Текст книги "Избранные сочинения Том V"

Автор книги: Михаил Бакунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Неверно, стало быть, утверждать, что нас не интересует политика. Мы не пренебрегаем политикой, раз мы хотим положительно ее убить. Вот существенный пункт, в котором мы расходимся решительным образом с политическими партиями и буржуазно-радикальными социалистами. Их политика состоит в использовании, в реформе и преобразовании политики и государства; тогда как наша политика, единственная которую мы признаем, это полное уничтожение государства и политики, Являющейся необходимым его проявлением.

И только потому, что мы хотим откровенно этого уничтожения, мы считаем себя в праве называться интернационалистами и революционными социалистами; ибо кто хочет заниматься политикой иначе, чем мы, кто не хочет вместе с нами уничтожения политики, тот должен необходимо творить государственную политику, патриотическую и буржуазную, т. е. отвергать фактически, во имя своего великого или малого национального государства, человеческую солидарность народов, также как и экономическое и социальное освобождение масс внутри страны.

Что касается отрицания человеческой солидарности во имя патриотических эгоизма и тщеславия, или, выражаясь более вежливо, во имя величия и национальной славы, мы видели печальный пример этого как раз в германской социал-демократической партии или, скорее, в программе и политике ее вождей. Перед последней войной эта партия, повидимому, совершенно приняла пангерманскую программу буржуазной радикальной и так называемой народной партии – Volkspartei.

Как и вожди этой партии, не китайских, а германских теней, вожди социал-демократической партии тоже отправились в Вену, чтобы развить сильнее националистический и пангерманский дух в пролетариате Австрии, по их мнению слишком космополитичном, слишком широком в своих социалистических стремлениях, и внушить ему идеи и стремления, более узко политические и патриотические, словом, чтобы дисциплинировать его и преобразовать в большую национальную, исключительно немецкую партию. Логика этой ложной позиции и этой очевидно политической и патриотической измены по отношению к принципу международного социализма, толкнула их даже на попытку сближения с партией, называемой в Австрии, немецкой партией, полу-либеральной, полу-радикальной, но в высшей степени буржуазной и оффициальной; с партией, которая хочет именно порабощения всех не немецких народностей Австрии, и в особенности славян, подчинив их исключительному господству немецкого меньшинства, посредством государства. И в то время как они упрекали, как видно с большим основанием, г. де-Швейцера в том, что он непозволительным образом любезничает с кнуто германским пангерманизмом Бисмарка, сами они косвенным образом любезничали с пангерманизмом либеральных министров Австрии. Поэтому они были сильно удивлены и комично разгневанны, когда увидали, что эти либералы, эти радикалы и оффициальные патриоты Австрии преследовали рабочие ассоциации. Однако, логика была на стороне министров, а не на их стороне. Министры, как умные и верные служители государства, тысячу раз были правы сурово преследовать рабочих социалистов, и если было что нибудь странное, во всем этом, так это наивность вождей социал-демократической партии, которые до такой степени не знали условий существования государства, всякого государства, что могли возмущаться против этих неизбежных преследований и удивляться им.

Впрочем, все о чем мы говорим здесь, из области прошлого, это было давно. Огромные и ужасные события, которые развернулись с тех пор, как в Германии, так и за ее пределами, и которые изменили лицо Европы, вылечили, нужно надеяться навсегда, социал-демократов Германии и от традиционной наивности и от их националистических, политических и патриотических вожделений. Их достойное хвалы поведение во время и после войны, энергичный протест против преступлений оффициальной Германии и против подлости буржуазной Германии, включая сюда и радикалов из народной партии, дань уважения, какую они отдали, обнаружив поистине геройскую смелость, революции и величественной смерти Парижской Коммуны, все это доказывает, что социал-демократическая партия, включающая в себя в настоящий момент громадное большинство пролетариата Германии, порвала, наконец, цепи, приковывавшие ее до того времени к буржуазно-патриотической политике государства, чтобы следовать отныне исключительно по великому пути международного освобождения, который один только может привести пролетариат к свободе и благоденствию.

Вот, чего так называемые социалисты из секции фабричных рабочих в Женеве еще не поняли. С самого начала они хотели вести женевскую политику в Интернационале и превратить последний в орудие этой политики. Это имела в женевском Интернационале еще меньше смысла, чем в социал-демократической партии Германии, потому что в Германии, по крайней мере, – мы не говорим об Австрии – все рабочие немцы, тогда как в женевском Интернационале большинство членов в это время были иностранцы, что придавало этой организации вдвойне международный характер, ибо она была не только международной по своим целям и своей программе, но международная также еще и по своему положению и фактически, так как большинство ее членов были вынуждены, благодаря тому, что они были другой национальности, оставаться совершенно в стороне от политики и всех местных интересов Женевы. Сделать из Интернационала орудие женевской политики, значило принудить массу рабочих французов, итальянцев, савояр или даже швейцарцев в других кантонов[13]13
  Члены Интернационала немцы и немецкие швейцарцы с самого начала составляли совершенно особую организацию и имели администрацию, независимую даже от Центрального Женевского Комитета и Федерального Комитета романской Швейцарии.
  (Прим. Бакунина).


[Закрыть] играть смешную роль солдат, работников в деле, которое им совершенно чуждо, в исключительную пользу и под непосредственным начальством более или менее честолюбивых вождей секций рабочих граждан Женевы.

Этот решающий аргумент и был выставлен против них. Им сказали: „Так как вы женевские граждане, занимайтесь сколько вам угодно женевской политикой вне Интернационала: это ваше право, это, может быть, ваш долг; во всяком случае, это нас не касается. Но мы не признаем за вами права переносить вашу борьбу и местные интриги в наше Международное Товарищество, которое, как одно его название показывает, должно преследовать гораздо более интересные и великие цели, чем вся эта патриотическая выставка личных честолюбий буржуазного радикализма".

Впрочем, нужно сказать, что в эту эпоху, т. е. во вторую половину 1868 года, после того как крупная стачка строительных рабочих показала женевским буржуа политиканам, что Интернационал мог и должен был стать великой силой, радикальная партия еще не забрала его в свои руки. Наоборот, рабочие – граждане Женевы, ставши членами Интернационала, под влиянием товарищей Ф. Беккера, Серно-Соловьевича, Шарля Перрона, образовали новую социально – демократическую партию под председательством Адольфа Каталана, молодого человека достаточно честолюбивого, чтобы легко переменить в случае надобности программу, и который, отвергнутый радикальной партией, одно время надеялся, что зарождающееся могущество Интернационала, в который он даже не входил и против которого он только что перестал бороться, даст ему возможность составить себе карьеру. В этом случае он обнаружил как свою беспринципность, так и легкомыслие в своих расчетах, которые факты, конечно, разрушили. Молодая женевская социал-демократическая партия, программа которой содержала, впрочем, прекрасные вещи, но которая не осуществима, пока будет существовать господство буржуазии, т. е. пока будут государства, показала свою нежизнеспособность; просуществовав каких нибудь два или три месяца, она умерла, задушенная и погребенная оппозицией или, скорее, почти единодушным равнодушием избирателей женевского кантона. Она оказала, однако, большую услугу умеренной консервативной партии, называемой иначе „независимой", продолжив ее господство на два года. С этого времени рабочие – граждане женевского Интернационала после колебаний, длившихся несколько месяцев, стали выступать под знаменем радикальной партии. Что касается г-на Каталана, он искал новых путей для своего молодого честолюбия, стараясь создать новую консервативно – социалистическую партию, в роде той, в какой погряз у вас[14]14
  В Невшателе.


[Закрыть] знаменитый гражданин Кульери.

* * *

Другой пункт разногласия между обеими партиями в женевском Интернационале касался вопроса о кооперативном т р у д е . Вы знаете, что сушествует два рода кооперации: буржуазная кооперация, которая стремится создать привилегированный класс, нечто в роде новой буржуазии, организованную в акционерное общество; и социалистическая кооперация, кооперация будущего, которая по этой самой причине почти неосуществима в настоящем. Понятно, что главные ораторы собственно женевских секций горячо защищали первую.

Наконец, был еще третий вопрос, очень важный с точки зрения практической организации Интернационала и борьбы пролетариата против произвола хозяев и капиталистов: это кассы сопротивления. Как они должны быть организованы? Каждая секция должна была иметь свою особую кассу и все кассы должны были федерироваться между собою? Или же должна была существовать для всех секций романской Швейцарии „одна общая и неразделимая касса сопротивления", так чтобы „ни один член, ни одна секция, которые захотели бы выйти потом из Интернационала, не могли требовать возвращения своих взносов"?

Мы цитировали собственные выражения „проэкта статутов касс сопротивления, выработанного комиссией, назначенной центральной секцией"; проэкт этот разработан был главным образом, можно даже сказать исключительно, товарищами Серно-Соловьевичем, Броссэ и Перроном[15]15
  Мне кажется (примечание сделанное Бакуниным на полях). – Перрон умер в 1909 г., и я не мог проверить, был ли он действительно членом этой комиссии.
  Дж. Г.


[Закрыть], бывшими в то время главными борцами, главными защитниками истинных принципов, истинных интересов Международного Товарищества Рабочих против слишком патриотического партикуляризма и исключительности женевских граждан.

Этот проэкт был очень простой и в то же время очень практичный, очень серьезный. Если бы он был принят в то время, как он предлагался, в несколько месяцев создана бы была очень внушительная и солидная „касса сопротивления". Каждый член Международного Товарищества в Женеве должен был вносить в эту общую, единую и

неразделимую кассу, через посредство комитета своей секции, ежемесячно двадцать пять сантимов, т. е. три франка в год, что, считая число членов Интернационала в женевском кантоне только в четыре тысячи, дало бы в течение года значительную сумму в 12 тысяч франков. Этой кассой должны были заведовать комитет, в который каждая секция должна была делегировать своего представителя, и бюро, избираемое этим комитетом из своей среды. Комитет и бюро должны были меняться и находиться под постоянным контролем специального совета и в особенности под контролем общих собраний; проэкт главным образом опирался на суверенные права этих последних.

При более близком изучении этого проекта мы видим в нем две цели, впрочем, неразрывно связанные одна с другой. Первая, это избавить женевский Интернационал от двух опасностей, которые наиболее угрожали ему: primо, от сильного и разлагающего яда женевской политики и sесundо, от снотворного яда буржуазной кооперации, возвращая Интернационалу его истинную основу организацию экономической борьбы против эксплоатации хозяев и капиталистов, женевцев или не женевцев. Вторая цель, являвшаяся необходимым следствием первой, это заменить Центральный Комитет, который уже принял авторитарный и скрытый характер олигархического правительства, комитетом кассы сопротивления, вынужденным по своей конструкции быть coвершенно прозрачным и вполне подчиненным воле суверенного народа в лице его общего собрания. Это было прямой атакой против женевской олигархии, которая, завладев одним за другим всеми комитетами секций, готовилась основать свое господство в женевском Международном Товариществе. Понятно, почему этому проекту, после того как он был напечатан, не была даже оказана честь серьезного обсуждения его.

В дебатах, вызванных вопросом о кассах сопротивления, было замечательно то, что вначале секции фабричных рабочих стояли за систему обособленных касс, тогда как представители идеи и практической деятельности Интернационала, принятых в серьез, защищали против этих секций систему единой кассы. Но позднее, и именно в июле и августе 1869 г., когда этот вопрос, согласно программе, предложенной лондонским Генеральным Советом для базельского с'езда, снова подвергся изучению, оказалось, что, наоборот, серьезные представители дела международного пролетариата стали сторонниками свободной федерации отдельных касс всех секций, тогда как главные вожаки фабричных рабочих поддерживали против них организацию единой кассы. Что же произошло, что вызвало такую полную перемену во взглядах в каждой из двух сторон? Произошло то, что сторонники автономии и истинного равенства всех секций Интернационала, видя, что женевская клика, несмотря на их усилия, завладела всем правлением Международного Товарищества, поняли, что если будет создана централизованная и единая касса, то высшее заведывание этой кассой, исключительное управление этим боевым орудием, которым объединенные рабочие могут пользоваться для борьбы со своими хозяевами, и, следовательно, вся сила Интернационала необходимо перейдет в руки этой клики, этой правящей олигархии, уже и без того слишком торжествующей. По той же самой причине вожди чисто женевских секций естественно желали создания единой кассы.

Спешим прибавить, что в этом желании не было никакой узко-корыстной задней мысли. Наоборот, мы с удовольствием отмечаем, что фабричные рабочие никогда не обнаруживали скупости и всегда охотно и широко поддерживали своим кошельком рабочие ассоциации, как женевские и швейцарские, так и иностранные, которые, вынужденные об'явить стачку, обращались к их моральной и материальной поддержке. Мы их упрекаем, стало быть, не в скупости, а в узости и часто даже грубости их женевского тщеславия, в стремлении к исключительному господству; мы упрекаем их, что они вошли в Интернационал не для того, чтобы потопить там свой патриотический партикуляризм в широкой человеческой солидарности, но чтобы придать ему, напротив, исключительно женевский характер; чтобы подчинить громадную толпу рабочих иностранцев, которые входят в его состав и были даже первыми его основателями в Женеве, самодержавному управлению своих вождей, и через их посредство, управлению своей радикальной буржуазии, для которой они сами более или менее служат лишь слепым орудием.

* * *

Все эти вопросы обсуждались в тайне, как полагается правительственным совещаниям, в женевском Центральном Комитете, и чернь, масса, составляющая Интернационал, была всегда очень неполно информирована о борьбе, которая велась в этой Высшей Палате сенаторов. Однако, борьба эта воспроизводилась, разумеется, далеко не в полном виде, а отдельными эпизодами и в более или менее замаскированном виде, как на общих собраниях, так и на ежемесячных заседаниях центральной секции[16]16
  „Кроме профессиональных секций, в Женеве существовала так называемая центральная секция , которая была начальной секцией Интернационала и в которой строительные рабочие были вначале в большинстве. Позднее, когда образовались новые ремесленные секций, строительные рабочие удалились из центральной секции, которая стала тогда маленьким синаклионом, в котором господствовали реакция и интриги Фабрики" ("3аписки Юрской Федерации").


[Закрыть]. Как здесь, так и там горячий защитник истинных принципов Интернационала, независимости и достоинства строительных рабочих и суверенных прав „народной черни", угрожаемых растущим честолюбием и захватническими стремлениями господ сенаторов из комитетов, товарищ Боссэ, нашел могучую поддержку со стороны Серно-Соловьевича, Перрона, Ф. Беккера, Гета, Моншаля, Линдеггера и еще некоторых других, среди которых не надо забывать г-на Анри Перрэ, вечного главного секретаря женевского Интернационала, который с тактом, свойственным государственным мужам, во всех публичных дискуссиях, каковы бы, впрочем, ни были его личные мнения, устраивается всегда таким образом, чтобы казаться разделяющим мнение большинства[17]17
  „Двусмысленная, и неопределенная позиций рабочих фабричной секции, полу-буржуа, взвинченных было борьбой (большая апрельская стачка 1868 г.), но склонившихся в сторону сближения с буржуазией, имела превосходного представителя в лице секретаря женевского центрального комитета (ставшего в 1869 г. секретарем романского федерального комитета), Анри Перрэ, рабочего гравера, который вначале поддался влиянию Броссэ, Перрона и Бакунина и проявлял себя ярым революционером, пока ему казалось, что народная волна шла в этом направлении; и который потом, когда главари Фабрики взяли верх и стали давать тон в Женеве, быстро переменил язык, отрекся от своих прежних друзей и принципов, которые он так открыто аффишировал, и стал послушным орудием реакции и марксистской интриги" ("3аписки Юрской Федерации"). Позднее Анри Перрэ стал секретарем женевского рабочего политического союза и, наконец, в 1877 г., в вознаграждение за оказанные услуги, он был назначен секретарем полицейского комиссара с жалованием в 2.400 франков.
  Дж. Г.


[Закрыть].

На больших публичных собраниях самые широкие идеи, смелые мысли всегда, конечно, одерживали верх. В большинстве случаев, когда сознание народных масс не извращалось в продолжение долгого времени заинтересованным и ловким распространением клеветы и лжи, устанавливается на народных собраниях нечто вроде коллективного инстинкта, который непреодолимо толкает их в сторону справедливости и истины и который настолько могуч, что даже наиболее упорные личности поддаются ему. Интриганы, ловкие, всесильные на закрытых, более или менее тайных заседаниях комитетов, теряют обыкновенно большую дозу своей уверенности перед этими большими собраниями, на которых народный здравый смысл, опираюшийся на этот инстинкт, расправляется с их софизмами. Истина и справедливость до такой степени заразительны здесь, что случалось очень часто, что на общих собраниях всех секций, даже рабочая масса фабричных секций, – простой народ входящий в женевские секции, – увлеченная общим энтузиазмом, голосовала за резолюции, противные идеям и мероприятиям предлагаемым ее вождями.

Поэтому, как мы, впрочем, уже заметили, эти общие собрания никогда не пользовались сочувствием этих последних, которые всегда предпочитали им собрания комитетов всех секций. Правительственные и тайные собрания, происходившие почти всегда при закрытых дверях, недоступны рабочим массам Интернационала. Только члены, более или менее постоянные и неизменные, комитетов секций имеют право участвовать на них. Сходясь на частном и закрытом, собрании, они составляют вместе настоящую правящую аристократию Интернационала. Это истина, много раз отмеченная, что достаточно человеку, даже наиболе либеральному и самому популярному, войти в состав какого-нибудь правительства, чтобы он совершенно изменился качественно; если он не погружается очень часто в народные низы, если он не вынужден действовать постоянно открыто на глазах у всех, если он не подвергается спасительному режиму постоянного контроля и народной критики, которые должны постоянно напоминать ему, что он не хозяин над массами ни даже их опекун, а только их поверенный пли избранный и в каждую минуту могущий быть смененным служащий, он подвергается неминуемо риску испортиться, имея дело исключительно с такими же аристократами, как он, и стать претенциозным и тщеславным глупцом, напыщенным сознанием своей важности.

Вот, на какую участь обрекли себя члены комитетов женевского Интернационала, отказав народу в доступе на свои собрания. На этих собраниях необходимо должен был господствовать совершенно другой дух, противоположный духу, господствовавшему на народных собраниях: насколько на последних проявлялись широта взглядов и великодушие, настолько первые отличались узостью. Здесь не могло быть инстинкта великих идей и великих дел, здесь был инстинкт фальшивой мудрости, жалких расчетов, мелочной ловкости.

Одним словом, здесь господствовал авторитарный и правительственный дух: не дух широких масс, примыкающих к Интернационалу, а дух главарей женевской Фабрики.

Понятно, что эти господа очень любят эти собрания комитетов. Это очень благоприятная почва для полного проявления их женевской ловкости; они там хозяева и они широко использовали эти собрания, чтобы настроить и дисциплинировать в желательном для них смысле и, если можно так выразиться, чтобы „оженевить" всех главных членов комитетов иностранных секций, чтобы мало по малу заставить проникнуть в их ум и сердце правительственные и буржуазные инстинкты, которые всегда воодушевляли их самих.

В самом деле, эти собрания комитетов секций имели то преимущество, что давали им возможность лично знать наиболее выдающихся и наиболее влиятельных членов этих секций, и достаточно им было склонить на сторону своей политики этих членов, чтобы стать абсолютными хозяевами всех секций.

Поэтому мы видели, что до января 1869 г., когда новые статуты, принятые первым романским с'ездом, вошли в силу, не общие собрания, а собрания комитетов считались партией женевской реакции как высшая законная инстанция женевского Интернационала. Общие собрания, впрочем, не были ни регулярными ни частыми. Их созывали только в исключительных случаях, и тогда их порядок дня, установленный заранее, был так переполнен, что оставалось лишь очень мало времени на обсуждение принципиальных вопросов.

Но было другое место, где эти вопросы могли обсуждаться с гораздо большей свободой: это ежемесячные и иногда даже экстроординарные собрания Центральной Секции.

Центральная Секция, как мы сказали, была зародышем, первой клеткой, Международного Товарищества в Женеве; она должна бы была оставаться его душой, вдохновительницей и его вечным центром пропаганды. В этом смысле, вероятно, ее часто называли „инициативной Секцией". Она создала Интернационал в Женеве, она должна была сохранить и развивать его дух. Все другие секции – корпоративные, и рабочие об'единены и организованы в них не благодаря идейной связи, но благодаря факту и самой необходимости их общей работы. Этот экономический факт, специальная индустрия и особые условия эксплоатации этой индустрии капиталом, внутренняя и совершенно особая солидарность интересов, нужд, страданий, положения и стремлений, которая существует между всеми рабочими, входящими в состав одной и той же корпоративной секции, все это составляет реальную основу их союза. Идея приходит после, как объяснение или как выражение развития и коллективного сознания этого факта.

Рабочий не нуждается в большой умственной подготовке, чтобы стать членом корпоративной секции, представляющей его ремесло. Он является ее членом совершенно естественно, даже прежде, чем он это знает. Ему нужно знать прежде всего, что он изнемогает от работы и что эта работа, которая убивает его, едва достаточная, чтобы прокормить его семью и скудно возобновить его расходуемые силы, обогощает его хозяина и что, следовательно, этот последний является его безжалостным эксплоататором, его неутомимым угнетателем, его врагом, господином, по отношению к которому он должен питать только ненависть раба и должен восставать против него, с тем чтобы потом, когда он окажется победителем, проявить по отношению к нему чувства справедливости и братства свободного человека.

Он должен также знать, и это нетрудно понять, что один он бессилен против своего хозяина, и чтобы не дать ему раздавить себя, он должен об'единиться сначала со своими товарищами по мастерской, быть им верным, несмотря ни на что, во всякой борьбе, поднимающейся в мастерской против хозяина.

Он должен еще знать, что объединение рабочих одной и той же мастерской недостаточно, что нужно чтобы все рабочие одного и того же ремесла, работающие в данной местности, об'единились между собою. Когда он это знает, – и, если только он не слишком глуп, повседневный опыт скоро научает его этому, – он сознательно становится преданным членом своей корпоративной секции. Эта последняя уже существует фактически, но она не обладает еще международным сознанием, она является еще только совершенно местным фактом. Тот же опыт, на этот раз коллективный, в непродолжительном времени преодолевает в сознании даже наименее умственно развитого рабочего узость этой исключительно местной солидарности. Наступает кризис, стачка. Рабочие одной и той же профессии выступают за общее дело, требуют от своих хозяев увеличения заработной платы или уменьшения рабочего дня. Хозяева не хотят удовлетворить их требования, и так как они не могут обойтись без рабочих, они приглашают на место стачечников рабочих из других местностей, провинций или даже других стран. Но в этих странах рабочие работают больше за меньшую плату; хозяева могут, стало быть, продавать свои продукты дешевле и этим самым, составляя конкуренцию продуктам страны, где рабочие зарабатывают больше при меньшем труде, они заставляют хозяев этой страны понижать заработную плату и увеличивать длину рабочего дня для своих рабочих; отсюда вытекает, что в конечном счете сравнительно сносное положение рабочих в одной стране может держаться только при условии, чтобы оно было также сносным во всех других странах. Все эти явления повторяются слишком часто, чтобы они могли остаться незамеченными самыми простыми рабочими. Тогда они начинают понимать, что для предохранения себя от постоянно возрастающей эксплоатации хозяев им недостаточно организовать местную солидарность, что нужно, чтобы эта солидарность обняла всех рабочих одного и того же ремесла, работающих не только в одной и той же провинции или в одной и той же стране, но во всех странах и в особенности в тех,' которые особенным образом связаны между собою в торговом и промышленном отношении. Тогда образуется организация, не местная, ни даже только национальная, но настоящая международная организация данного ремесленного цеха.

Но это еще, не организация рабочих вообще, это еще только международная организация одного только ремесленного цеха. Для того чтобы необразованный рабочий признал действительную солидарность, которая необходимо существует между всеми этими ремесленными цехами во всех странах мира, нужно чтобы другие рабочие умственна более развитые и обладающие некоторыми познаниями в области экономической науки, пришли к нему на помощь. Не то чтобы ему не хватало повседневного опыта в этом отношении, а экономические явления, которыми проявляетеся эта несомненная солидарность, бесконечно более сложны, так что их истинный смысл может ускользнуть и действительно ускользает очень часто от менее развитых рабочих.

Если предположить, что международная солидарность вполне установлена в одном каком нибудь ремесленном цехе и отсутствует в других, то необходимо последует, что в этой промышленности заработная плата рабочих будет выше и рабочий день короче, чем во всех других промышленностях. А так как было доказано, что вследствие конкуренции капиталистов и хозяев между собою, источником настоящей прибыли тех и других является лишь сравнительно низкая заработная плата и наивозможно более длинный рабочий день, то ясно, что в промышленности, между рабочими которой существует международная солидарность, капиталисты и хозяева будут заработывать меньше, чем во всех других промышленносгях; вследствии чего, малопо-малу, капиталисты перенесут свои капиталы и хозяева свой кредит и свою эксплоататорскую деятельность в менее или совсем неорганизованные отрасли промышленности. Но неизбежным следствием этого будет уменьшение в промышленности, международно организованной, спроса на рабочие руки и это естественным образом ухудшит положение рабочих данной промышленности, которые будут вынуждены, чтобы не умереть с голоду, работать и довольствоваться меньшей заработной платой. Отсюда следует, что условия труда не могут ни улучшиться ни ухудшиться в какой-нибудь отрасли промышленности без того, чтобы это не отразилось в скором времени на рабочих всех других отраслей, и что все ремесленные цехи во всех странах мира действительно и неразрывно солидарны между собой.

Эта солидарность доказывается как наукой, так и опытом; – наука, впрочем, есть не что иное, как универсальный опыт, рельефно выраженный, систематизированный и надлежащим образом раз'ясненный. Но солидарность проявляется в рабочем мире во взаимной, глубокой и горячей симпатии, которая, по мере того как развиваются экономические факторы и их политические и социальные последствия, все тяжелее и тяжелее отражающиеся на рабочих всех ремесл, дают себя больше чувствовать, растет и становится более интенсивной в сердце всего пролетариата. Рабочие каждого ремесла и каждой страны, с одной стороны, благодаря материальной и моральной поддержке, которую они в периоды борьбы находят у рабочих всех других ремесел и всех других стран и, с другой стороны, благодаря осуждению и систематической и злобной оппозиции, которые они встречают не только со стороны своих собственных хозяев, но также и хозяев наиболее чуждых им отраслей промышленности, со стороны всей буржуазии, приходят к полному сознанию своего положения и главных условий своего освобождения. Они видят, что социальный мир в действительности разделен на три главные категории: 1; бесчисленные миллионы эксплуатируемых рабочих; 2. несколько сот тысяч эксплуататоров второго и даже третьего разряда; и 3. несколько тысяч или самое большее несколько десятков тысяч крупных хищников, разжиревших капиталистов, которые, эксплуатируя непосредственно вторую категорию и косвенным образом, посредством последней, первую категорию, загребают в свои огромные карманы, по крайней мере, половину прибыли, получаемой от коллективного труда всего человечества.

Как только рабочий заметил этот специальный и постоянный факт, как бы мало он ни был развит умственно, он не может не понять вскоре, что, если существует для него какое нибудь средство спасения, то этим средством может быть только установление и организация самой тесной практической солидарности между пролетариями всего мира, без различия ремесл и стран, в борьбе против эксплуатирующей буржуазии.

Вот, стало быть, вполне готовая основа Международного Товарищества Рабочих. Она была нам дана не теорией, родившейся в голове одного или нескольких глубоких мыслителей, но действительным развитием экономических фактов, тяжелыми испытаниями, каким эти факты подвергают рабочие массы, и размышлением, мыслями, какие они совершенно естественно вызывают в последних.

Для основания этого сообщества необходимо было, чтобы все необходимые элементы, составляющие его: экономический фактор, опыт, стремления и мысли пролетариата были уже развиты в достаточно сильной степени, чтобы положить ему прочную основу. Необходимо было, чтобы в самих недрах пролетариата находились уже, рассеянные во всех странах, группы или союзы достаточно передовых рабочих, которые могли бы взять на себя инициативу великого движения освобождения пролетариата. Затем появляется, разумеется, личная инициатива нескольких умных и преданных народному делу личностей.

Мы пользуемся случаем, чтобы отдать дань уважения знаменитым вождям германской коммунистической партии, в особенности гражданам Марксу и Энгельсу, а также гражданину Ф. Беккеру, – нашему бывшему другу, теперь ставшему, нашим беспощадным противником, – которые были, поскольку отдельным личностям дано создавать что-либо, настоящими творцами Интернационала. Мы это делаем с тем большим удовольствием, что скоро мы вынуждены будем бороться против них. Наше уважение к ним искренное и глубокое, но оно не идет до боготворения, и мы никогда не будем играть по отношению к ним роль рабов. И продолжая отдавать полную справедливость огромным заслугам, какие они оказали, и даже теперь еще оказывают Международному Товариществу Рабочих, мы всеми силами будем бороться против их ложных авторитарных теорий, их диктаторских вожделений и мании тайных интриг, тщеславной злобы, жалкой личной вражды, низких оскорблений и гнусной клеветы, которые характеризуют, впрочем, политическую борьбу почти всех немцев, и которые они, к сожалению, внесли с собой в Интернационал[18]18
  Переписка Маркса, Энгельса и Беккера с Зорге, изданная в 1906 г. вполне подтверждает данное суждение Бакунина.
  Дж. Г.


[Закрыть].