сторон, некоторые из подразделений вифинцев продолжали сражаться, командиры Никомеда пытались организовать сопротивление своих солдат, но поражаемые яростно сражавшимися бойцами Митридата они гибли тысячами. Понимая, что большая часть его войск перебита и что сам он рискует попасть в плен, Никомед ринулся спасать свою жизнь. Видя бегство своего царя, за ним последовали и остатки его армии. Последнее сопротивление рухнуло, каждый думал только о себе, а царский штандарт упал и был затоптан беглецами. Грозная армия вифинского царя Никомеда IV перестала существовать.

* * *

Это был настоящий триумф понтийского оружия, триумф стратегов Митридата и соответственно его самого. И самое главное, победа была достигнута над численно превосходящим врагом, благодаря воинскому искусству понтийских полководцев и доблести простых царских воинов. Горе-полководец Никомед с немногочисленной охраной бежал в Пафлагонию, его лагерь с царской казной достался победителям, а громадное количество взятых пленных с ужасом ожидало своей участи. И тут перед ними во всем блеске славы и величия явился Митридат, грозный царь объявил, что дарит им всем жизнь и даже дает денег на дорогу – пусть идут по домам и не воюют больше с победоносным царем Понта! Можно представить, каким восторженным ревом была встречена эта речь царя, люди, наслышанные о его свирепости по отношению к поверженным врагам, просто не могли поверить в свое счастье. А Митридат целенаправленно гнул свою линию, он воюет против Рима и его приспешников, для остальных жителей Анатолии он – Новый Дионис и Освободитель. Так было, так есть и так будет!

Что же касается самого сражения, то оно действительно заслуживает самого пристального внимания, ведь громадная, хорошо вооруженная и обученная армия была разгромлена лишь передовыми отрядами армии неприятельской. Да и те участвовали в битве в неполном составе, у Аппиана четко прописано, что «фаланге Митридата даже не пришлось вступить в дело».Стратеги Митридата и царевич Аркафий действовали творчески, исходя из той ситуации, которая складывалась на поле боя, стараясь по мере возможности координировать действия своих войск и вовремя приходить на помощь друг другу. Особенно хотелось бы отметить то, как мастерски сумел распорядиться боевыми колесницами Архелай – этот род войск уже во времена походов Великого Македонца считался анахронизмом, а в битве при Амнейоне именно они решили исход дела в пользу отрядов Митридата. Понтийские воины сражались доблестно, их не испугал громадный численный перевес неприятеля, и в итоге они добились небывалого успеха. «Победу одержало войско немногочисленное над превосходящим его намного численностью не вследствие какой-либо сильной позиции или ошибки неприятеля, но благодаря военачальникам и храбрости войска»(Аппиан). Что касается боевого построения войск, то в своей отличной работе, посвященной Митридатовым войнам, Л. А. Наумов указывал на то, что в центре боевого построения понтийцев стояла конница под командованием царевича Аркафия. Но этого просто не могло быть, хотя бы по причине того, что в центре вифинской армии стояла фаланга, и это было в соответствии со всеми канонами военного искусства эпохи эллинизма. Посылать кавалерию в атаку на ощетинившийся сариссами строй было полным безумием и смерти подобно, это только маг Гэндальф из фильма «Властелин колец» мог себе позволить атаковать готовую к сражению фалангу урукхаев кавалерией Рохана и прорвать ее боевые порядки. В реальности все было гораздо сложнее, да и стратеги Митридата не были ни магами, ни колдунами, а просто отличными полководцами, которые в совершенстве знали военное дело. Что же касается Никомеда, то, как военачальник, он проявил себя с самой худшей стороны, полагаясь лишь на один численный перевес и не обременяя себя решением возникших перед ним тактических задач, он проиграл битву и в итоге потерял царство. То, что 50 000 пеших воинов и 6000 всадников Никомеда IV после битвы при Амнейоне исчезли со стратегической карты, в корне меняло всю военную и политическую ситуацию в регионе, но что-либо исправить ни сам вифинский царь, ни его римские друзья уже не могли. Малая Азия сотрясалась от поступи победоносных понтийских войск, сотни тысяч людей готовились к встрече Освободителя, и шансы союзников на победу над Митридатом улетучились как дым.

* * *

Итоги положения дел в Анатолии после битвы при Амнейоне подвел Аппиан: «Таково было первое сражение в войне с Митридатом; римские военачальники были испуганы, так как приступили к столь значительной войне необдуманно и опрометчиво,и не получив полномочий от римского сената».То, что римские полководцы были действительно перепуганы, дорогого стоит, не каждому в истории было дано внушить им чувство страха. И дело даже не в том, что они ввязались в войну без сенатских полномочий, а в том, что они своими глазами увидели, какую грозную силу разбудили. Как уже отмечалось, для войны против Митридата союзники сосредоточили три ударные группировки, и теперь самая мощная из них была уничтожена. И хотя после победы понтийский царь остановил свою главную армию на границе с Вифинией, его полководцы продолжили наступление. И на этот раз их жертвой стал тот, кого по праву считали главным поджигателем войны – Маний Аквилий. Именно в расположение его войск удрал Никомед, но, увидев, что ситуация продолжает стремительно ухудшаться, рванул еще дальше и скрылся у Луция Кассия. А что касается самого Аквилия, то, имея в своем распоряжении 40 000 пехоты и 4000 всадников, он стоял лагерем на границе Понта и Вифинии, однако, узнав о приближении войск Митридата, решил покинуть это место и отступить. Судя по всему, его войска были застигнуты врасплох у местечка Пахия, под вечер, где они расположились в лагере, отдыхая после трудного марша, поскольку стремились уйти от преследовавших их понтийских войск, которыми командовали Неоптолем, один из героев битвы при Амнейоне, и другой стратег, Метрофан. Вынужденный принять битву в явно не выгодных для него условиях, Аквилий был разгромлен на голову, потеряв 10 000 воинов убитыми и около 300 пленными. Его лагерь был захвачен, а сам римлянин спасся бегством в долину реки Сангарий и оттуда добрался до Пергама, где и затаился как мышь. А что касается самого Митридата, то он по-прежнему находился с войском на границе Понта и Вифинии, занимаясь тем, что наращивал свой политический капитал. Когда его сарматские всадники разгромили кавалерийский отряд Никомеда, то пленных он снова отпустил, снабдив их по традиции деньгами. Точно так же он поступил и с теми, кого привели к нему после битвы при Пахии, – от подобных действий его популярность возросла в Малой Азии необычайно.

Что и не замедлило сказаться на дальнейшем ходе кампании. Люди, которых сгоняли под свои знамена Никомед и проконсул Кассий, просто-напросто отказывались воевать против Царя-Освободителя, Нового Диониса. Укрепившись во Фригии, в местечке Леонтокефалея, они начали проводить тотальную мобилизацию среди населения, вооружая ремесленников, земледельцев и прочих людей, не знакомых с военным делом. Но фригийцы не горели желанием защищать своих угнетателей – римлян, в спешно набранном войске царили абсолютно другие настроения, и когда они дошли до командования, то все посыпалось. Кассий с верными людьми ушел в Апамею, Никомед сбежал в Пергам, а в спешке набранное войско просто разбежалось. Римское владычество в Анатолии рухнуло.