Текст книги "Дикарь (ЛП)"
Автор книги: Миа Шеридан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
– Да. Исследователи используют эту комнату, чтобы наблюдать за тем, как испытуемые отвечают на вопросы или реагируют друг на друга, производят оценку и тому подобное, в зависимости от эксперимента.
– Понятно, – сказал Марк. Он посещал занятия по социологии, когда учился в школе – а это было очень давно, – но ему было интересно узнать, как именно проходит изучение и исследование различных аспектов данной науки.
В центре комнаты стоял большой стол, на краю которого лежала стопка белых записных книжек.
– Это место подойдёт? – спросил доктор Свифт, отодвигая стул и указывая надругой.
– Да, более чем, спасибо, – ответил Марк, садясь напротив доктора.
Доктор Свифт выжидающе посмотрел на него, сцепив пальцы в замок. Он был крупным мужчиной, рубашка туго обтягивала его широкие плечи, пуговица на животе казалась опасно близкой к тому, чтобы отлететь.
– Исаак Дрисколл вышел на пенсию… сейчас скажу, – он посмотрел вверх, очевидно, подсчитывая, – в две тысячи втором или третьем.
Марк кивнул.
– Да, я знаю, это было давно.
– В чем же дело, агент? У Исаака какие-то неприятности?
– Да, к сожалению, я вынужден сообщить, что Исаак Дрисколл был найден мёртвым два дня назад.
Доктор Свифт несколько мгновений смотрел на него, словно застыв от удивления. Наконец он глубоко вздохнул.
– Найден мёртвым… Как?
– Он был убит.
Глаза доктора Свифта расширились.
– Убит? Исаак? Но как? Почему?
– Расследование не закончено. У меня пока не так много ответов. Надеюсь, вы сможете пролить свет на некоторые детали дела.
Доктор Свифт еще раз глубоко вздохнул, проведя рукой по своим чёрным, густым волосам, красиво посеребренным на висках.
– Сделаю всё что смогу. Прошло много времени с тех пор, когда я в последний раз разговаривал с этим человеком.
– Чем именно он занимался здесь, в «Рэйформ»? Его должность указана как социальный исследователь.
Доктор Свифт кивнул.
– Его работа заключалась в сборе, анализе и расшифровке данных. Правительство особенно заинтересовано в работах, которые могли бы помочь сменить социальную политику или хотя бы повлиять на текущую. Методики зависят от цели исследования.
– И большая часть исследований, проводимых здесь, финансируется правительством?
– Большая часть – да, хотя некоторые опыты спонсируются за счет научных грантов или стипендий.
– Вы можете привести мне пример конкретного исследования, над которым работал Исаак? Я пытаюсь лучше понять, кем он был и почему кто-то захотел причинить ему вред.
Доктор Свифт задумчиво посмотрел в сторону, прежде чем ответить.
– Думаю, последнее его исследование было о бедности и её влиянии на зарождение преступного поведения. Я не помню подробностей, но, думаю, мог бы найти файлы и отправить вам.
– Это было бы замечательно. Спасибо. – Марк протянул ему визитку, доктор Свифт взял её и положил в нагрудный карман рубашки. – Что вы можете рассказать мне о докторе Дрисколле, как о человеке?
Доктор Свифт пожал плечами.
– В целом он был хорошим парнем. Он мог быть настойчивым. Но немного… Иногда, неловким. – Он улыбнулся. – Что я могу сказать? Он был учёным. Мы не особо сильны в общении.
Доктор покачал головой и нахмурился.
– Боже, я не могу поверить… не могу поверить, что Исаак мертв. Убит. – Он снова посмотрел на Марка. – Вы же не думаете, что его смерть как-то связана с его работой здесь?
– Это маловероятно, учитывая, как давно он не работает здесь, но я пытаюсь увидеть картину целиком. Доктор Дрисколл купил несколько тысяч акров земли примерно в двадцати милях от ближайшего населенного пункта. У вас есть хоть какие-нибудь идеи, почему он раньше срока вышел на пенсию и уехал, можно сказать, в никуда?
Доктор Свифт на мгновение удивился, потом задумался. Затем вздохнул.
– Насколько помню, Исаак становился всё более пессимистичным и разочарованным по отношению к людям вообще и к обществу в целом. – Он на мгновение сжал губы. – Помню, как он несколько раз говорил, что готов полностью отказаться от общения с людьми, и что животные ведут себя более рационально и мудро, стараются сохранить свой вид, а не уничтожить.
Доктор Свифт усмехнулся, хотя улыбка получилась какая-то вымученная, с оттенком грусти.
– Я думал, что он шутит или говорит просто так… чтобы выговориться. Хотя должен сказать, что могу понять его мысли и чувства. Легко стать циничным, наблюдая и изучая моральное падение общества из года в год. Иногда создаётся впечатление, что уже совсем ничего нельзя изменить.
Марк криво улыбнулся. Он также видел некий смысл в данных размышлениях. В своей работе он сталкивался с вещами, которые заставляли его думать, что жизнь вдали от людей, рядом с дикими животными не такая уж и плохая идея. Люди полны ненависти и жестокости, порочны и коварны. Но… но они также способны на бескорыстие и глубокую любовь, доброту. Марку часто приходилось напоминать себе об этом. К тому же, люди нуждаются друг в друге, чтобы сохранить свою собственную человечность, гуманность. Не нужно быть социологом, чтобы понимать это.
– Значит, вы думаете, что Исаак Дрисколл купил землю вдали от города, потому что работа, которой он занимался, в конечном счёте, привела его к презрению всех людей в целом?
Доктор Свифт глубоко вздохнул и потёр глаза.
– Я не могу точно объяснить его мотивы. Как я уже сказал, я давно с ним не разговаривал. Но мне это кажется вполне вероятным.
Марк кивнул, сунул руку в карман и достал маленький блокнот. Внутри он держал фотографию Лукаса, сделанную несколько дней назад, при задержании. Он протянул её доктору Свифту.
– Вы узнаете этого человека?
Доктор Свифт несколько мгновений рассматривал фотографию, прежде чем покачать головой.
– Нет. Кто он?
– Человек, который в настоящее время живёт на территории Дрисколла. Он говорит, что Дрисколл позволил ему остаться там после того, как родители бросили его.
Доктор Свифт снова вздохнул.
– Это похоже на Исаака.
– Что вы имеете в виду?
– Исаак частенько работал волонтером в социальных программах. Мы провели много исследований по системе патронатного воспитания – и до сих пор проводим, – это была одна из областей, которая особенно волновала Исаака.
Марк кивнул.
– Понятно.
В самых тяжёлых делах, над которыми он работал, как правило, были замешаны дети. Он всегда был особенно чувствителен к ситуациям, в которых дети подергались насилию. Марк понимал, если он когда-нибудь ощутит, что становится невосприимчивым к подобным случаям, сразу же сдаст свой значок.
– Интересно то, что он позволил этому человеку, – Марк указал на фотографию Лукаса, всё ещё лежащую на столе, – остаться на его территории, когда он был ещё ребенком, но при этом не сообщил властям об этом.
Доктор Свифт некоторое время смотрел на фотографию Лукаса, прежде чем встретиться взглядом с Марком.
– Может быть, Исааку казалось, что жить в интернате гораздо хуже, чем жить в одиночестве в лесу.
– Вы думаете, что он действительно зашёл так далеко в своём неодобрении общества?
Доктор Свифт пожал плечами.
– Я лишь предполагаю.
Марк кивнул и вытащил из блокнота еще одну фотографию.
– А как насчет этой женщины? Вы видели её раньше?
Доктор Свифт посмотрел на фотографию женщины, которую нашли мертвой в гостинице, и нахмурился. Через некоторое время, он покачал головой.
– Насколько помню, нет.
Марк взял у него фотографии, снова положил их в блокнот, прежде чем протянуть через стол руку доктору Свифту.
– Спасибо, что уделили мне время. Пожалуйста, если вспомните что-нибудь ещё, что сможет помочь в расследовании этого преступления, позвоните мне. Адрес электронной почты также указан на визитке, если вы будете так любезны, чтобы переслать мне результаты последнего исследования, над которым работал Дрисколл.
– Конечно.
Марк повернулся, чтобы уйти, когда заметил картину, висевшую на стене слева от двери. Он подошел ближе, изучая её.
– Фермопильское сражение, – сказал доктор Свифт, подходя к нему и глядя на картину.
Марк взглянул на него.
– Такая же картина висит в доме Исаака Дрисколла.
Доктор Свифт посмотрел на него с легкой улыбкой.
– На самом деле именно Исаак повесил её здесь много лет назад, – его улыбка стала шире. – Боюсь, правительственным зданиям редко выделяют средства для косметического ремонта.
Марк достал блокнот и записал название сражения. Он обязательно почитает о нём позже.
– Она символизирует силу мужества, – продолжил доктор Сфифт, – возможность противостоять подавляющему большинству. И командную работу. Спартанцы победили.
– Это то, что так нравилось Дрисколлу в них? Он, должно быть, восхищался этой картиной, раз повесил её на работе и у себя дома. То, что он желал видеть в обществе, несмотря на то, что ежедневно видел доказательства обратного? Что стоит бороться, даже если кажется, что у тебя совсем нет шансов на успех?
– Возможно. Это был невероятный народ, значимая культура.
Марк бросил на фотографию последний взгляд.
– Еще раз спасибо, доктор.
– Не за что, – сказал доктор Свифт, не отрывая глаз от картины с изображением битвы. Он не отвел взгляда, даже когда Марк повернулся и вышел из комнаты.
Глава тринадцатая
Харпер
Наше время
Харпер отпустила медальон, и тот упал на рубашку Лукаса. Её сердце бешено колотилось. Волны мурашек раз за разом пробегали по телу. Во рту внезапно пересохло.
– Как? – прохрипела она. – Где?
Харпер покачала головой, пытаясь избавиться от звона в ушах, обрушившегося на неё, стоило увидеть фотографию внутри. Это был медальон её мамы, тот самый, который был на ней, когда она умерла.
Её голова кружилась, и всю её словно трясло. Лукас повернулся и открыл дверь дома, шагнул внутрь и вопросительно посмотрел на неё. Она заметила, что его ноги все ещё были босыми, и, несмотря на собственное потрясение, поёжилась.
«Должно быть, он замерз».
Харпер последовала за ним внутрь и закрыла дверь, но не прошла в комнату. Она прислонила винтовку к стене рядом с тем местом, где остановилась.
– Пожалуйста, расскажи мне, – попросила она, и на этот раз её голос звучал спокойнее, хотя сердце билось, как ненормальное.
– Я нашел это ожерелье в машине на дне каньона. Тогда у него была другая цепочка, но она порвалась. – Выражение лица Лукаса было настолько серьёзным, что Харпер не могла отвести взгляд. Он посмотрел на медальон. – А ты знаешь… знаешь этих людей?
Лукас, казалось, затаил дыхание, глядя на неё, его пальцы нашли медальон и слегка сжали, словно он делал то же самое сотни раз прежде, и это вошло в привычку.
– Да. Это моя семья, – прошептала она. – Ребенок, это я.
Лукас нахмурился, какое-то время собирался с мыслями, хотел что-то сказать, затем остановил себя.
– Ты, – в итоге сказал он и снова уставился на Харпер, словно пытаясь сравнить крошечное изображение ребёнка внутри медальона с взрослой женщиной, стоявшей перед ним.
– Мы попали в автокатастрофу, когда я была совсем маленькой. Я сумела как-то выбраться и отойти от машины, и в итоге меня нашли, в отличие от родителей.
Глаза Лукаса на мгновение задержались на её лице. Потом что-то смягчилось в его взгляде. Харпер увидела в нем понимание.
– Могу отвести тебя к ним, если хочешь.
Харпер отступила назад, хватаясь за дверной косяк, чтобы не упасть. Боже, она не могла в это поверить.
«Автомобиль. Автомобиль. Он нашёл машину».
Место последнего упокоения её родителей, то, что она так неустанно искала с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы идти одной в дикую местность. Она кивнула, слезы жгли ей глаза. Но не позволила им упасть, ей не хотелось делить свое горе с этим человеком, с этим незнакомцем. По правде говоря, она ни с кем не хотела делиться своим горем. Да, и не знала, как это делается.
– Когда? – спросила Харпер. – Как давно ты его нашёл?
– Пять зим назад.
Лукас слегка вздрогнул и откашлялся.
– Пять лет назад, – поправился он, как будто понял, что ответил неправильно в ту же секунду, как слова слетели с его языка.
«Боже, если бы я жила здесь, я бы, наверное, тоже рассчитывала время по тому, сколько зим пережила».
Но Харпер не могла думать об этом прямо сейчас, зная, что машина её родителей была так близко, и этот человек мог отвезти её туда. К её маме и папе…
– Ты можешь отвезти меня туда прямо сейчас?
Лукас выглянул в окно.
– Нет, уже слишком поздно. Мы можем пойти туда утром. Сейчас темно и холодно, и нам придётся спускаться вниз.
«Спускаться вниз?»
Харпер хотела начать спорить, умолять его передумать, но знала, что он прав. Наступала ночь, температура быстро понижалась, и выходить сейчас было бы глупо, учитывая, что простое ожидание рассвета значительно снижает любые возможные риски. Она долго ждала. И сможет подождать еще одну ночь.
– Могу я спросить, почему ты его носишь?
Лукас взглянул на медальон на своей темной рубашке, затем развязал его. Подойдя, он остановился в нескольких футах от Харпер и протянул ей медальон. Она взяла его и сжала в кулаке.
– Это твоё, – сказал Лукас.
Он не ответил на вопрос, а теперь она была не в состоянии повторить его: горло словно сковало от охвативших её эмоций, поэтому просто кивнула и обвязала шнурок вокруг своей шеи.
Когда взгляд Лукаса задержался на кулоне, в глазах была ясно различимая печаль.
«Он только что отказался отчего-то очень ценного, – поняла Харпер. – Ему стоило немалых усилий его отдать его. Но почему он так привязан к медальону?»
Что бы это ни было, она узнает ответ.
– Спасибо, – прошептала она, положив на медальон руку. – Маленький кусочек металла всё ещё хранил тепло его тела. – Как ты его нашел? Что ты делал?
Тень горечи промелькнула на его лице, но он быстро взял себя в руки.
– Просто однажды увидел. Металл блестел на солнце, и он словно позвал меня.
Лукас выглядел немного смущенным, как будто ему не хватало слов выразить мысли. Но Харпер догадалась, что он имел в виду – сверкающий металл привлек и захватил его внимание.
– Понятно, – сказала она, чтобы успокоить его, а затем вздохнула. – Что ж, я рада. В смысле, мне очень повезло, что я встретила тебя и… в общем...
Он носил её фотографию на шее последние пять лет. Это вызывало в ней странные чувства… трудно объяснимые. Но одно она знала точно – эти чувства не были отрицательными. Словно он защищал и оберегал её семью для неё.
…Всегда вместе, никогда врозь…
Лукас еще мгновение смотрел на Харпер, затем подошёл к дровяной печи и подбросил внутрь несколько поленьев. Именно тогда она, наконец, вошла в комнату. Справа от неё у стены стояли четыре металлические кровати, хотя на трёх из них не было ни матрасов, ни одеял. На четвёртой явно спал Лукас: тёмно-серое шерстяное одеяло, натянутое до самого верха матраса, и единственная подушка. Они напомнили Харпер кровати, которые она видела в фильмах о тюрьмах.
Она нахмурилась.
– Здесь и другие люди живут?
Лукас посмотрел на пустые койки, сидя на корточках перед печью, вороша поленья длинной палкой.
– Это должен был быть домик для летнего лагеря, но… у кого-то закончились деньги. Или что-то в этом роде. Он был пуст, когда Дрисколл купил эту землю. – Он помолчал. – Во всяком случае, так он мне сказал. Это всё, что я знаю.
Харпер склонила голову набок. Он как-то странно выразился.
– Думаешь, он лгал?
Лукас выпрямился во весь рост, дверца печки захлопнулась с глухим щелчком.
– Не знаю.
Харпер хотела задать ему ещё вопрос, но не была уверена, какой именно. Просто... было что-то в том, как он это сказал. Тон его голоса заставил её подумать, что он не доверял Дрисколлу. Не считал его правдивым человеком. И это вызвало у неё жгучее любопытство.
«Ты не следователь, Харпер. Не выдумывай».
– Ладно, я просто, – она распахнула дверь, ледяной воздух тут же окутал её, вызывая дрожь по всему телу, – вернусь утром. Во сколько?
– С первым солнечным лучом.
«С первым солнечным лучом…»
– Хорошо, – она схватила винтовку и ещё раз обернулась, прежде чем закрыть за собой дверь. – Я принесу кофе.
Он нахмурился, и она вдруг почувствовала себя глупо.
– Ты пьёшь кофе?
– Конечно.
Харпер немного растерялась.
– Хорошо, договорились, – наконец сказала она, вышла на крыльцо и закрыла дверь.
Харпер на мгновение прикрыла глаза, чувствуя себя полной идиоткой. Но Лукас собирался отвезти её туда, где покоились её родители, на место той давней катастрофы, которая искалечила её жизнь и так сильно изменила судьбу. Кожу покалывало от волнения, и она глубоко вдохнула холодный воздух, когда забралась в свой грузовик и включила зажигание. Ничего не произошло. Она попробовала ещё раз, но всё равно ничего не вышло.
– Чёрт, – простонала Харпер, закрывая глаза и понимая, что в спешке, столкнувшись с Лукасом, она не только чуть не убила выводок лисиц, но и, должно быть, оставила дверь своего грузовика слегка приоткрытой, и поэтому свет в салоне остался включённым. Аккумулятор был старым и нуждался в замене, но она постоянно откладывала визит в сервисный центр, потому что не могла себе этого позволить. А теперь он разрядился.
«Отличная работа, Харпер. Чёрт, чёрт, чёрт!»
Она посидела так с минуту, обдумывая варианты. Ей нужен был прикуриватель. Но было уже слишком поздно, да и погода стояла такая плохая, что звонить было некому. Она всё равно собиралась вернуться к Лукасу на рассвете, поэтому… она просто будет спать в своём грузовике. Она часто сталкивалась с непредвиденными обстоятельствами. Можно сказать, это входило в её должностные обязанности.
Хотя ей понадобится одеяло, так как пальто будет однозначно недостаточно, чтобы согреться морозной ночью. Она вздохнула, смирившись с тем, что придётся снова побеспокоить Лукаса.
Она поплелась по снегу и поднялась по ступенькам, но прежде чем успела постучать, он уже открыл дверь, очевидно, увидев её из окна.
– Привет. – Харпер попыталась улыбнуться, но поняла, что улыбка получилась вымученная. Она махнула рукой в сторону своего грузовика. – Аккумулятор разрядился. Ничего страшного, но у тебя случайно не будет лишнего одеяла, которое я могла бы одолжить?
Он посмотрел на грузовик, затем на неё.
– Ты собираешься там спать?
– Да, в грузовике. Всё в порядке. Во всяком случае, я привыкла спать сидя… – Харпер не хотела этого говорить, поэтому оборвала себя и прочистила горло.
Лукас кратко посмотрел на нее, словно как на какую-то чудачку, хотя на самом деле именно он был странным. Затем повернулся, медленно подошел к кровати с матрасом, схватил одеяло, которым, очевидно, пользовался, и принёс к ней.
– О… нет, я не могу взять твое единственное одеяло.
Он нахмурился и посмотрел на неё.
– Почему?
– Почему? Ну, хм… тебе будет холодно.
– Я буду в порядке. У меня есть огонь.
Харпер, конечно, почувствовала себя немного виноватой, но не настолько, чтобы замерзнуть насмерть в своем грузовике посреди леса.
– Тогда ладно. Спасибо. Увидимся на рассвете.
Она сбежала вниз по ступенькам и вернулась к своему грузовику, где укрылась одеялом. Оно пахло им.
«Похоже на… – Харпер наклонила голову и понюхала плотный, колючий материал – смесь мужского аромата и свежести гор».
Нет, это звучало как плохая реклама дезодоранта. Она снова вдохнула, на этот раз глубже. Аромат был… приятен и вызвал небольшой трепет в её животе. Он не был ни сладким, ни сосновым, он был необычным и непривычным. Харпер не встречала мужчин с подобным ароматом. Он был чистым, и она была рада этому, потому что поначалу усомнилась в гигиене Лукаса – ей было стыдно за подобные мысли, она находила их грубым, даже понимая, что никто и никогда не узнает о них, – но его запах был чистым каким-то очень естественным образом. Будто Лукас искупался в реке, лёг на берегу, чтобы высушил свое тело на солнце и…
«О, Боже, Харпер, прекрати! – Она отбросила одеяло и откинула голову на спинку сиденья. – Неудивительно, что я не сплю. Мой дурацкий мозг не отключается».
Кроме того, она замерзла. Харпер плотнее закуталась в одеяло, её зубы начали стучать. Кончик носа стал похож на кубик льда. Её мысли снова вернулись к крошечным лисичкам в норе, по которой чуть не проехала, и её сердце дрогнуло, когда подумала о том, как им должно быть холодно. Она представила их беспомощные маленькие тела, покрытые снегом; кусочки льда, запутавшиеся в их шерсти. Вернулась ли их мать?
Харпер вылезла из грузовика и отправилась к норе, расположенной у подножия массивной сосны. Она включила свет на своем телефоне и повернула его так, чтобы он не светил на лисят, но чтобы при этом могла рассмотреть маленьких существ внутри.
Изнутри донеслось тихое рычание, и Харпер сделала шаг назад, но сумела заглянуть в нору. В ней лежала лисица, кормившая своих детей, и тихо рычала, предупреждая, чтобы она не подходила ближе.
– Не буду, – прошептала она. – Вы в безопасности.
Она в последний раз взглянула на них, сухих и довольных, а затем выключила свет и отошла.
Харпер не сумела сдержать слёз, и они потекли по её лицу. Она не была уверена, чем именно они были вызваны, но эмоции так внезапно нахлынули на неё, что не смогла с ними справиться, и теперь стояла там, тихо плача в снегу.
Она чувствовала себя напряженной и… одинокой.
– Ты можешь спать внутри, если хочешь.
Она повернулась на его голос, снова включив свет. Он прищурился, и она опустила телефон, вытирая слёзы на щеках, смущённая тем, что её застали врасплох, плачущей над лисьим логовом. Смущённая, что её вообще застукали плачущей. Как он сумел так тихо и незаметно к ней подкрасться?
– Она вернулась, – тихо сказал Харпер, наклонив голову в сторону норы, – их мать…
Лукас помолчал немного.
– Хорошо.
Харпер снова вздрогнула, и он кивнул в сторону её грузовика.
– Возьми оружие и спи внутри, – сказав это, Лукас повернулся и направился к своему дому, оставив дверь открытой. Внутри было тепло и горели свечи. Выглядело уютно.
Она схватила одеяло из грузовика и сжала губы, рассматривая ружьё. Было невежливо брать его с собой, когда он предлагал ей тёплый ночлег, хотя ему и не нужно было этого делать. Но… но, он всё ещё оставался незнакомцем, лесным и диким котом, человеком, вовлечённым в расследовании убийства. Не говоря уже о том, что многие плохие вещи в этом мире случались с девушками, только потому, что они побоялись показаться грубыми. Харпер схватила ружьё, поднялась по ступенькам и вошла в хижину, закрыв за собой дверь.
– Спасибо тебе. Я, хм… ты даже не заметишь, что я здесь.
Лукас выглядел смущенным.
– Я буду знать, что ты здесь.
– Я просто хочу сказать, что не буду тебя беспокоить.
Харпер рассматривала три пустые кровати, но ни на одной из них не было матрасов, а спать на голых металлических пружинах казалось совсем неудобным, поэтому она села на пол, прислонившись к стене, и положив оружие рядом с собой. Она снова завернулась в одеяло и притворно зевнула, чтобы показать ему, что её всё устраивает.
– Это очень мило с твоей стороны, – сказала она. – Если я как-то могу отплатить за твою доброту, пожалуйста, дай мне знать.
Харпер могла поклясться, что видела, как губы Лукаса слегка дрогнули, но потом он отвернулся к стене, лежа теперь спиной к ней.
– Если ты не станешь стрелять в меня, пока я сплю – это будет просто замечательно, – сказал он, не оборачиваясь, и Харпер могла поклясться, что услышала улыбку в его голосе.
«Он пошутил?»
Эта мысль потрясла её, но при этом вызвала взрыв восторга и удовольствия.
– Обещаю, что не буду, – сказала она и неожиданно для самой себя услышала улыбку в своём голосе.
Плечо Лукаса слегка пошевелилось, но он не ответил, и через мгновение Харпер закрыла глаза, наслаждаясь теплом, окутывающим её, дрожь полностью прекратилась.
Ей было удобно, но она знала, что не уснёт. У Харпер вообще были проблемы со сном, не говоря уже о том, чтобы уснуть, сидя у чужой стены рядом с возможно опасным незнакомцем, спящим в двадцати футах от неё. И всё же, несмотря на простоту обстановки, она чувствовала себя комфортно. Дело в огне? Мужчине? Глубокой, обволакивающей тишине окружающего их леса? Как бы то ни было, но она ощущала покой на душе.
…Всегда вместе, никогда врозь…
Нет, она не будет спать, но, слава богу, ей тепло. Довольно удобно. А до рассвета всего несколько часов...
Глава четырнадцатая
Джек
Метель рисовала белыми лентами снега по замерзшему полю. Джек шёл по нему, обходя занесённые камни и скрытые ямы, зная их расположение наизусть.
Вдалеке появился дом Дрисколла, из трубы валил дым, и Джек ускорил шаг, быстро пробираясь сквозь хлопья падающего снега. Ему не нравилось ходить к Дрисколлу. Он старался делать это как можно реже, но теперь, когда наступила зима, ему было не обойтись без некоторых вещей.
Особенно спичек.
Теперь он мог готовить пищу на огне, но предпочитал этого не делать. Он попробовал однажды и ему показалось, что больше не чувствует в еде вкус жизни. Он вспомнил, как его Бака говорила о витаминах и минералах, и, возможно, в этом было дело. Джек теперь редко говорил и понял, что картинки в его голове объясняют вещи гораздо лучше. Он представлял витамины и минералы, как крошечные частички жизни, которые текли через живое существо. Когда Джек ел его, то будто мог попробовать и ощутить всё то, что пережило животное. Его жизнь перетекала в Джека и таким образом никогда не заканчивалась. Жизнь продолжалась, продолжалась и продолжалась. Никогда не останавливаясь.
Джеку не хотелось вновь зимовать без огня, хотя теперь у него была крыша над головой, одеяло и теплое тело Щенка. Возможность согреться в холода стоило прогулки и нескольких минут с Дрисколлом. Но Джек его не любил. Всякий раз, когда он оказывался рядом, неприятный холодок бежал по его спине, вызывая легкую дрожь. Джек ненавидел, что у Дрисколла всё время бегали глаза, как он следит за каждым его движением. Джек научился определять, когда поблизости хищник, не только по треску ветки под его лапами или запаху шерсти, когда он приближался. Джек узнавал, что рядом опасность по шепоту внутри него и по тому, как маленькие волоски на его затылке встают дыбом.
Именно такое чувство было у Джека, когда он находился сДрисколлом.
Он не делал ничего странного, просто обменивался с Джеком вещами, но всё же это отталкивающее чувство не проходило. Джек считал – в городе Дрисколл делает что-то низкое, гадкое и подлое, чтобы получить припасы. Но старался много об этом не думать. Бака однажды объяснила, что люди делают то, что должны, чтобы выжить во время войны. А чтобы выжить, Джеку были нужны спички. Вот и всё.
Джек выпустил Щенка из дома с первыми лучами солнца, и, когда собрался к Дрисколлу, волк еще не вернулся, поэтому Джек сейчас шел один. Хотя Джек и так всегда ходил к Дрисколлу один. Щенок был верным и преданным, Джек нисколько его не боялся, но не знал, что сделает волк, если увидит незнакомца. Особенно, от которого исходило ощущение опасного зверя, как от Дрисколла.
Несколько раз, когда Джек слышал вдалеке машину или звуки, которые могли издавать люди, он специально поворачивал в другую сторону и уходил тихо, как волк. Тихо, как Щенок. Джек думал, что так научит Щенка бояться других людей, всех, кроме Джека. К тому же, Джек не знал, как поведет себя Дрисколл, если увидит приближающегося к нему гигантского волка.
Дрисколл открыл дверь еще до того, как Джек постучал, будто ждал его, отчего у Джека мороз пробежал по коже.
– Джек. Как поживаешь? Заходи. Согревайся.
Джек прошёл в маленькую комнату, думая, как всегда, о том, что стоило ему только войти внутрь, как сразу хочется уйти. Он сунул руку в сумку из двух кроличьих шкурок, сшитых между собой длинными, более-менее плотными травинками. Стежки были не очень крепкими и не могли удержать ничего слишком тяжелого, но сумка иногда выручала его. Джек мастерил её целых три дня. Из сумки Джек вытащил рыбу, облепленную снегом и завернутую в другую шкурку. В то утро он поймал рыбу, пробив лед камнем и бросив в отверстие маленькие кусочки кроличьего мяса. Это заняло у него всё утро, но он поймал четверых. Две для обмена, одну для себя и одну для Щенка.
Блеклые глаза Дрисколл заметались между рыбой и сумкой, его толстые губы приподнялись в легкой ухмылке.
– Ты много работал. Понял, как выжить с тем, что можешь добыть сам.
– А разве у нас есть выбор? – спросил Джек. – Пока война не закончится.
– Да. Конечно. На что ты хочешь их обменять?
– На спички.
– Ах. – Он вздохнул. – Спички – ценный товар.
«Ценный товар. – Мозг Джека заработал как заведенный, стараясь быстрее понять, что это значит. Он вспомнил, что ценный значит важный. – Спички важны. Товар значит вещь? Получается – важная вещь. Да, да, это так. Спички – важная вещь».
Джек знал это лучше, чем кто-либо. Что может быть дороже живительного тепла?
– Я могу принести вам еще рыбы. Сколько нужно?
Дрисколл провел пальцами по уголкам рта и по бороде. От его взгляда Джек напрягся в неприятном предчувствии.
– Принеси мне пару ботинок. Те, что я ношу, уже старые и изношенные, и мне бы хотелось что-то более тёплое и подбитое мехом.
«Ботинки?»
Джек посмотрел на свою обувь, которую смастерил сам из старых ботинок, шкур и меха. Он сшил их и обернул длинными травинками. Обувь выполняла свое предназначение – согревали ноги Джека, но была ли она достаточной ценной для обмена, Джек сомневался. Он посмотрел на ботинки Дрисколла. Они казались ему прекрасными. Джек пожалел, что у него нет таких, взамен сделанных собственноручно. Тех, которые так часто разваливались, которые он постоянно чинил или терял, пробираясь сквозь глубокий снег.
– Если ты принесешь мне пару ботинок, которые мне понравятся, я дам тебе два коробка спичек.
Сердце Джека забилось быстрее.
«Два коробка?»
Это поможет пережить целую зиму и начало весны. Джек сразу же начал обдумывать лучшие способы, как можно сделать хорошие ботинки. Его мозг гудел, думая о предметах, которые могли бы сработать лучше, чем те, что он использовал. Перочинным ножом Джек проделывал маленькие дырочки, но использовать траву в качестве нити было не лучшим решением.Она уже высохла и просто ломалась. Приходилось заменять отвалившиеся части.
– Хорошо, – сказал он, прежде чем смог себя отговорить. Ведь самое худшее, что могло произойти – Дрисколлу не понравится его обувь, и он не даст ему спички.
Дрисколл выглядел довольным.
– Хороший мальчик. Пойдем со мной, я дам тебе пять спичек за рыбу.
Джек помедлил, прежде чем последовать за Дрисколлом в комнату, расположенную рядом с главной. Дрисколл подошел к комоду, открыл верхний ящик и отсчитал пять спичек. Он попытался закрыть ящик своим телом, но, когда, немного подвинулся, Джек увидел, что внутри было два ряда больших спичечных коробков. Этих спичек хватило бы на десять зим. Джек старался не злиться. Это были спички Дрисколла, и Джек был рад возможности получить даже пять штук.
Он перевел взгляд с закрывающегося ящика на картину над комодом. Это было изображение сражающихся людей, и Джек с минуту смотрел на него. Он играл в войну со своими игрушечными солдатиками, когда жил с Бакой, но люди на фотографии были одеты в странную одежду, совсем не похожую на военную экипировку, которую носили его боевые фигурки.
