Текст книги "Танковые асы Сталина"

Автор книги: Михаил Барятинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Трудно не согласиться с мнением немецкого генерала, тем более что хоть и с известными оговорками, но в главном он прав.

Советский средний танк Т-28

Образно говоря, есть две составляющие боевых действий, которые условно можно представить понятиями «порыв» и «маневр». В действиях наших танковых, и не только танковых, войск в первые два года войны явно преобладал «порыв». «Порыв» – это когда «За Родину! За Сталина! Делай как я!» – и вперед в атаку! А «маневр» – это когда хорошо замаскированная в кустах противотанковая пушка пресекает «порыв» в зародыше. Преобладание «маневра» над «порывом» в действиях советских танковых войск в крупных масштабах проявилось в ходе контрнаступления под Сталинградом и сразу принесло результаты. Однако, несмотря на положительные сдвиги, «порыв» время от времени давал о себе знать. Так, например, контрудар 5-й гвардейской танковой армии под Прохоровкой – это ярко выраженный «порыв». Нужен был «маневр», но командование предпочло «порыв» и фактически погубило армию. Примеры «порыва», причем при явном давлении сверху (в войсках-то уже давно «шкурой» поняли, что «маневр» лучше), можно найти даже в 1945 году. Вот один такой вопиющий случай, приведенный в журнале «Военно-исторический архив» полковником в отставке В.М. Сафиром: «Эту быль рассказал мне подполковник Н., участник Берлинской операции. Итак, снова о танках, вернее, о том, как командование 1-м Белорусским фронтом применяло их в городских условиях (чтобы никто не удивлялся – откуда вдруг взялся «чечено-грозненский опыт»).

1945 год. Берлин. Начало аллеи «Франкфуртер Тор» (Франкфуртские ворота). По направлению к центру города в кильватер выстраивается наша танковая бригада. Впереди, до самого центра, разбитая улица, в развалинах домов которой, в подвалах, засели сопливые мальчишки с фаустпатронами. Почти так же, как мы видим иногда по телевизору раздельные старты лыжников на первенстве мира, когда через секунд тридцать по писку системы «Лонжин» стартер командует – «пошел», вот так же, почти с тем же интервалом, той же командой – «пошел», пускали в последний путь танки моей несчастной бригады, с боями прошедшей кровавый путь до фашистской столицы. Казалось бы, все позади – вот она, Победа. Но нет, так просто у нас не бывает… Каждая машина проскакивала 400–600 метров, после чего конец был для всех одинаков – танк расстреливался в упор фаустпатронами, и, с учетом крайне разрушительного заброневого действия этого нового для нас боеприпаса, мало кто из членов экипажа имел возможность спастись. Прикинув эту арифметику, я без труда рассчитал, что жить мне осталось минут шесть. Но, видимо, везуха была на моей стороне – когда перед моим танком осталось всего две машины, эту бессмысленную бойню остановили. Кто принял решение, я не знаю, да и было не до выяснений…»

Что тут скажешь, при такой организации боевых действий вряд ли можно требовать от советских танкистов высокой результативности. Отрицательным образом сказался на ней и приказ Наркома обороны (то есть И.В.Сталина) № 0728 от 19 сентября 1942 года «О внедрении в боевую практику танковых войск стрельбы из танков с хода». В этом приказе, в частности, говорилось: «Опыт Отечественной войны показывает, что наши танкисты не используют в бою всей огневой мощи танков, не ведут по противнику интенсивного артиллерийского и пулеметного огня с хода, а ограничиваются прицельной стрельбой только из орудий, да и то с коротких остановок.

Практикуемые нашими войсками танковые атаки без достаточно интенсивного огня всех огневых средств танков создают благоприятные условия для безнаказанной работы орудийных расчетов артиллерии противника.

Советский средний танк Т-34 обр. 1941 г.

Такая неправильная практика значительно уменьшает силу огневого и морального воздействия наших танков на противника и приводит к большим потерям в танках от артиллерийского огня врага.

Приказываю:

Танковым частям действующей армии с момента подхода к боевым порядкам своей пехоты атаку противника начинать мощным огнем с хода из всего танкового вооружения как из орудий, так и из пулеметов, не боясь того, что стрельба получится не всегда прицельная. Стрельба из танков с хода должна быть основным видом огневого воздействия наших танков на противника, и прежде всего на его живую силу.

Увеличить боекомплект в танках, доведя его на танке KB до 114 снарядов, на танке Т-34 – до 100 снарядов и на танке Т-70 – до 90 снарядов.

В танковых бригадах и полках иметь три боекомплекта, из них один возимый в танках».

Мотивировка появления такого приказа вполне понятна. Танковые войска Красной Армии в первую очередь предназначались для борьбы с пехотой противника, борьбу с его танками должна была вести противотанковая артиллерия. Вот как сформулировал свою точку зрения сам Сталин в разговоре с М.Е. Катуковым 17 сентября 1942 года. В ходе беседы Сталин спросил:

– Стреляют танкисты с ходу? Я ответил, что нет, не стреляют.

– Почему? – Верховный пристально посмотрел на меня.

– Меткость с ходу плохая, и снаряды жалеем, – ответил я. – Ведь наши заявки на боеприпасы полностью не удовлетворяются.

Сталин остановился, посмотрел на меня в упор и заговорил четко, разделяя паузами каждое слово:

– Скажите, товарищ Катуков, пожалуйста, во время атаки бить по немецким батареям надо? Надо. И кому в первую очередь? Конечно, танкистам, которым вражеские пушки мешают продвигаться вперед. Пусть даже ваши снаряды не попадают прямо в пушки противника, а рвутся неподалеку. Как в этой обстановке будут стрелять немцы?

– Конечно, меткость огня у противника снизится.

– Вот это и нужно, – подхватил Сталин. – Стреляйте с ходу снаряды дадим, теперь у нас будут снаряды».

Советский тяжелый танк КВ-1 с пушкой Ф-32

В общем, все понятно и вроде бы все логично. Вот только реальная действительность слишком часто вносила свои коррективы, а приказ тем временем все равно нужно было исполнять. Вот и исполняли его танкисты 5-й гвардейской танковой армии, атакуя в лоб 2-й танковый корпус СС. Немцы по ним били с места, прицельно, а наши с ходу, попусту расходуя снаряды.

Была еще одна причина, позволявшая немцам чаще выходить победителями из танковых дуэлей. Заключается она в конструкции танков. Да, да, именно в конструкции, которая не имеет ничего общего с заявленными тактико-техническими характеристиками. По последним наши танки были ничуть не хуже немецких. В чем-то уступали, но в чем-то и превосходили, причем в первый год войны превосходство в тактико-технических характеристиках было однозначным. Но речь сейчас не об этом. Речь о том, насколько экипажу того или иного танка удается реализовать эти характеристики, и не на полигоне, а в бою. С сожалением приходится констатировать, что для боя немецкие танки были приспособлены гораздо лучше. Простой пример. Почти все немецкие танкисты в своих воспоминаниях отмечают, что русские танки запаздывали с открытием ответного огня, а порой и просто долго не могли определить, откуда по ним стреляют. Немудрено! Недостаточное количество, плохое качество, а также неудачное расположение приборов наблюдения просто не позволяли экипажу танка Т-34, например, вовремя обнаружить цель. Кроме того, у этого танка в бою отсутствовал командир, не по должности, а по выполняемым обязанностям. Выполняя функции наводчика, он видел только то, что мог увидеть в телескопический прицел. Появление в 1943 году на «тридцатьчетверке» командирской башенки, вопреки расхожему мнению, мало что изменило. В бою командир-наводчик все равно не мог ей пользоваться. Достаточно взглянуть на расположение немногочисленных приборов наблюдения на Т– 34, чтобы понять, что остальные члены экипажа почти не могли ему помочь. Изменить ситуацию удалось только на Т-34-85.

Командир танка KB-1 находился в положении не намного лучшем. При экипаже в пять человек он мог не отвлекаться на выполнение других функций, а полностью сосредоточиться на управлении боем. Но не тут-то было: его месторасположение в танке не позволяло это. Командир танка КВ-1 располагался справа от орудия, для наблюдения за местностью в его распоряжении имелась командирская панорама ПТК-5, в идеале позволявшая вести круговое наблюдение. Но только в идеале. Сам-то командир танка не мог крутиться на 360°, вот и получалось, что реальный сектор наблюдения командира KB составлял примерно 120° в передней и правой полусферах. Что творилось слева и сзади от танка оставалось для него тайной за семью печатями.

Немецкий легкий танк чехословацкого производства Pz.35(t)

Столько внимания ведению наблюдения из танка уделено здесь не случайно. От того, кто первым обнаружит противника, в бою зависело очень многое, если не все. В этом вопросе немецкие танки с четким функциональным разделением обязанностей членов экипажа из пяти человек имели явное преимущество. Обеспечивалось оно и техническим обеспечением командира средствами наблюдения – командирской башенкой.

Однако не следует думать, что все сводилось только к приборам наблюдения. Лучше у немцев обстояло дело, например, и со средствами связи, как внешней, так и внутренней. Во всяком случае, управлять действиями механика-водителя с помощью ног, поставленных на его плечи, как это широко практиковалось в Т-34, командирам немецких танков не приходилось.

Превосходство на поле боя могло быть получено и за счет многих других, порой скрытых, на первый взгляд не лежащих на поверхности причин. Проиллюстрировать это можно на сравнении двух легких танков, немецкого Pz.II и советского Т-60. Оба танка в начальный период войны занимали заметное место в танковых войсках Вермахта и Красной Армии.

Анализируя данные этих машин, можно сказать, что советским танкостроителям удалось добиться практически одинаковой с немецким танком уровня защищенности, что при меньших массе и габаритах существенно повышало неуязвимость Т-60. Почти аналогичными были и динамические характеристики обеих машин. Несмотря на большую удельную мощность, Pz.II не был быстроходнее «шестидесятки». Формально одинаковыми были и параметры вооружения: оба танка оснащались 20-мм пушками с близкими баллистическими характеристиками. Начальная скорость бронебойного снаряда пушки Pz.II составляла 780 м/с, у Т-60 – 815 м/с, что теоретически позволяло им поражать одни и те же цели. На самом же деле все обстояло не так просто: советская пушка ТНШ-20 не могла вести огонь одиночными выстрелами, а немецкая KwK 30, равно как и KwK 38, – могла, что существенно повышало точность стрельбы.

«Двойка» оказалась эффективнее на поле боя и за счет численности экипажа, состоявшего из трех человеки имевшего к тому же гораздо лучший обзор из танка, чем экипаж Т-60.

Важным преимуществом являлось и наличие радиостанции. В итоге Pz.II в качестве машины переднего края существенно превосходил «шестидесятку». Еще больше это преимущество ощущалось при использовании танков для разведки, где малозаметный, но «слепой» и «немой» Т-60 был практически бесполезен.

Немецкий легкий танк чехословацкого производства Pz.38(t)

Целью этой книги не является детальное сравнение советских и немецких танков. Хочется просто заострить внимание читателя на этом вопросе для понимания того, насколько непросто было добиваться побед на технике, имевшейся в руках наших танкистов. Особенно в начальный период войны. И, тем не менее, они их добивались.

К сожалению, представить читателю точный список советских танкистов-асов нет возможности. Учет персональных побед в советских танковых войсках в целом практически не велся. Более или менее такой учет вели в рамках одной танковой части или соединения. Можно привести, например, список наиболее результативных танкистов 1-й гвардейской танковой бригады:

старший лейтенант Д.Лавриненко – 52 танка;

старший лейтенант К.Самохин – свыше 30 танков;

старший лейтенант А.Бурда – свыше 30 танков;

капитан А.Рафтопулло – 20 танков;

старший сержант И.Любушкин – 20 танков.

О том, как в Красной Армии велся учет подбитых вражеских танков, можно судить на примере старшего лейтенанта В.Брюхова из 170-й танковой бригады. По его подсчетам, он подбил 28 вражеских танков, из них девять на своем Т-34-85 – за 15 дней Ясско-Кишинев-ской операции. За них-то, судя по всему, он и получил деньги, полагавшиеся за подбитые немецкие танки. Возможно, что занижение побед было вызвано именно этой системой выплат, принятой в Красной Армии. За каждый уничтоженный немецкий танк экипажи советских танков получали следующие денежные вознаграждения: командир танка, командир орудия (башни) и механик-водитель – по 500 рублей, заряжающий и радист – по 200 рублей. Если экипаж погибал, то деньги перечислялись в фонд обороны. При этом каждый уничтоженный немецкий танк могли записать на свой счет не только танкисты, но и пехотинцы, артиллеристы, саперы и т. д. К примеру, наводчик противотанкового ружья получал за подбитый танк также 500 рублей, а второй номер – 250 рублей. То же самое касалось командиров и наводчиков артиллерийских орудий. Им также выплачивалось по 500 рублей, остальным номерам орудийных расчетов – по 200 рублей. За каждый подбитый танк противника при помощи индивидуальных средств борьбы полагалась премия в 1000 рублей, а если в уничтожении танка участвовала группа бойцов, то сумма премии достигала 1500 рублей. Поэтому для исключения приписок и во избежание чрезмерных выплат число побед занижалось и порой необоснованно. Вот как описывает этот процесс сам В.Брюхов: «Но чтобы деньги получить, надо было доказать, что ты подбил, нужно, чтобы были очевидцы.

Советский тяжелый танк KB-2

Была специальная комиссия, которая, если не ленилась, ездила, проверяла. Например, самолет сбили, летчики себе припишут, зенитчики себе, пехота себе – все же стреляют. Как-то командир зенитной роты прибегает: «Василий Павлович, вы видели, что самолет сбили?!» – «Видел». – «Это мы сбили. Подпишите, что вы были очевидцем». В итоге выходило, что не один самолет сбили, а три-четыре. Когда закончилась война, у нас было приказано подвести итог боевых действий по всем операциям. Нарисовали карты, командир бригады провел совещание, в завершение которого выступил начальник штаба с докладом о потерях противника и своих. Считать наши потери было очень трудно. Сколько танков погибло, не всегда точно учитывали. А потери противника по нашим донесениям можно было посчитать спокойно. И вот тут начальник штаба говорит: «Если бы я брал все донесения командиров батальонов Брюхова, Саркесяна, Отрощенковаи Московченко, то войну бы мы закончили на полгода раньше, уничтожив всю немецкую армию. Поэтому я все их донесения делил пополам и отправлял в штаб корпуса». Думаю, что штаб корпуса все эти донесения делил пополам и отправлял в армию и так далее. Тогда, может быть, какая-то достоверность в них была. А как мы писали донесения за день: «Наступали там-то и там-то. Прошли столько-то километров, на таком-то фронте. Вышли на такой-то рубеж. Потери противника: столько-то танков (танки мы хорошо учитывали – за них деньги платят), минометы, орудия, личный состав – кто их считал? Никто. Ну, напишешь человек пятьдесят. А когда в обороне сидели. Стреляли и стреляли: «Ну, пиши два орудия и один миномет…»

Немецкое штурмовое орудие StuG III («Артштурм») с короткоствольной 75-мм пушкой

Возвращаясь к вопросу об учете побед, будет небезынтересно привести перечень наиболее результативных танкистов 10-го гвардейского Уральского добровольческого танкового корпуса:

гвардии лейтенант М. Кученков – 32 победы;

гвардии капитан Н. Дьяченко – 31 победа;

гвардии старшина Н. Новицкий – 29 побед;

гвардии младший лейтенант М. Разумовский – 25 побед;

гвардии лейтенант Д. Макешин – 24 победы;

гвардии капитан В. Марков – 23 победы;

гвардии старший сержант В. Куприянов —23 победы;

гвардии старшина С. Шопов – 21 победа;

гвардии лейтенант Н. Булицкий – 21 победа;

гвардии старшина М. Пименов – 20 побед;

гвардии лейтенант В. Моченый – 20 побед;

гвардии сержант В. Ткаченко – 20 побед.

Сопоставляя этот список со списком 1-й гвардейской танковой бригады, можно вроде бы составить некий перечень танкистов-асов. Но совершенно очевидно, что он будет далеко не полным. Ведь танкисты-снайперы имелись и в других танковых соединениях Красной Армии. Более или менее достоверные сведения имеются по результатам отдельных танковых боев или по результатам боев за какой-то период. Но и они весьма противоречивы, так как берутся из совершенно различных источников, от документов Центрального архива Министерства обороны до статей военных лет в газете «Красная Звезда». Судя по последним, а также по сводкам Совинформбюро, Красная Армия должна была уничтожить весь немецкий танковый парк где-то к сентябрю 1941 года. Совершенно нереальные сведения имеются порой и по типажу уничтоженных немецких танков. Начиная с Курской битвы, каждый второй подбитый немецкий танк – обязательно «Тигр»! Еще хлеще дело обстоит с «фердинандами». Судя по мемуарной литературе, не было в Красной Армии бойца, который не подбил или, в крайнем случае, не участвовал в бою с «Фердинандами». Они ползли на наши позиции на всех фронтах ежедневно и ежечасно начиная с 1943 года (а иногда даже раньше) и вплоть до конца войны. Количество же «подбитых» «фердинандов» приближается к нескольким тысячам (как известно, было выпущено всего 90 машин). Отчасти все это объясняется тем, что любую немецкую самоходку красноармейцы называли «Фердинандом», что, впрочем, свидетельствует о том, насколько велика была его «популярность» у наших бойцов.

К сожалению, далеко не всегда удается перепроверить данные, как по количеству подбитых вражеских машин, так и по их типажу. За неимением лучшего приходится оперировать выписками из наградных листов, боевыми донесениями и воспоминаниями очевидцев и военачальников.

Немецкая противотанковая САУ Panzerjager I с 47-мм чехословацкой пушкой

Завершая разговор о наиболее результативных танкистах, хотелось бы остановиться еще на одном аспекте, моральном. Танк, какизвестно, оружие коллективное, бой ведет не только его командир, но и весь экипаж, от слаженности действий которого зависит успех в бою. Однако имена и фамилии членов экипажей танкистов-асов известны значительно хуже. В особенности это касается наводчиков, стреляли-то, собственно говоря, они. Большинством своих побед М.Витман, например, обязан своему наводчику Бальтазару Волю. У наших танкистов, во всяком случае у тех, кто воевал на Т-34, Т-70 или на других типах легких танков, дело обстоит проще. Как уже упоминалось, командиры машин одновременно были и наводчиками. Так что ДЛавриненко стрелял сам. Вот с Т-34-85 или с ИС-2 – сложнее. Так, например, широко известен первый победитель «Королевского тигра» командир танка Т-34-85 младший лейтенант А.Оськин. Но ведь стрелял-то в том памятном бою на Сандомирском плацдарме его наводчик (по должности – командир орудия) А.Мерхайдаров, кстати, получивший за «Королевского тигра» только орден Ленина. Так что, говоря о танкистах-асах, не будем по возможности забывать и о членах их экипажей.

Эта книга не претендует на истину в высшей инстанции при освещении вопроса о советских танкистах-асах. Это всего лишь попытка, на фоне многочисленных изданий, повествующих о героях Панцерваффе, дать заинтересованному читателю хотя бы первоначальную и очень неполную информацию о героях танковых войск Красной Армии.

Советские танковые асы

Дмитрий Лавриненко

Танкистом № 1 в Красной Армии считается командир роты 1-й гвардейской танковой бригады гвардии старший лейтенант Дмитрий Федорович Лавриненко.

Он родился 14 октября 1914 года в станице Бесстрашная ныне Отрадненского района Краснодарского края в семье крестьянина. Член ВКП(б) с 1941 года. В 1931 году окончил школу крестьянской молодежи в станице Вознесенской, затем учительские курсы в городе Армавир. В 1932–1933 годах работал учителем в школе на хуторе Сладкий Армавирского района, в 1933–1934 годах – статистиком главконторы совхоза, затем кассиром сберкассы в селе Новокубинское. В 1934 году добровольцем пошел в Красную Армию и был направлен в кавалерию. Через год поступил в Ульяновское бронетанковое училище, которое окончил в мае 1938 года. Младший лейтенант Лавриненко принимал участие в походе в Западную Украину в 1939 году а в июне 1940 года – в походе в Бессарабию.

Начало Великой Отечественной войны лейтенант Лавриненко встретил в должности командира взвода 15-й танковой дивизии, которая дислоцировалась в городе Станиславе, на территории Западной Украины. Отличиться в первых боях ему не удалось, так как его танк был поврежден. Во время отступления молодой офицер проявил характер и наотрез отказался уничтожить свой неисправный танк. Только после того, как оставшийся личный состав дивизии был отправлен на переформирование, Лавриненко сдал свою машину в ремонт.

В сентябре 1941 года в Сталинградской области на основе личного состава 15-й и 20-й танковых дивизий была сформирована 4-я танковая бригада, командиром которой был назначен полковник М.Е. Катуков. В начале октября бригада вступила в тяжелые бои под Мценском с частями 2-й немецкой танковой группы генерал-полковника Гейнца Гудериана.

Советский легкий бронеавтомобиль БА-20

6 октября во время боя в районе села Первый Воин позиции бригады были атакованы превосходящими силами немецких танков и мотопехоты. Танки противника подавили противотанковые пушки и начали утюжить окопы мотострелков. На помощь пехотинцам М.Е. Катуков выслал группу из четырех танков Т-34 под командованием старшего лейтенанта Лавриненко. «Тридцатьчетверки» выскочили из леса наперерез танкам противника и открыли ураганный огонь. Немцы никак не ожидали появления советских танков. С НП бригады было хорошо видно, как вспыхнуло несколько машин противника, как остальные остановились и затем, огрызаясь огнем, в замешательстве попятились. Танки Лавриненко исчезли так же внезапно, как и появились, но через несколько минут показались левее, из-за пригорка. И снова из их пушек сверкнуло пламя. В результате нескольких стремительных атак 15 немецких машин остались на поле боя, охваченные оранжевыми языками пламени. Солдаты мотострелкового батальона стали собираться вокруг своих танков. Получив приказ на отход, Лавриненко посадил раненых на броню и вернулся на место засады – на опушку леса. В этом бою Лавриненко открыл свой боевой счет, подбив четыре танка противника.

К 11 октября на счету отважного танкиста было уже семь танков, противотанковое орудие и до двух взводов немецкой пехоты. Механик-водитель его танка старший сержант Пономаренко так описал один из боевых эпизодов тех дней: «Лавриненко нам сказал так: «Живыми не вернуться, но минометную роту выручить. Понятно? Вперед!»

Выскакиваем на бугорок, а там немецкие танки, как собаки, шныряют. Я остановился.

Лавриненко – удар! По тяжелому танку. Потом видим, между нашими двумя горящими легкими танками БТ немецкий средний танк – разбили и его. Видим еще один танк – он убегает. Выстрел! Пламя… Есть три танка. Их экипажи расползаются.

В 300 метрах вижу еще один танк, показываю его Лавриненко, а он – настоящий снайпер. Со второго снаряда разбил и этот, четвертый по счету. И Капотов – молодец: на его долю тоже три немецких танка досталось. И Полянский одного угробил. Так вот минометную роту и спасли. А сами – без единой потери!» Следует уточнить, что упомянутые в рассказе танкиста Капотов и Полянский – командиры танков из взвода, которым командовал Лавриненко. Тяжелый же танк, о котором идет речь, вовсе не выдумка танкиста – до 1943 года, согласно немецкой классификации, тяжелым считался танк Pz.IV.

Дважды Герой Советского Союза генерал армии Д.Д. Лелюшенко в своей книге «Заря Победы» поведал об одном из приемов, который применил Лавриненко в боях под Мценском: «Запомнилось мне, как лейтенант Дмитрий Лавриненко, тщательно замаскировав свои танки, установил на позиции бревна, внешне походившие на стволы танковых орудий. И не безуспешно: фашисты открыли по ложным целям огонь. Подпустив гитлеровцев на выгодную дистанцию, Лавриненко обрушил на них губительный огонь из засад и уничтожил 9 танков, 2 орудия и множество гитлеровцев».

Однако до сих пор нет точных данных о количестве немецких танков, подбитых экипажем Д. Лавриненко в боях за Мценск. В книге Я.Л. Лившица «1-я гвардейская танковая бригада в боях за Москву», изданной в 1948 году, говорится, что на счету Лавриненко было семь танков. Генерал армии Д.Д. Лелюшенко утверждает, что только при обороне железнодорожного моста через реку Зуша в районе Мценска экипаж Лавриненко уничтожил шесть немецких танков (кстати, экипаж KB старшего политрука Ивана Лакомова, который также участвовал в обороне этого моста, подбил четыре танка противника). В других источниках сообщается о том, что «тридцатьчетверки» лейтенанта Лавриненко и старшего сержанта Капотова пришли на помощь танку своего комбата капитана Василия Гусева, прикрывавшего отход 4-й танковой бригады через мост. В ходе боя экипажам Лавриненко и Капотова удалось уничтожить только по одному танку, после чего противник прекратил свои атаки. Существует также утверждение о том, что в боях под Мценском Дмитрий Лавриненко уничтожил 19 немецких танков. Наконец, в военно-историческом очерке «Советские танковые войска 1941–1945» сообщается, что в боях под Орлом и Мценском в течение четырех дней экипаж Лавриненко уничтожил 16 вражеских танков. Вот типичный пример того, как в то время велся учет подбитых вражеских машин, даже в рамках одной бригады.

Однако есть и абсолютно достоверные факты. К ним относится эпизод, связанный с обороной Серпухова. Дело в том, что 16 октября 1941 года 4-я танковая бригада получила приказ на передислокацию в район поселка Кубинка Московской области, а затем в район станции Чисмена, что в 105 км от Москвы по Волоколамскому шоссе. Тут-то и выяснилось, что танк Лавриненко пропал. Катуков оставил его по просьбе командования 50-й армии для охраны ее штаба. Командование армии обещало комбригу долго не задерживать Лавриненко. Но с этого дня прошло уже четверо суток. М.Е. Катуков и начальник политотдела старший батальонный комиссар И.Г. Деревянкин кинулись звонить во все концы, но следов Лавриненко найти так и не смогли. Назревало ЧП.

Немецкий легкий бронеавтомобиль Sd.Kfz.221

В полдень 20 октября к штабу бригады, лязгая гусеницами, подкатила «тридцатьчетверка», а вслед за ней немецкий штабной автобус. Люк башни открылся, и оттуда как ни в чем не бывало вылез Лавриненко, а следом за ним члены его экипажа – заряжающий рядовой Федотов и стрелок-радист сержант Борзых. За рулем штабного автобуса сидел механик-водитель старший сержант Бедный.

На Лавриненко набросился разгневанный начальник политотдела Деревянкин, требуя объяснения причин задержки неизвестно где находившихся все это время лейтенанта и членов его экипажа. Вместо ответа Лавриненко вынул из нагрудного кармана гимнастерки бумагу и подал ее начальнику политотдела. В бумаге было написано следующее: «Полковнику тов. Катукову. Командир машины Лавриненко Дмитрий Федорович был мною задержан. Ему была поставлена задача остановить прорвавшегося противника и помочь восстановить положение на фронте и в районе города Серпухова. Он эту задачу не только с честью выполнил, но и геройски проявил себя. За образцовое выполнение боевой задачи Военный совет армии всему личному составу экипажа объявил благодарность и представил к правительственной награде. Комендант города Серпухова комбриг Фирсов».

Дело оказалось вот в чем. Штаб 50-й армии отпустил танк Лавриненко буквально вслед за ушедшей танковой бригадой. Но дорога оказалась забитой автотранспортом и, как ни торопился Лавриненко, нагнать бригаду ему не удалось. Прибыв в Серпухов, экипаж решил побриться в парикмахерской. Только Лавриненко уселся в кресло, как внезапно в зал вбежал запыхавшийся красноармеец и сказал лейтенанту, чтобы тот срочно прибыл к коменданту города комбригу Фирсову

Явившись к Фирсову, Лавриненко узнал, что по шоссе из Малоярославца на Серпухов идет немецкая колонна численностью до батальона. Никаких сил для обороны города у коменданта под рукой не было. Части для обороны Серпухова должны были вот-вот подойти, а до этого вся надежда у Фирсова оставалась на один-единственный танк Лавриненко.

Советские средние бронеавтомобили БА-10

В роще, у Высокиничей, Т-34 Лавриненко стал в засаду. Дорога в обе стороны просматривалась хорошо. Через несколько минут на шоссе показалась немецкая колонна. Впереди тарахтели мотоциклы, потом шла штабная машина, три грузовика с пехотой и противотанковыми орудиями. Немцы вели себя крайне самоуверенно и не выслали вперед разведку. Подпустив колонну на 150 метров, Лавриненко расстрелял ее в упор. Два орудия были сразу же разбиты, третье немецкие артиллеристы пытались развернуть, но танк Лавриненко выскочил на шоссе и врезался в грузовики с пехотой, а затем раздавил орудие. Вскоре подошла пехотная часть и добила ошеломленного и растерянного противника.

Экипаж Лавриненко сдал коменданту Серпухова 13 автоматов, 6 минометов, 10 мотоциклов с колясками и противотанковое орудие с полным боекомплектом. Штабную машину Фирсов разрешил забрать в бригаду. Ее-то своим ходом и вел пересевший из «тридцатьчетверки» механик-водитель Бедный. В автобусе оказались важные документы и карты, которые Катуков немедленно отправил в Москву.

С конца октября 4-я танковая бригада вела бои уже на подступах к столице, на Волоколамском направлении в составе 16-й армии. 10 ноября 1941 года М.Е. Катукову было присвоено звание генерал-майора, а на следующий день увидел свет приказ Наркома обороны № 337 о преобразовании 4-й танковой бригады в 1-ю гвардейскую танковую бригаду.

Немецкий тяжелый бронеавтомобиль Sd.Rfz.231(8-Rad)

В ноябрьских боях на Волоколамском направлении вновь отличился уже старший лейтенант Лавриненко. 17 ноября 1941 года недалеко от села Лысцево его танковая группа, состоявшая из трех танков Т-34 и трех танков БТ-7, была выделена для поддержки 1073-го

стрелкового полка 316-й стрелковой дивизии генерал-майора И.В. Панфилова.

Договорившись с командиром стрелкового полка о взаимодействии, старший лейтенант Лавриненко решил построить свою группу в два эшелона. В первом шли БТ-7 под командованием Заики, Пятачкова и Маликова. Во втором эшелоне – «тридцатьчетверки» Лавриненко, Томилина и Фролова.

До Лысцева оставалось примерно полкилометра, когда Маликов заметил на опушке леса у села немецкие танки. Подсчитали – восемнадцать! Немецкие солдаты, толпившиеся до этого на опушке леса, побежали к своим машинам: они заметили наши танки, идущие в атаку.