Текст книги "Русь. Другая история"

Автор книги: Михаил Голденков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Тайны Минска.
XI в.

Тихий, мирный (когда нет демонстраций) и во все времена аккуратный Минск – загадочный город. Его исторический центр странным образом не в центре, как у других городов, а асимметрично сдвинут со спиральной оси логического развития роста всех городов. Минск – единственная европейская столица, стоящая на несудоходной реке. Его название абсолютно не соответствует его географическому положению, а место его закладки, по идее, никогда не могло появиться. Но обо всем по порядку.

Все города возводили так, чтобы можно было легко обороняться от врагов. Это вам любой археолог скажет. Минск же заложен так, словно его строили специально для того, чтобы город захватили враги.

Во второй половине 1980-х гг. активно строилась вторая линия минского метро. Строительство станции «Немига» наткнулось на большую проблему: на этом месте располагался древний центр города, причем самая важная его часть – въездная башня.

Археологи настаивали на остановке строительства. Правительство, наоборот, торопило. Пришлось искать консенсус. Было принято даже решение сделать станцию метро в виде музея, оставив все как есть. Но тогда, в эпоху глобальной перестройки и острого дефицита всего, денег на этот план никто не дал. Все что смогли – отодвинули станцию чуть в сторону (официально, но никто не знает, как на самом деле). Саму проблему раскопок решили призывом добровольцев, среди которых оказался и мой друг со студенческих времен и почти профессиональный диггер Сергей Лапшин. Он и протащил меня на раскоп, где нам открылась одна достаточно большая археологическая странность. Древний Минск, как ни крути, возник в низине. Если другие города Древней Руси строились на возвышенностях, с хорошим круговым обзором, начинаясь с Замковой горы, то наш древний Минск стоял под Троицкой горой и местом будущего Верхнего города. С севера к древнему Минску примыкало болото, которое исчезло, по разным данным, в XIX в. или в начале или даже в конце XX в.

Археологи, разговаривающие с нами, лишь разводили руками – рядом возвышенности, с которых неприятелю очень даже легко осадить городище и обстреливать его, а наши предки основали его именно в болотистой низине, словно издеваясь над собой.

Все известные древние города, включая беларуские, строились на горе: Вильно, Киев, Крулевец…

Древние умели хорошо ориентироваться на местности и никогда бы не построили вопреки правилам город на болоте. Болото – гиблое и нехорошее место. Города же строили по особым правилам с геометрической точностью как в абсолютно негородской Скандинавии (датские бурги до сих пор поражают правильностью геометрических форм), так и у нас: чтобы улицы хорошо проветривались, были закрыты подступы врагам и имелись хорошие речные или морские подходы.

Но в Минске ничего этого не было! Его построили под горой, на месте, где не было ни языческого капища, ни христианского храма, ни усадьбы конунга или князя. У археологов, впервые открывших все эти странности еще в 1960 г. (раскопки вел известный в Беларуси профессор Загорульский), возникло ощущение, что сюда пришли какие-то люди и по совершенно необъяснимым причинам соорудили крепость в низкой сырой местности, где другой человек даже ночь проводить побоялся бы. А дальше – еще удивительней: эту низкую сырую местность оградили небывалым валом высотой около 8 метров и шириной 25 метров! В периметре это почти километр. Вал укрепили частоколом. То есть, с одной стороны, наши предки выбирают совершенно неподходящее место, которое в XI в. никто абсолютно не выбрал бы для закладки города, а с другой – проявляют титанические усилия, чтобы это место оборудовать мощным валом и стеной! Невероятно. Все это наводит на одну-единственную более-менее объясняющую все это мысль: люди, строившие древний Минск, явно не имели выбора, были зажаты со всех сторон врагами или же спасались на этом клочке болотистой суши от… пожара?

Из летописи мы знаем, что Минск упоминается впервые под 1067 г. В тот год в конце зимы братья Ярославичи – Изяслав, Святослав и Всеволод пошли на полоцкого князя Всеслава Брячиславовича по прозвищу Чародей. Братьями был взят и сожжен город Менск, мужчины города перебиты, а жены и дети угнаны в плен.

Так может быть, после этого печального события оставшиеся в живых менские жители построили под горой, где остались сожженные руины их города, временное укрепление?

Еще одна вполне подходящая к Минску версия: а не Коростень ли древлян был более древней столицей наших предков, сожженной княгиней Хельгой (Ольгой) в 945 г. в отместку за убийство старого князя Ингвара (Игоря)? Может, потому временное убежище, ставшее постоянным, было выбрано в таком неудобном месте – в низине, у воды? Древляне сожженного Коростеня, возможно, построили временное убежище под горой, на которой и располагался их бывший стольный град, точно так же, как в 1204 г. киевляне стали отстраивать новый Киев вдалеке от сожженного князем Рюриком Ростиславовичем в борьбе за престол старого города (в 1240 г. монголо-татары штурмуют вовсе не днепровский Киев, который предсгаатял из себя лишь развалины и поселения погорельцев в 60-ти км. от него. Батый штурмовал Киевец дунайский, православный центр венгерской Рутении, позже выданный екатерининскими историками за русский Киев).

Странности положения древнего Минска можно объяснить еще и тем, что новое укрепление построили, прячась за холмами, там, где его не могли обнаружить.

Древляне – не славянский народ. Это либо готы, либо балты. Об этом упоминали и греки, называя древлян германским племенем, упоминая конфликт с ними во время переговоров со Святославом (Сфендислейвом). Да и дочку древлянского князя Мала звали Маьфрида (в славянском варианте – Малуша), что говорит в пользу готов, живших на территории Беларуси еще с IV в. Оставшиеся в живых жители города, вероятно, не имели времени на раздумывание. Они схоронились за возвышенностями в болотистом месте, скорее всего, для маскировки, как настоящие партизаны, чтобы не «светиться» и чтобы вновь не сгореть. Только так можно объяснить возникновение Минска в том месте, где он возник.

В этом случае все становится понятным, кроме одного: почему город на Немиге и Свислочи назвали Минском? Именно название «Минск» не дает шансов предполагать, что летописец описывал именно современный нам Минск.

Города называли по имени рек, на которых их строили, либо по имени народа или вождя, основавшего поселение. Так, Киев основал готский вождь Кий, Туров построил варяжский конунг Тур. Название Смоленска происходит от шведского Смоланд, так как город возводили русские варяги йоты (готы) из южной шведской области Смоланд (Малой земли).

Города основывались в виде укрепленного кремля, где во время опасности спасались жители. Такие укрепления ставили на треугольнике, образованном слиянием двух рек. Затем прорывали ров на остром уголке суши, чтобы образовался остров. Аналогичным способом строились все древние беларуские города: Полоцк, Витебск, Пинск, Смоленск. В таких случаях имя городу присваивали по имени меньшей реки. Так, речка Полота (Болотка) впадает в Западную Двину, и город назвали Полоцк. Витьба впадает в Западную Двину, и новый город назвали Витебском. Пина (прусское «пнать», что значит «идти, проход») дала название Пинску, и т. д. С Минском же ничего не понятно. Племени с таким именем неизвестно. Может, строил его Миндовг? Но Минск старше Миндовга как минимум на сто лет. А что с рекой? Город так же, как Туров, Полоцк или Витебск, строили на треугольнике пересечения рек: Немиги и Свислочи. Тут я полностью согласен с Северином Беганским, что Минск мы должны были бы ныне именовать Немиговск или Немига.

И точно! В «Списке русских городов дальних и ближних», составленном в конце XVI в., город Немиза в самом деле упомянут. Беганский полагает, что параллельно существовали два города: Менск (Минск) и Немига, так как автор «Списка», по мнению современных исследователей, был более чем осведомлен и, скорее всего, сам побывал в легендарной Немизе. Однако следов города Немиги так и не нашли. По этому поводу Беганский пишет, что наверняка город поглотил другой город, с именем Минск.

А может, и наоборот. Ведь всем известно, какая страшная война прошлась по нашим землям в середине XVII в. Московский царь Алексей Михайлович по прозвищу Тишайший самым не тишайшим образом напал на ВКЛ и спалил добрую половину всех литвинских городов. Погиб, бежал из страны либо был угнан в плен в обшей сложности каждый второй житель. В те стародавние времена канул в Лету город Казимир. Его, точнее, останки этого города нашли археологи лишь в 2006 г. Может, та же история приключилась и с Минском?

Вполне возможно, тем более что согласно донесениям московских воевод Минский повет 1656 г. был «пуст и выжжен». Известно, что годом раньше этого донесения в битве с царским войском пал и сам Минск. Значит, пуст и выжжен был и он.

И если его сожгли, то уцелевшие и бежавшие жители города наверняка перебрались в безопасное место: в соседнюю Немигу, после чего город Немига так и прозвался Минском? Известный факт: европейские переселенцы в США XVIII-XIX вв. называли свои поселения именами тех мест и городов, откуда они приехали. Вот почему в Америке так много городков с названиями Лондон, Париж, Москва, Манчестер… Возможно, и Минск постигла аналогичная участь. Город пал жертвой тотального геноцида московитян, а его жители переехали в маленькую Немигу. Может быть, именно таким образом Минск поглотил исчезнувшую, словно Атлантида, Немигу?

Как бы там ни было, но вырисовывается ясная картина того, что Минск и Немига – два разных соседних города, и очень похоже на то, что сегодняшний Минск – это и есть Немига. Двойственность этого тихого уютного города проявилась и в ментальности. Когда в конце 1990-х гг. в Европе проводили тест по интеллектуальному уровню жителей европейских столиц, Минск набрал плюсов больше, чем какой-либо другой город, что вызвало большой энтузиазм в беларуских СМИ. Но в то же время минусов также набрал больше всех! Получилась более чем контрастная картина.

Где же искать оригинальный Минск? Возможно, он давным-давно в черте современного Немиги-Минска, а возможно, следы этого города еще предстоит обнаружить в чистом поле, где дует ветер и растет бурьян.

Русь-Литва и страна Москель

В романе Алексея Толстого «Петр Первый» все иностранцы – немцы, шведы, голландцы – именуют Россию Московией. Писатель, работая над романом, естественно, перечитал массу исторических документов начала XVIII в. и обнаружил, что в Европе для обозначения Московского государства все еще используется не слово Россия, но Московия, а в английский источниках – Московития.

Словом Русь/Русия (RUSSIA), исходя из западноевропейских политических карт XV-XVII вв., наши западные соседи называли земли современной Украины, Великого княжества Литовского, Русинского и Жемайтского, иногда земли Великого Новгорода. И лишь на Москву понятие Русь не распространялось никак. Московское государство на картах отмечалось как Московия, Московития, иногда Тартария. На карте Я. Брюса и Г. фон Ментена 1697 г. Московия (Moskow) и Россия, или Русь (Russie) – разные государства. На карте голландца Фредерика де Вита 1680 г. Руссия, Московия и Тартария – также разные соседние земли (Тартария – практически вся Азия, Московия – Московская область и Урал, а Руссия лежит к западу и юго-западу от Московии). В этих государствах проживали разные народы, говорящие на разных языках, исповедующие разные религии.

На карте Энтони Дженкеза 1563 г. стоит четкая надпись: RUSSIAE, MOSCOWIAE et TARTARIAE – Руссия, Московия и Тартрия. То есть это разные страны. И лишь на карте француза Николя де Фера уже петровских времен (1688 г.) карта России называется «Русия Белая или Московия» (RUSSIEL BLANCHE ou MOSCOWIE). Таким образом, западные европейцы лишь к временам Петра I стали смешивать понятия «Московия» и «Русия», то, что первым попытался сделать Иван III.

На карте Украины немца Гоманна 1720 г. ясно видно, что во времена окончания Северной войны терминами Руссия (Russia или Russe) все еще называют Волынь и Киевские земли. На современные российские земли название Руссия (Russica, Russicae) также уже распространяется, но все-таки половину России Петра Первого составляют страны с названиями «Тартария черкасская», «Малая Тартария» (юг Украины и Крым), «Нагайская Тартария», «Козаки черкасские» (все Поволжье)… Таким образом, для Европы, как и для всего мира, замена понятий «Тартария» и «Московия» на «Россию» началась лишь во времена Петра, когда в угоду своему союзнику в войне с империей Карла XII немцы, датчане и поляки стали активно вводить желаемое Петру название его государства.

Польские хроники «О Болеславе Смелом» сообщают, что этот польский король «в течений многих лет, храбро осаждая крепости русских, полонил «ОБЕ ЧАСТИ РУСИ». Что понимается поя «обеими частями»? Скорее всего, одна часть – это Карпатская Русь-Рутения. А вторая? Многие летописи того времени (XIII в.) говорят о Руси, лежащей северо-западней Польши. Например, в 60-е гг. XIII в. известный англичанин Роджер Бэкон (умер около 1292 г.) в «Великом сочинении» называет Левковию (Левонию), вокруг которой «с обеих сторон» Балтийского моря «расположена великая Руссия». т. е. одна – явно в Новгородских землях, а вторая – в Северной Германии, в той самой земле Шлезвиг-Гольштейн и на острове Рюген, куда перебрались наши римские «германцы» Палемона еще в начале V в. Стало быть, в XIII в. оригинальная Русь, откуда в Британию уплыли англо-саксы, на Балканы – сорбы, а в Ладожье – Рюрик со скандинавско-славянским воинством, все еще существует! Но российские историки об этом молчат.

Какое отношение к этой и другой Руси имеет Московия и ее наследница страна Россия? Минимальное. Если уж и считать, что Московия как-то активно состыкуется с Русью и является ее неотъемлемой частью, то Швеция и Дания найдут куда больше исторических фактов и доказательств, чтобы оправдать свою русскость в любом суде. Практически же Москва не имеет никакого отношения к Руси, кроме того, что впервые где-то в 1480-х гг. попыталась прозваться Белой Русью. Этот вывод может сделать каждый, читая Льва Гумилева, пожалуй, одного из немногих историков СССР, достойных внимания, пусть он и не разбирался в истории Литвы (в его книге «Древняя Русь и Великая степь» на карте Евразии XI-XIV вв. столица Литвы показана как Вильнюс (!) с жмайтским названием, которое закрепилось за Вильно лишь в 1940 г.), а Русыо считал одну лишь Московию. Однако важно то, что Гумилев досконально изучил и беспристрастно изложил историю взаимоотношений Москвы и Орды, из чего вырисовывается четкая картина: Московия и Орда – это одно и то же, единое государство, и никто никого не угнетает, но даже наоборот: Москва всячески поддерживает Орду, это ее самый преданный улус, а Орда оказывает при необходимости помощь Москве. Москва и ее князь Дмитрий стараются уберечь ханские земли от лихих и дерзких налетов новгородских ушкуйников, Москва и ее князь Дмитрий собирают войско, чтобы воевать за Тохтамыша против Мамая. Дмитрий спасает Тохтамыша в 1380 г., а Тохтамыш спасает Дмитрия в 1382 г. во время бунта московских половцев. Именно тогда происходят знаменитые захват и сожжение Москвы Тохтамышем. Только вот российские историки не пишут о реальных причинах этой трагедии – восстания против Дмитрия московских половцев. Это событие описано как нападение на Москву Тохтамыша и все. Мол, отомстил за Куликово поле (???). Почему отомстил и зачем, если на Куликовом поле разбит не Тохтамыш вовсе, не его армия, а его конкурент на престол? Этого историки не объясняют, хотя казус налицо.

Правда.,Гумилев явно умышленно именно одну Москву называет Русью, а Киевскую Русь предпочитает именовать только как Киевское государство (явно чуждое). Аналогично и по отношению к Новгороду. Новгородская республика по Гумилеву – это вообще обособленная русская страна, «отделившаяся от Руси», где и русская нация могла сложиться другой, не совсем русской. В чем-то Гумилев прав. Он преданный и честный историк Золотой Орды и Московии. Если в изложении Гумилева Москву не называть Русью, то все встает точно на свои места: Гумилев рассказывает историю ордынской Московии-Тартарии, монголо-татарского улуса, ее роста, взлета и войны с Русью за обладание титулом Россия. Ни Киев, ни Новгород особых отношений с Москвой не поддерживают, от нее никак не зависят и на нее ничем не влияют – лишь воюют. Этим и ненавистны.

Первые монеты так называемой Суздальской Руси – это монеты с арабской вязью – явно нечто нерусское, исламское. Гумилев в своей «Истории Руси» ничего не сообщает о делах Новгородской республики, тоже русской страны. Для него это какая-то заграница, как Швеция или Польша. Гумилев не приводит ни единой фамилии новгородцев, ни единого события этого вроде бы тоже русского государства. Называя Русью лишь Москву, Гумилев пытался оправдать то, что термин «Россия» закрепился именно за Москвой, т. е. он выступал с типично московских позиций взгляда на мир из окон Кремля.

Точно так же поступал и редактор журнала «Вестник Европы» Николай Карамзин по заказу Александра I. Только у Карамзина термин «Русь» вообще опускается и уступает место «России» и «россиянам» уже в самом начале изложения русской истории. Карамзин лишь раз употребляет термин «Русь» – в связи с приходом варяга-русь Рюрика и братьев. Однако изначальная задумка государя-императора предать забвению термин «Русь» (так как Московия ею никогда не являлась) провалилась. Термин «Русь-матушка» остался любимым для всех русских.

Конечно, современная Россия имеет, пусть и небольшое, отношение к исконной Руси, ибо в нее вошли и восточные земли русской Литвы, и вся территория Великого Новгорода. Петр Первый сделал Россию более русской страной, и не только духовно, но и географически, перенеся столицу из Москвы в бывшую шведскую Ингерманландию – в Санкт-Петербург, в земли Великороссии – Республики Великий Новгород. Это был первый и последний шаг, хоть как-то оправдывающий самоназвание государства.

Хотя Россия начиналась именно как русская земля с киевской колонии Залесье в финских землях мери, муромы, мещеры, мордвы и эрзи (рязани). Однако, читая русскую летопись и рассматривая средневековые географические карты, начинаешь ясно понимать, что же было Русью для самих русских в те годы.

Для самих же русских людей XII в. Русь – это лишь Киев с прилегающими к нему землями (современная Украина). Так, в 1149 г. Ростислав, приехавший к отцу Юрию Долгорукому в Суздаль сказал буквально следующее:

«Слышал я, что хочет тебя вся земля Русская и черные клобуки (половцы, ― прим. М. Г.) ».

Неудачный поход Юрия Долгорукого на Киев из Суздаля в 1154 г. озвучен в летописи следующим образом:

«В том же году тронул Юрий с ростовцами, и с суздальскими со всеми детьми в Русь…»

Великий князь Рюрик Ростиславович, правивший в Киеве с 1194 по 1205 г., сыграл свадьбу и отравил свата Якова в Суздаль. Прибытие из Киева в Суздаль Якова описано так:

«Яков приехал из Руси».

И, наконец, запись 1406 г.:

«Свидригайло… начал много зла с Москвой творить Литовской земле и Руси».

Получается, что Русь ― это будущая Украина, Московия – Россия, а Литва – Беларусь. Хотя здесь надо оговориться. Понятие «Русь» из политического термина XI-XII вв. в XIII-XIV вв. превратилось больше в географическое. Литвинский язык лингвисты Европы относили к русскому диалекту вместе с великоросским или новгородским. Каноническим же русским языком был язык Киева и Волыни, т. е. староукраинский. В Московии в то время звучала в основном мордовско-финская или же татарская речь.

Современному русскому России кажется, что старая Литва, которая все время претендует на русские земли (то бишь земли Москвы), – это и есть нынешнее государство с таким названием. Но современная Литва – это историческая Самогития или Жмайтия вместе с Аукштайтией и, в лучшем случае, частью Курляндии, но не Литва. Честно говоря, затрудняюсь даже предположить, как современные литовские историки объясняют тот факт, что жмайты, аукштайты и земгалы с куршами ― восточные балты – вдруг стали именоваться литвой, а основной свой язык – аукштайтский, по утверждениям самих же литовских историков, лежащий в основе их языка – вдруг стали называть литовским?

Жмудь (современная Республика Летуна) и Литва в летописях всегда именовались как разные страны, позже – разные области Великого княжества Литовского, Русского и Жмайтского. Уже само название русского королевства четко об этом говорит.

Государства балтов – Лифляндия (Латвия) в составе Швеции, Курляндско-Земгальское герцогство с Задвинским княжеством в составе Речи Посполитой и Жмайтия – северо-восточное княжество в составе ВКЛ, расположенное к северу от Вильно и Ковно (современных Вильнюса и Каунуса), – вот все административные единицы балтийских народов. Не было у них никакой Литвы!

И вдруг нынешние литовцы пишут:

«Аукштайтский литовский язык использовался до восстании 1863 г., потом очень скоро – в течение лишь нескольких лет – он был совершенно забыт».

Что все это значит? Амнезия целого народа? А значит все это то, что после восстания гродненского литвина Кастуся Калиновского в 1863 г. всех литвинов или литовцев-русов приказали именовать белорусцами. И никакие языки в течение нескольких лет не исчезли. Просто аукштайтский язык на государственном уровне официально прозвали литовским, а литвинов Николай I приказал переименовать в белорусцев, потом – в западных русов, а позже опять в белорусов. Но в деревнях Центральной Беларуси сами себя литвинами люди называли вплоть до начала 1950-х гг.

Южнее на территории Беларуси проживали уже обрусевшие балты ятвяги, дайнова и др. Минский исследователь Вадим Деружинский принципиально называет современную Литву Летувой, как произносят сами литовцы, справедливо полагая, что историческая Литва – это Беларусь с ее бело-красно-белым флагом (отмененным лишь в 1994 г.) и гербом Погоня. Это же доказал в 1980-е гг. и беларуский историк Ермолович. Хотя зачем открывать Америку в десятый раз? Достаточно почитать классика Пушкина и его стихотворение «С кем быть Литве?», чтобы понять, что Литва – это нынешняя Беларусь.

В 1831 г., когда в беларуских городах подавили восстание против шовинизма царской России, в Европе заступились за освободительную борьбу беларусов и поляков и пригрозили России санкциями. Это вызвало возмущение поэта, который в своем пламенном стихотворении-послании обвинил Запад во вмешательстве во внутренние дела российских славян:

 
О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас?
Волнение Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний старый спор,
Уж взвешенный судьбою…
 

Спор славян… Пушкин именует Литву славянской страной. И это естественно, ибо Литва – это нынешняя Беларусь. Читают ли эти строки современные летувинцы? Что говорят по этому поводу их историки?

Хотя Пушкин и доказывает нам в лишний раз, что Литва – это Беларусь, он рассуждает как типичный великорос, с точки зрения великодержавной, столичной. Конечно, ему, родившемуся в 1799 г., невдомек, как на самом деле шло «воссоединение» братских народов. Силой захватывали и делили, словно бабушкино наследство, земли Литвы россияне, австро-венгры и немецкие пруссы. «Домашний старый спор», увы, не выглядит домашним и таким уж безобидным. От этого «домашнего спора» более миллиона русских людей лишились жизни, а живых лишили всех законных прав и свобод. Для Пушкина освободительная борьба русь-литовцев – это лишь бунт смутьянов, попытка расколоть Русский мир. Будь Пушкин сам беларусом, его пылкая энергия пошла бы с точностью до наоборот. «Литва в основе та же Русь», – писал Мицкевич, классик беларуской литературы, называя Литву своей отчизной.

То, что Литва – это Русь и литвины – русские, знал, в отличие от современных россиян, и Федор Тютчев, написавший:

 
Хотя враждебною судьбою
И были мы разлучены,
Но все же мы народ единый
Единой матери сыны…
 

По поводу единой матери Тютчев немного преувеличивает. Индоевропейцы (германцы, балты и славяне) и уральцы (финны), коими по генам в большинстве своем и остаются почти 90 процентов русских людей России, – дети разных матерей, из разных языковых семей.

Французский фантаст Жюль Верн посвятил освободительной борьбе русин и поляков свой роман «20 000 лье под водой», который изначально задумывался как роман о польском изобретателе (капитане Немо), скрывающемся в океане на подводной лодке и топящем российские боевые корабли. Однако издатель Жюля Верна был крайне озадачен сюжетом, так как Россия являлась огромным и самым прибыльным рынком для книг французского фантаста, не хотел обижать русских и предложил изменить национальность капитана Немо на индийскую, а его борьбу за независимость предложил перенести на борьбу с английскими колонизаторами. Жюль Верн нехотя согласился.

Как видим, отношение к борьбе русин бывшего ВКЛ у Пушкина и Жюля Верна было полярно противоположными. Жюль Верн не читал пропаганды и фальсификаций Романовых. Он смотрел на Русь Литвы глазами европейца и видел, как большую и некогда свободную нацию угнетают. Пушкин же видел в этом лишь «домашний старый спор». Постыдная черта типичного великодержавного шовиниста России всегда заключалась в том, что он на каждом углу кричиал «не отдадим пяди родной земли!», но на деле с легкостью захватывал эту землю аршинами у других народов. Россия до сих пор молчит, по каким таким причинам в 1809 г. извечно шведская территория Финляндии вдруг отошла к России. Захватническую войну со Швецией 1808 – 1809 гг., которая, кстати, увязла в финских сугробах точно так же, как увязла и Финская война 1939 – 1940-х гг., вследствие которой к России отошла вся Финляндия, с укором вспоминают в Швеции и поныне. В России же едва ли вообще знают, что такая война была.

Москва с легкостью и чувством собственного превосходства захватывала чужие земли, и «исконно русскими» становились страны и города, к России ранее вообще никакого отношения не имевшие: Кавказ, Прибалтика, Монголия…

Многие русские люди и сейчас кусают локти, что отдали Америке почти даром Аляску. Да, Аляску открывали русские моряки, но мало кто знает, что Аляска никогда полностью России не принадлежала. Этой землей владела совместная американско-русская компания на равных правах. После 1860 г. русский царь посчитал Аляску бесперспективной и продал свою часть акций американцам, которые и стали полноправными владельцами Аляски. Но многие до сей поры вздыхают об этом, словно продали вpaгy центральную часть извечно русской земли. Что же тогда должны испытывать шведы и англичане, голландцы и французы, потерявшие многочисленные колонии по всей Земле?

Сахаров в книге «Сказания русского народа» (1836 г.) пишет:

«Купало и Купальские огни известны более в Великой России, Малоруссии и Литве».

 В этой же книге, переизданной в 1885 г, написано уже по-другому:

«Купало и Купальские огни известны более в Великой России, Малоруссии и Белоруссии».

Таким образом, после восстаний 1830-х и 1860-х гг. название «Литва» было полностью и окончательно отдано Жмайтии, а настоящую Литву теперь называют Беларусью. После 1830-х гг. император также отменил все административные вольности Литвы, распустил Городскую думу и запретил молебны на русинском (беларуском) диалекте. Тем не менее, в то время украинский, русинский (рутенский, язык карпатских русин Галиции) и беларуский языки все еше считаются диалектами единого русского языка. Именно поэтому словарь Владимира Даля в оригинале назывался «Словарь великоросского диалекта русского языка». Лишь после революции 1917 г. по приказу Ленина Советская Россия, перестав быть «тюрьмой народов», дала желанную независимость (правда, ненадолго) и Польше, и Украине, и Беларуси, в результате все русские диалекты получили статус официальных языков. Увы, далеко уйти ни Украине, ни Беларуси не дали. Славянские республики, кроме Польши, влились в заменитель «тюрьмы народов» Российской империи – Советский Союз.

Как явствует из летописей и лингвистического анализа, термин «Литва» сформировался на севере современной Германии, вблизи датской границы, где ныне стоит город Лютьенбург – древняя столица Лютвы (лютичей) либо от латинского Litis, что значит «побережье, жители берегов» (а лютичи и бодричи и жили на побережье Дании и Северной Германии). После переселения славян Руси Полабья в земли Ладожья и нынешних Беларуси и Украины из Полабья «переехали» и названия: Ильменское озеро – от притока Эльбы Ильменов, Волынь – от жителей города Волин и одноименно от острова (ныне польский остров Волин на Балтике) волинян, Украина – от укран, пограничного с западными балтами русинского народа славян, жившего по реке Одер («по» и переводится как «граница»).

Русью или Россией после распада Киевской Руси больше называли как раз Украину, а южные самостоятельные княжества именовали Малыми Россиями – отсюда и старый термин «малорос», как называли украинцев до XX в.

Вильгельм ле Рубрук в книге «Путешествие в Восточные страны» (с. 85) четко указывает на то, что «Русiя» – это нынешняя Украина до реки Дон:

«К северу от этой области (за Перекопом, ― прим. М. Г.) лежит Руссия, имеющая повсюду леса; она тянется от Польши и Венгрии до Танаиса (Дона, ― прим. М. Г.).

Под Русь западных исследователей попадали и некоторые южные, восточные и центральные земли Литвы (Беларуси). Государственное название «Литва» с 1240 г. закрепилось за Беларусью, которая географически подразделялась на Белую и Черную Русь.

Московское же государство (с XVI в. – Россия) в XVIII в. еще не было русским по своей сути, и русские люди Литвы (русины) были чужими для финно-угров и татар (булгар) Волги, Московии и Урала, которые и составляли население московской России. Как явствует из книг немецких и английских лингвистов (Ричард Джемс «Словарь московитского языка» (1618 – 1619), В. Лудольф «Грамматика московитского языка» (1689)), лексика языка граждан Московии за 70 лет пополнилась лишь 35 русскими словами, увеличившись с 16 до 41 слова. Но разве это русский язык, где всего лишь сорок русских слов?! Разве это русские люди, говорящие друг другу при встрече «салом»? Разве русские по происхождению люди из мордовско-москельского племени?! Ордынскую Московию и Россию Василия III, разгуливавшего в чалме и с ятаганом на боку астраханского халата, никак нельзя было назвать русскими!

Ивана III всегда изображали эдаким героем русской истории, растоптавшим басму татарских послов, вышедшим из Орды и собиравшим русские земли, включая раскольнический Новгород. Однако в 1990-е гг. отношение российских историков к Иванам III и IV претерпевает существенные изменения. Вероломный захват Новгородской республики уже не вызывает умиления, хотя контекст «собирания русских земель» до сих пор многими сохраняется.