Текст книги "Прекрасная мстительница"

Автор книги: Михаил Каришнев-Лубоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Михаил Александрович Каришнев-Лубоцкий
Прекрасная мстительница

Глава первая

Светлые «Жигули» катили по извилистым улочкам южного приморского городка, тихо повизгивая на поворотах. В «Жигулях» сидели две темные личности: вор-редицивист Гога и его юный ученик Слава Мышкин, которого Гога ласково звал Мышонком. Наставник и его подопечный вели деловой разговор.

– Гог… А если мы ничего не найдем? Там же темно…

– Найдем, я еще днем координаты отметил. А копать и в темноте можно.

– В темноте страшно…

Гога презрительно ухмыльнулся:

– А еще «новое поколение»! Покойников испугался! Спят они, вечным сном спят!

Мышкин нахохлился и замолчал. Но ненадолго.

– А в той, ну, нашей могиле, никого нет? Или все-таки кто-то лежит?

– Вурдалак там лежит, тебя ждет! – и Гога заржал, довольный своей непритязательной шуткой. Затем добавил мягче: – Нету там никого, одни денежки покоятся. Братишка мне одному завещал, да я, так и быть, тебе маленько отсыплю.

Услышав последние Гогины слова, Мышкин улыбнулся счастливой улыбкой и замолк – стал смотреть в окошко.

Промчавшись еще с пол-квартала, автомобиль свернул за угол, проехал еще чуть-чуть и остановился.

– Приехали, – сказал Гога, выключая двигатель и фары, – вылезай. Кладбище за той стеной.

Улыбка сползла с лица Славы Мышкина. Дрожащей рукой он открыл дверцу и вывалился наружу. Вышел из машины и Гога. Откинув крышку багажника, он достал из него лопаты, веревки и два пустых рюкзака.

– Держи лопаты, – скомандовал он Мышкину. – Пошли!

И они двинулись в ту сторону, где светлела во мраке окрашенная белой краской ограда городского кладбища. В одном месте ограда была проломлена, в этот пролом и залезли наши герои. Оказавшись на территории кладбища, Гога достал из кармана фонарик и осветил перед собой ближайшие памятники.

– Ага, – сказал он, – понятно… От этого, – он ткнул лучом в один из крестов, – семьдесят шесть шагов прямо и потом двадцать три налево.

Гробокопатели двинулись вперед, и Мышкин принялся считать:

– Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Ой! – он споткнулся и упал, загремев лопатами.

– Молчи, дьявол, не сбивай! Я сам считаю! – прошипел Гога и стал вспоминать, на каком по счету шаге он сделал остановку. – Шесть… Нет, уже семь… Или восемь? А, дьявол! – и он зло махнул рукой на поднимающего с земли лопаты Славу Мышкина.

– Семь, Гог, честное слово, семь! Я помню! – пролепетал Мышкин и застыл, леденея от ужаса: где-то, совсем рядом с ними, внезапно раздался какой-то странный хруст и через секунду легкое сухое потрескивание.

– Замер и Гога. Прождав секунд пять или шесть, он произнес не очень уверенно:

– Нет здесь никого ни черта, одни мы с тобой!

– Не надо, Гог, черта поминать, ну его к черту! – снова пролепетал Мышкин и тут же закрыл себе рот свободной рукой: проклятое имя нечистого вырвалось и у него самого.

– Пошли, – шепнул Гога и двинулся с места, продолжая счет шагам:

– Семь, восемь, девять, десять, одиннадцать…

Когда они поравнялись с большим ветвистым деревом, счет уже перевалил на пятый десяток.

– Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь…

Над головами Гоги и Мышкина вдруг что-то угрожающе заворчало, заскрипело, и какая-то черная махина внезапно рухнула прямо на них.

– Мамочки! – взвизгнул несчастный Мышонок. – Господи! Спаси меня грешного!

– Тихо ты, недоумок, – просипел Гога, выбираясь из-под густой обломившейся ветви дерева. – Сук обломился, не убил ведь…

Выбрался на волю и Мышкин.

– С нами крестная сила… А я-то подумал… Господи, так и спятить недолго…

Он вновь подобрал лопаты и двинулся за шефом-наставником.

– Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь… – уверенно считал Гога, шагая среди крестов и обелисков.

– А пятьдесят семь уже было, – сказал Мышкин, догоняя его. – Как раз когда нам по башкам стукнуло.

– Тебе стукнуло, а у меня мимо прошло, – огрызнулся Гога. Однако остановился. – Вернуться, что ль, да по новой отсчитать? – спросил он не столько Мышонка, сколько самого себя. – Еще ошибемся вдруг…

– Давай от ветки начнем, вот она – рядышком! – попросил умоляюще подопечный своего наставника. – Что мы тут – ночевать, что ли, будем?

– Надо будет – заночуем, – ответил сурово строгий педагог.

Однако просьбе внял и счет решил продолжить от рухнувшей ветви.

– От комелька начнем считать или от верхушки? – спросил он ученика, стоя уже над поверженным суком длиною в три-четыре метра.

– Лучше с середки, – подсказал Мышкин охотно. И пояснил: – Мы как раз там оказались, когда ты считать бросил.

– Молодец, хвалю! – и Гога начал отсчет с середины: – Пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять…

Когда Гога досчитал до заветного числа «76», он радостно обернулся к напарнику и сообщил:

– Ну вот! А теперь повернем налево и через двадцать три шага будем на месте!

Он весело, по-солдатски, сделал поворот налево и… уперся в широкую ограду с солидным мраморным памятником.

– Тут вроде бы дорожка была… Что за черт…

– Тихо, Гог!.. Услышит!.. – пролепетал Мышкин и, едва удерживая на плече лопаты, неумело перекрестился.

– Тут никто не услышит, – неудачно попробовал его успокоить наставник Гога. – Хоть чертом вой, никто не отзовется!

– Ррр… – раздалось вдруг из-за мраморного памятника. – Ррр…

– Гог!.. – простонал Мышкин. – Го-ог!..

– Собака рычит, спать ей помешали, – объяснил наставник и громко крикнул: – Кыш ты, проклятая! Убирайся к дьяволу!

Кто-то, ломая кусты, ринулся прочь.

– Вот дорожка, – заметил Гога, пройдя чуть-чуть вперед, – трех шагов не дошли мы до нее!

Кладоискатели свернули налево. Пройдя двадцать три шага, они уперлись в стандартный, каких тысячи, сварной обелиск с небольшой звездочкой, венчающей его.

– Вот он, родимый! Нашелся! – радостно сказал главный гробокопатель и бросил рюкзаки на землю. – Давай лопату, Мышонок! Орудуй другой!

Слава послушно вручил шефу лопату и задал резонный вопрос:

– А вдруг этот не тот?

– Тот! Я здесь еще днем побывал. Вот могилка с крестом направо, вот с обелиском… Вот ничейная… – Гога показал на холмик без ограды, креста и памятника. – У меня, видать, такая же будет… – взгрустнул он внезапно. – Ладно, Мышонок, копай…

Подельщики принялись за работу. Рьяно копая, они не видели того, что творилось у них за спиной. А творилось там странное. Холмик ничейной могилки вдруг зашевелился, земля стала осыпаться, и из-под нее вскоре показалось ужасное существо. Всем своим обличьем оно напоминало человека, но человека чудовищного: на белом с зеленовато-синим оттенком лице горели в глубоких впадинах глазниц рубиновые огоньки, из мерзкой пасти торчали два острых клыка, остатки волос на голове стояли почему-то дыбом…

Устав копать, Мышкин оперся руками и подбородком на черенок лопаты и спросил наставника:

– А баксы там есть? Мне бы зелененьких тысчонку-другую…

– А черта лысого тебе не надо? А ну, копай!

Мышкин испуганно дернулся, поплевал на ладони, ухватил поудобнее лопату и… обернулся.

Дикий поросячий визг нарушил покой безмолвного кладбища. Чудовище, стоявшее во весь рост у края могилы, однако, не шелохнулось, услышав этот визг. Оно скорее наслаждалось им, готовясь к решительному броску на незванных гостей.

Напуганный воплем напарника, обернулся лицом к чудовищу и Гога. И тут же волосы на его голове непроизвольно встали дыбом, а глаза расширились, грозя выкатиться из глазниц.

– Тикай… – прошептал Гога и сделал сам неуверенный шажок в сторону от вырытой ямы.

Чудовище тихо рыкнуло, огоньки в его глазных впадинах заалели еще ярче, и оно двинулось к пришельцам.

Словно пружиной подбросило Славу Мышкина, и он, смяв на ходу своего наставника, ринулся прочь из проклятого места.

А чудовище прыгнуло на поверженного Гогу и с довольным рыком вонзило клыки в его шею…

Мышкин мчался по кладбищу, сигая через кресты и обелиски, беря рекорд за рекордом, мчался до тех пор, пока не добежал до кладбищенской ограды и не вышиб в ней своим телом новую дыру. Пометавшись по пустырю, он чудом вспомнил, где стоит их машина, и ринулся к ней. С трудом завел, благо ключи Гога не вынул второпях, и с места рванул на большой скорости прочь отсюда.

Потрясенный увиденным, Мышкин вел машину по улицам кое-как и вскоре врезался в магазинную витрину. Мотор заглох, а сам Слава уронил голову на руль…

Глава вторая

Старший лейтенант милиции Савелий Кошкин вошел в кабинет своего друга и коллеги лейтенанта Гиви Гаидзе.

– Привет, Гиви! – поздоровался он с приятелем. – Что новенького случилось за ночь?

– Здравствуй, Сава. Интересное дело! Один парнишка врубился на «Жигулях» в магазин, въехал в витрину! И заметь: абсолютно трезвый!

– Наркоты нанюхался?

– Нет, чист, как дитя! Но… чем-то потрясен. До ужаса!

– Не сказал чем?

– Сказал… Бред какой-то… Его друга съел вурдалак! На кладбище!

– Кто? Вурдалак?

– Чудовище! Вылезло из могилы и съело.

– Всего съело?

– Наверное, всего. Задержанный до конца не присутствовал на торжественном ужине.

Савелий задумался. Потом, сообразив, рассмеялся:

– Дурака валяет твой задержанный! Не хочет за витрину отвечать! Мол, находился в состоянии душевного стресса и все такое… Придумал бы что-нибудь поумнее!

– Майор приказал тебе этим делом заняться. Дело пустяковое, кончай его быстро. – Гиви встал из-за стола, пошел к дверям. – Желаю удачи, Сава!

– Пока. Спасибо за «дельце». – Савелий Кошкин уселся за стол, включил селекторную связь: – Пригласите задержанного… – посмотрел в протокол, составленный Гиви. – …Вячеслава Ивановича Мышкина. – Выключил селектор и приготовился ждать нарушителя ночной тишины.

Глава третья

Было еще утро, когда милицейская машина подъехала к кладбищенской ограде в том месте, где в ней красовались два больших отверстия. Из машины вышли старлей Кошкин и задержанный нарушитель Слава Мышкин.

– Вот здесь мы с Гогой пролезли, а вот здесь я выбежал, – показал Славик милиционеру. – Или наоборот: здесь я выбежал, а здесь мы влезли…

Кошкин осмотрел отверстия и сделал профессиональное заключение:

– В этом месте пролом старый, а в этом свежий. И ломали здесь изнутри. Ну что ж, Мышкин, идем дальше.

– Нет! – вскрикнул Славик и закрыл лицо руками. – Дальше идти я боюсь! Я лучше вас тут подожду!

– У меня с собой табельное оружие, – успокоил его старлей. – К тому же вурдалаки днем не нападают, насколько мне известно. Идем, Мышкин, не трусь!

Милиционер и подследственный через дыру в ограде проникли на территорию кладбища и остановились в раздумье.

– Куда теперь? – первым нарушил молчанье Кошкин.

– Семьдесят шесть шагов прямо от этого креста и двадцать три налево потом, – заученно проговорил Славик.

– Ну что ж, двигаем в указанном направлении!

Когда Савелий и его спутник добрели до обрушившейся с дерева ветви, Мышкин сказал:

– Кажется, правильно идем. Вот это опахало нам на головы упало!

Савелий внимательно осмотрел сломавшийся сук, что-то заметил на нем и, достав из кармана полиэтиленовый пакетик и пинцет, собрал возможные вещественные доказательства.

– Идем дальше, – скомандовал он, произведя эту важную операцию.

Хотя старлей и подследственный оказались в итоге не совсем там, где предполагали оказаться, однако Мышкин быстро разглядел ту могилу, которую он раскапывал с Гогой ночью.

– Вот она! – прошептал он на ухо милиционеру. – И холмик вон с чудовищем!

– Холмик-то зарытый, – заметил Кошкин с легкой укоризной. – И дерном зарос. Давненько никто в нем не копался, по-моему!

Славик молча пожал плечами: действительно, странно!

– А где ваши лопаты, веревки и рюкзаки? – снова спросил старлей. – Где, в конце концов, останки?

– Съело, – предположил Славик.

– И лопаты?!

Мышкин снова пожал плечами.

В этот момент глазастый милиционер разглядел торчащий из холмика клочок какой-то тряпки и, ухватившись за него, потянул на себя. Тряпка вылезла сантиметров на двадцать – ею оказались Гогины брюки – и вдруг резко пошла под землю. Растерявшись, Кошкин выпустил ее из рук.

– Бежим! – крикнул Славик и приготовился ко второму рекордному забегу.

– Нет, стой! Кошкин еще ни от кого не бегал! – старший лейтенант достал из кобуры пистолет и обошел по кругу таинственный холм. – А ну, выходи! – скомандовал он шутнику из могилы. Но тот проигнорировал его приказание. – Хорошо… Мы разберемся… Я это дело так просто не оставлю…

Савелий вытер пот со лба и кивком головы дал знак Славику Мышкину к отступлению. Пятясь, милиционер и подследственный покинули проклятое место.

Глава четвертая

Обедал Кошкин в соседнем с отделением милиции кафе «Эдем». Не успел Савелий усесться за столик, как к нему присоединился Гиви Гаидзе.

– Приятного аппетита! – пожелал Гиви. – Надеюсь, и сегодня мы не отравимся!

– Ел бы дома, свободный ведь, – буркнул Кошкин, не переставая думать свою затаенную думу.

– Откуда у холостяка еда в доме? – удивился Гиви. И поинтересовался: – Ну как, закончил дело о въезде лихача в витрину?

Савелий отрицательно помотал головой. Потом вдруг спросил:

– Гиви, с каким оружием на вурдалаков лучше охотиться: с холодным или с огнестрельным?

– Что? – вскинул изумленно густые черные брови Гаидзе. – Ты это серьезно спрашиваешь? Пошутил тот парень, ответственности испугался!

– Уходишь от ответа, – хмуро проронил Кошкин.

– А я его знаю? – обиделся Гиви. – Я на них охотился? Сказки все это!

– Но ты их читал? Что там пишут о вурдалаках?

– Глупости пишут… Как они кров пьют, – с легким акцентом ответил Гаидзе. И добавил: – Осиновый кол они боятся. Как увидят осиновый кол, так и затрясутся сразу: конец, значит, пришел!

– Ладно, учтем… – Кошкин с азартом принялся за шницель.

– Но их не бывает! – повторил Гиви и тоже взялся терзать кусочек жесткого мяса. – Ты их видел?

– Нет.

– А я что говорил! – Гаидзе немного подумал и посоветовал: – Закругляй дело, Сава. Угон машины, разбитая витрина, обман сотрудников милиции… Тебе этих фактов вот как хватит! – и он провел правой рукой, с вилкой и нацепленным на нее кусочком мяса, у себя над головой.

– А у кого угон? Где хозяин? – Кошкин помолчал и убежденно произнес: – Нет уж, Гиви, я это дело до конца раскручу, ты мне только не мешай.

Савелий быстро выпил компот и, не попрощавшись с другом, вышел прочь из кафе.

Глава пятая

Поздним вечером, уже давно сменившись с дежурства, Кошкин в своей коммунальной квартире стал готовить боевую амуницию. Проверив пистолет, он сунул его в кобуру и несколько раз потренировался ловко и быстро выхватывать. Затем прикрепил на боку ремень с ножнами, в которых был спрятан большой и острый нож. Накинул китель и в его карман положил баллончики со слезоточивым газом. После чего подошел к шкафу и достал из него кожаный чехольчик, в котором фотографы обычно носят штативы. Расстегнул замок-молнию и полюбовался на хорошо заточенный осиновый колышек. Застегнул молнию, подхватил чехольчик с главным оружием и вышел из комнаты.

Засаду Кошкин устроил за могилой, которую ночью раньше пытались раскопать несчастный Гога и его подопечный. Разложив перед собою часть «арсенала», старлей стал ждать свою жертву. Была ночь: лунная, звездная. Кошкин взглянул на ручные часы с подсветкой – они показывали 23 часа 59 минут. Савелий поправил пояс с ножом, потрогал расстегнутую кобуру и тихо стал намурлыкивать старинную песню:

 
Ты не вейся, черный ворон,
Над моею головой:
Ты добычи не добьешься,
Черный ворон, я не твой…
 

Земля на безымянном холмике вдруг зашевелилась и начала осыпаться. Кошкин оборвал песню на полуслове, вжался в землю за памятником, но продолжил вести наблюдение за странным холмом.

Внезапно незримой тягой вытянуло из могилы ужасного вурдалака и поставило его на ее край. В этот момент заверещал электронный будильник на руке Кошкина: он был заведен на 24.00. Глаза вурдалака полыхнули огнем, остатки волос вздыбились на голове, нижняя челюсть резко отпала вниз и с жутким щелканьем вновь сомкнулась с верхней. Вурдалак медленно повернулся в ту сторону, где лежал Савелий Кошкин, и сделал один шаг.

– Стой! Ни с места! Буду стрелять! – выкрикнул храбрый старлей и, словно выброшенный пружиной, выскочил из засады. В руках у него поблескивали пистолет и баллончик с газом.

Будто из далекого подземелья раздался глухой смех вурдалака. Чудовище сделало второй шаг… Предупредительный выстрел вверх нарушил тишину кладбища. Но чудовище сделало и третий, и четвертый шаги… Всю обойму выпустил Кошкин в вурдалака, но добился только одного: ветхое рубище монстра стало еще более ветхим. Уже не смех, а что-то похожее на рычание исторглось из груди чудовища. Еще два-три шага, и мерзкий вурдалак подойдет вплотную к бесстрашному старлею…

Кошкин нажал на головку баллончика и выпустил мощную струю слезоточивого ядовитого газа. Чудовище вытерло лапой ужасную рожу, смачно сплюнуло едкой шипящей кислотой на землю.

Нож – вот что спасло старлея от неминуемой смерти. Вонзив его по рукоятку в грудь монстра, Савелий Кошкин не стал дожидаться, когда чудовище выдернет оружие из своего тела – вурдалак принялся обеими руками вытаскивать нож из груди, – а бросился назад к укрытию и схватил острый осиновый колышек. Спрятав его под кителем, он быстро вернулся к монстру.

Вурдалак, уже выдернув нож из груди, готовился к решительному нападению. Ловким приемом старлей выбил ногой холодное оружие из лап чудовища, четким нырком ушел от страшных и далеко не дружеских объятий и метким ударом, которому мог бы позавидовать и сам д, Артаньян, нанес поражение остро отточенным колышком в живот мерзкому чудовищу.

Страшный вой пронесся по кладбищу. Словно испуганная этим воем, спряталась за тучку луна. Еще темнее стало на месте сражения. Держась обеими лапами за торчащий из тела колышек и тщетно пытаясь его выдернуть, вурдалак сделал несколько трудных шагов к своей родной могиле. Постоял чуть-чуть на краю и вдруг рухнул в нее навзничь, лицом вверх.

– Элли… Элли… – раздалось из страшной ямы хрипение. – Слышишь ли ты меня?.. Элли…

Ветерок отнес тучу в сторону, и луна засияла вновь, посылая свои бледные лучи на темную землю.

Кошкин стоял неподалеку от ужасной могилы и ждал развязки этой кровавой схватки.

Глава шестая

Оставим же на время наших героев в их трудном положении и давайте перенесемся на время за многие километры отсюда.

Соединенные Штаты Америки. Калифорния. Голливуд.

Идут натурные съемки очередного фильма ужасов. Героиня фильма красавица Ансельма сидит в паланкине и смотрит, как на городской площади весело танцуют горожане. Сейчас должна произойти очень важная сцена: на Ансельму будет совершено покушение. Актриса Элли Вурд волнуется – эту сцену нужно сыграть как можно лучше.

И вдруг в ее ушах зазвучал прерывистый хриплый голос умирающего вурдалака:

– Элли… Элли… Слышишь ли ты меня?.. Элли…

– Отец?! Я слышу тебя, но сейчас не время для разговоров – у меня съемка!

– Я умираю, Элли… Осиновый кол… Проклятье…

– Папа! Кто это сделал?! Говори скорее! – Элли уже не видела, как актер Гарри Смит, играющий ее убийцу, стал протискиваться сквозь толпу веселящихся мужчин и женщин в сторону паланкина.

– Он в форме милиционера… Сейчас я попробую передать его образ… Проклятье, уходят силы…

Элли снова выглянула из паланкина, увидела на этот раз Гарри Смита – он был еще довольно далеко от нее, – и снова нырнула внутрь своего убежища. В это время на одной из стенок паланкина, как на экране, стало постепенно проецироваться изображение милицейской фуражки, кителя, брюк…

– Лицо, папа! Я не вижу его лица!

– Проклятье… Я умираю… Дочь, отомсти!

Страшное хрипение, и в паланкине наступила мертвая тишина.

…Кошкин заглянул в могилу. Ужасный монстр лежал на дне лицом вверх. Рубиновые глаза его тихо гасли. Старлей достал из кармана носовой платок и с облегчением вытер со лба пот.

…Медленно погасло и изображение милицейской формы на стенке паланкина. Лицо Савелия Кошкина так и не успело проявиться на ней. Элли Вурд смахнула со щеки слезу и прошептала:

– Прощай, отец! Я отомщу за тебя!

Тут она вспомнила, что идут съемки фильма, и торопливо раздернула занавески на паланкине. «Где Гарри?» – стал испуганно метаться ее взгляд по огромной площади, переполненной массовкой.

А Гарри, счастливый от того, что Ансельма наконец-то появилась и съемки не сорвались, ловко выхватил из-под одежды музейный длинноствольный пистолет и с воплем: «Умри, проклятая ведбма!» выстрелил в растерянную красавицу.

Толпа горожан ахнула. Элли оторвала ладонь от груди и посмотрела на нее: на ладони была кровь. Алая краска стала пропитывать и нарядное платье актрисы.

– Ты думал, что я убита? – прошептала Элли, заглядывая прямо в объектив кинооператора, подъехавшего к ней вплотную. – Меня трудно убить, глупый мальчишка!

И она, криво усмехнувшись, вдруг захохотала сатанинским смехом. При этом ее глаза загорелись рубиновым светом, а лицо побледнело и стало белым, как мел.