Текст книги "Джим Пуговица и Чертова дюжина"

Автор книги: Михаэль Андреас Гельмут Энде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Михаэль Андреас Гельмут Энде
Джим Пуговица и Чертова дюжина

Глава 1, в которой история начинается бумсом

В Ласкании всегда хорошая погода. Но бывают и дни, когда идет дождь. Правда, редко, но уж льет, как из ведра. Именно в такой день и началась эта история.

Дождь лил, и лил, и лил.

Джим Пуговица сидел в маленькой кухне госпожи Каак, и принцесса Ли Зи была тут же, она как раз приехала на каникулы. Всякий раз, приезжая, она привозила Джиму какой-нибудь подарок. То стеклянный шар с ландайским пейзажем внутри, на который падал снег, если шар встряхнуть. То она дарила ему пестрый зонтик от солнца и точилку для карандашей в виде маленького паровозика.

На сей раз она привезла Джиму коробку с ландайскими красками. И вот они сидели за кухонным столом и рисовали. Рядом сидела госпожа Каак и, водрузив на нос очки, читала им вслух книжку и при этом еще и вязала для Джима шарф.

Книжка была интересная, но Джим время от времени рассеянно поглядывал в окно. За плотной пеленой дождя едва виднелась станция Лукаса, где под навесом стоял маленький паровоз Молли рядом со старой толстой Эммой.

Не подумайте только, что дождь был унылый. В Ласкании даже плохая погода вовсе не портит настроения, а дождь устраивает на крышах водные концерты. Капли перестукиваются и барабанят о подоконники, разливаются в водотоках и аплодисментами плещутся в лужах.

Джим увидел, как Лукас вышел из своей станции, поглубже натянул кепку, поднялся в кабину Эммы и выехал прямо под дождь. Молли осталась под навесом одна. Она, между прочим, стала уже настоящим паровозным подростком, на каких катаются по детской железной дороге. И Джим, как полподданного, вполне помещался в ее кабине.

Лукас сделал несколько кругов по острову, чтобы не было разговоров, что в Ласкании в непогоду останавливается движение транспорта. Потом он поставил Эмму под навес, поднял воротник и зашагал к дому госпожи Каак. Джим вскочил и открыл дверь своему другу.

– Здравствуй, Лукас! – сияя сказал Джим.

– Добрый день, коллега! – ответил Лукас.

Джим, правда, не знал точно, что означает это слово, но догадывался, что так обращаются друг к другу машинисты. Он тайком взглянул на Ли Зи: услышала ли она, как назвал его Лукас? Но маленькая принцесса, видимо, не находила в этом ничего особенного.

Лукас приветствовал обеих дам, присел к столу и спросил, может ли он тут рассчитывать на чашку горячего чая с порцией рома.

– Конечно, Лукас, – приветливо отвечала госпожа Каак, – горячий чай лучшее средство от простуды. Ли Зи как раз привезла мне баночку чудесного ландайского чая, и глоток рома тоже найдется.

Пока госпожа Каак заваривала чай, который распространял по кухне неописуемый аромат, Лукас разглядывал рисунки Джима и Ли Зи. Потом они убрали все рисовальные принадлежности и накрыли стол для чаепития. Госпожа Каак устроила сюрприз, выставив на стол румяный кекс, посыпанный сахарной пудрой. Не надо даже говорить, что вкус у него был отменный, ведь госпожа Каак славилась своим мастерством.

Когда все до крошки было съедено, Лукас откинулся на своем стуле и набил трубку. Джим тоже достал трубку, которую ему подарила принцесса в день обручения. Но по-настоящему он не курил, Лукас ему отсоветовал, потому что курильщики перестают расти. Для взрослых это уже не имеет значения, они выросли, но Джим-то пока полподданного и, конечно, не хотел бы остаться таким навсегда.

За окном опустились сумерки, в кухне было уютно и тепло.

– Я давно уже хотел тебя спросить, Ли Зи, – начал Лукас, раскурив трубку. – Как там поживает драконица Зубояд?

– Она все еще спит, – ответила маленькая принцесса своим певучим голоском. – Но выглядит при этом чудодейственно. Она вся переливается золотом от макушки до кончика хвоста. Мой отец повелел охранять ее днем и ночью, чтобы ничто не помешало волшебному преображению. Когда она очнется, он сразу же даст вам знать.

– Прекрасно, – сказал Лукас. – Это произойдет уже скоро. Ведь драконица сказала, что проснется ровно через год.

– По расчетам наших цветов учености, – добавила Ли Зи, – этот великий миг настанет через три недели и один день.

– Первое, о чем я спрошу драконицу, – сказал Джим, – это где меня похитили пираты Чертовой дюжины и кто я есть на самом деле.

– Да-да, – вздохнула госпожа Каак. Она боялась, что Джим навсегда уедет из Ласкании. Но, с другой стороны, она понимала, что мальчик должен раскрыть тайну своего происхождения. Поэтому она ничего больше не сказала, а только еще разок вздохнула.

Тут Джим притащил фишки, и они принялись играть в настольные игры. Выигрывала почти всегда принцесса. В этом не было ничего нового, но Джим никак не мог с этим примириться. Ли Зи, конечно, ему нравилась, но она нравилась бы ему гораздо больше, если б не была такой умной. Да он бы с радостью ей поддался, но как это сделать, если она сама все время выигрывает!

За окном между тем совсем стемнело, дождь перестал. Вдруг в дверь постучали.

Госпожа Каак открыла, и вошел господин Рукав. Он сложил зонтик, поставил его в угол, снял свой котелок и поклонился.

– Добрый вечер, всем добрый вечер! Как вижу, вы предаетесь полезным и интересным занятиям. Видите ли, дамы и господа, я сидел сейчас дома и вдруг почувствовал себя очень одиноким. Я спросил себя, будете ли вы возражать против того, чтоб я примкнул ненадолго к вашей компании.

– О, конечно, мы не будем возражать, – приветливо сказала госпожа Каак и поставила еще одну чашку чая. – Присаживайтесь к нам, господин Рукав.

Он, поблагодарив, сел и сказал:

– Я уже долгое время размышляю над одним вопросом и хотел бы услышать ваше мнение. Дело вот в чем: все ласканийцы, кроме меня, живут с какой-нибудь пользой для остальных. А я только хожу на прогулки и подлежу правлению короля. Вы, конечно, согласитесь, что долго так не может продолжаться.

– Ах, да что вы, – возразила госпожа Каак. – Вы нам очень нравитесь таким, как есть.

А маленькая принцесса добавила:

– Именно из-за этого.

– Большое спасибо, – ответил господин Рукав, – тем не менее просто быть, ничего собой не представляя, – это не жизнь. Причем я могу сказать про себя, что я необыкновенно образованный человек и обладаю такими знаниями, которые порой удивляют меня самого. Но, к сожалению, они никому не нужны – меня никто ни о чем не спрашивает.

Лукас откинулся на спинку стула и молча пускал к потолку кольца дыма. Потом он задумчиво сказал:

– Я думаю, господин Рукав, в один прекрасный день все это пригодится.

Тут все услышали со стороны берега сильный удар, как будто кто-то с разбегу наткнулся на остров.

– Силы небесные! – ахнула госпожа Каак, чуть не выронив чашку. – Вы слышали?

Лукас вскочил и уже натягивал свою кепку.

– Идем со мной, Джим! Посмотрим, что случилось!

Оба друга побежали в сторону Ново-Ласкании, откуда донесся удар. Дождь хоть и кончился, но было темно, глаза не сразу привыкли и различили лишь очертания чего-то большого.

– Может, это кит? – сказал Джим.

– Нет, ведь он не шевелится, – сказал Лукас, – Похоже, корабль.

– Эй! Ау! – послышался голос. – Кто-нибудь есть дома?

– А как же! – отозвался Лукас. – А вы к кому?

– Это случайно не остров Ласкания? – спросил голос.

– Это Ново-Ласкания, – объяснил Лукас. – А кто там?

– Да я, почтальон, – жалобно отозвался из темноты голос.

– Из-за сильного дождя я потерял ориентацию, и мой корабль, к сожалению, налетел на вашу государственную границу. Мне очень жаль, я приношу извинения.

– Ничего, – ответил Лукас. – Милости Просим, господин почтальон, спускайтесь на берег!

– Тут у меня неподъемный мешок писем для Лукаса-машиниста и Джима Пуговицы.

Оба друга поднялись на корабль и помогли почтальону стащить на берег мешок с письмами.

Целый вечер они читали на кухне госпожи Каак эти письма из разных стран – из Индии и Штудгарта, с Северного полюса и с экватора. Письма писали или диктовали, а то и вовсе рисовали – дети. Услышав о приключениях друзей, они хотели узнать подробности, или приглашали Лукаса и Джима к себе в гости, или просто выражали свое восхищение.

Наверняка кто-то из моих бесценных читателей хочет знать, дошло ли и его письмо тоже. Дошло, это я подтверждаю.

Были тут письма и от тех детей, которых Джим и Лукас освободили тогда из драконьего города.

– Мы должны каждому написать ответ, – сказал Лукас.

– Но ведь я не умею писать! – испуганно воскликнул Джим.

– Да, я и забыл, – пробормотал Лукас. – Ну что ж, придется мне одному.

Джим молчал. Впервые он пожалел, что не умеет читать и писать, и только он хотел сказать, что хочет научиться, как вдруг маленькая принцесса его опередила:

– Вот видишь! – назидательно сказала она.

И, конечно, у Джима пропала охота говорить о своем желании.

– Но сегодня уже поздно, – сказал Лукас, – я примусь за это завтра.

– Тогда, может, и я останусь, – сказал почтальон, – чтобы заодно прихватить вашу почту.

– Это было бы очень любезно с вашей стороны, – сказал Лукас.

– Если вы не против, – предложил господин Рукав, – вы могли бы переночевать у меня. И мы побеседовали бы о таком предмете, как география, – ведь вы, как почтальон, весьма сведущи в этой науке, а меня она тоже чрезвычайно интересует.

– Весьма буду рад, – согласился почтальон и добавил, повернувшись к Джиму и Лукасу: – Должно быть, это очень приятно, иметь так много друзей?

– Да, – улыбнулся Лукас, – не так ли, Джим?

– Более того! – с важной миной выступил вперед господин рукав. – Это величественно! Спокойной ночи, милые дамы и господа!

И они шагнули к двери, чтобы уйти, но почтальон еще раз обернулся:

– Впрочем, за то сотрясение, которое мой корабль причинил острову, я извинюсь завтра перед королем Альфонсом Без-Четверти-Двенадцатым.

Они ушли. Лукас тоже отправился к своей станции, оставляя позади себя шлейф дыма. И вскоре погасли все огни в окнах Ласкании. Ветер шумел в корнях деревьев, и большие и маленькие волны плескались на государственной границе.

Глава 2, в которой Джим придумывает маяк, одновременно большой и маленький

Проснувшись на другое утро, Джим сразу вспомнил свой сон. Будто он стоит под высоким высохшим деревом, на котором не только листьев, но даже коры нет, а только голая древесина, к тому же расщепленная молниями. На верхнем сучке сидит большая птица, худая, обтрепанная, и из глаз ее катятся слезы величиной с аэростат. Джим хотел убежать, потому что от таких слез вполне могло начаться наводнение, но птица окликнула его:

– Джим Пуговица, пожалуйста, не уходи!

Джим остановился и удивленно спросил:

– Откуда ты меня знаешь, большая птица?

– Но ты же мой друг!

– Что я могу сделать для тебя, бедная птица? – спросил Джим.

– Помоги мне спуститься с этого ужасного мертвого дерева, иначе я погибну. Я так одинок, так ужасно одинок.

– Разве ты не можешь летать? – крикнул Джим. – Ты же птица!

– Джим, ты меня не узнаешь? – отвечала птица бесконечно печальным голосом. – Откуда же мне уметь летать?

– Перестань плакать, – попросил Джим, – у тебя такие громадные слезы, что если одна упадет на меня, я утону в ней.

– Ах, мои слезы не больше твоих! – возразила птица. – Посмотри как следует!

Тут Джим внимательно проследил за падающей слезой – чем ниже она падала, тем меньше становилась. И, очутившись на его ладони, оказалась маленькой слезинкой.

– Кто же ты, птица? – спросил Джим, и птица воскликнула:

– Да взгляни же на меня еще раз!

Джим присмотрелся и увидел вместо птицы господина Тур Тура. И тут же проснулся.

Этот сон все утро не шел у него из головы. За завтраком он молчал.

– Ты на меня все еще сердишься за вчерашнее? – спросила Ли Зи, очень сожалея, что обидела Джима.

– За вчерашнее? – рассеянно переспросил Джим.

– За то, что я сказала «вот видишь!»

– Ах, – ответил Джим, – какие пустяки, Ли Зи!

И только когда пришел Лукас, Джим рассказал про свой странный сон.

– Да, мнимый великан, – пробормотал Лукас, попыхивая трубкой. – Я тоже о нем часто думаю. Без него нам бы тогда ни за что не выбраться из пустыни Край Света. Как он там поживает в своем оазисе?

После завтрака госпожа Каак убрала со стола, Ли Зи помогала ей мыть и вытирать посуду, а Лукас и Джим принялись отвечать на письма. Лукас писал, а Джим пририсовывал свое черное лицо, складывал листки и наклеивал марки на конверты. Когда все письма были написаны, у Лукаса болела рука – а ведь он был человек незаурядной силы. Джим, облизавший все конверты и все марки, откинулся без сил на стуле и сказал:

– Бобе мой, боб эбо быба бабоба!

Он, собственно, хотел сказать: «Боже мой, вот это была работа!» Но язык у него прилип к небу. Пришлось ему чистить зубы и полоскать рот, иначе он бы и поесть не смог.

После обеда пришли почтальон и господин Рукав с поручением от короля – созвать всех подданных на аудиенцию.

Все отправились в замок.

Король, как обычно, сидел на троне возле телефона в бархатном халате, с короной на голове и в клетчатых шлепанцах.

– Мои дорогие подданные, – сказал он, – добрый день!

Слово для приветствия взял господин Рукав:

– Мы все желаем вашему величеству наилучшего дня и сим верноподданнейше заверяем вас в своем присутствии.

– Ну, тогда, – сказал король и несколько раз кашлянул, чтобы собраться с мыслями, – по правде говоря, мои дорогие Подданные, мне очень жаль, но я должен вам сообщить, что повод, по которому я вас позвал, очень серьезный. Даже, так сказать – в известной мере…

Тут король Альфонс снова кашлянул, беспомощно переводя взгляд с одного на другого.

Видимо, вы хотите сообщить нам свое постановление, ваше величество? – пришла ему на помощь госпожа Каак.

– Да, хотелось бы, – ответил король. – Но это не так просто. Потому что у меня несколько постановлений, а именно два. Первое постановление состоит в том, что я постановил довести до вашего сведения мое постановление. Итак, это я уже сделал, таким образом первое мое постановление выполнено.

Король снял с головы корону, подышал на нее и стал полировать ее рукавом халата, как он делал всегда, погружаясь в тяжелые думы. Наконец он решительным движением водворил корону на место и сказал:

– Мои верные подданные! Вчерашний случай с почтовым кораблем показал, что больше так продолжаться не может. Это слишком опасно. На правительственном языке это называется «положение назрело».

– И что же не может продолжаться, ваше величество? – спросил Лукас.

– Я же вам только что все объяснил, – вздохнул король и вытер шелковым платком пот со лба, уже утомившись от аудиенции.

Подданные молча ждали, когда король снова соберется с мыслями.

– Вам это трудно понять. Но главное, что это понимаю я, на то я и король. Итак, мое первое постановление я вам уже сказал, а мое второе постановление звучит так: что-то надо делать.

– Что надо делать, ваше величество? – осторожно спросил Лукас.

– Я вам сейчас все объясню, – сказал король. – Эс Шэ Эл и Эн Эл – в опасности.

– Эс что? – не понял Лукас.

– Эс Шэ Эл и Эн Эл. Это сокращенно, потому что на правительственном языке обычно используются сокращения. Это означает Соединенные штаты Ласкании и Ново-Ласкания.

– Ага, – понял Лукас. – Ну и почему они в опасности?

Король объяснил:

– Но ведь вчера почтовый корабль столкнулся с государственной границей Ново-Ласкании, потому что было темно. Прежде почтовый корабль заезжал к нам лишь изредка, но теперь, когда у нас есть дипломатические отношения с Дандаем, морское сообщение очень оживилось. Почти каждый месяц приплывает корабль моего уважаемого друга Пунг Гинга, императора Ландая. Еще неизвестно, что может произойти, если он в темноте наткнется на государственную границу. Поэтому я постановил, что надо что-то делать.

– Совершенно верно! – воскликнул господин Рукав. – Это очень мудрое постановление. Да здравствует наш всемилостивейший король!

– Минуточку, – задумчиво сказал Лукас. – Ваше величество, но вы же не сказали, что именно надо делать.

– Мой дорогой Лукас, – с укоризной сказал король, – именно для этого я и собрал вас, чтобы выяснить, что делать. В конце концов, не могу же я все решать один. У меня и так было работы по самые уши с подготовкой двух постановлений. Вы же должны понять.

Лукас поразмыслил, потом предложил:

– А как вы посмотрите на то, чтобы построить маяк?

– Прекрасная идея! – воскликнул господин Рукав. – Это должен быть высокий маяк, чтобы кораблям было видно издалека.

– Вопрос только, где мы его установим, – озабоченно сказал король. – Ведь он должен иметь достаточно широкое основание, чтобы не упасть. А для этого у нас нет места.

– Это верно, – задумчиво проговорил Лукас. – Значит, надо изобрести маяк, достаточно большой, но чтоб он занимал при этом как можно меньше места.

Все растерянно посмотрели друг на друга.

– Так не бывает, – объяснил господин Рукав. – Что-то может быть либо маленьким, либо большим, но то и другое сразу невозможно. Это научно доказано.

Король Альфонс Без-Четверти-Двенадцатый опечаленно вздохнул:

– Но я уже постановил это. Я не могу так легко отменять собственные постановления, это не годится для короля! И не Могу позволить, чтобы они не выполнялись. Постановление есть постановление.

– Но если не получается, – успокаивающе вставила госпожа Каак, – то, может, разумнее было бы отказаться?

– Это ужасно, – в отчаянии сказал король. – На правительственном языке это называется кризис и означает почти то же самое, что революция.

– Ужас, ужас! – побледнел господин Рукав. – Ваше величество, я могу заверить вас от имени всех ваших подданных, что в этой революции мы все без исключения примыкаем к вам.

– Спасибо, спасибо! – ответил король Альфонс Без-Четверти-Двенадцатый и устало махнул рукой. – Но, к сожалению, это не поможет. Кризис все равно остается. О, что же делать, что делать?

– Я знаю, что делать! – вдруг воскликнул Джим.

Все взгляды устремились к нему, и на лице короля разгладились морщины озабоченности. Голосом, полным надежды, он сказал:

– Вы слышали? Он знает! Слово полподданному Джиму Пуговице!

– А нельзя ли… – волнуясь начал Джим, – нельзя ли позвать к нам господина Тур Тура и использовать его вместо маяка? Он займет очень мало места, но издали выглядит, как большая башня. Если его поставить с лампой в руке на вершине, то его будет видно издалека. А жить он может хоть в Ново-Ласкании, если там построить маленький домик. Тогда он не будет так одинок.

Воцарилась ошеломленное молчание. Нарушил его Лукас:

– Джим, старина, вот это идея!

– Более того – господин Рукав поднял вверх указательный палец. – Это гениально!

– Да это лучший план, какой мне приходилось слышать, – воскликнул Лукас и протянул Джиму свою черную ручищу. Джим ударил по ней, и они, смеясь, долго трясли друг другу руки. Маленькая принцесса в восхищении бросилась Джиму на шею и поцеловала его, а госпожа Каак повторяла, чуть не лопаясь от гордости:

– Нет, этот мальчик, этот мальчик! У него всегда такие идеи!

Король Альфонс поднял руку, призывая тишину, и потом торжественно сказал:

– Правительственный кризис преодолен!

– Ура! Ура! Ура! – ликовал господин Рукав, подкидывая вверх свой котелок.

– Но прежде чем покончить с этим вопросом, я хотел бы еще кое-что уточнить, – продолжал король. – Этот господин Тур Тур, как рассказывали нам Джим и Лукас, мнимый великан?

– Да, – сказал Джим, – мнимый, я сам в этом убедился.

И он перебрался в пустыню Край Света, чтобы никого больше не пугать? Так? – уточнил король.

– Да, – сказал Джим, – потому что он очень миролюбивый.

– Надеюсь, – отвечал король, – но если он будет жить у нас, нам не станет страшно? Я думаю прежде всего о благе моих подданных.

– Ваше величество, не беспокойтесь, – сказал Лукас. – К счастью, Ласкания так мала, что тут невозможно взглянуть на господина Тур Тура издали. А вблизи он выглядит также, как мы все.

– Ну, если так, – заявил король Альфонс Без-Четверти-Двенадцатый, – то я постановляю привезти господина Тур Тура сюда.

– Ну, старина Джим, отправляемся, – сказал Лукас.

– Ах ты, боже мой, – всплеснула руками госпожа Каак, вдруг постигнув, что все это значит. – Что же, вам снова придется пуститься в это опасное путешествие?

– Дорогая госпожа Каак, – улыбнулся Лукас, – этого не избежать. Я не думаю, чтоб господин Тур Тур явился к нам сам по себе.

– Аудиенция закончена, – известил король. Он подал всем подданным и почтальону руку, и они покинули замок. Оставшись один, король Альфонс Без-Четверти-Двенадцатый со вздохом облегчения снова опустился на свой трон. Такое множество постановлений и правительственный кризис очень его утомили. Но когда он закрыл глаза, чтобы погрузиться в послеобеденный сон, на его лице играла счастливая улыбка.