Текст книги "ИММЕРГОН. Не время для забвения"

Автор книги: Михаил Гаврилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Пролог

Мысли расползаются, как отравленные насекомые, Кирилл пытается собрать их в кучу, а между тем, словно со стороны, услышал собственный голос:

– Почему тебя все боятся?

Взгляд Зорга наполнился сочувствием, уголки глаз и губ раздвинулись в намеке на улыбку. Он сидит за письменным столом посреди просторного кабинета, погруженный в массивное кресло, напоминающее белоснежный куб. Против него Кирилл в таком же кресле, но с таким видом, словно под ним муравейник.

– Кто боится меня? Люди?

– Не только люди. Все, кого я знаю, услышав твое имя, вжимают головы и трясутся от страха. Великие называют тебя адептом тьмы…

Зорг едва не лопнул от смеха; голова упала на сгиб локтя, тело сотрясается, словно пронизанное током. Кириллу захотелось провалиться под землю.

– Прости… – сказал Зорг сквозь слезы. – Но это действительно смешно.

Он откинулся на спинку кресла, о вспышке веселья напоминают лишь слегка порозовевшие щеки.

– Я не купался в крови, не выводил болезнетворных бактерий, не организовывал перевороты, революции, войны. И уж тем более не пропагандировал ничего подобного. Однако надо признать, даже твой отец обходил меня стороной, а уж у него-то с головой был полный порядок. Так в чем дело?

– В чем? – эхом отозвался Кирилл, моргая чаще обычного.

– Никто ничего обо мне не знает, в этом соль, – сказал Зорг, щелкнув пальцами. – Неизвестность пугает, а слухи раздувают страх.

– Но ведь слухи не рождаются на ровном месте, – возразил Кирилл. – Великих же не боятся…

– Великие находятся в просторной светлой комнате с дверями и окнами настежь, в то время как я, в точно такой же комнате, но двери закрыты. И окна. Для всех.

Великие обмениваются мыслями, принимают участие в судьбах друг друга, а я не прошу помощи и никому ее не оказываю. Во всяком случае, по собственной инициативе. И в особенности людям.

– Людям? Это интересно. А почему Дартон помогал людям?

– Почему ты спрашиваешь?

– Ну, он… тоже маг… – промямлил Кирилл, чувствуя себя еще глупее, чем прежде. – И он.… И ты говорил о нем с уважением …

– Ты упомянул о нем не поэтому.

– Я… Меня удивляет то, что ты говоришь о людях с неприязнью. Дартон вел себя иначе, с точностью до наоборот.

– Дартон любил людей, жил среди них, являясь частью человеческого общества, и весь свой опыт вкладывал в их благо. Магу не место среди людей, и Дартон как раз таковым не являлся. Его так называли люди. Он скорее напоминал куколку, которой не суждено было стать бабочкой. Видишь ли, не каждому дано перешагнуть Барьер, и случается так, что дерзнувший идти до конца рвет связи между разумом и душой… Страшное явление. И необратимое.

Дартон не решился на этот шаг, поэтому остался талантливым человеком с чудо-коробочкой с секретом в виде посоха. Всю жизнь он по крупицам собирал знания, складывал их туда, когда что-то было нужно, вынимал и использовал. Маги так не делают, в этом нет необходимости. Как и во много другом. Но Дартон оставался человеком до самой смерти. С магом не мог случиться такой финал, это было бы невозможно. Так же как невозможно убить ветер.

А что касается людей… Люди нестабильны. Каждый человек сам по себе ничего не стоит, люди – это социум, в котором все зависит от вклада каждого. Но они этого не понимают. Одни выпячиваются, другие, напротив, предпочитают отсидеться в стороне. Когда все хорошо, они начинают засыпать и разлагаться. Необходима встряска. Когда прижмет, кричат: «Помогите!». А после: «Не трогайте нас. Мы свободные, мы сами знаем, как надо». А потом в три раза громче: «Спасите нас!» Когда-то меня огорчали подобные вещи. С тобой это тоже будет случаться, я так думаю. Но потом все изменится. Или встанешь рядом с Цемиронулом.

– В каком смысле?

– В том смысле, что тебе такие вещи никогда не будут безразличны. Иногда бывает и так.

– Хочешь сказать, что тех, кому все равно большинство? И много таких?

– Немало, – сказал Зорг, и лицо омрачилось. – За свою жизнь я много чего видел. Я сыграл много ролей. Но однажды я обрел возможность созерцать, и с тех пор единственное, в чем меня можно упрекнуть – это в беспристрастности. Потому что, перешагнув некую черту, я обрел многое, и в то же время многое утратил.

Зорг подумал немного, барабаня по столешнице пальцами, тонкими и гибкими, как у музыканта.

– Похоже, я тебя запутал, предлагаю вернуться в начало. Я не являюсь адептом зла просто потому, что зла не существует как такового. Есть отсутствие здравомыслия, эгоистичность, те или иные поступки – взвешенные и стихийные, со смыслом и без, во благо кому-то и во благо себе. Есть траектория, алгоритм, настроение, ориентация и много чего еще. Все споры на тему добра и зла – софистика. В жизни есть лишь события и разного рода обстоятельства.

– Обстоятельства?

– Именно так.

Кирилл внутренне подобрался, кровь ударила в голову.

– Обстоятельства… – сказал он, едва не задохнувшись от нахлынувшего негодования. – Да что это за обстоятельства, когда человек торгует собой, когда мать выбрасывает новорожденного в помойку, когда сильный использует слабого, когда взрослый совращает дитя, когда каждый день убийства, голод, болезни, безнравственность и бог знает, что еще! Почему? Если нет зла как такового, откуда это все? Кто диктует?

– Никто не диктует. Люди все делают собственными руками и благополучно спирают на духов, дьявола, озоновые дыры, магнитные бури и прочее. Проще всего, измазавшись в крови по уши, заявить, что был одержим злым духом. Люди не хотят слышать доводы разума и веление сердца, спрашивать с себя, перешагивать через хочу, разбираться в себе, зато охотно берутся анализировать и судить других и весь окружающий мир. Даже самую безобидную религию, нацеленную светлыми умами на исправление вывихов общества, люди выворачивают наизнанку, дабы использовать в целях прямо противоположных.

Жизнь сложная и страшная штука, это говорю тебе я, но в ней нет концентрированного зла, которое льется на голову несчастных людей. Жизнь гармонична, любые процессы взаимосвязаны, на каждое событие есть причина. У жизни есть определенные законы, и эти законы работают. И без них не будет жизни как таковой.

– О чем ты говоришь? – спросил Кирилл, чувствуя, как начинает расплываться.

– Я говорю тебе об одной из сторон Взаимодействия, о созидании и разрушении, о законах, по которым развивается и умирает органика. Посмотри вокруг – повсеместно разносится сигнал: ВЫЖИТЬ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ!!! Вопят те, кто способен так или иначе перемещаться в пространстве, и те, кто этой возможности лишен. Органика, обделенная мозгами, выживает как может, как заложено. Та, что успела обзавестись зачатками разума, делает это сообща, со смыслом, по определенным правилам. А есть такая, которая всерьез полагает, что научилась думать, и здесь все не столь прямолинейно, зато куда более изощрённо, изобретательно, с удовольствием. И никогда людям не суждено стать ни стелоиерами, ни руниями, ни тем более альтами, ни в этом мире, ни в каком-то другом. Люди обречены на вечные муки, как и то, что их окружает. Ареал человека – рвотная зловонная жижа, ядовитая, кишащая агрессивными бактериями, болью и тяжкими страданиями. Во все времена так было и так будет, такова человеческая природа. Среди людей рождались герои, гении, личности восхитительные и достойные самого лучшего, но основная масса – бесполезные потребители, безжалостные, бестолковые, наступая на ногу слабому, они злорадствуют, но стоит прищемить им хвост, как они заорут во всю глотку: «Как же так! За что?» И никто не исправит этого. Многие пробовали, и я пробовал, и сами люди, но основная масса тянула обратно: «Не надо нам указывать! Не надо нас воспитывать и понукать. Мы разумны, мы совершенны, и мы хотим свободы. Мы не знаем, что она такое и что с ней делать, но мы хотим ее больше всего на свете!»

Все, что ты можешь сделать – это для самого себя определить красавец ты или урод, захлебнуться в грязи или тянуться к солнцу. Ты не изменишь ничего, ибо не Зло, а Глупость внутри людей! И выкорчевать ее невозможно. Но кто-то, глядишь, и возьмет с тебя пример и потянется за тобой. Если ты не разочарован, если тебе не все равно, меняйся сам, меняй мир вокруг себя, потихоньку, не спеша, помогая только тем, кому действительно это нужно. И никогда не делай благо вопреки, ибо насилие отвратительно в любом виде.

Твой отец избрал верный путь. Он был прекрасен и делал прекрасным мир вокруг себя. И к нему тянулись. Среди тех, кто жил в Кхоридаре, людей было много, и все они до сих пор стараются походить на твоего отца. Из них уже не вытравишь этого, но будут ли такими же их дети? Внуки? Вряд ли.

Видишь ли, очень часто человек становится человеком лишь тогда, когда наестся горя и боли, разочарований и лишений, человек застрял в своем развитии на полпути, уже не животное, но и до разумности по-прежнему далековато, именно поэтому он все время нуждается в кумирах, в тех кому можно подражать. Нет кумира – нет человека, есть лишь маленькое алчущее создание, брызгающее слюной по поводу и без.

И вот еще что. Мир не такой, каким ты его видишь, в том смысле, что ты не видишь всего. Все что ты способен уразуметь самостоятельно – ничтожная единица чего-то поистине огромного, подобно тому, как улитка не способна охватить то, что ее раздавило. Когда ты подкуриваешь сигарету и делаешь затяжку, то вряд ли задумываешься при этом, какая из клеток заслуживает смерти. Но ты губишь клетки, провоцируешь некроз, о котором понятия не имеешь, ты делаешь это сам, и выходит так, что какая-то часть клеток твоего драгоценного организма рождается для глупейшей цели… Одна затяжка. Другая. Еще одна. Пачка за пачкой. Снова и снова. Злой Рок? Происки Тьмы? Или глупость, благодаря которой ты по собственной прихоти травишь самого себя смолами?

– Ты хочешь сказать, что все мы просто-напросто являемся частью чего-то большего?

– Являемся.

– И страдаем от тех или иных процессов, которые просто имеют место?

– Страдаем.

– Это действительно так?

– Действительно…

Часть 1

Глава 1

Оглашая улицу звонким цоканьем, на площадь Семи Фонтанов прикатила карета, запряжённая четверкой белых лошадей. Прохожие с почтением поглядывают на нее, как если бы за черным шелком занавесок скрывался некто весьма влиятельный. Как только карета остановилась, застывший на запятках лакей ожил, немолодой, чопорный, в дорогом костюме из темно-зеленого бархата. Не меняя выражения лица, бесстрастного или скорее безучастного, он спрыгнул на землю и, действуя проворно и в то же время с достоинством, в полупоклоне распахнул дверцу с изображением герба князя Арендорского – золотого тигра, стоящего на задних лапах. Опираясь о предплечье слуги, из кареты выбрался седовласый мужчина: облик благородный, солидный, выражение лица и движения флегматичны, но невольно возникает подозрение, что за этими сонными глазами скрывается ум незаурядный и энергичный. Наряд кажется простым, но искушенный наблюдатель понял бы сразу, что над ним трудился один из лучших мастеров Империи.

Не проронив ни слова, мужчина отправился на середину площади, еле заметно прихрамывая. Подле центрального фонтана принял непринужденную позу, по-видимому, в ожидании кого-то.

Как же все изменилось, – подумал он. – Будний день, все куда-то бегут сломя голову, суетятся. В воздухе пульсирует напряжение. Кто-то вообще занят настоящим делом? Или все только и рыщут в поиске наживы? Купить, продать, обменять, заключить сделку, а еще лучше, как это сейчас модно говорить, поднять монету, – снова и снова, без конца и края. Он посмотрел на здание, построенное в форме сапога, не так давно там продавали недорогую качественную обувь, сшитую на фабрике на окраине города тысячами рук сытых людей, живущих тут же в прекрасном районе. Ныне в облупившемся «сапоге» торгуют низкосортным ширпотребом, привезенным из города-порта соседнего уезда. Фабрика превратилась в полупустые склады с привидениями и нетрезвым сторожем. А люди, вот они – снуют с газетами, тысячами всевозможных предложений и беспокойными глазами перед завтрашним днем. Как же все это противоестественно!

Вот он, Конгломерат…

Между тем, со стороны Городского Парка появился еще один экипаж: самый обычный, ничем непримечательный; наверное, никто бы и не заметил потертую бричку, если бы не пассажиры, высадившиеся из нее, а вернее было бы сказать пассажир, ступивший на мостовую вторым – молодой человек лет тридцати. В то время как первый закрывал дверцу, он повернулся к вознице, и, крикнув что-то ободряющее, помахал на прощание, как старому другу. Тот привстал, снимая шляпу, явно польщенный вниманием. Бричка покатила прочь, а новоприбывшие двинулись по направлению к центральному фонтану.

Молодой человек шагает чуть впереди, высокий, статный, внешний вид броский, изысканный, но не вычурный. Судя по легкости походки, по глазам, наполненным живым блеском, этот человек любит жизнь и умеет жить с удовольствием. Быть может именно поэтому он и привлекает к себе так много внимания встречных людей, с которыми чуть не на каждом шагу обменивается приветствиями и любезностями. Его спутник, отстающий ровно на шаг, не может похвастать ни внешностью, ни статью: длинные руки, блеклые черты, дружелюбное лицо с голубыми глазами, прозрачными и открытыми, как у ребенка. Напоминает дворнягу, что по пятам шествует за любимым хозяином. Даже зовут его все не по имени, а прозвищем – Лютый. И вряд ли это прозвище пристало к нему задаром: долговязый, нескладный, инфантильный, до поры…

– Рад видеть вас, ун Гиборд! – воскликнул молодой человек, жмурясь от яркого солнца и прижимая к груди растопыренную пятерню. Лютый почтительно склонил голову, прижимая к плечу ладонь левой руки. – Но я, кажется, опоздал. Прошу прощения.

– Ну что вы, Регион, это я приехал несколько раньше, – откликнулся Гиборд, отвечая обоим на приветствие. – К тому же, я ожидаю вас от силы минуты две. Лучше расскажите, как ваше настроение.

– У меня замечательное настроение! Я полон энергии! Но должен признаться, меня так и знобит при мысли о предстоящем событии. Неужели мы его увидим?

– Непременно, – ответил Гиборд. – Но запаситесь терпением, друг мой. И, кстати, как вы смотрите на то, чтобы немного пройтись? Сегодня восхитительный день, – сказал он приподнятым тоном, но поникшие плечи выдали в нем человека, разучившегося по-настоящему радоваться, чему бы то ни было.

– Вы правы. Наконец-то выглянуло солнце, и, полагаю, будет зазорно отказать себе в удовольствии прогуляться.

Гиборд подал знак кучеру, и карета быстро растворилась в общем потоке всадников и повозок. Между спутниками воцарилось безмолвие, каждый погрузился в собственные мысли. Гиборд выглядит отрешенно, смотрит в одну точку. Регион кажется расслабленным, с наслаждением вдыхает прохладный весенний воздух, беззаботно крутит головой по сторонам, разглядывая дома и всевозможные архитектурные изыски, словно видит их впервые. В какой-то мере так и есть, события последних месяцев перевернули взгляды на многие вещи. А некая весть, пришедшая две недели назад, и вовсе поставила мир с ног на голову.

– Чем вы так опечалены, позвольте узнать? – поинтересовался Регион, дабы немного отвлечь себя от гнетущих размышлений. – Простите меня, если мои наблюдения ошибочны или если я затронул тему столь щекотливую, что даже одно упоминание о ней приводит вас в расстройство.

– Ах, Регион… – сказал Гиборд, вздыхая. – Мое старое больное сердце при каждом вдохе наполняется новой порцией боли, когда я смотрю вокруг. Наш добрый Нортьен напоминает голову, пораженную черной немочью, и, кажется, будто вот-вот испустит дух все тело. И как бы я ни старался, никак не могу отвлечь себя от гнетущих мыслей. А ведь помнится, я как-то читал об этом в «Априори», смеялся, старый пень…

Регион многозначительно хмыкнул, но промолчал.

– Такое ощущение, будто автор знал, о чем писал, – продолжает Гиборд печальным голосом, но с таким видом, будто говорит о погоде. – Не предполагал, а именно знал! Как это может быть? Юноша двадцати трех лет знал, в то время как седобородые знатоки жизни ни сном, ни духом. Потешались над автором, злословили, задыхаясь от ненависти и презрения. Многие из них уже в могиле… а те, что остались завидуют им.

– Надо понимать, вы себя относите к последним?

– Да, Регион, я завидую им все чаще.

– Но ведь вы дышите! По-прежнему светит солнце, дует ветер. Все не так уж… фатально я бы сказал. К тому же на горизонте блеснул луч надежды, и кто знает, быть может, он выведет нас к благополучию?

– Мне удивительно слышать это от вас, – сказал Гиборд задумчиво. – Помнится, все было наоборот – вы сокрушались, обвиняя меня в том, что я недостаточно объективен во взглядах, а я, стараясь не обращать на это внимание, ободрял вас. Причем все это было тогда, когда Фераур дышала полной грудью.

– Я и сейчас готов обвинить вас в этом, – сказал Регион с улыбкой. – Так что как видите, ничего не изменилось.

– Еще как изменилось, не лукавьте. Только я не могу взять в толк, как вам это удалось.

– Я рисковал сойти с ума. И постарался этого не допустить, вот весь секрет.

– Это интересно… – сказал Гиборд, блеснув прищуренным глазом. – Если я вас знаю, сейчас вы говорите серьезно, что в свою очередь заставляет меня крепко задуматься. Разве такое возможно? Осознать, что сходишь с ума и сопротивляться этому.

– Вас это действительно интересует?

– Чрезвычайно!

– Я изобрел достаточно нехитрый прием: мысленно прочертил для себя параллельную линию собственного жизненного пути, на которой нет места прошлому, но есть место для будущего. Будущего, каким я хотел бы его видеть. Это позволяет мне идти сейчас рядом с вами и радоваться жизни, не думая ни о чем, кроме благополучной перспективы. Тем и живу.

– Исключительно ненадежная позиция, вам не кажется?

– Ничуть, – возразил Регион. – Если что-то пойдет не так, вы будете не менее моего разочарованы и деморализованы.

– Вы правы Регион, правы, как и всегда. Я не хочу об этом даже думать…

На улице «Хлебушников» они угодили в толчею, разноцветную смесь горластых лоточников, шумных покупателей и бесчисленных повозок; одни оживленно о чем-то спорят, иные грузят, тут и там раздаются взрывы смеха, атмосфера этого места по-прежнему благоприятная, теплая. Регион с наслаждением втянул запах свежего хлеба. Пройдя улицу сквозняком, неспешно и в то же время не задерживаясь ни на минуту, они заказали первый попавшийся экипаж и под бодрое гиканье извозчика покатили в условленное место. Через четверть часа показалась окраина города – Тенная улица, что пролегает чуть выше реки Золотушка; на ее берегу под сенью старых вязов притаилась харчевня, невзрачная, ссутулившаяся под тяжестью лет, ведь она была здесь уже тогда, когда закладывался первый кирпич Нортьен, но по-прежнему уютная, изобилующая великолепной кухней и хорошим настроением.

До возвращения разведывательного отряда еще раз обсудили план поездки, и, на закате, под охраной девяти офицеров и Лютого, ун Гиборд Бисмун и ун Регион Паррот покинули город.

Глава 2

Целью упомянутых господ является город Ривалро, столица восточной провинции, где предстоит встреча, которую по самым скромным оценкам можно назвать переломной не только в их жизни, но и в жизни всей Империи. Несмотря на тщательные приготовления, поездка имеет большую долю риска: между рубежом Нортиер и Дарладом лежат земли двух провинций побратимов, которые в дни трагедии абстрагировались от Империи, объявив претензию на суверенитет, и тут же захлопнули границы. На дорогу планировалось потратить неделю, путешествие выдалось без проволочек, соратники сработали на совесть: их встречали, провожали безопасным путем, передавая с рук на руки. При этом до цели добрались с опозданием в три дня.

И вот, наконец, вдали замаячили флагштоки, пестреющие развевающимися полотнищами, заиграли зайчики на стеклах и жестяных крышах. До ворот Ривалро оставалось не более реона, когда провожатых сменили несколько молодцов: ни мундиров, ни знаков отличия на темных одеждах, лица угрюмы, но не враждебны. Впрочем, ни Гиборд, ни Регион не сомневались, один неосторожный шаг и их убьют, не раздумывая.

Почтенных господ проводили в городскую администрацию, здание красивое, старое, но не ветхое, с множеством окон и башенок, увенчанных флюгерами и флажками. В одном из кабинетов любезно пригласили за стол, угостили напитками и уже через несколько минут явился человек, о котором знали и Регион, и Гиборд, но которого в глаза не видели. Человек призрак, человек легенда – господин Тэр Кловилен.

– Здравствуйте, господа, рад вас видеть, – сказал он, усаживаясь во главе стола. Невысокий, худощавый человек с серыми, почти стальными глазами.

– Мы тоже рады, – сказал Гиборд тоном, подразумевающим прямо противоположное. Он оказался не в силах унять ненависть к этому человеку. Врагу с большой буквы!

– Давайте оставим лицемерие, – сказал Регион. – Сегодня мы оказались за одним столом, и каждый из нас понимает, почему так случилось. Важно другое: каждая минута промедления подобна яду для Империи, каждая заминка на руку нашим общим врагам, не так ли, господин… Прошу прощения, как мне называть вас?

– Называйте меня по имени, – сказал Тэр Кловилен, глядя на него очень внимательно. Регион поежился. Сколько же силищи в этом человеке! Тем не менее, стараясь вести себя естественно, он продолжил:

– Не будем играть в кошки мышки, Тэр, скажите начистоту, какова процедура выявления нашего… нашей пригодности, скажем так.

– Мне достаточно было взглянуть на вас.

– То есть, вы уже готовы озвучить свое решение? – спросил Гиборд, выгнув бровь.

– Я готов проводить вас к Его Величеству.

– Вы что, нас разыгрываете?

– Я говорю начистоту, как вы и просили. Что вас удивляет?

– Я ожидал несколько иного приема, – признался Гиборд, борясь с недоумением.

– Прошу простить меня за то, что разочаровал вас, но, если вы готовы, мы можем отправиться сию же минуту.

– Разумеется, мы готовы, – сказал Гиборд, поднимаясь.

На улице Гиборд поморщился – сыро. Несмотря на время, четверть третьего, небо темное, почти черное, и снова моросит. Кловилен указал на большой темный экипаж, предназначенный на четыре персоны; внутри он оказался просторнее и комфортабельнее, нежели можно было предположить с виду. Регион и Гиборд сели спиной к лошадям, Тэр напротив. Лютый забрался на козлы рядом с кучером и экипаж под охраной десяти конных покатил вон из города.

Дорога заняла более пятнадцати часов. Регион большей частью дремал. Гиборд сидел в напряжении, старался не замечать ненавистного соседа, и все думал, думал. Как они будут смотреть в глаза Императора? Что они там увидят? Смогут ли не умереть на месте, когда Его Величество соблаговолит взглянуть на них? Душа, изжеванная терзаниями, заскулила при этих мыслях. Что их ждет? На что они вообще надеются…

Примерно в середине пути экипаж съехал с тракта на лесную дорогу, узкую и едва приметную. Кузов то и дело опасно кренился, то в одну, то в другую сторону, пассажиров изрядно потряхивало, но постепенно поверхность выровнялась. Кругом мертвая тишина и мрак, точно не в карете едут, а плывут на маленьком корабле по темному морю. Интересно сколько лихих молодцов, вооруженных лучшим оружием Империи, разбросано в этом глухом древесном мире? – подумал Гиборд, сглатывая чаще обычного в попытке избавиться от неприятного чувства; дорога, сворачиваясь спиралью, потянулась вверх по склону горы, отчего стало закладывать уши. Заметно похолодало, Регион заворочался во сне, натягивая плед до самих глаз.

Возникла заминка, лошади не сразу осмелились ступить на подвесной мост, соединяющий между собой вершины отрогов, но, в конце концов, экипаж стронулся; мост недовольно поскрипывал, раскачиваясь над ущельем. За ним снова последовала крутая спираль, потом еще один мост и вновь глухая чаща.

Мимо окна проплыл силуэт с факелом, глаза Тэра сверкнули, и генерал вздрогнул; мысли вновь потянулись к персоне загадочного провожатого, и он почувствовал, как начинает раздваиваться. Как могло случиться, что Гиборд оказался в одной связке с человеком ненавистным до мозга костей? Более того, от него будет зависеть даже собственная судьба. Да что судьба! Этот человек столько сделал для державы, законы которой игнорировал и попирал, внутри которой создал державу собственную, безжалостную и неприступную как раковая опухоль. Многие говорили о том, что Тэр Кловилен заслуживает глубокого уважения, и когда Гиборд слышал подобное, то выходил из себя, плевался и сквернословил, но теперь вынужден был согласиться – этот человек с первого взгляда вызывает уважение. Да, за таким пойдут и будут гибнуть, как шли и гибли за него самого, за Гиборда Бисмун.

Через несколько часов взору открылись заснеженные вершины гор и грозный замок, возвышающийся над пропастью. Словно по волшебству массивная решетка скользнула вверх, подъемный мост опустился, створки ворот разошлись в стороны. Под дробь копыт экипаж въехал в темный зев, и все вернулось на свои места. Во дворе их встретили люди с причудливыми ручными фонарями, напоминающими лунные осколки, оправленные серебром. Гостей проводили в столовую, плотно накормили нехитрым ужином, и проводили каждого в отдельные покои на отдых.

Регион долго ворочался с боку на бок на огромной кровати, снедаемый тревогой и трепеща каждой клеткой от ожидания предстоящей встречи. Гиборд в дороге переутомился, и, хотя от напряжения, холода и тяжких дум заныла старая рана, немедленно уснул.