Текст книги "Дикарь (ЛП)"

Автор книги: Миа Шеридан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Агент кивнул.

– Хорошо. Ты столько всего сейчас узнал, – сказал он. – Ты в порядке?

«В порядке? Сейчас, да».

– Да. Я в порядке.

Агент Галлахер улыбнулся.

– Хорошо. Подумай обо всём этом, а потом поговорим. – Он снова перевел взгляд с Джека на Харпер. – Кстати, что вы двое делаете на Рождество?

Харпер взглянула на Джека.

– Рождество? – прошептал он.

– Ты помнишь Рождество, Джек? – тихо спросила Харпер.

– Он покачал головой.

– Я не знаю, что такое Рождество.

Что-то грустное мелькнуло во взгляде Харпер. Рождество должно быть чем-то очень хорошим. Должно быть, в мире очень много хороших вещей, о которых он никогда раньше не слышал.

 – Это праздник рождения Иисуса Христа.

– Иисуса Христа?

И Харпер, и агент Галлахер рассмеялись, но их смех был приятным, добрым, а глаза Харпер сияли. Джек улыбнулся.

– Я пока не думала о том, как проведу праздник. – Харпер снова посмотрела на агента Галлахера. – Обычно я хожу к своей подруге Райли. Но это её первое Рождество с семьёй мужа… так что у меня нет никаких планов.

– Что ж, тогда решено, – сказал агент Галлахер, вставая. – Вы проведёте его со мной и моей женой. Я настаиваю.

Глава тридцать пятая

Наши дни

Пожилая женщина заглянула в чуть приоткрытую дверь и, подозрительно прищурившись, уставилась на Марка.

– Здравствуйте, мэм. Вы Альмина Кавазович?

– Да.

– Агент Марк Галлахер. Если позволите, я бы хотел задать вам несколько вопросов.

– О чём? – произнесла она с сильным акцентом, не открывая дверь больше ни на дюйм.

– О мужчине, который раньше жил в соседней квартире. Исааке Дрисколле.

Её глаза слегка расширились. Почти незаметно.

Когда Марк просмотрел список жильцов дома, о котором упоминала сестра Дрисколла, то приметил в нём фамилию Кавазович. И теперь по реакции женщины понял, что попал в точку.

– Дрисколл? Как он?

– Мэм, этот разговор был бы гораздо проще, если бы вы позволили мне зайти на несколько минут. У меня есть…

Прежде чем Марк закончил фразу, замок на цепочке с тихим стуком отодвинулся, и дверь открылась.

Женщина посторонилась, пропуская его. Это была пожилая дама в цветастом домашнем платье, с тёмным платком на голове.

– Я знала, что этот день настанет, – сказала она – её голосе не осталось ни тени подозрения, только тихое смирение, – и повернулась.

Марк закрыл дверь и прошел за женщиной в гостиную, где она опустилась в мягкое кресло перед цветочным диванчиком. Мебель была изрядно потрёпана, но комната выглядела опрятной и чистой, кружевные салфетки лежали почти на каждой плоской поверхности.

Марк сидел и ждал, когда Альмина Кавазович заговорит.

– И что же он сделал?– спросила она.

– Он мёртв, мэм.

Она встретилась с Марком взглядом, хотя и не выглядела шокированной.

– Да, – просто сказала она, – это к лучшему.

– Вы можете рассказать мне о докторе Дрисколле? Как вы познакомились с ним?

Она вздохнула, печаль отразилась на её морщинистом, но приятном лице.

– Он был моим соседом, как вы и сказали. Я мало его знала, только то, что он работает на Правительство. Я приехала из Боснии в девяностые годы, во время войны. Моя семья пыталась приехать, но они… – Она замолчала на мгновение, и Марк подождал, пока она продолжит. – Они не могли…

Марк не просил её вдаваться в подробности, он мог представить себе причины, по которым её семья столкнулась с трудностями при попытке эмигрировать. Бумажная волокита… задержки… нехватка денег… Марку было интересно, как ей удалось, но это не имело значения для расследования, и он не стал проявлять любопытства.

– Я пошла к доктору Дрисколлу и спросила, может ли он мне помочь, раз уж он работает на Правительство. Сначала он говорит, что не может помочь. Потом возвращается и говорит, что сможет помочь, если я соглашусь на его работу, буду следовать правилам и никому об этом не расскажу.

– Что это была за работа, мэм? – спросил Марк с упавшим сердцем, полагая, что уже знает, что она собирается сказать.

– Заботиться о ребёнке. Воспитывать его до тех пор, пока доктор Дрисколл не будет готов тренировать его.

«Тренировать?»

 Марк ожидал, что она скажет о воспитании, особенном обучении ребенка, но не о… тренировках. Он вспомнил о странном интересе Дрисколла к спартанцам и нахмурился.

– Тренировать каким образом?

– Он не говорил. Он просто сказал, что я не должна нянчиться с мальчиком, иначе  окажу мальчику плохую услугу. Он велел мне кормить мальчика и заботиться о нём, но не более того. Не балуй его, – повторила она слова Дрисколла. – Это очень важно. Это хороший, правильный путь.

– И в обмен на это он обещал помочь перевести сюда вашу семью?

Миссис Кавазович кивнула.

– Да, и получить мне визу, чтобы я могла здесь работать. Я плету кружева и продаю их в маленькие магазинчики. Теперь и через интернет тоже, но не так много, так как руки уже не так хорошо работают.

Марк взглянул на её скрюченные руки, сцепленные на коленях, на побелевшие костяшки пальцев.

– Я… понимаю. И он платил за то, что вы ухаживали за мальчиком?

– Он оплачивал только расходы.

– И он организовал переезд вашей семьи?

Она покачала головой и отвернулась.

– В конце концов, он не смог этого сделать. Позже я узнала, что они погибли на войне.

– Мне очень жаль.

Она не обратила внимания на его слова, однако Марк заметил, как напряглись её плечи.

– Но я получила свои документы. Теперь я гражданка США.

– Значит, вы растили этого мальчика, пока ему не исполнилось, сколько лет?

– Семь, почти восемь.

– А потом Дрисколл взял его с собой, чтобы начать тренировки?

– Да, – ответила она прерывающимся голосом. Она не проливала слёз, говоря о семье, убитой на родине, но её глаза заблестели, стоило ей заговорить о мальчике.

– Вы не знаете, работал ли Дрисколл с кем-нибудь ещё?

Она покачала головой.

– Нет. Ни с кем больше.

– Вы имеет хоть малейшее представление о том, что из себя представляли эти так называемые тренировки?

– Нет, не знаю. Доктор Дрисколл пришел сюда однажды ночью, когда мальчик спал. Я пыталась остановить его. Я… не хотела его отпускать. Я сказала, что воспитаю его, но Дрисколл оттолкнул меня. Сказал, что аннулирует мою рабочую визу. Я бы голодала без работы. И без семьи. – Она опустила голову. – Он дал мальчику лекарство, чтобы тот не проснулся, а потом забрал с собой.

 Выражение её лица было таким потерянным, что Марк не мог не почувствовать укол сочувствия к пожилой женщине, сидящей перед ним. Она в чужой стране. Без родных. И живет наедине с ужасным выбором, который сделала от отчаяния. Она не знала, что стало с мальчиком, которого она, очевидно, полюбила, хотя ей и было приказано этого не делать.

– Вы знаете, что случилось с мальчиком? – спросила она, не глядя Марку в глаза, её тело было напряжено и неподвижно, будто она затаила дыхание, ожидая ответа.

– Он жив. У него было очень суровое воспитание, как вы, вероятно, и предполагали. Но он выжил. Он очень сильный.

Она кивнула, и слезинка скатилась по её морщинистой щеке.

– Да. Сильный. Вот почему я назвала его Джек. Это значит сильный на моем языке. – Она остановилась на мгновение, очевидно, собираясь с мыслями. – Он очень умный мальчик. Хороший мальчик. – Когда она это сказала, на её лице отразилось выражение гордости. – Дрисколл говорил, что скоро построит хороший дом, чтобы вырастить Джека. Говорил, что школы не нужно – она только помешает будущим тренировкам. Но я учила мальчика читать и считать по-английски. Велела ему говорить не как я, а как телевизор. Он очень умный и быстро учился. Я говорила, что слова очень важны. Я пыталась научить его всему, что могла, с помощью книг, как завязывать узлы и строить, укреплять разные вещи. То, что я думала, ему поможет. И я заставляла его оставаться на улице по многу часов каждый день, чтобы он лазил по деревьям и строил крепости, и становился ещё сильнее. Я старалась…  дать ему всё, что могу.

Ей следовало позвонить в полицию и заявить на Дрисколла. Но… Господи, в делах, над которыми Марк работал, всегда было так много оттенков серого, так много историй, так много ситуаций, в которых большинство людей даже представить себе не могли, как они смогут выжить.

– Насколько я знаю, то, что вы сделали, помогло Джеку.

Она кивнула.

  – Это хорошо. – Она помолчала, прежде чем спросить: – Значит, он убил Дрисколла? Мой Джек?

– Он говорит, что невиновен, и нет никаких доказательств, чтобы утверждать обратное. Убийство ещё не раскрыто.

Она выглядела слегка удивленной, будто предполагала, что именно Джек убил Дрисколла.

Чёрт, узнав подробности данного дела, Марк бы удивился, если бы не Джек его убил. Против него не было никаких улик, у него был чертовски хороший мотив. Дрисколл не только наблюдал, как страдает Джек, но и обманул его насчет войны. Выдумал врагов. Он посеял в нем страх, когда тот был ещё совсем ребёнком. Это было всё, что он знал и во что верил. И было по-настоящему удивительно, что Джек не сошёл с ума.

 – Он… помнит меня?

– Да, помнит.

Женщина кивнула, и в её глазах снова заблестели слёзы.

– Передайте ему, пожалуйста, что Бака сожалеет. Ей очень, очень жаль.

– Да, мэм. – Марк прочистил горло. – Конечно, передам.

Попрощавшись и покинув маленькую квартирку миссис Кавазович, которую Джек когда-то называл своей Бакой, Марк спустился по ступенькам и медленно пошел к машине.

«Одна из загадок жизни Джека раскрыта».

Он включил зажигание и некоторое время сидел, глядя на многоквартирный дом, где вырос Джек, неосознанно готовясь к «тренировкам», разработанным больным и злым умом.

«Что, чёрт возьми, все это значит? Чего хотел Дрисколл? Почему он сотворил такое с  невинным мальчиком?»

 Марк посмотрел за здание, потом на огромный густой парк – там, будучи маленьким мальчиком, Джек играл, не подозревая, что лес станет его единственным домом, местом, где ему придется выживать.

Джек был общим знаменателем во всей этой истории. Но почему? Кто ещё знал, что устроил Дрисколл, кроме женщины, найденной убитой в городе – матери Джека? Неужели на деревьях действительно были камеры? Если да, то кто их убрал? Дрисколл? Кто был тот человек на утёсе? Или это был Дрисколл, а юный ум Джека всё перепутал?

Марк обдумал всё, что уже знал, и то, что узнал только что, а затем его мысли вернулись к Харпер и тому, как были убиты её родители. Доктор Свифт – начальник Дрисколла, говорил, что того особенно беспокоила система усыновления. Харпер выросла в приёмной семье. Могли ли эти два случая быть несвязанными? Вполне возможно, но у Марка было ощущение, что они переплетены каким-то зловещим образом, который он пока не мог понять.

Дрожь пробежала по его телу, когда он выезжал с парковки жилого комплекса, а пожилая женщина в квартире, которую он только что посетил, смотрела на него из окна. Когда он только начал расследовать убийства в Хелена-Спрингс, то считал их преступлениями на почве ненависти. Но с каждой неделей, когда появлялось всё больше и больше кусочков головоломки, Марк становился всё более встревоженным. Джека схватили, с ним плохо обращались, и он, вероятно, чуть не умер, пытаясь выжить. Женщину-эмигрантку заставили поверить, что, взяв ребенка, она воссоединиться со своей семьей.

Как же все связано? С чего началось? Кто ответственен за всё? Заплатит ли кто-нибудь за эти жестокие преступления? И стоит ли за всем этим ещё большая тайна, которую он пока не видит?

Глава тридцать шестая

Харпер

Наши дни

Дом Марка и Лори Галлахер представлял собой очаровательное ранчо, окружённое лесом. Харпер остановила машину и выключила двигатель. Джек сидел рядом с ней, положив ладони на бёдра. В первый раз, когда она увидела его в офисе шерифа – теперь ей казалось, что это было вечность назад – он сидел точно так же. Теперь Харпер поняла – эта поза означает, что Джек нервничает. Так он словно замедлял свой разум: брал себя в руки и старался вернуть контроль над эмоциями.

Харпер протянула руку и накрыла его ладонь и чуть сжала.

– Всё будет хорошо.

Джек нервно улыбнулся.

– А если я сделаю что-то не так? Я не знаю, как нужно вести себя, когда приходишь на ужин.

– Джек, эти люди всё понимают. Они хотят, чтобы ты был здесь. Они не будут судить о твоих манерах за столом. Просто делай так, как делают остальные.

Он кивнул, но всё ещё выглядел немного растерянным и сомневающимся.

Харпер взяла его за руку и схватила сумки, которые лежали на заднем сиденье.

– Пора идти, Джек. Я с тобой.

Он посмотрел на сумки так же, как и в первый раз: со смесью любопытства и беспокойства, но последовал её примеру, когда она открыла дверцу грузовика и вышла.

Харпер улыбалась, когда они поднялись на крыльцо, украшенное туями с мерцающими огоньками. На входной двери висел большой и красивый рождественский венок. Харпер постучала и вновь взяла Джека за руку, одарив его ещё одной приободряющей улыбкой. Если он собирается приспособиться к этому миру, то должен с чего-то начать, и самое лучшее место – это дом людей, которые понимают ситуацию Джека и постараются сделать этот вечер для него максимально комфортным.

До этого момента Джек только ездил с Харпер по городу – она показывала ему разные магазины и офисные здания. Она знала, что у него был миллион вопросов, видела это по его лицу, которое менялось от шока к недоумению, потом к восторгу, и обратно к шоку. Однако он ни о чём её не спрашивал – вероятно, пытался понять и проанализировать самостоятельно, или вернуть воспоминания о том, что когда-то знал. Он также должен был справиться с тем фактом, что его бросили, использовали и обманывали. Оставалось так много вопросов без ответов касательно того, что с ним на самом деле произошло. Не говоря уже о том, что случилось с его матерью и Дрисколлом. Всё это было очень странно. Харпер не хотела торопить Джека. Он, наверняка, был совершенно ошеломлён и озадачен.

Дверь распахнулась, и на пороге появился улыбающийся агент Галлахер.

– Проходите. Счастливого Рождества.

– Счастливого Рождества, агент Галлахер, – сказала Харпер, переступая порог.

– Счастливого Рождества, – повторил за ними Джек.

Агент Галлахер улыбнулся ещё шире, по-мужски похлопав его по плечу, когда он вошёл внутрь.

– Пожалуйста, вы находитесь в моем доме. Никакого агента Галлахера. – Он улыбнулся. – Зовите меня просто Марк. И познакомьтесь с Лори. Она сейчас на кухне.

Они прошли за Марком через фойе и дальше по коридору.

– Я очень быстро положу их под ёлку. Подождите немного.

Он взял пакеты из рук Харпер, повернул в гостиную, где в углу стояла красиво украшенная и ярко освещённая ель, а затем вернулся к ним в холл.

– Теперь сюда.

Он улыбнулся и провёл их в большую кухню, расположенную в конце коридора. Хорошенькая женщина с прямыми светлыми волосами до плеч, одетая в красный фартук, вынимала что-то из духовки и, увидев их, повернулась, поставила поднос на стойку и улыбнулась.

– Лори, это Харпер и Джек, – сказал Марк, когда Лори сняла рукавицу и обошла стойку.

– Миссис Галлахер, – сказала Харпер, беря её за руку. – Спасибо, что пригласили нас к себе домой.

– Спасибо, что пришли. Мы так рады. – Она пожала руку Харпер, а затем протянула её Джеку, который осторожно взял её. – Весёлого Рождества. Пожалуйста, зовите меня Лори.

Она снова улыбнулась, и хотя её улыбка была яркой, в глазах отражалась печаль, которую невозможно было не заметить, к тому же её слегка покрасневшие глаза, заставили Харпер подумать, что эта приятная женщина недавно плакала.

– Как насчет того, чтобы что-нибудь выпить? – предложил Марк. – Я приготовил много своего особенного гоголь-моголя.

– Конечно, – сказала Харпер. – Я бы с удовольствием выпила.

– Я бы тоже не отказался, – неуверенно сказал Джек.

Харпер осторожно взяла его за руку и слегка сжала, чтобы поддержать и придать немного уверенности.

– Вы трое идите в гостиную, а я пока закончу с закусками, – сказала Лори.

– Могу я чем-нибудь помочь? – спросила Харпер.

Лори помедлила, оглядываясь на стойку.

– Да, конечно. Если тебя это не затруднит. Мне просто нужно разложить кое-что на подносы.

– Отлично. Я определённо могу с этим справиться.

– Пойдем со мной, Джек, – сказал Марк. – Тележка с напитками стоит в гостиной. Харпер, твой коктейль будет тебя ждать.

Джек оглянулся, выходя вслед за Марком из комнаты. Тёплый румянец нежности залил Харпер при виде неуверенного выражения его лица. Он чувствовал себя с ней более комфортно, чем с кем-либо другим. Кем-либо ещё в этом мире, поняла она, и эта мысль вызвала чувство глубокой гордости, которое наполнило и окрылило её.

Лори объяснила, что нужно сделать, и они непринужденно болтали, узнавая друг друга. Лори рассказывала Харпер, как проходит адаптация после переезда из солнечной Калифорнии в заснеженную Монтану. Лори Галлахер была милой и доброй, и Харпер она очень понравилась уже через десять минут лёгкого общения. Её сердце разрывалось от осознания того, что такая заботливая женщина потеряла своего единственного ребенка.

Каждый из них принёс по два подноса с закусками в гостиную, где Марк и Джек стояли у рождественской ёлки, держа в руках по бокалу гоголь-моголя. Марк помог им поставить еду, а затем протянул каждому по бокалу.

– Весёлого Рождества. Спасибо вам обоим за то, что присоединились к нам и осветили наш дом своим присутствием. – Он посмотрел на свою жену, и оттенок грусти промелькнул между ними, прежде чем они подняли свои бокалы и улыбнулись.

Харпер и Джек тоже подняли бокалы, а затем Харпер сделала глоток густого сливочного напитка с едва заметным намёком на алкоголь. Она была рада, что коктейль оказался не слишком крепким. Она не была большой любительницей выпить, и, зачастую, коктейли казались ей слишком насыщенными, даже горькими.

Убирая бокал от губ, она взглянула на Джека, который только что сделал глоток. Выражение чистого ужаса промелькнуло на его лице, затем он закашлялся, дождем разбрызгивая гоголь-моголь, и попытался отдышаться.

Харпер взяла у него бокал, а Марк начал похлопывать его по спине, Лори подбежала к нему с салфеткой. Он взял её, вытирая рот; слёзы от кашля наполнили его глаза.

– О, Боже – сказала Лори. – Ты в порядке? Давай я принесу тебе воды. Наверное, пошло не в то горло.

Она бросилась прочь, а Марк перестал похлопывать Джека по спине, когда тот снова закашлялся и глубоко вздохнул.

– А это что такое? – спросил Джек, глядя на бокалы в руках Харпер так, словно она держала два больших кубка с ядом, из которых он только что пил.

– Только сливки, яйца, ничего такого... – Харпер беспомощно посмотрела на Марка, который смущённо оглянулся на неё.

– Я должен был догадаться, что вкус может оказаться непривычным или даже резким для тебя, – сказал Марк.

Лори вернулась в комнату и протянула Джеку стакан воды, который он с благодарностью принял и тут же осушил за три больших глотка. Когда Харпер поставила два бокала на стол, он вздрогнул и поглядел на подносы с едой новыми глазами. Там было несколько сортов сыра, но также были овощи и крекеры, немного орехов и сушёных ягод. Она вздохнула с облегчением. Среди этих закусок он мог выбрать что-то подходящее именно для него, что не вызовет проблем с желудком. Она не была медицинским работником, но понимала, что его питание было крайне ограниченным, и организм, вероятно, будет плохо реагировать на то, к чему не привык.

– Черт возьми, я должна была подумать об этом раньше, – упрекнула она себя.

Судя по лицу Марка, та же мысль пришла и ему в голову.

– Почему бы нам не открыть несколько подарков до того, как приедет сестра Лори, Пэм, и её мальчики, – сказал Марк, ведя их к ёлке и стараясь перевести тему разговора в новое русло, чтобы Джек не чувствовал себя неловко, из-за того, что выплюнул гоголь-моголь. Но Джек больше не выглядел растерянным, скорее обиженным, что все они пытались отравить его на Рождество.

– Отличная идея, Марк, – сказала Лори, направляясь к куче свёртков и коробок разных размеров, лежащих под красиво украшенной ёлкой.

Харпер взяла подарки, которые она принесла, и подошла к Джеку, чтобы вручить ему его подарок, он стоял у ели с выражением полного недоумения на лице, растирая иглы искусственного дерева между пальцами. Он наклонился вперёд и осторожно понюхал их.

– Оно не настоящее, – прошептала она, наклоняясь к нему.

Джек посмотрел на неё с недоумением.

– Не настоящее?

– Да, оно, кхм, сделано из…

«Пластика? Нейлона?»

На самом деле Харпер понятия не имела.

Джек наморщил лоб, но потом его пальцы нащупали один из мерцающих огоньков, и он легонько прикоснулся к нему, будто боясь обжечься.

– Они похожи на крошечные звездочки, но холодные, и их можно держать в руке, – пробормотал Джек. Казалось, он был доволен и изумлён.

Харпер пристально посмотрела на его по-детски удивленное, но в тоже время такое мужественное и красивое лицо, и вдруг подумала: «Я влюблена в него».

Это было слишком быстро, слишком сильно, слишком рискованно во многих отношениях… Существовало так много «слишком», но ее чувство было правдиво и реально.

«Я люблю тебя», – подумала Харпер, пока Джек с благоговением и недоумением разглядывал искусственную ель, и от силы понятых и признанных чувств на ее глазах навернулись слёзы.

Она попыталась точно определить момент, когда влюбилась, но…

«Нет, любовь обрушивается без предупреждения, – мечтательно подумала Харпер. – Это не произошло в определённый момент времени. Это была череда прекрасных мгновений, каждое из которых мало-помалу открывало мое сердце».

И теперешний был один из них. Глядя на Джека под мерцающими огоньками его первой рождественской елки, всё вдруг стало ясно и очевидно. Иногда чудеса, например, любовь, приходят мягко. Плавно. Без фанфар. Без удара молнии. Ибо истинные чудеса в этом не нуждаются.

Их с Джеком глаза встретились и её сердце запело.

«Я люблю тебя», – снова подумала она. И это было так просто, и при этом так удивительно.

– Вот, – прошептала она, и его взгляд скользнул вниз, когда она вложила ему в руки завёрнутый подарок.

Джек моргнул, глядя на неё, потом посмотрел на подарок, завернутый в ярко-красную блестящую бумагу, перевязанный красно-белым бантом, и на его лице появилось выражение чистого восторга.

– Спасибо, – сказал он. – Мне это нравится.

Она тихо рассмеялась.

– Там внутри что-то есть.

– Внутри? – Он перевернул свёрток.

– Неужели ты никогда раньше не получал подарков, Джек? Даже когда ты был ребёнком?

Он покачал головой.

– Нет.

Её сердце сжалось – даже она, приёмная дочь, получила несколько рождественских подарков. Однако ей не хотелось, чтобы Джек чувствовал себя странно, поэтому она улыбнулась.

– Это большая честь, что я дарю тебе твой первый подарок. Давай сядем, и ты сможешь открыть его.

Лори собрала свои подарки и уселась на диван, остальные присоединились к ней, передавая подарки по кругу. Джек наблюдал за ними, и в его глазах появился намёк на неуверенность. Харпер понимала, о чём он думает – ему нечего было им подарить.

«Я должна была помочь ему со всем этим», – горестно подумала она. Она не ожидала, что он будет плохо себя чувствовать из-за этого. Боже, ей действительно нужно больше думать о нём, о его ситуации и возможной реакции. Учитывая, что он так пристально наблюдает за всем происходящим, что ему так сильно хочется вписываться.

– Это от меня и Джека, – быстро сказала она, протягивая подарок, который принесла для Галлахеров, – фотокнига с достопримечательностями и красивыми видами Монтаны, сделанная местным фотографом.

Лори провела по ней рукой.

– О, Харпер, Джек, это так мило. Спасибо.

Харпер снова улыбнулась.

– Летом, если захотите, я с удовольствием покажу вам некоторые из этих мест. Недалеко отсюда есть красивый водопад. Его фотографии также есть в книге.

Лори взглянула на Марка, и Харпер показалось, что она заметила в глазах пожилой женщины что-то похожее на радость и надежду. Неужели её подарок – пусть всего на мгновение – порадовал её, показал, что они не зря переехали в Монтану? О, она очень на это надеялась.

– Это было бы просто замечательно.

Харпер повернулась к Джеку.

– Открой свой, – тихо сказала она.

Джек посмотрел на подарок, лежащий у него на коленях, а затем медленно, очень медленно и тщательно снял бант, а затем упаковочную бумагу и перевернул книгу, которую она выбрала для него: «Путеводитель по Дикой Природе Монтаны».

– Я… я подумала, тебе будет интересно узнать названия некоторых знакомых тебе вещей и животных, – сказала она очень тихо.

Джек уставился на книгу, нежно, даже ласково дотронулся до неё, а затем посмотрел на Харпер.

– Спасибо, – сказал он, и абсолютная радость на его лице заставила её сердце подпрыгнуть.

– Всегда, пожалуйста.

– Я… у меня для тебя ничего нет.

Она взяла его за руку и крепко сжала.

– О, Джек, ты уже дал мне так много. Ты вернул мне мою жизнь. – Она улыбнулась ему со слезами на глазах, и он улыбнулся в ответ с такой теплотой, что у неё защемило сердце.

Затем Галлахеры подарили Харпер и Джаку красивые шарфы ручной работы, которые Джек с удовольствием трогал, а потом надел на шею, с благодарностью улыбаясь Галлахерам. Все они улыбались, а потом разговаривали, смеялись и лакомились закусками, пока не раздался звонок в дверь и Лори не вскочила.

– О Боже, время так быстро пролетело. Это моя сестра, и мне нужно проверить индейку. Марк, ты не мог бы открыть дверь?

Как только Харпер и Джек остались одни, Харпер взяла руку Джека в свою и наклонилась, быстро поцеловав его в губы.

– Ты в порядке?

Он кивнул, его взгляд задержался на её губах, и она пожалела, что они не могут уйти прямо сейчас. Она хотела его. В каком-то смысле она никогда никого по-настоящему не хотела раньше. И радостное предвкушение того, что они займутся любовью, вызвало взрыв фейерверка и восторга в её животе.

Мерцающие огоньки заискрились ещё ярче, свечи на каминной полке источали приятное тепло, и Харпер в этот момент ощущала себя непередаваемо хорошо и радостно.

Это Рождество было первым за много лет, когда она почувствовала настоящее счастье, которое не ожидала ощутить снова. Проводя это время с Галлахерами, она также питала другую часть своей души. Словно восполняла нехватку семьи и родителей. Было так приятно оказаться в доме, где она чувствовала себя такой желанной гостьей.

Она вздрогнула, оторвавшись от своих неспешно текущих мыслей, когда в комнату ворвалась шумная компания из трёх человек – женщина, похожая на чуть более молодую версию Лори, оживленно рассказывавшая что-то и два мальчика, следовавшие за ней, также возбуждённо переговаривались.

– Сегодня снег не обещали, но я почти ничего не видел через лобовое стекло, когда ехал сюда. Клянусь, эти синоптики должны были... – Они все замолчали, увидев Харпер и Джека, сидящих в гостиной, но после секундной паузы бросились к ним, начав знакомиться.

Джек и Харпер встали, и Пэм крепко обняла их, прижав на мгновение к своей груди, прежде чем отпустить, и заставила Харпер удивленно рассмеяться от восторженного проявления любви.

Два мальчика – даже скорее уже подростка – Оливер и Бенджи представились, а затем, отойдя в сторону, с любопытством поглядывали на Джека. Оливеру на вид было лет десять, а Бенджи одиннадцать или двенадцать. Им обоим достались от матери светлые волосы и располагающие к себе улыбки.

Марк угостил всех выпивкой, и они несколько минут болтали, смеясь и знакомясь друг с другом. Пэм была так же добра, как и Лори, но с более шумным и общительным характером, а её мальчики оказались вежливыми и дружелюбными. Галлахеры, очевидно, немного рассказали им о ситуации Джека, потому что они обошли некоторые общие вопросы, которые могли бы оказаться неловкими. Но после того, как они немного поболтали, Бенджи, очевидно, не смог удержаться и выпалил:

– Ты действительно прожил в лесу всю свою жизнь?

 На мгновение воцарилась тишина, и все взгляды обратились на Джека. Джек кивнул, слегка напрягшись, но потом Бенджи рассмеялся и спросил:

– Было ли это круто?

Джек очень серьезно кивнул, прежде чем ответить:

– Да, иногда было очень сложно.

Харпер хотела одновременно рассмеяться и прослезиться, и, судя по выражению лиц других взрослых, они чувствовали то же самое. Бенджи покачал головой и выглядел слегка смущенным, хотя его глаза всё ещё светились интересом.

– Но ты же вроде как подружился с волками и всё такое?

Выражение, которое Харпер не могла прочесть, промелькнуло на лице Джека, но так же быстро, как она его увидела, оно исчезло, прежде чем он ответил.

– Да. Мой лучший друг был волком. Его звали Щенок.

– Щенок, – повторил Бенджи с ноткой благоговения в голосе. – Может быть, ты расскажешь мне о Щенке?

– Да, я расскажу тебе о Щенке, – Джек помолчал, видимо, пытаясь собраться с мыслями, прежде чем, ответить. Бенджи ухмыльнулся, а потом Пэм задала Харпер вопрос, и её внимание было отвлечено от Джека.

Когда десять минут спустя Лори вошла в комнату, чтобы сообщить всем, что ужин готов, Джек и Бенджи всё ещё стояли рядом, Джек говорил медленно и серьёзно, а Бенджи смотрел на него с таким откровенным выражением поклонения герою, что Харпер чуть не рассмеялась. От счастья и умиления.

Все они помогли принести посуду из кухни и расставить её на большом столе из красного дерева в столовой, а затем взялись за руки, пока Марк читал молитву. Харпер могла поклясться, что его глаза слегка затуманились, когда он поднял свой бокал, желая всем счастливого Рождества.

Все снова заговорили, и Харпер принялась накладывать себе толстые ломтики индейки, пышное картофельное пюре, густую подливку и…

Она остановилась, и ложка с начинкой повисла в воздухе, когда Лори издала звук отчаяния. Она посмотрела на Джека – он замер, держа вилку в руке. А когда она посмотрела на его тарелку, её глаза расширились – она попыталась понять, что же он ест, и когда до неё дошло, то сразу поняла, почему Лори вскрикнула. На его тарелке лежали недоеденные сырые внутренности индейки.

– Я… Я оставила их для собак, – беспомощно сказала Лори.

«О Боже», – подумала Харпер. В суете она не заметила, как Джек из кухни принёс тарелку с сырым мясом.

Харпер судорожно сглотнула. За столом воцарилась тишина, и все застыли, глядя на Джека. А потом вдруг раздался смешок. Бенджи. Джек перевел взгляд на мальчика, и Харпер увидела, что Пэм тоже пристально смотрит на него. Но тут её собственные губы задрожали, когда она попыталась сдержать смех, и вдруг к ним присоединился ещё один смех, и все это было так нелепо, что Харпер почувствовала, как в её собственной груди зарождается смех.

– Ой, какого черта? – сказал Оливер, отламывая индюшачью ножку. – Раз он может это есть, то мне, чур, достаётся ножка. В этом году мне никто не указ. – И с этими словами он поднёс его ко рту и откусил огромный кусок, широко улыбаясь всем присутствующим, на что они только ещё громче расхохотались.