Текст книги "Секреты Эволюции"

Автор книги: Михаил Бочкарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Бочкарев Михаил Александрович
Секреты Эволюции

В июле месяце в десять часов утра из подъезда шестнадцати этажного дома вышел молодой человек в красной майке, синих расклешенных джинсах, кедах и бейсболке. Он воровато огляделся по сторонам и быстро пошел, а за тем побежал прочь от подъезда.

Звали молодого человека Антон Лермонтон. Ударение в его фамилии приходилось на вторую букву "о", и от этого имя его звучало, несомненно, поэтично. Антон удирал не просто так. Десять минут назад он заходил в этот подъезд с определенным намерением. В этом шестнадцати этажном доме, расположенном на улице Сосновая, проживал друг Антона, Птифильчиков Стас. Проживал он на седьмом этаже в двухкомнатной квартире, где помимо его самого жила его мама Антонина Васильевна и его же отец Лаврентий Элеонорович Птифильчиков.

Антон имел намерение зайти к другу и занять у него денег. Но, как это ни печально, Стаса Птифильчикова дома не оказалось, о чем и поведала Антону мама Стаса, которую тот отвлек от приготовления борща. Раздосадованный Антон, услышав неприятное известие, решил не ехать вниз на лифте, при помощи которого он и поднялся на седьмой этаж, а пошел вниз по лестнице пешком. Когда Антон миновал четвертый этаж и уже завернув, поставил подошву своего кеда на первую ступеньку лестницы третьего этажа, он увидел мужчину, лежащего на площадке возле мусорной трубы.

Мужчина был мертв. Антон понял это по цвету лица бедняги. Вокруг не было ни крови, ни каких либо возможных орудий убийства, но цвет лица выдавал состояние здоровья лежащего сразу. Лицо трупа было зеленым. И мало того, что оно было зеленым так еще и застыло это лицо с такой невообразимо ужасной гримасой, от которой по спине Антона побежал холодок.

Вероятно, убитый пролежал на лестничной клетке не один день, ибо Антон, хоть и не был медиком, но все-таки знал, что зеленеют покойники далеко не сразу, после того как душа покинет бренное тело. Это было странно, ведь дом был густо населен людьми, которые должны бы были заметить бездыханное тело у себя в подъезде, тело должно было бы пролежать здесь по меньшей мере недели две, что бы прийти в такое зеленушное состояние. Вероятнее всего убийство произошло где-то в другом месте, а сюда труп подбросили совсем недавно.

Антон аккуратно подошел к мертвецу, Вид его был на столько страшен, что ему вдруг показалось будто это и не человек вовсе, а какая-то человекоподобная рептилия. Антона начало тошнить. И тут он заметил что в руке, такой же зеленой, как и лицо покойника, зажат блестящий предмет. Антон пересилил страх и будучи по природе человеком любопытным, наклонился поближе, что бы рассмотреть, что это такое.

Зеленая с серыми пятнами рука сжимала небольшой желтоватый цилиндр. Антон, каким-то внутренним чутьем понял, что вещь это ценная, и возможно уникальная. А еще Антон подумал, что она может не мало стоить, а может даже и очень много.

"Золотая наверное" – догадался Антон, с отвращением выковыривая цилиндр из окоченевшей мертвой руки. От прикосновения к коже пальцев трупа, у Антона волосы на затылке в прямом смысле слова встали дыбом, но он, пересилив неприязнь и накатывающуюся на сознание слабость, все-таки извлек предмет, который выпал и с глухим звуком ударился о грязный кафель. И тут Антон увидел, что у трупа вместо положенных пяти пальцев, на руке их всего три. Он не заметил этого сначала потому что, питаясь выковырять цилиндр, не отслеживал свои действия взглядом. На ощупь же рука не показалась ему не обычной, и было понятно почему, сейчас это Антон отчетливо разглядел, пальцы покойника походили на сросшиеся по паре конечности.

Антон схватил желтый цилиндр и выпучив глаза попятился от трупа. Чуть не упав с лестницы, он развернулся, и в несколько прыжков достиг первого этажа.

Итак, Антон Лермонтон бежал прочь с улицы Сосновая подальше от дома, где он только что похитил у трехпалого зеленого покойника некий цилиндр. На ходьбу Антон перешел только когда достиг летнего парка. От бега он весь вспотел и часто тяжело дышал, Антон был заядлым курильщиком, а вот заядлым марафонцем он не был, и потому сердце его гулко стучало в груди, и он все ни как не мог надышаться жарким летним воздухом.

Присев на лавочку Лермонтон огляделся и пощупал рукой свой правый карман. Цилиндр был тяжелым, он сильно мешал Антону при беге и, кажется, натер ему ляжку. Сунув руку в карман, Антон вытащил свою добычу и принялся её жадно разглядывать.

Цилиндр был совершенно гладкий, формой он был похож на рюмку для саке, но был чуть длиннее и тоньше. В желтом металле имелись вкрапления серебристого цвета, вкрапления эти витиевато переплетались и представляли из себя что-то похожее на орнамент, впрочем, это могло быть и надписью на каком-то восточном языке.

"Может там есть, что-то внутри?" – подумал Антон. Он принялся трясти цилиндр, плотно зажав его между большим и средним пальцами, и ему показалось, что центр тяжести слегка меняется. Создавалось ощущение, что внутри цилиндра находится, что-то тягучее, по консистенции своей похожее на мед. Но что бы там ни было, открыть металлический контейнер не представлялось возможным. Он был полностью монолитным.

В первую очередь Антона интересовала приблизительная стоимость находки.

"Если это золото, – подумал он, – то тут веса на пятьсот грамм точно!". Но с другой стороны продать цилиндр только как золотой лом не убедившись, что предмет не представляет ювелирной или исторической ценности было бы глупо.

"Но как это узнать?" – отчаянно думал Лермонтон, сидя в удушливом, все нарастающем зное парка.

У Антона, не было знакомых ювелиров, или кого-то хотя бы близко работающего в этом направлении. Он подумал было, что ему надо попробовать сходить в антикварную лавку, но тут Антон вспомнил о своем соседе. В доме, где жил Антон Лермонтон, на втором этаже в квартире сто тридцать седьмой, проживал один забавный старичок. Как его звали Антон не вспомнил, но зато он вспомнил, что как-то давно, случайно попал в его квартиру, где старичок увлеченно показывал ему всевозможные старинные монеты, медали и ордена столетней давности, и пожелтевшие листки старинных документов. Старичок, на сколько помнил Антон, ювелиром не был. Но, Антон был в этом уверен, смог бы отличить золото от другого неблагородного металла.

"А может ему и продам?" – радостно подумал он, и сунув цилиндр обратно в джинсы пошел к своему дому. Антон старался идти в тени деревьев, прячась таким образом от палящего солнца. Ему очень хотелось пить, и принять прохладный душ и он решил что сначала зайдет домой, постоит в ванне под эмалированным смесителем одна струйка из которого все время бьет куда-то горизонтально в сторону, от чего пол в ванной, после принятия душа всегда мокрый.

Антон уже даже представил себе как хорошо ему будет, когда он отфыркиваясь, отставляя на полу мокрые следы выйдет на балкон и закурив капнет с носа блестящей каплей прямо на основание сигареты.

И тут вдруг Антон услышал, что-то странное. Вроде бы в развесистых ветвях дерева под тенью которого он находился чирикнула птица, но это же самое чириканье сложилось в его в голове в совершенно ясную и отчетливо слышимую фразу.

– Прошу вас немедленно вернуть! – голосок был писклявым и настойчивым. Антон резко остановился и тревожно огляделся по сторонам. Никого не было.

– С какой стати? – вдруг раздался еще один голосок, который тоже был пискляв, но по своей интонации, должно быть, принадлежал существу наглому и отчаянному.

Антон поднял глаза чуть выше, стараясь отыскать виновников беседы, и вдруг увидел на ветке двух маленьких птичек. Птички сидели на некотором отдалении друг от друга и слегка покручивали головками.

– Это был мой жук! – произнес настойчивый голос, и Антон, с ужасом осознал, что он слышит и понимает птичью речь.

– Что значит мой? – удивился наглый голос.

– Я поймал этого жука! – закричал первый голос и Антон увидел что птичка угрожающе придвинулась к другой.

– Ты поймал, а я съем! – заявил наглый пернатый голос.

Тут Антон не выдержал и заорал что есть мочи.

– А-аааааа!!!! – крик его был ужасен. Две птички тут же перестав ругаться, уставились на Антона своими маленькими глазками и одна из них та, что была более наглой, веско заявила.

– Идиот!

– Определенно, – подтвердила другая.

Антон понял, что сошел с ума. Он не понял одного, как и почему это произошло. Не желая больше выслушивать оскорбления от двух пернатых тварей, Лермонтон опрометью побежал к дому.

"В душ, – думал он, – скорее в душ, это все от жары!"

Когда он уже подбегал к своему подъезду, из подворотни выскочила мелкая болонка и заголосила на все улицу.

– Ты чего разбегался паразитская твоя рожа?! Что ходить нормально мамка не научила?!! – собака еле успевала проговаривать свои ругательства, захлебываясь от возбуждения собственными словами, – Бегают и бегают! Ты что пони, что ли бешенная? Несется как борзая от ветеринара...

Антон, не в силах больше слушать то, чего слышать он ни при каких нормальных обстоятельствах никак не может, заткнул ладонями уши и вбежал в подъезд.

С улицы еще доносились вопли психованной болонки, но Лермонтон уже не вникая в суть впрыгнул в лифт и, доехав до своего этажа, вбежал в квартиру, хлопнул дверью и помчался в ванную. Там он немедля отвернул кран и сунул голову под ледяную струю.

Когда Антон остудился до посинения губ, и от холода у него уже начал ныть затылок он вышел в комнату, старательно вытирая голову, синим махровым полотенцем, события произошедшие с ним начали казаться глупым, бредовым сном. Лермонтон успокоился и для себя самого списал слышанные им речи на счет удушливой жары.

"Вон в пустынях люди миражи видят, и у меня типа того! – думал он, прохаживаясь по квартире, – Это слуховая галлюцинация! Точно абсолютно".

Однако что-то терзало его сердце. Уж больно не похоже было, что бы он так перегрелся, что стал понимать речь собак и птиц.

– А может я экстрасенс? – произнес он, глядя на свое отражение в зеркале. Антон попытался изобразить на своем лице маску человека посвященного в самые тонкие материи и темные тайны бытия. Однако лицо, которое отражалось в зеркале, никоим образом не напоминало, даже отдаленно, умудренного и просвещенного знатока тайн и рентгенолога душ. Тип в зеркале скорее походил на никудышного актеришку театра малых миниатюр, которому играть можно разве что подставку для цветов.

Тут в соседней комнате раздался телефонный звонок. Антон неспешно, разочаровавшись в своих актерских данных, добрел до аппарата и снял трубку.

– Привет! – это был приятель Лермонтона, Игнат Савельев.

– Здорово!

– Ты чего делаешь?

– Ничего, мылся только что.

– Слушай, заходи ко мне, а то скука смертная. Мать ушла в гости, а с мелким сидеть некому, – у Игната подрастал младший брат, трехгодовалый Никита.

Антон, при других обстоятельствах, ни за что не пошел бы к Игнату присматривать за маленьким, вечно в чем то нуждающимся, ребенком, но сейчас он чувствовал, что любая компания сможет его развеять и отвлечь от навязчивых мыслей. Все-таки, хоть он и упокоился, но в глубине души застряла мелкая назойливая заноза тревоги.

– Ладно, скоро буду.

Он повесил трубку. Игнат жил двумя этажами выше, и уже это обстоятельство вселяло в Лермонтона некоторое спокойствие. По крайней мере, ему не нужно было идти на улицу, где его могла застать истерическая болонка. Антон надел свежую майку, причесался и отправился к другу.

– Здорова, – еще раз поприветствовал его Игнат, открыв дверь, кода Антон приблизился к выпуклому глазку.

Антон прошел в квартиру.

– Пива хочешь?

– Хочу, – ответил Антон.

– Пошли на кухню. Этот, – Игнат недобро посмотрел в направлении детской комнаты, – уснул вроде, так что давай не шуми.

Антон кивнул и, разувшись, проскочил на цыпочках в кухню. За ним следом не слышно прошел Игнат и тихо по шпионски прикрыл дверь.

– Достал уже! – сказал приятель, видимо имея в виду, вечный плачь братца.

Антон сел на табурет, прижавшись спиной к стене с бледными, местами порванными и исписанными фломастером обоями. Игнат тем временем, достал из холодильника две бутылки пива, открыл их и тоже сел на табурет напротив.

– Ну, как дела? – поинтересовался он и отхлебнул из горлышка.

– Да так, – ответил Антон, щупая сквозь джинсовую ткань увесистый цилиндр.

– Понятно, – закивал Игнат и печально посмотрел в сторону окна, – такая погода на улице, а я с этим сидеть должен.

– Слушай, – спросил Антон, елозя пальцем по холодной, покрывшейся испариной бутылке, – у тебя когда-нибудь галлюцинации были?

– Были! – гордо соврал Игнат, – мы как-то раз с Борчисенковым обдышались "Моментом" на даче, мне потом весь вечер такие монстры мерещились, еле в себя пришел...

– Да нет, – перебил его Антон, – просто, что бы без всяких там "Моментов", от жары например?

– От жары? От жары вроде не было. А что?

– Да так, ничего.

– У меня в детстве солнечный удар был, так я просто без сознания упал, потом когда в себя пришел ничего не помнил.

– Понятно, промямлил Антон и помрачнел. Ему снова стало казаться то он слышит

какое-то бормотание. Он прислушался и понял, что звук доносится с лоджии, на которую из кухни вела приоткрытая дверь.

– Там что кто-то есть? – тревожно спросил Лермонтон, посмотрев в сторону балкона.

– Никого, – удивился Игнат.

– А ты ничего не слышишь?

Игнат прислушался.

– Ничего.

"Опять началось" – подумал Антон и одним глотком истребил половину бутылки.

– Не слышишь разве, там кто-то бормочет, – с надеждой спросил он, глядя в ничего не понимающие глаза приятеля.

– Да это, наверное, черепаха газетами шуршит.

– Черепаха?

Антон встал и приблизился к стеклу. На балконе в клетке, предназначенной скорее всего для грызунов, сидела маленькая черепаха. Черепаха сидела на половину вытащив свою страшную голову из панциря и тупо смотрела в одну точку, и еще черепаха что-то говорила, Антон это понял сразу. Бормотание доносилось из её крохотного, неподвижного рта.

Он решительно вышел на балкон и присел возле клетки.

– ...конечно, что им до меня? Что у меня может быть своя жизнь, свои мечты, планы, – сомнаболически бормотало животное, не обращая ни какого внимание на Антона, – они озабоченны только собой, эгоисты! Ни кого не замечают кроме самих себя. Посадили в клетку, сиди мол, думай! Неужели я рожден лишь для того, что бы быть игрушкой в руках порабощенных мерцающими экранами, алкоголем и жаждой наслаждений двуногих, беспанцирных примитивов? Эта планета была нашей задолго до того, как их бракованный ген занес сюда тот чертов метеорит!

Черепаха нервно моргнула, и Антону на миг показалось, что у неё из глаза вытекла микроскопическая слеза.

– Они полагают, что они разумны, – продолжала черепаха обиженное бормотание, – идут в разрез с природой, живут нарушая все законы бытия, не осознавая даже что являются лишь паразитами на этой планете, подобно термитам питающимся волокнами дерева и губящим его, эти инородки высасывают ресурсы планеты, едят нас, настоящих хозяев земли, да еще и сажают нас в клетки себе на забаву!

– Эй! Черепаха! – не выдержал Антон, – эй ты что? Ты умеешь говорить?

– Конечно, я умею говорить, – черепаха ответила на вопрос, как будто бы даже не осознавая того, что кто то её спросил, – я умею так говорить что, ваш огромный мешок серого дерьма, который вы гордо называете мозгом и не постигнет никогда моих слов! Взяли себе в обиход, самый примитивный из всех лингвистических словарей, мнят себя первооткрывателями всех мирских тайн, и еще спрашивают меня...

Тут вдруг черепаха замолчала и посмотрела на Антона. На самом деле она смотрела на него и до этого, но взгляд её был затуманен, как городской пейзаж после утреннего дождя. Теперь же взгляд её сфокусировался и стал настороженно заинтересованным.

– Показалось, наверное, – сказала черепаха, – совпадение.

Она снова затуманила глаза.

– Что значит совпадение? – медленно проговорил Антон.

Взгляд черепахи опять собрался и глаза её едва заметно сверкнули.

– Не ужели понимаешь? – удивленно спросила она.

– Понимаю! – ответил Антон, понимая, что он конченый псих.

– Как же это может быть? – нагло поинтересовалась черепаха.

– Не знаю?

– Я что с ума схожу? – спросила черепаха, но по интонации стало понятно, что вопрос она задает, скорее, сама себе.

– Нет, это я спятил! – сокрушенно произнес побледневший Лермонтон и тут увидел, что за его диалогом наблюдает, балансирующий на пороге Игнат.

– Ты это с кем говоришь?

– С черепахой, – признался Антон, и виновато посмотрел на хозяина рептилии.

– Да ты шизик! – однозначно заявил Игнат, – И чего она говорит?

– Говорит, что мы планету губим, а на самом деле являемся паразитами.

– Умная какая.

Черепаха все это время внимательно слушала и удивленно, на сколько это возможно для черепахи, смотрела на Антона. Она вытянула голову из панциря, как телескопическую удочку и когда Лермонтон, вновь повернулся к ней, возбужденно затараторила.

– Скажи этому болвану, что б выпустил меня! Попроси пусть он меня тебе подарит! Сделай что-нибудь! Я уже не могу сидеть в этой клетке!

– Игнат, слушай, подари мне её? – подчинился Лермонтон, глядя на черепаху, как на восьмое чудо света.

– Подарить? – Игнат задумался, – Могу продать.

– Сколько?

– Штука!

– За черепаху?

– А ты думаешь? Мы её растили, кормили. Вон какая вымахала.

– Ну, хорошо, – согласился Антон, – только у меня сейчас денег нет.

– Потом отдашь. А зачем она тебе? Беседы вести?

Антон ни чего не ответил, он уже открыл клетку и аккуратно вынимал черепаху.

– Ты её прямо сейчас заберешь что ли?

– Угу, – кивнул новый хозяин говорящей живности.

Достав черепаху, он бережно прижал её к груди и потеснив приятеля направился к двери в коридор.

– Эй! – крикнул ничего не понимающий Игнат, – ты же обещал со мной посидеть? А пиво как же? Там целый холодильник.

Но Антон уже не слушал соседа. Он одел кеды и беззвучно прикрыв дверь побежал к себе, аккуратно держа шевелящуюся живность в руках.

* * *

– И как давно ты начал понимать голоса зверей? – черепаха сидела на кухонном столе в квартире Антона и оценивающе смотрела на уникального представителя человеческой расы.

– С сегодняшнего утра.

– Так, так, – черепаха нервно постучала когтистой конечностью о гладкое покрытие стола.

– А животные что всегда понимали язык людей? – заинтересовался Антон, все еще подозревающий в себе не случайно открытый дар, а буйное психическое помешательство.

– Конечно. Ты сам подумай, сколько веков существует человек, и сколько тысячелетий мы населяем планету. Мы в сотни раз умнее вас, мудрее и гармоничнее. Вас людей вообще не должно было быть.

– Это почему?

– А потому что вы парадоксальная ветвь эволюции, возникшая из-за падения метеорита в районе Зимбабве на заре гибели Планеты Хомос.

– Хомос?

– Да, в солнечной системе, до падения метеорита существовала еще одна планета. Кстати в честь её мы и нахвали вас "Homos" или еще "Homos Apian", что изначально означает вовсе не человек-разумный, а человек-пчелиный, мы назвали вас так, потому что вы кучкуетесь, как пчелы в ройные сообщества. А с течением времени еще и научились строить себе жилища похожие на соты.

Антон взглянул за окно на соседнюю многоэтажку.

– А что с ней стало? С этой планетой?

– Мы её уничтожили. Её магнитное поле неблагоприятно сказывалось на нашем ДНК, из-за чего все животные вырастали исполинских размеров. Мы занимали все больше места, пищи становилось все меньше и мы приняли решение её уничтожить, все равно она пустовала, была не пригодна для колонизации и подвергалась космической эрозии.

– Кто мы? Черепахи что ли?

Тут черепаха замерла и через секунду начала хрипло кашлять. При этом она медленно кивала, сморщенной как сушеный инжир, головой и лапы её судорожно подрагивали. Антон понял что, то что он вначале принял за кашель, было черепашьим смехом.

– Ну почему же только черепахи? – еле успокоилась разумная живность, – когда я говорю мы, я имею в виду всех животных.

– Но тогда если вы все разумны, и если вы обладаете такой мощью, что способны уничтожить неугодную вам планету, почему же вы ничего не противопоставляете людям, которые, как ты сама утверждаешь...

– Сам! – поправила рептилия.

– ..сам утверждаешь, угнетают вас, едят, и вообще являются паразитами.

Черепаха хитро прищурилась и, клацнув лапой по столу, провозгласила.

– Вот! Вот самый правильный и главный вопрос! Мы, все звери, насекомые, птицы и рыбы живем в тесной связи с природой и не имеем ни малейшего права уничтожать её, или какую то её часть, ибо тогда гармония нарушиться и все превратиться в хаос. Если бы мы уничтожили людей, что мы без труда можем сделать, мы бы уничтожили себя! Разрушили бы свою карму и никогда не попали бы в царство божие!

– Не понял? Как в царство божие? Разве звери попадают на небо?

– Конечно-же звери попадают на небо. Даже более того только звери и попадают на небо! – назидательно ответила черепаха, – Ведь что такое религия? Как ты думаешь откуда она взялась?

– Религия? Я не знаю, – опешил Антон, – древние придумали.

– Религию, как идею в мир людей принесли мы – Животные! Это потом вы все извратили и подрихтовали под себя. Вспомни древний Египет, божества с головами животных и птиц это её отголоски еще не до конца загубленные вашей цивилизацией. Но чтобы ты понял мне нужно разъяснить тебе все по порядку.

Антон изобразил на лице сосредоточенность и готовность внимать любому сказанному слову.

– Итак, – начала черепаха, – когда человек уже неминуемо расселился по всей планете и начал показывать свою настоящую суть, мы приняли решение приобщить людей к знанию. Дать человеку шанс стать вечным существом, как любой из нас. Ведь вы не вечны, в отличие от животных.

– Почему? – изумился Лермонтон.

– Потому что вы грешны!

– А вы разве нет? Ведь если судить о животных с точки зрения человека, они тоже не праведны!

– Да? – хмыкнула черепаха, – чем же?

– Ну... вы едите друг друга! – нашелся Антон.

– Правильно едим, потому что знаем, что родимся снова и снова, и для зверя съесть другое животное не есть грех, а есть благо! Таким образом, мы скорее проходим круги очищения и приходим к состоянию нирваны.

– А люди?

– Люди создания низшего порядка! Когда вы едите живое существо, вы грешите, потому что совершаете сознательный акт насилия и движет вами лишь жажда насыщения желудка. Ваш мозг примитивен. Вы ничего не соображаете, пытаясь заместить это никчемными попытками постичь суть вещей через их разрушение.

Вы придумали утопические науки, которые кажутся вам озарением разума, на самом деле являясь лишь бессмысленной возней во благо своих примитивных желаний. Мы кинули вам спасительный трос в глубокий колодец ваших заблуждений, в виде религии, которая по сути является нормой жизни живых существ, показали основные принципы, по которым должно существовать разумное сообщество. Но вы ничего не поняли. Из истин вы почерпнули лишь самую малость, тут же выдумав сотни догматов оправдывающих ваше невежество.

– Что-то я не пойму?

– Конечно, как и все вы.

Черепаха надолго замолчала, закрыв глаза. Антон тоже сидел молча, пытаясь проанализировать глубину своей психической травмы. И все-таки он не мог понять, из-за чего это он сошел с ума. Неужели он сейчас и впрямь сидит и разговаривает с черепахой? Неужели её слова, это правда, и человек только лишь мнит себя разумным, на самом деле находясь на эволюционной ступени ниже какой-то там черепахи?

– На самом деле, – продолжила черепаха, – даже в нынешних священных книгах любой религии есть, хоть и изрядно подкорректированные невежественными человеками, основные принципы жизни, следуя которым вы люди могли бы обрести бессмертие. Они довольно просты, но судя по всему не приемлемы для вас полностью. То есть некоторые из вас могут следовать нескольким заповедям, но одновременно нарушать другие, кажущиеся незначительными. И это самое серьезное заблуждение. В человеческом сознании уже изначально существует некий парадокс. Человек мнит себя единичным существом и желает того или иного. Уже само желание чего-либо есть грех как таковой.

– Почему?

– Очень просто. Например, человек хочет обрести вечную душу?

– Допустим, – согласился Антон.

– И что он для этого будет делать?

– Он начнет следовать заповедям.

– Правильно! Но каким образом?

Антон пожал плечами.

– Он начнет ограничивать свои желания. Не убий, не укради, не возжелай жену ближнего своего, не сотвори себе кумира, не будь тщеславен, а, следовательно, он перестанет быть свободным в своих проявлениях, что само по себе абсурдно. Ибо вечная душа должна быть свободна, и свободна прежде всего от желаний. Следовательно, что бы человеку избавится от желаний, ему надо перестать быть человеком!

– Но как это сделать?

– С одной стороны очень просто, но с другой, для вас людей, очень и очень сложно. На этой земле есть все для того, что бы быть счастливым. Есть тепло солнца, есть кислород, есть вода, моря и океаны, есть растения дающие плоды, разнообразие фауны. Но человеку этого мало. Он пытается изменить мир, переделывает его, полагая видимо, что имеет четкое представление для чего это преобразование нужно. Но самое удивительное в том, что никто из людей на самом деле не знает, зачем это нужно. Для чего, например люди выкачивают из недр планеты нефть?

– Ну, это понятно для чего, – скептически отозвался Лермонтон, – хотя бы для того, что бы из неё делать бензин.

– Все верно. Бензин. Вам необходимо ездить на автомобилях. Ведь природа не дала вам средств к передвижению. Так? Ведь ноги вам нужны лишь для того, что бы жать на педали?

– Ну, тут вы не правы! – веско заметил Антон, – автомобиль дает возможность сэкономить время, кому-то, например, нужно быстро попасть в другой город, кто-то работает далеко от дома...

– Вот– вот, работает. А что такое эта ваша работа? Ради чего она? Кому нужны все ваши офисы и корпорации? Животные нигде не работают и не ездят на автомобилях, но это не мешает им быть, в отличии от людей, счастливыми. А люди лишь создали иллюзию счастья, сами себя загнав в лабиринт желаний. С вашим техническим прогрессом растет и ваша неудовлетворенность жизнью. Вам уже не достаточно просто вкусно есть и быть согретыми светилом. Вам подавай плазменный телевизор и загородный коттедж. Да и простой автомобиль мало кого устраивает, всем нужен самый модный, самый дорогой. А если его нет, то значить все, счастья тоже нет. Какое же счастье без блестящего дорогостоящего корыта на колесах. Вся ваша жизнь превращается в стремление к обладанию вещами, которые вы выдумали сами как знаковые фетиш – элементы счастья.

Антон во все глаза смотрел на черепаху, которая возбужденная своей речью принялась расхаживать по столу.

– Это подобно тому, – продолжала мудрая рептилия, – как если бы я склеив, к примеру, две ракушки друг с другом, объявил бы это уникальным произведением искусства, и назначил бы условие что получит его тот кто выстроит самую большую гору из камней на берегу моря, а другие звери ради того что бы заполучить это от меня, принялись бы денно и нощно перетаскивать камни к берегу, то есть занялись бы бессмысленной и никому не нужной работой, взамен того, чтобы просто жить и наслаждаться каждым днем, ради обладания совершенно никчемной вещью. Так вот вся ваша цивилизация, живет по такому принципу. Все ваши ценности надуманы, а желания ничтожны, так как желаете вы того что вам, будь вы по-настоящему свободны, совершенно не нужно. Но конечно когда все вокруг занимаются перетаскиванием камней к берегу, этот процесс приобретает смысл. Но существует этот смысл только в рамках человеческого сознания, блокированного от реальности пластмассовыми декорациями, выстроенными такими же людьми, не имеющими ни малейшего представления о гармонии мира.

– Но почему так? Почему же тогда люди думают, что они разумны, считая животных низшими созданиями?

– Все просто! Вас занесло к нам подобно вирусу, не известно из какого места галактики, и вы чужды этому миру с его правилами, вы приспосабливаетесь к нему разрушая все что вас окружает. А осознать то, что мы, все животные этой планеты, на самом деле имеем намного более продвинутый интеллект, вам не позволяет именно ваша примитивность. И вот что странно, как это так получилось, что ты вдруг начал понимать нашу речь? Ведь наша лингвистическая модель крайне сложна для человека, можно даже сказать непостижима.

– Не знаю, может быть, я вдруг прозрел? – с надеждой спросил Антон.

– Нет, нет, тут должно быть, что-то другое.

Антон хотел было рассказать о зеленом трупе и похищенной у этого трупа вещи, тем более что в голове его вдруг невероятным образом секундно сопоставились цилиндр и способность понимать речь зверей. Но в то же время Антону стало неловко рассказывать перед черепахой, что он обокрал несчастного трехпалого.

– Но все-таки, – не унимался Лермонтон, – если все звери на самом деле обладают интеллектом, то почему никак это не показывают людям?

– С чего это ты взял?

– Ну как же, – изумился Антон, – если вы говорите что люди примитивнее вас, то у зверей должны существовать многие варианты как показать людям что они превосходят их.

– Мы показываем это ежедневно, но вы не понимаете. Вы, наверное, полагаете что признак ума это наличие на твоем теле одежды и диплом о высшем образовании дома в шкафу? К сожалению это совершенно не так. Диплом говорит лишь о том что, обалдуй получивший его пять с лишним лет просиживал штаны за партой и ковыряясь в носу во время лекций мечтал чтобы поскорее закончилась пара и можно было бы пойти с сокурсниками в кафе напиться дешевого пива, а потом еще и завалить какую-нибудь, крашенную кралю в постель. А за одеждой вы люди, лишь скрываете свои

несовершенные тела. Назови мне хоть одно животное, которое бы выглядело смешно или мерзко в своем естественном обличии. А теперь представь, как бы выглядело человечество – лиши его одежды. Впрочем, иногда это можно наблюдать летом на пляже. Когда вы жарите под солнцем свои оплывшие жиром складчатые телеса.

Черепаха снова хрипло закашляла, и Антону захотелось тут же схватить сковородку и расплющить надсмехающуюся над ним и над всем человечеством в его лице гадину. Но не признать правоту черепахи он не мог. Люди и правда представились ему сейчас сбродом больных пораженных неизлечимым вирусом глупых и некрасивых существ. И еще Антон поймал себя на мысли, что очень часто подмечал в людских лицах, когда всматривался в них в общественном транспорте, пугающую его дебильность и поразительное отсутствие интеллекта в глазах. И наоборот сколько раз он видел зверей, взгляд которых излучал мудрость и вековой опыт.