Текст книги "Жажда и голод"

Автор книги: Михаэль Казакевич

Верить или знать

 
Слова молитв всегда написаны людьми.
Те люди знали, как вести беседу с Богом.
Луну сменяет, светит Солнце за порогом,
Порогом туч, но в небе вечные они.
 
 
Да, я не верую, я просто так люблю
Смотреть на небо, в нём искать чужие мысли.
Летят и кружатся, чисты, как стрелы, быстры,
А я их в строки, я их дождиком полью.
 
 
И это творчество поэта и судьба —
Подставив жизнь свою под стрелы и проклятья,
В долгу у правды прокричать: «Все люди – братья!»
Не убежать, всю жизнь играть собой раба
 
 
И, пробежав свой путь, положенный судьбой,
Вести вперёд, не зная правильной дороги,
Упасть пред Богом, целовать в экстазе ноги.
Я рад, Всевышний, быть простёртым пред тобой!
 
 
Нет, я не верил, просто знал, что есть рука
(Смогу в конце на эту руку опереться) —
Та, что вдохнула душу в каменное сердце,
Та, что прогонит солнцем ночь наверняка.
 

Я душу написал вам и принёс

Два «я» на языке Торы: ани и анохи.

 
Есть просто разговор, есть диалог,
Что полон и величия, и смысла.
Не в силах прочитать слова те быстро,
Встаю я с книгой – там в ней между строк…
 
 
Приказ, что надо выполнить сейчас,
Особая духовная работа.
Ты ищешь, опереться на кого-то,
И видишь слово «я» меж прочих фраз.
 
 
Как перед строем крикнет командир
Фамилию, и рот ему ответить
Откроется. И выбор жизни – смерти.
И вечность, и один с ней на один.
 
 
Там слово «я» написано не так.
И это слово «просто я» включает.
Как будто жизнь друзьям всем завещает.
Тем, кто ещё не видел в жизни драк.
 
 
Никто не встанет над его душой,
И пишет парень письма понемногу:
Сначала ей и снова ей, и Богу.
И в ночь уйдёт как в день последний свой.
 
 
Два «я» – и вздрогну я, увидев снова.
«Я» разговора – смысл понятен, прост.
Звучит: «Я душу вам свою принёс».
В чём разница? Письмо – её основа.
 
 
«Я душу написал вам и принёс» —
И точит нож Авраам, не понимая,
И Тору дарит Бог у ног Синая,
Ицхак ложится на костёр без слёз…
 
 
Всю душу написал и вам принёс.
 

Синайское откровение

 
Спустился к толпе на вершину Синая,
К свободным, голодным, сбежавшим из рабства.
Их выбрал построить Себе Своё царство,
И ждёт их война за то царство святая.
 
 
И в эту минуту Ты пишешь им книгу,
Как золотом руку оденешь невесты,
А в книге походы, любовь да интриги,
И сам Ты, и этим она интересна.
 
 
Судьбою народа скитальцев гонимых
Пронизаны годы империй великих,
А жаркое пламя с тех пор негасимо
Той ночи любви, и в глазах её блики.
 
 
Ты долго искал тех, кто станет достоин.
Скажи, Ты доволен своею невестой —
Миллионами глаз у горы под фатою?
Проверишь их подвигом тысячи бедствий.
 
 
И, как с муравьями, сурово играя,
Синайскую гору вознёс коромыслом,
Ведь всё, что невеста порою не знает,
Жена пусть исполнит проворно и быстро.
 

Душа не дышит

 
Душа не дышит – дышит тело,
А нам до этого нет дела,
И души на тела похожи
Разрезом глаз да цветом кожи.
 
 
Я в их сердцах читаю чувства,
А это высшее искусство.
Я в их глазах читаю мысли,
Что пролетают быстро-быстро.
 
 
Им только б музыку услышать,
И забывают, что не дышат.
Им плеск воды, надежды искры
Костров потухших среди жизни.
 
 
Ах, как хочу нарисовать я
Душ этих братские объятья,
А получаются иконы
С улыбкой тёплых глаз Мадонны.
 

Вознесение Ицхака

Людей так мало, тел так много…

 
Пусть кто-то скажет: «Ерунда»,
Ведь мимо много тел гуляет,
И вот беда, совсем не знают
Про мир души, где нет стыда.
 
 
Другой всю жизнь свою, как встарь,
Спешит отдать во славу Бога
И бросить прямо на алтарь,
Где ждал Ицхак, готов в дорогу
 
 
Отправиться – был послан нож
(Был ангел послан, ждал готовый),
В руке отца зажат, но что ж?
Отец услышал Бога слово.
 
 
И верит множество людей,
Что Правда есть, добром их встретит,
Там праведник, а тут злодей,
Но слова Бога не заметят.
 
 
Есть только сотни, но для них,
В руках сжимающих кинжалы,
Мои слеза и крик, и стих.
Как много должен, дал так мало.
 
 
Они не верят и не ждут,
Но ищут, знают, понимают.
Парит душа без рабства пут,
И руки острый нож сжимают.
 
 
Жизнь проживёшь, порою тут,
Надеясь там на милость Бога,
А засчитают пять минут
Свободы – это тоже много…
 

Вечность выбора

 
Ну вот, уже желанья измельчали,
Пугают мели больше, чем стремнины.
Теряемся в толпе посередине,
Где выбор перед нами не отчаян.
 
 
Где к «хорошо» всё реже «лучше» жмётся,
Но мы-то знаем: «лучше» не бывает.
Сердечко всё стучит, не замирает,
Ну а замрёт – таблеточка найдётся.
 
 
Где страсть давать, но с замыслом расчёта:
В грядущем мире воздадут с лихвою.
С зонтом, в галошах, с шапкой меховою
И чтоб в конце веночки – знак почёта.
 
 
Самоубийство – грех, но прав ли в споре,
В покое доживающий при этом,
Кто пьёт и ест, и полон Божьим светом,
И копит свет души в сплошном запоре?
 
 
Бояться не увидеть результата?
Бояться начинать и ошибаться?
Так нет! Нам умирать, чтоб вновь рождаться.
Пусть после смерти празднуется дата
 
 
Не дня рожденья, только расставанья.
Войти пустым в грядущий мир, без злата,
С богатством неисполненных желаний.
Пусть люди скажут: выбор был за нами.
 

Народ Луны

 
Тысячелетнею тоской вперёд гоним,
Молясь и радуясь камням Иерусалима,
Сжигаем на кострах, безмолвен, одержим,
Народ уходит через время дальше мимо
 
 
Чужих богов, дурных страстей, вестей плохих,
Желаний власти, власти денег, боли сглаза
И языка злословья вонь, и вонь интриг.
Народ Луны. Для всех других всегда зараза.
 
 
Он не от мира. Он всегда народ идей.
Он вор – украл, с тех пор гордится первородством.
Он честолюбец до волос своих корней.
Взгляни в глаза его – там море страсти бьётся
 
 
О берега чужие. Пришлый он везде.
Он сослан Богом омывать чужие страны.
С тех пор шатается по миру словно пьяный.
Когда встаёт с колен, то, значит, быть беде.
 
 
Приходит беден, унижаем и гоним,
С молитвой в сердце и с дырявым лапсердаком
И носом ищет сразу путь в Иерусалим.
Пришёл ни с чем, а получает всё, однако.
 
 
А потому к нему и зависть, и слеза
Из глаз огней его катится на дорогу
В огонь костров, где он сгорит во славу Бога,
Но в полнолунье ему снова выползать
 
 
И возрождаться, и искать Иерусалим.
Живёт вне времени, пришёл с другой планеты.
И мимо всех уходит в вечность нелюдим.
Вот не дай Бог уйдёт… Так в чём его секреты?
 

Богатые нищие

 
Не всякий заметит, не с каждым бывает —
Вдруг спустится чудо, что в небе летает.
Случается чудо билетиком счастья
Да выберет вас из других в одночасье.
 
 
Нам чуда, ведь жизнь без него, как без смысла.
Есть Автор у мира, не где-то Он – близко.
Понять, что Он знает и всем управляет;
Зимой снег идёт, ну а к лету растает.
 
 
Мы смотрим на звёзды, мы учимся в школах,
А путь к этим звёздам мучительно долог.
Здесь ангелы рядом меж нами летают,
Нам жить помогают и жить нам мешают.
 
 
В них страшная сила – Всевышнего пальцы,
Но мы во вселенной слепые скитальцы.
И души, что в нас Он вложил, мы не чуем,
А это ведь чудо, великое чудо.
 
 
А смысл наших жизней – кроссворда загадка,
И если найдём, как же станет вдруг сладко.
Беда, что не ищут ни дома, ни в школах.
На паперти нищий – карман его полон.
 
 
Чтоб чудо спустилось, в него надо верить,
И жить, чтобы вечно открытые двери,
И ждать Его в гости как чуда, и часто
Карманы те чистить от горя и счастья.
 

Мир на волоске

 
Для чего мы страдаем?
Я за правду борюсь иль награду?
Нам любви бесконечность.
Свет струится сквозь времени бег.
 
 
Всё одно – пропадаем.
Там свободу дадут, как зарплату,
Где уходим мы в вечность,
Возвращаются души наверх.
 
 
Я решил передёрнуть,
Доставая из Божьей колоды.
Он на миг отвернулся —
Меня бросило в новую жизнь.
 
 
И – руками не трогать —
Смог я ложку стащить той свободы.
Вместе с ложкой украл
Золотой и сорвался с ней вниз.
 
 
Мне б понять, что играет,
Что давно рассчитал, всё подстроил,
Видя дух воровской
Мой, великий задумчивый Бог.
 
 
И мне черпать душою —
Старой ложкой великое море
Из надежд и желаний,
Боль фильтруя сквозь белый песок.
 
 
Остаются стихами
На листках, в уголках интернета
Наши светлые чувства,
Как гербарий кричащих молитв.
 
 
И горят, не сгорая,
Все созвездия нежного света,
Те, сквозь буйство безумства,
Волоски, что всё держат наш мир.
 

Встреча с ангелом-хранителем

 
Он надо мной кружил кварталами – улицы, площади.
А голос плыл его, картавым был, в небе над рощицей.
И так следил за мною зорко там время от времени.
И не давал ко мне приблизиться тем, кто не в теме был.
 
 
А я ходил, и было странно всё в жизни той сложено.
Ведь мир казался мне простой мечтой – чувства там ложные.
И, научась свои стихи читать в счастье и в горести,
Мы понимаем, как легко нам пасть в бездны и пропасти.
 
 
Там тень его в пыли дорог плыла облаком вечности.
Щитом и сворою собак была, верой и верностью.
Так быстро бросился навстречу злу силою доброю.
И белой кровью ран сберёг мою ангел мой, гордый мой.
 
 
Он на прощанье мне сказал: «Пока», – ласковый,
нежный мой.
– Не говорят «спасибо», Боже мой! – ветер мой,
вечный мой.
– Запомни, стоя на земле святой верою твёрдою:
«Ты стань достойным добрых дел, родной!» – мерою чёткою.
 
 
Я: «Где кончается земля?» – спросил, будто бы важно мне.
– Пятнадцать дней во все концы пути, их не пройти во сне.
 

Предскажите мне прошлое

 
Мне приснился Сан-Франциско, где я не был даже близко.
По неписаным сюжетам там вдоль улиц я иду.
А навстречу люди, лица – ну бывает же, приснится!
Никого я там не знаю, улыбаюсь на ходу.
 
 
Рядом кружит ангел белый, объясняет всем умело,
Кем я был и что я делал, почему летит со мной.
Знаю прошлой жизни главы – написал их, озаглавил.
Свой по запаху ищу я путь, потерянный, домой.
 
 
То не лики на портрете, просто души в душном лете,
Утопая в белом свете… Продолжается кино.
Только сделай шаг неверный – и всё кончится, наверно.
И молчу, и не дышу я, и течёт, бежит оно.
 
 
Объясни, мой ангел быстрый, как попасть в мой
мир нечистый?
И как мир этот почистить, чтоб войти сюда опять?
Предскажите, укажите, как связать нам жизни нити,
В моё прошлое войдите, помогите отыскать.
 
 
Разноцветный в солнце летнем – может, это просто сплетни?
Мне сегодня сон приснился, удивительный такой.
Помню, ангел был там белый. Взад-вперёд как угорелый,
Смелый, искренний, умелый – навозился он со мной.
 
 
Я один в своей квартире. Дважды два – опять четыре.
И грущу о дивном мире, от которого тоска.
Пусть в него не всех пускают, но ведь был, я точно знаю.
В нём глаза мне улыбались и душа плыла легка.
 
 
Мир, который был так близко, – не святого он Франциска.
Нет соборов, обелисков, нет там крыльев за спиной.
Вновь обещана в нём встреча, проскользну в неё, доверчив.
А когда? Опять под вечер, на пути к себе домой.
 

Чертёнок без хвоста

 
Я знаю, черти вырастают из чертят.
И сам бы стал, да только хвостик оторвался.
Здесь так не принято. Совсем, кричат, зарвался.
И без хвоста меня не приняли в отряд.
 
 
У нас, чертей, так много пламенных идей.
Смутить людей и над людьми затем смеяться.