Текст книги "Страсти обыкновенные"

Автор книги: Михаил Башкиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Башкиров Михаил
Страсти обыкновенные

Михаил БАШКИРОВ

СТРАСТИ ОБЫКНОВЕННЫЕ

Гражданин возвращался из отпуска с иконой.

Лето гасло. Тусклые краски ползли вдоль тракта, и не верилось, что через неделю-другую густо закипит резвая осень.

Автобус покачивало и трясло на выбоинах.

Сластенов то и дело поправлял рукой обшарпанный чемодан, а тот, как нарочно, раздув бока, отползал назад или прибивался к соседнему креслу.

Икона лежала в чемодане, завернутая в старую газету. Одним углом она зарылась в толстый свитер домашней вязки, другим углом тупо стукалась о поллитровую банку с вареньем. На икону мягко наседали грязные скомканные рубахи, майки, носки. Снизу ее подпирали сломанный фотоаппарат и толстенная книга по специальности, так ни разу и не открытая за время отпуска, да журнал с частично разгаданным кроссвордом и первыми главами свежего английского детектива.

Сластенов смотрел мимо дремлющего соседа на обочину, поправляя непослушный чемодан, вспоминал парное молоко, творог, сдобренный сахаром и густо приправленный сметаной, и лихо закрученный детектив. Снова смотрел на обочину.

В первой же главе сразу четыре трупа, исчезнувшая реликвия и ни одной улики... Туман, кровь, недоеденный пудинг и уверенная походка сержанта полиции... А как спалось в дождь на сеновале под толстым одеялом... Было слышно, как возятся свиньи, блеет овца и бдительно ворчит пес... Бедный сэр Чарльз... Надо будет обязательно купить продолжение... Как спалось...

Сластенов задремал и пришел в себя, когде уже въехали в город. Чемодан, покрытый ровным слоем пыли, уполз далеко назад, под ноги парней, которые, как и шесть часов назад, резались в карты.

За всю дорогу Сластенов ни разу не вспомнил об иконе, когда ехал с автовокзала в переполненном трамвае, не вспомнил и войдя в подъезд, заново покрашенный за время его отсутствия.

Отомкнув дверь, сбросил прямо у порога кроссовки, расстегнул пиджак, толкнул чемодан под зеркало, уронил мятую кепку на пол и уселся на табуреточку.

Наконец-то дома... Чем-то вкусным тянет с кухни. Сейчас бы тарелочку борща...

– Кирилл, это ты? – жена выглянула в прихожую, думая, что вернулся сын, обмерла, держа на весу руки, белые от муки. – Ваня!

– Решил последнюю недельку дома отсидеть. А то и не заметишь, как на работу выходить, и опять ящик на балконе останется неотремонтированным, да форточку надо подогнать, сама же говорила...

– Знала, что сбежишь, – жена ушла на кухню, вернулась с вымытыми руками, – с утра чувствовала... Пришла с работы – и сразу за блины, твои любимые...

– Фаршированные?

– С мясом и рисом, – жена задвинула чемодан в угол, подняла кепку, нацепила ее на вешалку и поцеловала мужа в небритую щеку.

– Я тебе, Машунчик, варенья привез – клубничного, – Сластенов поднялся. – Каждую ягодку своими руками собирал, на четвереньках ползал.

– Загорел, поправился, – жена у входных дверей нагнулась, взяла кроссовки и поставила их рядом со своими туфлями. – Тетя Катя все такая же шустрая?

– Кстати, она же мне свитер толстущий связала, – Сластенов шагнул к жене и запнулся об угол чемодана. – С магазинскими не сравнить... Может, Кириллу подойдет?

– Обойдется... Ты и так отдал ему венгерские подтяжки... Сколько раз говорила – не балуй парня... Весной купили тебе джинсы, а он их все лето протаскал...

– Но я же не виноват, что он меня по размеру догнал.

– По размеру-то догнал, а по уму скоро перегонит, учти...

– У тебя на кухне ничего не пригорит?

– Иди-ка лучше прими ванну и не забудь побриться...

– Слушаюсь и повинуюсь, – он чмокнул жену в шею ниже уха – сережка царапнула щеку – и пошел в спальню. Там разделся возле трехтумбового шифоньера, зевнул, глянув на широкую, как всегда, аккуратно застеленную кровать, влез в линялое трико.

Сластенова подхватила сковородку, вылила на нее тесто.

Как удачно получилось, что именно сегодня занялась блинами...

Через стену было слышно, как шумит душ.

Сластенова перевернула блин.

Только бы подольше мылся... Конечно, можно разогреть вчерашнее пюре... Чай надо заварить свежий... Должны остаться сливки, если Кирилл не выпил...

Сластенова перекинула блин на стол.

Теперь через стенку пробивался голос мужа. Он что-то напевал. Бульканье и плеск воды, срывающийся голос – казалось, там кипит ведерная кастрюля.

Тесто получилось ни густым, ни жидким, в самый раз. Блины снимались легко.

Надо бы достать варенье, а то Ваня обидится... Попробуй по солнцепеку на четвереньках... Тетя Катя наверняка на меду его варила...

Она отставила сковородку в сторону, вышла в прихожую, посмотрела на пыльный чемодан под зеркалом. Сластенова вернулась в кухню, смочила тряпку, а потом долго терла раздутые бока, потускневшие замки, гнутую ручку. Добившись нужной чистоты – с пятнами и царапинами ничего не сделаешь – перетащила чемодан в комнату на тахту.

Сластенов растерся махровым полотенцем, влез в то же линялое трико и провел указательным пальцем по запотевшему настенному зеркалу. В ясной, чистой полоске удалось разглядеть лишь покрасневшие глаза – не надо было кемарить в автобусе – и пол-уха, из-за которого выпирал клок волос. Он снял с крючка над раковиной массажную щетку и принялся драть металлическими шипами затылок.

Полоска на зеркале постепенно затянулась влагой.

Сластенов отложил щетку. На шипах остались волосы.

Скоро голова станет как колено... Бороду, что ли, отпустить для солидности...

Открыл дверь, вытер напоследок лицо, швырнул полотенце на змеевик. Хотел сразу проскочить на кухню, но заглянул в большую комнату и остановился.

На паласе вздрагивала от сквозняка мятая старая газета – краешек ее скреб о ножку стола. Перед тахтой на коленях стояла жена, сцепив руки. На тахте раскрытый чемодан и прислоненная к подушке икона.

– Ванечка, миленький, совершенно прелестно. Что же ты сразу не сказал! Понимаю, сюрприз. Я недавно такую же штуковину по телевизору видела, – жена поднялась и осторожно кончиками пальцев тронула икону за верхние углы. – Куда же мы ее повесим?

– Надо же, совсем забыл, – Сластенов перешагнул через старую газету. Это же чудотворная икона. Мне скотник ее за спиннинг всучил. Сластенов сдвинул чемодан, сел на тахту. – Видок солидный, правда, закопчена, как стены в черной бане. Фактически одни глазища видны, а вокруг еле заметные картиночки, ну прямо как на выпуклой фотографии... Тетя Катя говорила, мол, страсти господни, – Сластенов выдернул из чемодана журнал с началом детектива. – За спиннинг...

– Давай повесим ее вместо японского календаря. Надоели эти девицы раздетые – похабщина сплошная. Конечно, если хочешь, можно календарь на кухню перенести, все равно там стена голая – а лучше давай соседу его подарим, – жена подержала икону на вытянутых руках, ласково покачивая, и прижала к груди. – Знаешь, на той неделе по телевизору многосерийный фильм показывали про иконы. Так там из-за одной, вроде нашей, сплошные драки, в каждой серии не меньше двух, и с ножами, и с пистолетами – ужас... А наша икона ведь настоящая?

– Кто-то вроде обещал накормить, – Сластенов пролистал журнал.

... Древко алебарды торчало из груди старого слуги... Рядом на ковре – перевернутый старинный поднос и разбитые чашки... Сержант полиции только что позвонил начальству и теперь продолжал осмотр угрюмого, со множеством комнат, особняка...

– Бедный сэр Чарльз, – Сластенов засунул журнал обратно в чемодан, поднял газету, скомкал.

– Потерпи чуток, – жена прислонила икону к подушке. – Мне в фильме одна иконка понравилась, такая же невзрачная, темненькая, – вот не думала не гадала, что ты додумаешься привезти... А там какой-то уголовный тип в эту икону вцепился, ну паук пауком... И что удумал... Хотел ее под чужим паспортом за границу вывезти. Привязал к спине, да его вовремя накрыли... Уголовника играл тот самый артист, ну помнишь, что в картине про рыбаков ухлестывал за женой капитана. Как раз перед твоим отъездом показывали...

Вскоре заявился с тренировки Кирилл. Долго крутил икону, поглядывая то на сосредоточенную мать с кружкой в руках, то на разомлевшего отца, затем достал шестикратную лупу и заперся у себя в комнате.

Сластенов вытер губы, сполоснул пальцы и хотел уже прошмыгнуть между женой и тахтой к спальне, но потерял шлепанец, замешкался.

– Ты хочешь оставить меня одну в такой ответственный момент? жена села рядом с чемоданом.

– Ну что может сообщить нам юный Шерлок Холмс? – Сластенов пристроился по другую сторону чемодана. – Опять насочиняет с три короба...

– А помнишь, в том году, – жена оправила фартук, – соседка принесла старинный рубль, и Кирилл посоветовал ей сходить с ним в какое-то там общество, где за один рубль она получила целых сто... Я сама видела десять новеньких червончиков...

Сластенов достал из чемодана фотоаппарат – жаль, сломался в первый же день: шторки полетели – подержал на коленях, ощущая ладонью потертый шершавый футляр, сунул обратно в мятые рубахи, встал и неслышно подошел к двери. Через матовое стекло было видно расплывчатое пятно настольной лампы и неподвижную тень Кирилла.

Жена не выдержала напряженного ожидания, удалилась в кухню, загремела в раковине посудой.

Сластенов бросил пост у дверей и вернулся на тахту. Под звяканье ложек и журчание воды задремал – и повалился набок, столкнув локетм чемодан. Грязные носки, скрученные майки посыпались на палас, журнал накрыл шлепанцы, фотоаппарат, подскакивая, закатился под стул.

– Что, барахло убрать некому? – Сластенов пнул свою любимую красную рубаху, и она, описав дугу, отлетела к окну – один ее рукав с белой пуговицей обнял ножку стола. – Целый день в автобусе трясся, как проклятый, вонючую пылищу глотал! Спасибо, встретили! Одна с кухни не вылазит, другой заперся!

– Сам виноват, – жена вошла в комнату, подняла фотоаппарат, положила на стол и начала скидывать вещи в чемодан. – Просили тебя икону привозить, – захлопнула крышку и сверху еще придавила коленом. – Засунь пока в стенной шкаф, завтра разберу...

– Что за шум, а драки нету, – Кирилл подошел к столу, отодвинул фотоаппарат и приставил икону к тяжелой хрустальной вазе с осыпающимися астрами, положил рядом лупу. – Значит, так, уважаемые родители... Во-первых, обратная сторона исследуемого мной объекта носит явственные следы раскаленного круглого предмета, скорее всего, сковородки...

– С чем сковородка-то была, – Сластенов подошел к столу, взял за ручку лупу – к ободку прилипло два свежих лепестка. – С глазуньей, с салом?

– Прошу сохранять полную серьезность... Готовьтесь, братцы-кролики, к тяжелой жизни... Теперь нам без сигнализации не обойтись, и надо срочно заказывать вторую дверь, желательно бронированную, с электронным замком, и решетки покрепче на окна... Этой иконке цены нет – Андрей Рублев или Феофан Грек! На лондонском аукционе такая фанерка пойдет за миллион долларов, не меньше, фирма гарантирует...

– А я-то ее на спиннинг выменял... – Сластенов наклонился, поднес лупу к иконе – сплошные темные чешуйки – убрал стекла – из глубины всплыли два гневных скорбных глаза.

– Так он же у тебя ерундил, – Кирилл поправил икону, чтобы отцу было лучше рассмотреть детали. – Тормоз прошлым летом сорвали...

– Да говорил я скотнику про тормоз, а он уперся, настырный мужик, – Сластенов отдал лупу сыну. – Не мог я ему отказать, он же тете Клаве машину сена достал... А икона-то наша вряд ли на миллион потянет...

– С миллионом ты, Кирилл, загнул, – Сластенова смела в ладонь узкие лепестки. – Тоже, эксперт выискался... Без рентгена определил...

– Вы можете хоть на минутку представить себе, что у нас дома бесценная икона, дикий раритет!.. Сенсация года! Нам предлагают колоссальные суммы все музеи Советского Союза, а мы берем – и просто, с присущей нам скромностью, дарим уникум государству, и наши цветные фотографии обходят всю страну – бесценный дар простой советской семьи... Впрочем, лично мне можете не верить, не обижусь, плевать... Но есть идея! У моего тренера умопомрачительные связи и грандиозная хватка. Он только глянет на наше приобретение – и сразу выдаст нужную информацию...

– Тренер? – Сластенов завел руки за голову, зевнул и, отстранив жену плечом, двинулся в спальню. – Давай тренера...

– Хоть бы подсказал, куда ее спрятать до выяснения...

Сластенов не обернулся.

– Мам, только в холодильник прятать не вздумай – контрастные температуры ей повредят, – Кирилл налил кружку чаю, положил в тарелку фаршированных блинов, отнес к себе и, приладив стереонаушники, включил магнитофон.

Сластенова осталась один на один с иконой.

Поздно вечером, когда сын и муж давно спали, Сластенова достала из серванта новую простыню, завернула в нее икону и отнесла в спальню.

Включила торшер, вытащила из шифоньера коробку с зимними ботинками, дубленку, запакованную в полиэтиленовый мешок, пронафталиненный узел с мехами – и положила на самое дно, к задней стенке, тугой сверток.

Муж приподнял голову с подушки, что-то невнятно сказал и, натянув на себя одеяло, затих.

Вернула узел и мешок на место, сверху поставила коробку, подравняла строй платьев – они свисали с плечиков, темные и молчаливые, как уставшие колокола.

Разделась, легла и долго смотрела в потолок, и потолок мерещился ей огромной иконой, завернутой в простыню. Сверток, медленно покачиваясь, плыл, словно льдина, в черной, ленивой, вечной воде...

Под утро Сластенова проснулась, чмокнула всхрапывающего мужа в щеку, приподнялась, уперев локоть в подушку, осмотрела серую комнату и, убедившись, что неподвижная туша угрюмого шифоньера по-прежнему стоит у стены, напротив окна, снова забылась сном.

Тренер пришел через два дня, вечером.

Сластеновы пили чай на кухне. Услышав в прихожей голос Кирилла и строгий чужой басок, хозяйка торопливо выставила на стол почти целый вчерашний торт, вазочку с клубничным вареньем, коробку "Ассорти".

Сластенов, заправив рубаху в старые брюки, пошел встречать гостя.

Тренер улыбался, поминутно трогал крепкими пальцами замок мастерки и все не мог влезть ногами в тапки, любезно предложенные хозяином. Они были ему малы. Наконец Кирилл догадался и подсунул тренеру разношенные отцовские шлепанцы. Тренер с почетным эскортом проследовал на кухню, невнятно поздоровался и от смущения прислонился к холодильнику.

– Может, чаечку с нами отведаете? – хозяйка достала из шкафа большую подарочнную кружку. – С тортом.

– Если Кирилл не будет пропускать тренировки, – толстогубый крепыш подсел к столу, засучил рукава, придвинул к себе подарочную кружку, перевалил с блюдца на тарелочку основательный кусок торта, – мастера... на... будущий... год... я вам... гарантирую...

– А что, разве он пропускает? – хозяйка подлила тренеру горячего чая.

– Бывает, – крепыш облизнул мельхиоровую ложечку, подул в кружку. – Дело молодое...

– Вы не стесняйтесь, пожалуйста, это же домашний, не магазинский, – хозяин подтолкнул блюдо с тортом – кружка тренера вздрогнула, глухо загудела.

– Мастера гарантирую, – крепыш отпил приличный глоток и стянул в тарелочки очередной ломоть. – Потенциал велик... немного... техника... прихрамывает... Но... дело... поправимое...

После торта крепыш одолел две розетки варенья и не меньше десятка конфет. На кончиках пальцев темнел растаявший шоколад.

– Не хотите ли взглянуть на приобретение ? – вежливо спросила хозяйка, наливая тренеру очередную кружку.

– Действительно чудотворная? – крепыш расстегнул замок мастерки, тяжело задышал, как после забега на десять тысяч метров. – А то... Кирилл всю секцию переполошил... Но я вам гарантирую...

В комнате тренер выбрал стул, откинулся на спинку, зажмурил глаза. Кирилл на тахте поигрывал шестикратной лупой.

Супруги, придерживая икону с обеих сторон, вышли на середину комнаты, застыли.

Тренер вскочил, шагнул навстречу иконе, попятился, чуть не сбив стул.

Хозяйка, не отрываясь, следила за каждым движением крепыша.

Кирилл подкинул шестикратную лупу и, опрокидываясь на спину, поймал ее обеими руками.

Хозяин поверх осыпающихся астр смотрел в окно. В доме напротив какой-то тип в широкой панаме красил балкон.

– Да! Потрясающе! – крепыш облизнул губы, поскреб нос, опять приблизился к иконе. – Только, понимаете, к сожалению, я не специалист по этому вопросу... Но такого специалиста знаю... Надо непременно показать ему ваше сокровище. Здесь недалеко. Каких-то три остановки на троллейбусе. Давайте, я свожу. Мигом обернусь.

– Мы крайне благодарны за предложение, – хозяин отпустил свой край иконы, и та угрожающе накренилась.

– Ну нет! – хозяйка выправила икону и затем положила на сгиб руки.

– Очень был вкусный торт, – крепыш, бодро шаркая дряхлыми шлепанцами, отошел за стул. – Наверное, рецепт секретный?

– Мам, а почему бы тебе не съездить самой, раз довольно близко? Кирилл подмигнул тренеру и стал через лупу рассматривать свою ладонь. – За час обернетесь.

– Конечно, поедем вместе, – крепыш развернул одной рукой стул задвинул его под стол.

– Собирайся, Машунька, пусть специалист посмотрит, а то ты себе места не находишь...

– Ваня, ты разве с нами не поедешь?

– Мы пока с Кириллом в шахматишки...

Тренер сначала наблюдал, как расставляют шахматы и делают первые классические ходы, потом маялся в прихожей, недоумевая, куда пропала хозяйка.

А Сластенова упаковывала икону, обкладывая ватой и поролоном, бинтовала. Наконец вышла из спальни, поместила сверток в большую сумку.

– Может, плащ возьмешь на всякий случай? – муж поднял руку с пешкой.

– Если я через три часа не вернусь, звоните в милицию...

Пока шли до остановки, тренер все норовил задеть сумку то коленом, то бедром, словно проверял, не лежит ли там вместо иконы завернутый кирпич. Сластенова устала перекладывать сумку из руки в руку, но крепыш успевал переместиться в нужную сторону.

Когда подошел троллейбус, Сластенова прижала сумку к животу и, не дожидаясь тренера, расталкивая людей, пробилась к дверям, втиснулась в переполненный салон, а тренер как приклеился, громко дыша в ухо.

– Что, зайцами проедем? – Сластенова уперлась плечом в широкую спину, надвигающуюся от окна, чуть повернула голову и совсем близко увидела багровую щеку тренера – только сейчас она заметила, что крепыш плохо выбрит.

– У меня проездной, – тренер стоял как скала, и пассажирам, которые двигались к выходу, было туго.

– А у меня талоны в сумке, поробуй достань...

Где-то над головой что-то треснуло, кашлянуло, и усталый голос поплыл, дребезжа о металлические стойки:

– Гр-р-раждане пассажиры, сохр-р-раняйте билеты до конца пр-р-р-роезда... Гр-р-раждане...

Широкая спина в старом вельветовом пиджаке, застывшая между окном и Сластеновой, вдруг начала теснить ее прямо на тренера.

– На следующей выходим, – тренер наддал плечом, и Сластенова вклинилась в образовавшийся промежуток. – Держитесь за мной...

Троллейбус резко тормознул. Кто-то вскрикнул.

Спина в вельветовом пиджаке все-таки настигла Сластенову и почти впечатала ее в тренера. Сластенова почувствовала, как тренер напряг все мышцы, принимая удар, – и тут сумка оказалась между ними. Забинтованная икона углом попала ей точно под ребро – удар, ослабленный сумкой, все же оказался достаточно силен, и она даже потеряла дыхание, но тут же встрепенулась и стала пробираться за тренером, которому, видно, тоже досталось от иконы – он попятился к выходу, прижимая ладонь к животу.

На остановке, за сломанной скамейкой, тренер принялся массировать ушиб ладонью:

– Надо было "тачку" взять...

– Ваш специалист... не из бывших... спортсменов? – Сластенова перевела дыхание, вслушиваясь, как поднывает ребро, поставила сумку на край скамьи и посмотрела вслед медленно удаляющемуся троллейбусу. Из неплотно прикрытой задней двери торчала нога в модной кроссовке, но вот нога дернулась, и створки, дрогнув, сомкнулись.

– По крайней мере, в общественном транспорте не ездит, – крепыш поправил мастерку.

– Ясно, – Сластенова опять посмотрела в сторону троллейбуса, но тот уже исчез за углом. – Слыхали, как я предупредила мужа насчет милиции? Так что без штучек...

– Я работаю с подростками десятый год, – тренер обошел скамью. А вы мне такое говорите.

– Да я это для профилактики, сами понимать должны. Вон у нас прошлым летом сберкассу среди бела дня ограбили...

– Ничего не бойтесь, – тренер машинально протянул руку к сумке. Я владею приемами каратэ...

Сластенова успела выхватить сумку из-под самых его пальцев. При этом движении ушибленное ребро заныло.

– Да и к человеку идем надежному, – крепыш посмотрел на свою руку, улыбнулся и начал старательно массировать живот. – К надежному...

– Так чего мы ждем?

Они перешли дорогу, спустились по выщербленным ступеням к магазину.

Сластенова поглядывала то на тренера, то на пыльную витрину, в которой мутно отражалась голова крепыша и его торс, обтянутый мастеркой. Ей начинало казаться, что ее сопровождают двое, – но вот витрина кончилась, и тренер забежал вперед на дорожку из бетонных плиток жухлая трава выпирала на стыках. Сластенова задела сумкой куст, перешагнула лежащий на бетоне помидор и следом за тренером вышла к киоску, заваленному сбоку пустыми ящиками. Прошли вдоль короткой очереди, обогнув детскую коляску с отброшенным верхом. Сластенова успела заметить спящего младенца. Попали в сквер. Там, возле клумбы, – еще один раздавленный помидор. Выпал из сетки, как птенец из гнезда. Миновали ряд пустых скамеек, черемуху с обломанными ветками, качели. Сластенова обернулась. Еще виден угол киоска и два крайних человека в очереди. Коляска спряталась за барьером кустов, но слышно, как ребенок проснулся, наверное, выронил соску, и пронзительно кричит. Сластенова перехватила сумку из одной руки в другую. Тренер по-прежнему впереди на пару шагов. Зачем-то подпрыгнул, сорвал тонкую ветку и сразу же выкинул.

Когда вошли в тихий подъезд, оба остановились возле почтовых ящиков. Крепыш начал отдирать с ладони смолу. Сластенова опустила сумку.

– Передохнули? – тренер положил руку на перила. – Нам шагать до пятого этажа.

– А вдруг его нет дома?

Он промолчал и стал медленно подыматься, но при этом все смотрел на сумку. Сластенова догнала его. Шли рядом. Неожиданно на третьем этаже ближняя к Сластеновой черная дверь беззвучно распахнулась. Из тусклой квартиры, пошатываясь, вышел мужчина в одних брюках – подтяжки врезались в голые опущенные плечи.

Сластенова прижала сумку к груди, отступила к тренеру.

– Курить, понимаете, вчерась бросил, – мужчина звонко щелкнул подтяжками. – Умираю, душа бесится, дайте папиросочку!

– Извините, мы не курящие, – тренер подтолкнул Сластенову к ступенькам, попятился сам. – Совсем не курящие...

– Так бы стразу и сказали, – мужчина оттянул подтяжки, задумался, потом осторожно спустил их на покрасневшие плечи и удалился.

На пятом этаже, когда тренер остановился перед дверью с каким-то хитроумным замком, выпирающим солидно наружу, Сластенова ткнула его сумкой в бедро и шепнула прямо в ухо:

– Вы специально подговорили этого типа? Чтобы запугать меня?

– Я десятый год работаю с подростками, – тренер нажал кнопку звонка.

– Слыхали...

В комнате Сластенова присела в ближнее к выходу кресло, поставила сумку к ногам на медвежью шкуру.

– Сто рублей, – человек в махровом халате у журнального столика поднял высокй запотевший бокал и принялся сосать через соломинку что-то золотистое, с пузырьками, бегущими к ободку.

Тренер заглянул в комнату и куда-то исчез.

– Сто рублей, и ни копейки больше, – надежный человек поставил бокал на фирменную салфетку.

– Но вы же еще не видали? – Сластенова нагнулась – ушибленное ребро напомнило о себе тихой болью – расстегнула сумку. – Она...

– Угощайтесь, – в комнату бочком вошел тренер, в обеих руках его пенилось по бокалу с ободком. Розовые соломинки подрагивали. – Суперкоктейль "Спринт"!

Сластенова поблагодарила кивком, пристроила бокал на ладонь и тронула соломинку губами.

– Вас удивляет, почему я даже не хочу взглянуть на вашу фанерку? – человек засунул руки глубже в карманы халата и начал ходить вокруг столика. Когда он ступал на медвежью шкуру, она потрескивала и шуршала, когда проходил мимо стеллажа с книгами, чисто вымытые стеклины вздрагивали, и так же вздрагивал пустой бокал на столике. – Просто в этом нет ни малейшей необходимости... Понимаете, я игрок, в высшем смысле этого затасканного слова, игрок с большой буквы... Меня влечет риск, как огонь влечет мотылька... Выиграю ли, проиграю ли – не все ли равно... Может, я сейчас предлагаю вам сто рублей за обыкновенную деревяшку, а может...

– Но если обыкновенная деревяшка стоит миллион рублей? – Сластенова поставила бокал на широкий подлокотник, вытерла платочком липкие губы. – Тогда как?

– У меня, к сожалению, на данный момент отсутствует в наличии вышеназванная сумма, – человек остановился за столиком.

– Да я не требую с вас миллиона. – Сластенова нагнулась к сумке и нащупала тугой сверток. – Мне нужна лишь ваша консультация как специалиста.

– Консультация – тоже сто рублей.

– А конктейль "Спринт" бесплатный? – Сластенова, так и не вынув сверток из сумки, опустила его на дно. – Или сто рублей порция?

– Вы слишком практичная женщина, и это вас погубит, – надежный человек шагнул к столику и, широко расставив руки, уперся ладонями в полированные края – ворот халата отпал и стала видна застиранная майка. – К сожалению, таких, как вы, нельзя переделать, вы напоминаете мне столбы на обочине... Но могу в порядке исключения дать один совет бесплатно, как и мой любимый коктейль...

– Послушаем, – Сластенова переставила бокал с розовой соломинкой на другой подлокотник и откинулась в кресло, как бы разглядывая тяжелую люстру под высоким потолком.

– Избавляйтесь быстрее от своей фанерки, – человек выпрямился. Можете продать, можете выкинуть, можете подарить, но если оставите у себя, то всякие мрачные, злые мысли разъедят вам душу...

– Если я от нее избавлюсь, то уж не за сто паршивых рублей, поверьте.

– Охотно верю...

– Иннокентий Иннокентьевич, милый, – тренер взмахнул розовой соломинкой, как дирижер. – Взгляни хоть краешком глаза, пожалуйста.

– Ну ладно, показывайте, – Иннокентий Иннокетьевич вышел из-за столика.

Сластанова, не вынимая икону из сумки, распаковала и только потом выставила себе на колени.

– Смотрите, не жалко.

– Так, так, – Иннокентий Иннокентьевич присел перед иконой, прищурил глаза. – Весьма плачевный вид... Согласились бы стразу на сто рублей – не прогадали бы...

– Я же русским языком сказала, – Сластенова убрала икону в сумку.

– Жаль, жаль, но понять вас можно, – Иннокентий Иннокентьевич поднялся, засунул руки в карманы халата, посмотрел в упор на тренера. – Мой друг вас проводит.

– Как-нибудь сама доберусь, не маленькая.

– Когда вы устанете от обладания фанеркой, то...

– Не устану! – Сластенова подхватила сумку, вырвалась из кресла и, качнувшись, сшибла бокал с подлокотника. Он мягко упал на медвежью шкуру, розовая соломинка отлетела к когтистой лапе, и на длинной упрямой шерсти заблестела вереница капель ароматного коктейля "Спринт".

– Желаю здравствовать, – надежный человек обошел тренера, который, ловко присев, подхватил бокал одной рукой и теперь стоял, прижимая к груди два пустых бокала с ободком.

Сластенова мялась у кресла, и когда человек, задев плечом тяжелую штору, открыл дверь в соседнюю комнату, вдруг шагнула за ним вдогонку.

Может, уступить за сто... Как-никак, деньги...

Штора дрогнула, и Сластенова оцепенела, заметив между плешью человека и половинкой двери стену, с пола до потолка увешанную иконами. В полумраке они казались дырами в серой стене.

– Вам не туда, – тренер с бокалами загородил от Сластеновой дверь.

– А вы, оказывается, большие шутники, – Сластенова с удовольствием наступила на розовую соломинку, которую не успел подобрать крепыш, в прихожей запнулась о лакированные ботинки, а на лестничной площадке плюнула на пол.

Вся стена в иконах, а сами голову морочат...

Сластенова вышла из подъезда и на ближней скамейке раскрыла сумку, посмотрела на икону и тщательно упаковала.

Зато моей там нет и не будет...

Тренер догнал Сластенову возле киоска. Очереди уже не было. Продавщица в расстегнутом халате стояла возле грузовика, в который двое парней швыряли пустые ящики. Тонкие доски трещали и лопались. Какая-то старушка с полной сеткой помидоров наблюдала за происходящим. Сластенова поравнялась со старушкой, и в этот момент из-за машины выскочил тренер; он одернул мастерку, заулыбался.

– Гниль одна, – старушка повернулась к Сластеновой. – Ели выбрала на засолку...

Сластенова смотрела на тренера, а тот хотя и улыбался, но ближе не подходил.

– Что, решили дать настоящую цену?

– Не обижайтесь... на Иннокентия Иннокентьевича... Душа человек, но со странностями...

– Сразу бы и объяснили, – Сластенова повернула к витрине. – Пока мы шли туда...

– Иннокентий Иннокентьевич однажды в трудный час здорово помог мне... Я тлгда из-за нелепейшей травмы был вынужден оставить большой спорт... Жизнь есть жизнь, и никуда этого не деться...

Они уже почти прошли магазин, а позади все еще слышался треск падающих ящиков.

Тренер то забегал вперед, безуспешно пытаясь заглянуть в глаза Сластеновой, то шел сбоку, задевая кусты, выпирающие с газона на дорожку.

– Послушайте, а зачем Иннокентию Иннокентьевичу столько икон для спекуляции?

– Что вы... А насчет икон – так это у него главный смысл в жизни... Фанатик, одним словом, чистой воды фанатик... Когда вы пришли, он просто испугался, что ваша фанерка окажется лучше, чем есть у него в коллекции... К тому же мрачное настроение... Впрочем, когда вы ушли, он сказал, что ни капельки не жалеет, сказал, что если это истинная вещь, то ей место в музее – попробуй на глазок определи; к тому же и ошибка не исключается...

– Шутники...

Подошел троллейбус. Сластенова опередила всех и, даже не оглянувшись на тренера, втиснулась на заднюю площадку. Когда ее затолкали в угол, она увидела сквозь пыльное стекло тренера. Он по-прежнему стоял на краю тротуара.

Надо было заставить его проводить до самого дома...

Троллейбус дернулся. За стеклом качнулась толстая веревка. И сразу же Сластенова почувствовала, как на нее давят сплоченные пассажиры, – но водитель умело тормознул, салон утрамбовался, и у самого заднего окна образовался просвет. Сластенова успела спустить на пол сумку, прижать ее ногами к вибрирующей стенке и упереться руками в стекло. Уже не было видно ни тренера, ни остановки, лишь тянулись вереницей гладкие бетонные столбы и ржавый кустарник, похожий на мотки проволоки, разматывался по газонам.

– Предъявите билетик.

Сластенова машинально обернулась на вкрадчивый голос и увидела совсем близко потное лицо и надвинутую до бровей выгоревшую беретку.