355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Самарский » На качелях между холмами » Текст книги (страница 5)
На качелях между холмами
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 01:08

Текст книги "На качелях между холмами"


Автор книги: Михаил Самарский


Жанр:

   

Детская проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 8

Проснулся я только к обеду. Хорошо летом. Никуда не надо торопиться. Впрочем, я не сам проснулся. Приехала Лилька со своим «гражданским» мужем. Они меня и вытащили из постели. Ура! Игорь подарил мне новый телефон – № 95. Давно мечтал о таком. Восемь гигов собственной памяти, классный телефончик. Я же говорил, что Игорь – нормальный парень. Отец в прошлом году мне подарил неплохую «трубу». Но в этой школе разве можно что-нибудь уберечь. Уже в конце первой четверти грохнулся мой телефон на пол и… умер. До конца учебного года ходил с самым что ни на есть простейшим телефоном. Родители принципиально не покупали современный аппарат. Ну и ладно. Мне, в общем-то, все равно, главное, чтобы был на связи. Хотя снова вру. Не все равно. Не все равно. Если ваш ребенок скажет после очередного разбивания трубки, что ему теперь все равно, с каким телефоном ходить, не верьте ему. И если не жалко денег, купите хороший.

Поймите, мы не нарочно их разбиваем. Бережем, холим, но вот хоть тресни, в один прекрасный момент телефон почему-то грохается на землю, тротуар, лестничную площадку, перрон и погибает. Что я только (вместе с родителями) ни придумывал для того, чтобы уберечь свою «трубу» от непредвиденных обстоятельств – и какие-то дурацкие мешочки на шею вешал, и чехлы с кнопкой для ремня покупал. Бесполезно. Больше двух четвертей телефон не выживал. А вот простейшая модель почему-то приживается. Кстати, почему так? Вы не задумывались? Чем дешевле телефон, тем менее он падуч. Проходил же я с простеньким телефоном остальные три четверти. И ничего. До сих пор жив. В пятом классе мне покупали мобильники четыре раза. Последний, правда, дотянул и до первой четверти шестого класса, но все равно потом упал.

Может, вы думаете, что мы нарочно их разбиваем, чтобы заполучить новенький? Не смешите меня. Когда навернулся мой последний мобильник, я чуть не плакал, до чего мне было обидно. Я ведь знал, что теперь мне всучат самый наипростейший. Только для того, чтобы мама или папа могли спросить у меня, как дела. Ни видеоролик не скачаешь, ни картинку. Вообще ничего. Нет, нарочно такое делать нельзя. Себе во вред получится.

Я рассказал Лильке с Игорем о вчерашнем приключении, о добром контролере и о том, что пообещал ему купить в следующий раз два билета. Игорь ничего не сказал, только улыбнулся, а Лилька говорит:

– И что, ты на самом деле будешь покупать два билета? – И так смотрит на меня, словно у меня на голове гусь сидит.

– Конечно, куплю, – отвечаю, – я же пообещал.

– Совсем крыша съехала? А как он проверит? – спрашивает сестра.

– Лиля, – отвечаю, – да при чем тут проверит или не проверит. Я же пообещал ему. Понимаешь? Он так и сказал: ты обманешь себя. Понимаешь?

– Не понимаю, – фыркнула Лилька. – Он же никогда этого не узнает.

– Ну и что? – Меня это начало злить. – При чем тут он? Я не хочу обманывать себя. Себя!

Игорь, видимо, поняв, что этот невинный спор может внезапно перерасти в скандал, предложил:

– Лиля, Миша, да забейте вы на этого контролера. Мы две недели не виделись, а вы о каком-то дядьке спорите.

Вы не знаете мою сестру. Она просто так не успокоится. Ее или в ванную с холодной водой нужно окунать, или внезапно колечко какое-нибудь, желательно золотое, подарить. Тогда она вмиг сменит тему. Лилька не унялась:

– Я сейчас не о дядьке говорю, а о том, что этот… этот… малолетний правдоискатель хочет два билета купить. Да, я согласна – это копейки. Подумаешь, шестьдесят рублей. Но ты же эти рубли еще не зарабатываешь, чтобы ими разбрасываться. Где ты их берешь? У папы с мамой. Правильно?

– И что с того? – Я сжал кулаки. Ненавижу, когда мне начинают указывать на возраст. Дескать, ты – мелюзга, сиди и не хрюкай. Вот это я ненавижу. – При чем тут это? Я же не у тебя беру. У меня есть свои деньги, которые…

– Какие свои? Где ты их берешь?

– Отец мне дает, на карманные расходы.

– Вот видишь! – Лилька подняла вверх указательный палец.

– А ты в школе училась, – процедил я, – деньги у родителей не брала?

– Брала, – говорит Лилька, – все берут, но на ветер не выбрасывала. Ясно?

– И я не выбрасываю. Лишний раз в Макдоналдс не схожу. Понятно?

– Да ну тебя к черту, – махнула рукой Лилька и вышла во двор. Игорь за ней. Перед выходом он подмигнул мне. Вернулись они минут через пятнадцать как ни в чем не бывало.

Вообще-то с Лилькой мы и раньше часто спорили. И если бы вы посмотрели на нас со стороны, то непременно подумали бы, что наша ссора затянется лет на пятьдесят, не меньше. Но наши перепалки никогда не переходили временну́ю границу в тридцать минут. Поорем, повизжим, рожи покорчим друг другу, языки покажем и тут же помиримся.

Нет, ну а вы скажите, разве я не прав? Разве мог я обмануть того контролера? Или ничего страшного не произошло бы? Все-таки, мне кажется, нельзя было его обмануть. И я не обманул. Честное слово. А чтобы не забыть, в этот же день пошел на платформу, купил билет, порвал его и выбросил в урну. Моя совесть чиста. Не заяц я. Я – не заяц!

После нашего билетного спора я рассказал гостям, как мы с Юркой ездили к начальнику ГАИ, и показал наш новый дорожный знак. Игорь хохотал, как маленький ребенок. Пойми их. Вроде офицер, должен быть строгим и суровым. А он заливается, словно малыш-карапуз в цирке.

– Ну, ребята, – говорит, – с вами не соскучишься. Где ты его вешать собрался?

– Как где? – отвечаю. – У въезда в поселок. На столбе.

– А ну-ка дай я его сфотографирую, – Игорь щелкнул телефоном. – Покажу своим коллегам. Ну, вы даете.

– Нет, ты скажи, тебе понравился? – допытывался я.

– Хороший знак, – кивнул Игорь, – только вот гаишники его снимут.

– А чем он может помешать? – возразил я. – Мы же не просто так придумали повесить знак. Ты знаешь, сколько у нас гибнет котов и собак из-за этих лихачей. Слушай, может, давай с тобой его повесим, чего мы будем ждать, пока Юрка вылечится. А так он приедет, знак уже висит.

И снова Лилька вмешалась. Вечно эта коза лезет, куда ее не просят (кстати, 1991 год – год козы). Мне показалось, что Игорь был и не против мне помочь, но тут эта… Ух, эта ведьма!

– Чего придумал? – говорит. – Вам, малолеткам, ничего не будет, а его, если гаишники поймают, могут и на пятнадцать суток посадить.

– За что? – спрашиваю удивленно. – За что пятнадцать суток?

– За хулиганство, – отвечает Лилька и смотрит на Игоря: – Не вздумай. Наживешь себе головную боль.

– Да, Миха, – сдался тут же старший лейтенат, – точно. Если меня накроют, последствия действительно могут быть печальными. Так что лучше пока повременим, да и тебе не советую с этим знаком связываться. Это дело серьезное.

– Ладно, – махнул я рукой. – Сами разберемся. Не хочешь, не надо.

– Ну, ты только не обижайся, – виновато так говорит Игорь.

– Не буду, – отвечаю. Я же понимаю его. Офицер, карьера, да еще женушку себе нашел, врагу бы не пожелал. Нет, как сестра она хорошая. А вот как жена, наверное, ведьма. Ишь, как командует офицером. И тот тоже хорош, чуть ли не на носочки перед ней становится. Тоже мне, вояка. Вот пошли такого на войну, а рядом Лильку медсестрой поставь, так он и будет всю войну в рот ей заглядывать. А еще взрослые, говорят. Хуже детей. Никогда ты, Игорь Юрьевич, генералом не станешь.

Я решил больше никому наш знак не показывать и ни с кем этот вопрос не обсуждать. Приедет Юрка, втихаря повесим. С этими трусливыми зайцами каши не сваришь.

Оказалось, что мы дома втроем – я и эта офицерская семейка. Пока я спал, взрослые все разъехались. Ни деда с бабулькой, ни мамы, ни папы. Съехались все только к вечеру. Ну, как обычно – обнимушки, поцелуйчики, охи-ахи. Лопнуть можно, ведут себя так, словно Лилька покинула дом еще до нашей эры. Ах, внученька, ты поправилась, не пополнения ли ждете? Как меня это бесит, если бы вы знали. В феврале Лилька удрала со своим лейтенантом, и каждый раз, как приезжает, одно и то же. Да она бы уже за эти три месяца в атомную бомбу превратилась, если бы все время поправлялась. Какая была, такая и осталась. И где бабушка эти поправки видит, ума не приложу. Так, лишь бы ляпнуть. За дедом лучше смотри, у того пузо растет не по дням, а по часам. Правда, его она за это грызет. Дед уже не знает, куда от нее прятаться. Дошло до того, что мороженое от нее тайком ест. Не верите? Слушайте. Пошли мы как-то с ним вечером прогуляться. Магазин у нас работает до десяти вечера. Я говорю деду, идем в лес. А он меня тянет в сторону магазина.

– Пойдем-пойдем, – говорит. – Мне нужно в магазин.

Ну, я-то думал, он сигарет, может, хочет купить или чего-то другого, а пришли в магазин, я чуть не упал перед прилавком, когда услышал, что он мороженое покупает. Выходим из магазина, он тут же разворачивает его и аж глаза прикрыл от удовольствия. С таким выражением морды наш Макар колбасу ест. Только еще и мурчит на весь дом. Дед кушает мороженое, наслаждается. Съел и говорит:

– Михаил, бабушке не говори.

– Ни фига себе, – говорю, – она что, тебе мороженое не разрешает есть?

– Не разрешает, – вздохнул дед. Да так тяжело вздохнул, что мне до слез его жалко стало. Вот изверги, думаю, до чего деда довели. Мороженое тайком кушает.

– Диета? – спрашиваю.

– Диета, будь она неладна.

– Ну, от одного мороженого не располнеешь, – попытался я успокоить деда.

– Эх, Миха, да не в полноте дело, – говорит дед. – Диабет у меня сахарный обнаружили недавно. Знаешь, что это такое?

– Не-а, – отвечаю. – Болезнь такая? – догадался я.

– Ну да, – снова вздохнул дед. – Сладкого нельзя есть. Можно помереть.

– От сладкого? Помереть от сладкого? – удивился я.

– Да, от сладкого, – кивнул дед. – А хочется.

– Слушай, – вдруг испугался я не на шутку. – А зачем же ты целое мороженое слопал? До дому-то хоть дойдешь?

Дед как рассмеется. Еле успокоился.

– Ты что, Мишка, – говорит, – хоронить меня уже собрался?

– Так ты пошутил?

– Да нет, Мишаня, не пошутил. Просто нельзя сладкое есть.

– Ну, вот ты же сейчас съел, что будет?

– В принципе ничего, но лучше, конечно, не есть. Тут в чем дело – сегодня сделал исключение, завтра, послезавтра. Понимаешь? А потом – бац! – и крышка.

– Тогда больше в магазин не ходим. Рано тебе, дед, еще помирать. Если бы я знал, то и сегодня ты мороженого не получил бы. И курить тебе нужно бросать. Правильно бабушка говорит…

– Ну вот, – вздохнул дед, – еще один контролер у меня появился. Смотри, не продай меня. Ну его к черту, это мороженое. Не буду больше есть. Просто сегодня что-то прям невмоготу стало. Так захотелось. Бывает у тебя такое?

– Угу, – кивнул я. – Бывает. Я иногда сразу по три штуки съедаю, вот как захочется.

– Ну вот, видишь, – дед погладил меня по голове. – Значит, понимаешь меня…

Вечером все собрались на кухне. По такому случаю на столе появились и вино, и водка. Правда, ни бабушка, ни мама не возмущались. Все чинно, выпили, закусили. И тут Игорь объявляет:

– Анна Михайловна, отец, бабушка, дедушка, – хотим вас обрадовать, в августе у нас с Лилей свадьба.

– Господи Иисусе, – перекрестилась бабушка. – Наконец-то! Какого числа?

– Пятнадцатого, в субботу, – говорит Игорь.

Отец чуть не поперхнулся.

– Как пятнадцатого? У меня же юбилей, сорок лет. Лиля, ты что? Забыла?

– Папочка, мужчины сорок лет не отмечают, – говорит Лилька.

– Это еще почему? – удивилась мама.

– Все правильно! – вмешалась бабушка. – Лиля правильно говорит. Мы деду тоже сорок лет не отмечали. А свадьбу давно пора сыграть. А то живут, как не поймешь кто. И обвенчаться нужно обязательно. Вы как, дети, венчаться будете?

– Не думали еще, – пожал плечами Игорь.

– Что значит, не думали? – нахмурилась бабушка. – Уж об этом-то нужно в первую очередь думать. Вы что, ребята? Мы вон с дедом в пятьдесят лет пошли под венец.

– Что-то вы долго думали, – неожиданно ляпнул я, и все рассмеялись, кроме бабушки, конечно.

– А ты не встревай, – нахмурилась она, – когда взрослые разговаривают.

– А что, Мишка разве не прав? – Лилька неожиданно вступилась за меня.

– Внученька, милая, что ты такое говоришь, – запричитала бабуля. – Ты думаешь, мы бы сразу не обвенчались, когда поженились, была бы возможность? Но тогда время было другое. А сейчас никто и слова не скажет… Послушай меня, Лилечка. Игорек, ты уже взрослый мальчик. Отнеситесь к этому серьезно.

– Хорошо, хорошо, Лилия Степановна, – закивал Игорь. – Я не возражаю.

– Это, наверное, лишние расходы? – спросила Лилька.

– Да какие там расходы, – говорит бабушка. – По сравнению со свадьбой это и деньгами не назовешь. В крайнем случае, венчание я сама оплачу.

– Да ну, что вы, Лилия Степановна, – смутился Игорь. – Мы сами справимся. Все будет хорошо.

Нет, ну вы видели? И вот так всегда. «А ты не встревай, когда взрослые разговаривают». Они все, значит, взрослые, а я мелочь пузатая. Как противно. Вот как бы они отреагировали, если бы мы с Юркой общались, и кто-то из них что-то бы вдруг сказал, а я в ответ: а вы не встревайте, когда дети разговаривают. Представляю, сколько было бы возмущений, обвинений и разных дурацких нотаций. Мои воспитатели (в семье которые, а вы уже заметили, сколько их на меня одного) любят длинные и нудные воспитательные беседы. Уж лучше бы подзатыльник отпустили, и дело с концом. Так даже понятнее. Между прочим, и учителей таких полно. Им только попади на язык, могут пол-урока мораль читать. Вот за что я люблю нашу «классную», Оксану Петровну, так за то, что она с нами не церемонится и длинных заумных речей на уроке не толкает. Провинился, она спокойно так скажет: «Подай дневник, пожалуйста». Подашь, она красной авторучкой кратенько напишет: «Мешал на уроке». И все! Дальше урок ведет. Ей фамилию – Гранина – нужно сменить на – Чехова. Краткость – сестра таланта. Это Антон Павлович про Оксану Петровну сказал.

Кстати, у нас тут в «Черешневых садах» тоже школа есть. Как-то разговорились с одним пацаном – Яшкой его зовут, – он был ужасно горд, что у него «классная» имеет звание «Заслуженный учитель». Так уж он ее нахваливал, так нахваливал, что я невольно задал ему вопрос:

– Она мать твоя, что ли?

Яшка посмотрел на меня с непониманием и отвечает:

– Мать моя работает на железной дороге. А Виктория Борисовна – наша учительница по литературе и русскому языку.

К чему я это рассказываю? Яшка был уверен, что Чехов похоронен в Ялте.

– Кто тебе об этом сказал? – спрашиваю.

– Виктория Борисовна, – отвечает.

– Так вот скажи своей Виктории Борисовне, – говорю я, – что Антон Павлович Чехов похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

– А ты откуда знаешь? – удивился Яшка.

– Я там был с родителями.

– А кто там еще похоронен? – спрашивает мой знакомый.

– Да почти все знаменитые люди, – отвечаю. – Никулин, всякие генералы…

– Да нет, – говорит Яшка, – я о писателях спрашиваю.

– Ну, всех я не помню, – отвечаю, – но видел Гоголя, Булгакова, Шукшина…

– Может, съездим как-нибудь? – предложил Яшка. – Тоже хочу посмотреть.

– Какие проблемы? – говорю. – Съездим, конечно. Скажешь, когда будешь готов.

Но мы так и не поехали на Новодевичье кладбище. Яшке, с его слов, не разрешили родители, а сами они не захотели. Я как понял, он, видимо, хотел утереть нос «Заслуженной учительнице». А из-за взрослых ничего не вышло. А может быть, потому и не отпустили, чтобы потом с учительницей не поссориться. С учителями, как и с гаишниками, ссориться ни в коем случае нельзя. Попробуй потом стань хотя бы хорошистом. Будешь по три параграфа сразу рассказывать – новый и два предыдущих. Самолюбивые они до ужаса. И, как мой папа, все ясновидящие. Их, наверное, в институтах этому обучают. Сидишь дома, зубришь-зубришь стихотворение, никогда не вызовут и не попросят рассказать. Как только чего-то не выучил, сразу же: добро пожаловать к доске. Надо мне завести в ноутбуке особую папочку и заносить туда все эти наблюдения, жизненные законы. Действительно, таких законов у меня в голове насобиралось уже много.

Первый вы уже слышали, вернее, читали. Если врешь отцу, что все хорошо, он обязательно потребует дневник.

Второй – чем дешевле мобильник, тем дольше он живет.

Третий – если не выучил урок, обязательно вызовут к доске.

Есть у меня еще два закончика, но они шутливые, не настоящие – когда вы очень-очень сильно хотите в туалет, то лифт едет в два раза медленнее. А второй – когда вы из лифта врываетесь в квартиру, то туалет будет занят. Не верите? Шутки шутками, но вы все же испытайте. Потом поймете, что в каждой шутке есть доля правды. Или как моя бабушка говорит: «Сказка ложь, да в ней намек».

Тем временем семейный предсвадебный ужин продолжался. Устал я слушать все эти разговоры о свадьбе, венчании, детях, внуках. Ушел спать. Но что-то сломалось в моем графике. Дед предупреждал меня:

– Хоть и каникулы, всегда ложись пораньше, иначе перепутаешь день с ночью, будешь мучиться.

Дед был прав. Что-то мне последнее время не удается быстро уснуть. Лежу, думаю, думаю, думаю… Стихи Бродского вспомнились – ну те, которые поэт-самозванец в электричке читал. «Ах, проклятое ремесло поэта…» А чего это так? Проклятое ремесло. Я бы не отказался быть поэтом. Только, наверное, талант особый нужен. Я вот сколько ни пытался стишок сочинить, ни черта не выходит. Однажды хотел сочинить стихотворение о Гагарине. Даже начало написал: «Юрий Алексеевич Гагарин – самый высочайший человек!» А что? Разве не красиво? Высочайший, в смысле, он же первым в мире взлетел выше всех. Вот повезло мужику. Слетал раз в космос и сразу стал знаменитым на весь мир. Недавно к нам в школу приходил летчик-космонавт, который лично был знаком с Гагариным. Такие вещи интересные рассказывал. Этот дедок в открытый космос выходил. Их там, космонавтов, привязывают тросом к кораблю, а они чинят антенны и всякие там приборы, которые находятся снаружи корабля.

Я вот думаю, а что, если бы трос оборвался и мужик улетел в космос? Представляете? Летит человек, а вокруг космос. Интересно, сколько бы он так пролетел? Далеко бы забрался? Вот так летит, летит, летит… И вдруг, бац, встречает летающую тарелку. А там люди с другой планеты. Они подбирают его, и он рассказывает им, что есть такая планета Земля, что у нас столько-то материков, ну и все такое. Только вот на каком языке они будут говорить, если даже на земле их миллионы? Впрочем, если разумные существа, то найдут, как пообщаться. Хотя это будет невероятно сложно.

Я помню, как с родителями катались на лыжах в Австрии, и я, испугавшись спускаться по черной трассе, поехал по объездной дороге. И что вы думаете? Заблудился на фиг. Да к тому же забыл название нашего отеля. Я пытался немцам объяснить, где примерно находится наша гостиница, бесполезно. Пока переводчика не нашли, я у них там чуть с голоду не умер. Сами не предложили, а просить постеснялся. Да и как я попрошу, если я английский учу в школе, а они все на немецком говорят. В России все-таки проще. Тут все друг друга понимают. Иногда даже без слов. А вообще, я Россию люблю. Мне нравится здесь. А дед все никак не забудет свой СССР. Они даже с отцом как-то поругались из-за этого. Да, отец за Россию, а дед за СССР. Мама тоже за Россию. А бабушка у нас соблюдает нейтралитет. Но мне кажется, она хитрит. Не хочет маму с отцом, видно, расстраивать. А сама постоянно твердит: вот раньше было так, раньше говорили так, раньше делали то-то. Все раньше, раньше. И тут же сама рассказывает, что раньше у них не было ни джинсов, ни видиков, ни компьютеров. Тоже мне, нашли о чем жалеть. Не представляю, как люди раньше жили без компьютеров.

У бабушки хранятся старинные пластинки с музыкой, такие черные и огромные тарелки. Так вот, ни на одном компе их слушать невозможно. Нужен специальный аппарат, которые сейчас не выпускаются. Ну? И что толку теперь от этих пластинок? На чем же их слушать? А она достанет их, смотрит на эти пошлые громадины, пылинки с них сдувает, потом глаза закатит и улыбается. Умора. Да что пластинки. Телевизор бы вы их с дедом видели. Вот это действительно динозавр так динозавр. На чердаке сейчас валяется. А знаете, в чем прикол? Он не показывал цветное кино. Только черно-белое. Дед говорит, что даже новости были черно-белыми. Вот так они жили. И еще вздыхают. Не понимаю я их, этих стариков. Им дай волю, так они машины, наверное, продали бы и ездили на лошадях, в каретах.

Когда я вырасту и у меня будут дети и внуки, я не буду им читать нотаций. Пусть сами думают, что и как делать. Нет, ну за уроки, наверное, стану гонять. Если плохо будут учиться. А остальное пусть сами думают. Вот я, к примеру, – за что меня можно ругать? Я все делаю правильно. Учусь хорошо, книги читаю, на улице не хулиганю. Что еще от меня нужно? А вот рот затыкать, когда вся семья в сборе, это уже совсем нехорошо. Другое дело, я пришел бы к вам в спальню, влез в разговор и давай перебивать. Это, конечно, плохо. Но ведь, когда сидим все вместе за столом, все говорят, каждый высказывает свое мнение. И вдруг «не встревай в разговор». Обидно…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю